«Вольный ум» Фридриха Ницше и религия

Автор: З.А. Тажуризина

«…Мы сами, мы, вольные умы, — мы, воплощенное

объявление войны всем прежним понятиям

 «истинного» и «ложного»; в нас самих –

переоценка всех ценностей».

Ф. Ницше. Антихрист

 

Во второй половине XIX в.в европейской философии обнаружилось неприятие философской традиции, связанной с созданием логически выверенных рационалистических систем, — она воспринималась, как омертвевшая. Казалось, что после созданной Гегелем всеобъемлющей системы философия такого рода исчерпала себя. Многие мыслители стремились вдохнуть жизнь в философию, чтобы она отвечала потребности не только мыслить, но и чувствовать. Они считали, что философия должна целиком обратиться к человеку, его необычайно разнообразному внутреннему миру, где помимо разума существуют интуиция, инстинкты, созерцания, мистические переживания. Философии предстояло стать, как писал Ф. Ницше, «веселой наукой», придя на смену «скучной» философии предыдущего периода. Появилась потребность во включении в философию всеобъемлющего понятия, допускающего разнообразные способы познания мира, не обязательно рациональные, возможно, даже иррациональные, которые предпочло большинство философов этого направления; им стало многозначное понятие жизни[1]. Философия жизни неоднородна: ее представляют такие разные в трактовке жизни и религии мыслители, как Ф. Ницше (1844-1900), В. Дильтей (1833-1911), А. Бергсон (1859-1941), Г. Зиммель (1858-1918), О. Шпенглер (1880-1936) и др. Этих философов объединяло, главным образом, положенное в основу их учений понятие жизни, её эволюции, изложение философских учений художественным языком, свобода от строгой системности, доказательности. Часть их (Бергсон, Шпенглер, Зиммель) так или иначе философскими средствами поддерживала религию, что не обязательно означало лояльное отношение к церкви.

Однако в рамках философии жизни были и те, которые с разной степенью последовательности подвергали критике религию. Одним из первых мыслителей, разработавших понятие жизни, превращенное в философскую категорию, был Жан Мари Гюйо (1854-1888). Этого свободомыслящего философа характеризует высокая оценка разума и науки. Его суждения о религии выявляют превосходное знание и теоретическое осмысление современной ему научной и философской литературы о религии и морали, основательную осведомленность в истории философии. Вслед за Фейербахом Гюйо развивал гуманистическую традицию свободомыслия. Гюйо нигде не допускал выпадов против верующих, относясь с сочувствием к «слабым, обездоленным, страдающим, всем, кому несчастье не оставляет даже силы, необходимой для негодования», — они ищут убежища в Боге.[2]

Важным выводом из подробного анализа религии – ее исторической эволюции, ее места в социально-политической и духовной жизни прошлого и настоящего – была мысль Гюйо, весьма основательно разработанная, о том, что общество находится на пути к иррелигиозности (к безверию). Впервые в истории европейской мысли был подробно описан феномен иррелигиозности, его стремительное распространение в XIX в. – в самых разных обличиях, у разных слоёв населения. Творчество Гюйо оказало влияние на значительную часть вольнодумной интеллигенции Европы и России.

С сочинениями Гюйо был знаком и один из ярких представителей философии жизни Фридрих Ницше (1844-1900)[3]. Следует отметить, что личность Ницше во многих работах о нем ХХ в. подвергалась неумеренной героизации, а в его творчестве нередко пытались найти неизмеримые глубины проникновения в сущность мироздания и внутреннего мира человека. [4]Этому способствовала самоапология мыслителя: еще в юности он заявлял о себе как о человеке, «оснащенном особыми мыслительными способностями и особенно предрасположенном к философскому умозрению», что вполне соответствовало действительности.[5] И позже — «пророческая» поза, притязание на роль великого учителя человечества, неожиданные, парадоксальные трактовки устоявшихся концепций, «колдовское обаяние языка» (К. Ясперс), необычный, утрированно свободный стиль изложения, и, конечно, обширная эрудиция, разнообразие духовных интересов, — приковывали внимание читателя.

