Среди полноценных статей и докладов, отчётов и научных исследований, стенограмм выступлений и указаний в эпистолярном наследии И.В. Сталина особое место занимают короткие записки, распоряжения и резолюции. Как не трудно догадаться, их сотни, если не тысячи, и в большинстве случаев они вряд ли имеют самостоятельное научное значение. Тем более, в отрыве от контекста (за утратой документального повода) зачастую они не поддаются полноценной смысловой расшифровке. Однако многие из них вполне ясны, красноречивы и любопытны, ибо несут черты автора, ситуации и эпохи, как мимолётный эскиз маститого художника, в несколько штрихов схватывающий реальность.
О некоторых из них и пойдёт речь ниже.
Февраль 1918 года. В самую острую фазу входит противостояние с немцами. Прервав переговоры, 18 февраля германские войска открыли военные действия. Идут жёсткие дебаты в ЦК между противниками и сторонниками заключения «позорного мира». В эти самые дни и часы Сталин пишет коротенькую записку секретарю Бюро ЦК Елене Дмитриевне Стасовой:
«Получил “Формы нац[иональных] движений” и обязуюсь вернуть её через 2 недели. Примите, т-щ Елена Дмитриевна, мою благодарность за услугу товарищескую. Сталин».
Речь о книге «Формы национального движения в современных государствах. Австро-Венгрия, Россия, Германия» под ред. А.И. Кастелянского, издание товарищества «Общественная польза». С.-Петербург, 1910. Это капитальный 800-страничный труд, содержавший информацию о положении национальностей в крупнейших империях своего периода. Немцы немцами, а Сталину необходимо по решению III-съезда Советов готовить проект конституционных положений Советской России, а в плане практической деятельности — формулировать принципы федеративных отношений будущих национальных автономий и центра. И он учился.
Следующий документ относится к 27 марта того же года. К этому моменту наркомат национальностей, возглавляемый Сталиным, переживал настоящий кризис, наверное, самый трудный за всю это историю. Причиной, разумеется, стало соперничество представителей национальностей России, в данном случае, башкир и татар. Завершившаяся Конференция башкирского народа потребовала изменить название Центрального комиссариата по делам мусульман внутренней России, как не отражающего факт существования в России башкир, и предлагала переименовать комиссариат в Татаро-Башкирский, либо вообще создать самостоятельный башкирский комиссариат. Сталин склонялся к удовлетворению требований башкир, но коллегия наркомата была против. Нам неизвестно, как разворачивалась полемика, однако, не добившись своего, коллегия в полном составе подала в отставку. В Государственном архиве Российской Федерации архиве сохранился пожелтевший листок, в верхней части которого написано каллиграфическим почерком (по всей видимости, первого из подписантов, Муллануры Вахитова, комиссара по делам мусульман внутренней России, — самого рьяного оппонента наркома в этом вопросе):
«Ввиду разногласия в вопросе о реорганизации комиссариата и ввиду ненахождения общей линии компромисса весь состав комиссариата выходит в отставку».
Далее подписи ещё пяти работников наркомата. А ниже — сталинский ответ:
«Отставку принять не согласен ни в коем случае. Прошу всех членов Комиссариата оставаться на своих местах и уладить трения совместно со мной иным образом. Нар. Ком. Сталин. 27/III».
Деликатная, но твёрдая позиция, дающая понять несогласным, что шантаж отставками «не пройдёт», а в интересах дела следует продолжать поиск выхода из ситуации. В течение 4-х дней все отставки были отозваны (о чём каждый и сделал соответствующую запись на обороте коллективного заявления). А сталинская позиция восторжествовала.
Будущее показало, что игнорирование притязаний башкирских национал-демократических деятелей недопустимо: в радении за «Великую Башкирию» они метались между Советской Властью и атаманом Дутовым, успели повоевать с Красной Армией. И неясно, как бы пошло дело дальше, если бы Колчак, не признававших никаких национальных преференций внутри «единой и неделимой», не приказал арестовать А. Валидова и Ко. История не для короткой заметки, но и из рассказанного видно, сколько терпения, такта и воли требовалось на непростом посту наркомнаца. И созданный определёнными политическими и литературными деятелями образ грубого, капризного и недалёкого грузина трудно вяжется с реальностью.
Спустя три месяца, в июне, Сталин уже в Царицыне. Решение основной задачи, ради которой он направлен на Юг — продовольственной, требовало обеспечения государственной хлебной монополии и налаживания системы сбора и транспортировки продовольствия в центр страны. Ключевым моментом стало, с одной стороны, установление и выдерживание государственных закупочных цен, с другой, достаточный запас мануфактуры и прочего городского товара, которым взамен хлеба нужно было обеспечить крестьянство. Разумеется, крестьян не удовлетворяли закупочные цены на хлеб, многократно отличавшиеся в меньшую сторону от рыночных. А политика обязательного выкупа зерна государством, введённая ещё царским правительством в 1916 году и продолженная Временным правительством в 1917-м, воспринималась в штыки.
Но выбора у Советской власти не было, рыночные отношения на хлебном рынке были недопустимы. И именно Сталину приходилось на Юге твёрдо проводить советскую политику в жизнь. А заготконторы на местах подчас её не выдерживали (под предлогом того, что иначе крестьянин хлеб не отдаёт), и тогда государственные средства, отнюдь не обильные, утекали бурным потоком.
