Документальные публикации (каковой по сути и является издание «Сталин. Труды») имеют ту особенность, что в текстах телеграмм, указаний, стенограммах, записках и черновиках время от времени упоминаются те или иные события, важные в момент написания документа, происходящие в сфере деятельности автора или при его непосредственном участии. Важные, быть может ключевые на тот момент, с течением времени они нередко становятся лишь рядовыми эпизодами истории, известными только специалистам. Однако без хотя бы краткой характеристики таких событий многие тексты сегодняшним читателям будут неясны, а позиция Сталина — не понятна. Иначе говоря, содержательная часть источника остаётся скрытой для нас.
В таких случаях на помощь читателям приходит научный аппарат издания: краткие фактологические примечания и именной указатель. Восстановив с их помощью событийный контекст, можно понять, о чём Сталин хотел сообщить своим корреспондентам, чего добивался, а иногда — как и почему оказался введён в заблуждение.
В архивах сохранился любопытный документ: Протокол заседания следственной комиссии исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов от 25 июня 1917 года (Сталин. Труды. Т. 6. С. 191–194). Комиссия эта была учреждена в связи с произведённым полицией 19 июня штурмом так называемой «дачи Дурново». Официальная цель штурмующих — ликвидация штаба анархистов, мало стеснявшихся в выборе средств политической борьбы.
На двух страничках протокольной записи отражены мнения десятка выступающих. Говорят об одном: на глазах вызревает уличная погромная контрреволюция, целенаправленное провоцирование масс, с одной стороны, на бесчинства якобы от лица революционеров, с другой, натравливание обывателей на социалистов.
Имеется запись и члена комиссии от большевиков И.В. Сталина.
«Комиссия должна принять на себя не только функции следствия, но и наметить конкретные меры борьбы, — призывал он. — Такая контрреволюция формально направлена против большевиков, фактически, получ[ается], против Совета — обследов. — ряд контр. мер.».
Казалось бы, ну причём тут большевики? Даже если исходить из солидарности революционных партий, не чересчур ли сгущает Сталин краски, указывая на антибольшевистские мотивы действий Временного правительства?
Так может показаться. Если не вникать в детали и пожертвовать историческим контекстом. А контекст выглядел так.
Во-первых, помимо анархистов в усадьбе Бакуниных и Дурново, подвергшейся налёту, располагались рабочий клуб «Просвет» и правление профсоюзов Выборгской стороны. Разумеется, они тоже были разгромлены.
Во-вторых, 18 июня, ровно за день до штурма, в Петрограде прошла грандиозная антиправительственная демонстрация, и впервые столь масштабное мероприятие прошло под большевистскими лозунгами. Для современников связь двух событий была несомненна, ибо попадись полиции на «даче Дурново» хоть какие подтверждения связи большевиков с радикалами-анархистами (ходившими на «Кресты» освобождать соратников) ленинская партия была бы немедленно поставлена вне закона. Однако, таких подтверждений не нашлось…
Тогда, в-третьих, спустя всего три недели нужный компромат сфабриковали на основе «данных французской разведки», обвинив Ленина в связях с германским генштабом.
Сталин прямо говорил об этом 25 июня, предупреждая коллег, что удар правительства направлен не на анархистов, и даже не только на большевиков. Правительство стремится покончить с ненавистным буржуазии двоевластием, когда костью в горле «временных» стоит Петроградский Совет.
Как известно, Совет предпочёл на конфронтацию с правительством не идти.
Об том же самом, уже 15 августа 1917 года И.В. Сталин писал в статье «Два пути»:
«Путь соглашений (коалиции) с буржуазией обречён на неминуемый крах.
“Коалиция на основе демократической платформы — вот выход”, — пишут по поводу Московского совещания гг. оборонцы (“Известия”). Неправда, господа соглашатели! …Не ясно ли, что коалиция является лишь маской, угодной и выгодной Милюковым и Рябушинским? Не ясно ли, что путь соглашения и лавирования между классами есть путь обмана и одурачения масс? Нет, господа соглашатели! Настал момент, когда колебаниям и соглашениям не должно быть больше места. В Москве уже определённо говорят о “заговоре” контрреволюционеров. Буржуазная печать пробует испытанный способ шантажа, распространяя слухи о “сдаче Риги”. В такой момент надо выбирать» (Сталин. Труды. Т. 6. С. 312–313).
О каком шантаже «сдачей Риги» речь? Может быть, это полемический приём, призванный очернить оппонентов в глазах читателей?
К сожалению, нет.
Спустя четыре дня, 19 августа 1917 года немцы начали прорыв фронта под Ригой. Русские войска оказали противнику энергичное сопротивление, но главковерх Л.Г. Корнилов отдал распоряжение об отступлении, и 21 августа Рига была сдана. Комиссар Северного фронта В.Б. Станкевич вспоминал, что положение немецких войск после переправы через Северную Двину (каковой не было оказано должного сопротивления) было чрезвычайно уязвимым. Но приказа атаковать немцев так и не поступило. Вместо этого Корнилов старался представить дело так, что, ответственность за падение Риги несут войска, заражённые большевизмом. «Ставка искала виновных, — пишет Станкевич, — по-видимому, с заранее обдуманным намерением. Генерал Корнилов прислал строгий приказ о том, чтобы немедленно для острастки расстрелять несколько солдат на дороге, на глазах у других» (Минц И.И. История Великого Октября. В трёх томах. Т. 2. М., 1977. С. 628).