Ницше вызывает интерес и у тех, кто интересуется свободомыслием в отношении религии. Свободомыслие же, как известно, – это широкое течение, осуществляющее в той или иной форме право разума на критику религии. Среди свободомыслящих обнаруживаются разные их типы: антиклерикалы, богоборцы, скептики, нигилисты, светских гуманисты, стихийные и философствующие материалисты, атеисты. Среди них есть учёные знатоки религии и дилетанты, образованные и невежественные, рассудительные и эмоциональные, терпимые и агрессивные, гуманные и античеловечные, стойкие в своей критике религии и непоследовательные, малодушные, и т.д. Соответственно различны их место и роль в истории духовной культуры.

В течение всей творческой жизни Фридриха Ницше религия, в основном, христианство (наряду с моралью, которую он связывал, но не смешивал с религией), была одним из важнейших объектов его критического рассмотрения. И людей он оценивал по их отношению к христианству. «Чтобы проверить, принадлежит ли кто-нибудь к нам – я имею в виду к свободным умам, — надо испытать его отношение к христианству. Если он относится к нему иначе, чем критически, то мы обращаем к нему тыл…»[6]

Что же являет собой Фридрих Ницше как вольнодумец, свободомыслящий? Прежде всего, проблемы религии он рассматривает с антирелигиозной, светской, позиции, — «метафизическому» подходу противопоставляет позицию «свободного ума». Но что означает для него понятие «свободный ум»? Заметим, что высказывания Ницше на эту тему, как и на многие другие, неоднозначны, они носят столь же абстрактный, сколь и субъективный характер, не подкрепляясь, как правило, доказательствами. Таковы, например, его размышления по поводу роли «пленных» и «свободных» умов в развитии общества. Стабильность общества, по его мнению, обеспечивается благодаря «пленным умам» — это «однородные индивиды» с сильным характером, воспитанным социальной солидарностью и верой.

Неизменная прочность этой среды приводит, в конце концов «к отупению сообщества», к его постепенной деградации, поскольку у «солидарных» людей «интеллект несвободен, пленен», им новое не нужно. Спасти от деградации могут лишь не похожие на «пленных умов» индивиды, — «те, кто мыслит иначе, чем от него ждут на основании его происхождения… или господствующих воззрений эпохи. Суть свободного ума не в том, что он придерживается более верных взглядов, а, скорее, в том, что он отрешился от общепринятых». И вот эти свободные умы, по мнению Ницше, способствуют «интеллектуальному прогрессу», тем самым – выводу общества на путь дальнейшего развития.

Психологическое описание «свободного ума» на первый взгляд кажется странным. В отличие от пленных — «однородных» сильных умов, — «свободный ум всегда слаб» из-за того, что «ему известно много мотивов и точек зрения, а потому его рука неуверенна, неопытна». Свободные умы — «более распущенные, более ненадёжные, морально менее стойкие: это те люди, которые пробуют всё новое и вообще разнообразное». Тем не менее, именно они вносят в общество «инфекцию новизны», «облагораживая» тем самым общество.[7] Возможно, эти рассуждения были попыткой обезопасить критиков религии от гонений всякого рода, и не только от правящих кругов: человек с означенными асоциальными с точки зрения общества чертами оказывается в конечном счёте полезным, — «всё-таки, как правило, на его стороне окажется истина».

 

Известно, что в политическом отношении Ницше был идейным противником социализма как течения, нацеленного на создание идеального государства, и изыскивал разные поводы для его дискредитации. В данном случае социализм выступает в качестве препятствия для появления гения.