25 июня 1918 года Сталин направляет в Камышин короткую и гневную телеграмму:
«Закрыть аппарат закупки хлеба по телеграфу за вольные цены, послать копии Саратову и Компроду».
Лишь в августе 1918 года государственные закупочные цены были пересмотрены в большую сторону. Но всё равно оставались вдвое ниже того, что давал производителю рынок…
Нельзя обойти вниманием, наверное, самую короткую и самую известную сталинскую телеграмму той поры.
Как это ни странно может показаться, но осенью 1918 года в районе Сарепты действовала изыскательная партия по прорытию Волго-Донского канала. Этот проект, как и другой, рассматривавшийся тогда же, по строительству железной дороги из Кизляра к Каспию, безусловно, имели ценное народно-хозяйственное значение. Только в условиях Гражданской войны они едва ли могли быть реализованы, даже на начальном, проектном этапе. Поэтому с указанной партией произошла закономерная вещь: начальник управления формирований Южного фронта Е.А. Щаденко мобилизовал личный состав партии на фронт. Это, разумеется, вызвало возмущенную реакцию, о чём свидетельствует развёрнутое обращение Царицынского совета к РВС Южного фронта.
На нём наложена чеканная резолюция:
«Канал пророем после утопления кадетов в Волге и Дону. Члены Военревсовета Сталин, Ворошилов 22/IX 918 г.».
Следующий пример относится уже к январю 1919 года.
Как известно, после «пермской катастрофы», когда город на фоне массового предательства военных специалистов был стремительно сдан белым, Сталину и Ф.Э. Дзержинскому было поручено расследование сопутствующих этому обстоятельств. В ходе следствия был допрошен начальник военного снабжения 3-армии РККА И.Е. Стогов, отвечавший за эвакуацию города. Результаты оказались неутешительны:
«…Несмотря на торжественное ручательство Стогова срочно эвакуировать Пермь («ручаюсь головой», «эвакуирую всё»), у него не оказалось ни плана эвакуации, ни аппарата эвакуации, ни воинской силы для того, чтобы обуздать попытки отдельных учреждений и дезорганизованных воинских частей к беспорядочной, самочинной «эвакуации» (захват паровозов, вагонов и проч.). Результаты: эвакуировалась всякая мелочь, ломаные стулья и прочая рухлядь, в то время как готовые составы с механизмами и частями Мотовилихинского завода и Камской флотилии, состав раненых воинов и запасы редких американских осей, сотни здоровых паровозов и прочее богатство остались не эвакуированными» (из Отчёта комиссии Совета обороны по расследованию падения Перми).
Как следует из архивных документов, 14 января Стогова допрашивал лично Дзержинский, Сталин же знакомился с результатами опроса после. И довёл до Феликса Эдмундовича своё мнение в короткой записке здесь же, на опросном листе:
«Для него [Стогова] стала ясна невозможность полной эвакуации только 23-го [декабря]. Ясно, что Стогов либо тупица (невероятно!), либо ловкий мошенник (вероятно!)».
Попробуйте угадать, какое наказание понёс И.Е. Стогов после столь удручающих для него результатов следствия? Ведь общеизвестно, что большевики расстреливали всех налево и направо…
А напоследок — пример из более поздней эпохи.
Судя по архивным фондам, в 20-30-х у секретарей было непреложное правило: все документы, черновики, записки после заседаний Политбюро подшивались в дела. В результате сейчас среди отчётных документов заседаний (повесток и протоколов) нам доступны блокнотные листки, буквально клочки бумаги, сохранившие оперативный обмен мнениями между его участниками. Источники, вряд ли адресованные их авторами потомкам.
Среди них сохранилась такая переписка между К.Е. Ворошиловым и Сталиным:
«Коба! Я прошу не возражать против моей поездки в Туркестан. Там есть командиры, сидящие с 18-19 гг., и все они очень жалуются, что они забыты и заброшены. Кроме того, мне самому хочется посмотреть этот округ. Если не будешь возражать, я бы в апреле поехал с тем, чтобы в половине мая уехать в Сибирь. Не возражай, а поддержи! В.
Англия заревёт, что Ворошилов организует поход на Индию. Годится ли это? Ст.
Я никакого шума поднимать ведь не собираюсь. Поеду совершенно тихо, посмотрю части и вернусь. Англия сама посылает всякие комиссии, как тебе известно, в Индию, а командующий индийскими войсками сплошь и рядом разъезжает в районе нейтральной зоны, у наших и афганских границ. В.
Ещё хуже. Всё равно узнается это дело, и англичане скажут, что Ворошилов нелегально пробрался к границам Афганистана, имея преступные цели».
Со стороны Сталина улавливается едва заметная ирония («поход в Индию», «нелегально пробрался», «преступные цели»). Сейчас бы такое поведение назвали троллингом. Однако отличие несерьёзного интернет-стёба от переписки двух членов Политбюро ЦК ВКП(б) в том, что, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки. В результате в апреле 1926 года (переписка без даты, но это, вероятно, так) в Среднюю Азию был направлен всё-таки не нарком по военным и морским делам Ворошилов, а член РВСР и инспектор кавалерии РККА С.М. Будённый…