А 1 декабря 1917 года в «Правде» была опубликована перехваченная телеграмма румынского посла в России Диаманди премьер-министру Румынии Братиану. В ней посол излагал свой разговор с Корниловым, имевший место в Ставке. «Генерал прибавил, — сообщает Диаманди, — что войска оставили Ригу по его приказанию и отступили потому, что он предпочитал потерю территории потере армии. Генерал Корнилов рассчитывает также на впечатление, которое взятие Риги произведёт в общественном мнении в целях немедленного восстановления дисциплины в русской армии» (Там же. С. 628–629).
Выходит, большевики не ошибались, указывая три с половиной месяца назад на угрозу сдачи Риги в качестве сугубо контрреволюционного шага.
Перенесёмся в октябрь, в первые дни торжества Октября. Набирала обороты военная контрреволюция в форме выступления Керенского-Краснова, поддержанных отдельными воинскими частями под Петроградом. Но солдаты с обеих сторон сражаться не хотят. Появляются делегаты для выяснения обстановки, распространяются разнообразные слухи.
В протоколе заседания Петроградского ВРГ от 31 октября 1917 года (13 ноября по новому стилю) читаем такую запись:
«Донесение делегата Литовского полка от нескольких человек полкового комитета. Решили узнать, [каково] положение вещей, [для этого] решили послать делегацию к казакам и [в] комитет спасения. Многие не согласны и из других полков. Желательно делег[ировать] к Керенск[ому] и [от] друг[их] [частей], но с указания[ми] В[оенно]-р[еволюционного] к[омитета]. Присутств[уют] от Литовского, Петроградского, Кексгольмского, Семёновского, Гренадерского, Измайловского, Московского, Преображенского полков с наказом, чтобы были выдел[ены] представ[ители] от В[оенно]-р[еволюционного] к[омите]та до нар[одно]-соц[иалистических] партий и гарн[изона] Петрогр[ада].
Представит[ели] Лит[овского] полка указыв[ают], что они желают указаний от В[оенно]-р[еволюционного] к[омите]та. Оглашается резолюция предст[авителей] гарнизона.
Оглашается обращ[ение] литовц[ев] и преображ[енцев].
Т[ов]. Сталин разъясняет положение на фронте, указывает на недобросовестность переговоров с Керенским и заблуждающимися казаками.
Предст[авители] Лит[овского] полка указывают, что они не были никогда в разногласии с В[оенно]-р[еволюционным] к[омите]том, но они не имеют никаких сведений о многих шагах, предприним[аемых] для переговоров.
Т[ов]. Сталин отвечает, что Керенский предъявил ультимативное требов[ание] сдачи оружия».
Эта информация оказывает на солдат определённое влияние. Одно дело, когда с целью избегнуть ненужного кровопролития между разными политическими силами ведутся переговоры. И совсем другое, когда формально и фактически безвластный бывший председатель Временного правительства выдвигает подобные, по меньшей мере, провокационные требования.
Не настолько же, в самом деле, Керенский оторван от реальности! Не пахнет ли тут наговором? Чего, кажется, проще: очернить перед солдатами повергнутого противника и покончить с ним навсегда, как в июле месяце это пытались сделать с большевиками «временные», запуская заведомую ложь о «германских миллионах»?
Ответ содержится в собственноручных воспоминаниях Александра Фёдоровича, изданных спустя пять лет в Париже:
«Утром 31 октября я созвал военный совет… Все военные без исключения были единодушны: для выигрыша времени нужно сейчас же начать переговоры; иначе нельзя ручаться за спокойствие казаков… Было решено, что Станкевич объездом поедет в Петербург, чтобы там передать “Комитету Спасения Родины и Революции” мои условия перемирия. К сожалению, я не могу вспомнить текста этого документа, копии которого у меня не могло сохраниться; во всяком случае, эти условия не были приемлемы для большевиков, которые после нашего отхода из Царского Села, вероятно, мало сомневались в своей победе… Два из моих условий я не забыл: во-первых, большевики должны были немедленно сложить оружие и подчиниться обновлённому всенародному Вр. Правительству; во-вторых, состав и программа этого правительства должны были быть установлены по соглашению существующего Временного Правительства с представителями всех политических партий и “Комитетом Спасения Родины и Революции”» (Керенский А.Ф. Издалёка. Сборник статей (1920–1921 г.). Париж. 1922. С. 220–221).
Выходит, ничего большевики не выдумывали, передавая в тот же день встревоженным солдатам требования незадачливого диктатора к многотысячным массам победившего народа разоружиться перед горсткой вчера ещё «временных», а теперь уже и «бывших». С такими представлениями о политике другой дороги у них и не было.
Почитать все "Заметки на полях издания «Сталин. Труды»" вы можете по тегу «Заметки на полях»