 

Но Ницше не останавливается на первоначальной слабости «свободного ума». Мыслитель ставит вопрос о способах «сделать его сильным», гением, чтобы он «не сгинул без следа». «Откуда берется энергия, несгибаемая сила, упорство, с которыми человек страстно стремится добыть себе совершенно индивидуальное понимание мира вопреки традиции?» Оказывается, «природа, чтобы создать гения», использует разные возможности: «бросает его в тюрьму и до крайней степени разжигает в нём жажду свободы». Причем Ницше просит «это слово» (природа) понимать здесь «без всякого мифологического и религиозного привкуса», как бы подчёркивая свою принадлежность к свободомыслию. Стимулом для появления гения могут стать также «увечье, уродство, заметный дефект какого-нибудь органа». Гений, «полностью свободный ум», порождается также «необузданным и насильственным характером жизни», который следует сохранять, «чтобы постоянно всё снова нарождались необузданные силы и энергии». Как видим, суждения Ницше о «свободном уме» мало что дают для понимания сущности и происхождении свободомыслия. Но к чему бы это Ницше выступает в защиту «насильственного характера жизни»? Известно, что в политическом отношении Ницше был идейным противником социализма как течения, нацеленного на создание идеального государства, и изыскивал разные поводы для его дискредитации. В данном случае социализм выступает в качестве препятствия для появления гения. «Социалисты жаждут добиться благополучия для как можно большего числа людей», но благополучие «разрушит ту почву, на которой вырастает большой интеллект и развитая личность вообще».[8]

Естественно, что себя Ницше относил к «полностью свободным умам». Бескомпромиссный характер его свободомыслия нашел выражение не только в обличении «непоследовательных», по его мнению, вольнодумцев Штрауса и Ренана, но и в провозглашении себя человеком, которого никто не может превзойти в отрицании религии. Создается впечатление, что ему нравилось время от времени выставлять напоказ свой атеизм («мы, безбожники и антиметафизики», «мы, атеисты и имморалисты»). Его alter ego Заратустра трижды возвещает «проповедникам смирения»: «Я – Заратустра, безбожник», добавляя при этом: «кто безбожнее меня, чтобы я мог радоваться его наставлению?»[9] Подразумевается, что таковой не найдётся. В наброске 1887 г. он писал: «За всю жизнь я ни мгновения не был христианином»[10]. Любопытно его высказывание о Вагнере, в котором он когда-то ценил «добрую порцию антихристианина»: «Если мы, немцы, приняли себя всерьёз, становимся ведь немецкими атеистами и насмешниками, — таким был и Вагнер».[11] В своём последнем сочинении Ницше писал, что никогда, даже ребенком, он не уделял внимания и времени понятиям «Бог», «бессмертие души», спасение», «потустороннее», — видимо, хотел подчеркнуть, что его атеизм не был результатом некоего внешнего влияния и в какой-то период — событием его жизни: «Я знаю атеизм отнюдь не как результат, еще меньше как событие: он подразумевается у меня инстинктивно». С явным удовлетворением Ницше пишет: профессор Гофман из Вюрцбурга «угадал во мне самый инстинктивный и самый беспощадный тип атеиста»[12]. Отмечу, что сведение мыслителем событий и фактов социальной и духовной жизни к инстинктам разного рода (созидательным, депрессивным, заразным, иудейским, теологическим и др.) и к их борьбе, — есть проявление иррационализма и волюнтаризма, субъективизма, свойственных ему в целом. С этим связаны и имеющиеся в его мировоззрении мифологические представления.

В основе всего существующего, согласно Ницше, лежит «жизнь», единственная абсолютная ценность; она находится в становлении, при этом мыслитель отрицал прогресс, отстаивая идею «вечного возвращения» одного и того же. Понятие жизни Ницше связывал с идеей воли к власти, нередко отождествляя их, а то и включая в понятие воли к власти природу, жизнь, общество, человечество и все формы духовной жизни последнего. Ницше онтологизировал понятие воли, заявив, что стихийная воля к власти лежит в основе как органического, так и неорганического мира, и она стремится к экспансии. Отвергая прогресс в развитии человечества, Ницше воспроизвел и по-своему разработал идею «вечного возвращения одного и того же».[13] Человечество включено в целостный поток жизни, но оно ослабило жизненную энергию из-за приверженности религии и морали, поэтому перед ним стоит задача, которую Ницше взял на себя, – «переоценка ценностей»: одряхлевшие, по его мнению, традиционные ценности (прежде всего, мораль и религия) должны уйти, а их место занять другие ценности, — ценности сверхчеловека. Всё это достаточно основательно и разносторонне отражено в литературе о Ницше.

Напомним, что учение Ницше эклектично; его концепции нередко излагаются бессистемно («воля к системе, по крайней мере, для мыслителя,- пишет он, — есть нечто компрометирующее, форма безнравственности…»); он не всегда строг в использовании терминов, не всегда последователен, а иногда и противоречив в своих суждениях. Эклектизм Ницше при изложении им собственных взглядов на религию проявляется уже в сочетании идей деятелей Просвещения, которые были рационалистами, с идеей инстинкта. Рассуждая о неполноценности разума, Ницше пишет: «Не будь смирительная рубашка инстинктов гораздо более могущественной, она не служила бы в целом регулятором; человечество погибло бы от своей сознательности»[14]. Любопытно, что Ницше демонстрировал неприязнь к термину «истина»: «Что же такое в конце концов человеческая истина? – Это – неопровержимые  человеческие заблуждения»[15]. «Кто вложил это слово в мои уста? А я изымаю его. А я пренебрегаю этим гордым словом: нет, не нужно нам и оно…» [16]; он критиковал философов, ссылающихся на «истину», что, кстати, не мешало ему самому пользоваться этим словом.

Своеобразие свободомыслия любого писателя раскрывается вернее всего в его отношении к религии. Рассуждения Ницше о религии мы встретим почти в каждой его работе, но больше всего их в таких сочинениях, как «Утренняя заря», «Человеческое, слишком человеческое» («Отдел третий: религиозная жизнь»), «По ту сторону добра и зла» (Отдел третий: религиозное существо»), «Весёлая наука», «Так говорил Заратустра», «Антихрист», в черновиках и набросках разных лет. Многие мысли Ницше о религии повторяются, переходя из одного сочинения в другое.

 

Cуждения Ницше о религии можно назвать «философией религии» весьма условно: основательными, глубокими знаниями о религии, какими они были у его предшественников, он не обладал.

 

Поскольку Ницше неоспоримо признанный авторитетный философ, то его рассуждения о религии в совокупности характеризуются как «философия религии». Философия религии, как известно, — система понятий, разъясняющая сущность религии, закономерности ее эволюции, условия, в которых она возникает, поиск новых методов ее исследования и т.д., — в соответствии с определенной мировоззренческой позицией. Однако суждения Ницше о религии можно назвать «философией религии» весьма условно: основательными, глубокими знаниями о религии, какими они были у его предшественников – философов Б. Спинозы, Т. Гоббса, Д. Юма, П. Гольбаха, И. Канта, Гегеля или его современников Л. Фейербаха, Ф. Энгельса, Ж. М. Гюйо, он не обладал.

Из их философии религии Ницше почти ничего не почерпнул. Не очень широк и круг религиоведов, работы которых он знал (так, он использовал отдельные труды востоковедов Пауля Дойссена, Юлиуса Вельхаузена, этнографа и археолога Джона Лёббока), хотя в ту пору были уже известны сочинения таких религиоведов, как Э. Тэйлор, М. Мюллер, К. Тиле, П. Шантепи де ла Соссе. «Ибо вот истина: ушёл я из дома учёных, и еще захлопнул за собой дверь», — говорит Заратустра; «не приучился я, подобно им, к познанию».[17]

Ницше недооценивал, хотя и читал, работы таких знатоков истории христианства, как своеобразный теолог-вольнодумец Давид Штраус и вполне светский мыслитель Эрнест Ренан, допуская по отношению к ним оскорбительные выражения. Так, он писал о «вырождении» Штрауса, которого он когда-то считал «первым немецким вольнодумцем». Штраус и его книга «Старая и новая вера» (1872) послужили поводом для яростного обличения «филистерства» «образованца немецкой современности» в лице автора книги. О роли Штрауса в истории научной библеистики Ницше даже не упоминает. В «Старой и новой вере» наш философ усматривает и клеймит непоследовательность ее автора, «трусливо» критикующего христианство и предлагающего новую религию, которую Ницше называет «космодицеей». Штраус характеризуется как «настоящий филистер со скукоженной высохшей душонкой», как «глиняные ноги», «раскрашенная штукатурка», «бумагомаратель». Ницше подробно записывает «в черный список его стилистические грехи», подчёркивая, что «согрешивший против немецкой речи оскверняет таинство всего нашего германства».[18] Он также демонстрирует презрительное отношение к Э. Ренану как учёному, награждая его характеристиками типа «благоухающая сластёна», «полупоп, полусатир» и т.д. Пренебрежение Ницше даже к выдающимся философам иногда доходило до абсурда: так, И. Кант — «богослов», «роковой паук», — «сделался идиотом»[19], а «Критика чистого разума» — это уже зачаток кретинизма». О себе же в поздний период своего творчества писал, что он – «дерзновенный и искусительный ум, блуждающий-таки по всем лабиринтам будущего, как парящий вещей птицей ум, бросающий взор назад, заводя разговор о грядущем…».

«Вольная мысль» Ницше своеобразно продолжает традицию европейского свободомыслия, начиная с Эпикура, которого он не раз поминает в своих сочинениях. Любимцем Ницше был Фукидид, в лице которого «наиболее полно воплощается культура софистов, то бишь, культура реалистов, это бесценное течение» («реализм», кстати, один из предпочитаемых им терминов). Рядом с

Фукидидом он ставит Макиавелли как наиболее близких себе по духу. Ницше даёт высокую оценку культуре Ренессанса, в которой крылись «освобождение мысли, презрение к авторитетам, торжество образованности над аристократическим чванством, горячий интерес к науке и к прошлым научным достижениям человечества, раскрепощение личности, пафос правдивости и отвращение к видимости и пустому эффекту…». Ренессансной культуре противопоставляется немецкая Реформация, её деятели, которые «на два-три столетия… задержали полное пробуждение и торжество наук»[20].

В учении Ницше о религии во многом воспроизводится просветительская традиция, и особенно те тенденции в ней, которые характеризовались радикально отрицательным отношением к христианству: начиная с Ж. Мелье, они проявлялись, в частности, в ряде высказываний Вольтера, Гольбаха, Дидро и других просветителей. Из них более всего ему был близок Вольтер. Ницше был восхищён тем, что Вольтер последовательно придерживался взгляда на Иисуса Христа как на человека, и, на вопрос Кюре, спросившего Вольтера: «Вы верите в божественность Христа?», умирающий вольнодумец ответил: «Бога ради, не говорите мне об этом человеке». Для Ницше эти слова – «бессмертное предсмертное слово, вобравшее в себя всё, против чего боролся этот отважнейший ум»[21].

С некоторой долей вероятности можно предположить о заимствовании им ряда идей из книги Макса Штирнера «Единственный и его собственность» (1844). Правда, этого автора он нигде не упоминал[22]. Штирнеру были присущи демонстративный антидогматизм и антиавторитаризм, субъективизм, волюнтаризм («воля к власти» эгоистичной личности), негативное отношение к морали, к идее равенства, и главное, – нигилистический настрой на всемерную дискредитацию христианства. Эти же черты характеризуют Ницше.

Видимо, многое, имеющее отношение к религии, Ницше почерпнул и из собственных наблюдений над духовной жизнью тогдашней Европы, например, рассматривая процесс отхода от религии населения Германии. При этом он явно преувеличивал интенсивность действительно свершающихся изменений в мировоззрении населения. По его мнению, к равнодушным (выделено Ф. Н.) принадлежит большинство немецких протестантов средних сословий, «большинство трудолюбивых учёных, и весь университетский состав, исключая теологов». Трудолюбие, писал Ницше, уничтожает религиозные инстинкты, у «трудолюбивых» людей «не остается времени на религию».[23] Как бы то ни было, во времена Ницше и критика религии и церкви и в самом деле не была чем-то необычным, тотально преследуемым властями, более того, она стала модной среди европейской интеллигенции. Многие образованные европейцы были антиклерикалами, — обличали церковь и духовенство, хотя собственно религию могли и не затрагивать. В этих условиях трудно выделиться даже очень одарённому человеку, и, возможно, это одна из причин ницшевского гиперкритического отношения к христианству. У Ницше антиклерикализм – заметный аспект его антирелигиозной деятельности. В его язвительных антиклерикальных речах обнаруживается, скорее, эмоциональная реакция на существование церкви, нежели попытка теоретически осмыслить, что представляет она на самом деле. Высказывания Ницше о церкви и духовенстве в целом выявляют резко отрицательное отношение к последним: «Церковь? Это род государства, и притом самый лживый»; «…церковь, эта форма смертельной вражды к любой порядочности, любому возвышению души…»; «Священник – порочнейший человек, учит противоестественному»; «Против священников нужны не доводы, а каторга», и т.д.

 

«Ещё никакая религия ни прямо, ни косвенно, ни как догма, ни как аллегория не содержала в себе истины. Ведь все они порождены страхом и нуждою, все они прокрались в существование кривыми дорогами разума»

 

Не менее радикальными подчас были и взгляды философа на религию, при этом он высказывал и вполне разумные мысли. Ницше выделил сферу религии как особую форму духовной деятельности. Так, он резко отделил религию от науки, критикуя тех, кто стремился соединить с ней религию, придать последней «более глубокое, а иногда и глубочайшее понимание мира; науке будто бы нужно только освободить это понимание от догматического покрывала». Он справедливо полагал, что «весь этот подход к религии насквозь ошибочен». «Ещё никакая религия ни прямо, ни косвенно, ни как догма, ни как аллегория не содержала в себе истины. Ведь все они порождены страхом и нуждою, все они прокрались в существование кривыми дорогами разума». Подлинная наука и религия несоединимы уже потому, что религия не содержит истины (мысль о том, что Священные книги не содержат никакой истины, обосновывал еще Спиноза, на которого не раз ссылался наш философ). Между ними «не бывает ни родства, ни дружбы, ни даже вражды: они обитают на разных планетах»[24].

Но что же такое религия? У Ницше нет единого определения религии, но в разных местах своих сочинений он дает её образные характеристики: это ложь, ложная психология, заблуждение, наркотическое искусство, саморазрушение, заболевание воли, ощущение физиологической заторможенности, невроз, случай порчи личности и т.д. Взятые в совокупности, эти характеристики позволяют понять его принципиальное отношение к религии. Иными словами, религия – это некий неопределённый психофизиологический феномен, обладающий негативными чертами. Впрочем, это не мешало ему писать о достоинствах политеизма, буддизма и даже ислама.

В основе его понимания религии лежит просветительская идея: бог есть зеркало человека, его собственное творение, — «весьма несовершенное творение человеческой фантазии и мысли»[25]. Согласно Ницше, человек разъял в себе две сферы: одну, крайне жалкую и слабую, назвал человеком, другую, крайне сильную и необычную, — богом: всё великое и сильное в себе человек понял как надчеловеческое, чуждое, умалив тем самым себя. Поэтому «религия – это случай порчи личности»[26]. Заметим, что Ницше не вышел за пределы психологических или психофизиологических объяснений сущности, причин религии, а также смысла событий, связанных с взаимоотношениями разных групп общества (например, в рассуждениях о «мести христиан Риму» в «Утренней заре»).

Взгляды Ницше на происхождение религии в целом не выходят за пределы распространенных среди образованной нерелигиозной интеллигенции Европы представлений.

Появление религии в истории человечества, по Ницше, — процесс естественный: все религии обладают общим признаком, а именно, «своим происхождением они обязаны незрелости мышления древнего человека».[27] Каждая религия родилась из страха древних людей перед природой, казавшейся им «царством свободы», произвола, Богом, а также из нужды. Возникновение религиозного культа он приписывал желанию первобытных людей «подчинить природу законам» (добавлю: вряд ли первобытные люди имели понятие о законе). Нередко при объяснении тех или религиозных явлений Ницше ссылался на их «придуманность», изобретенность («всё это вымыслы, Меммий», — говорил еще Лукреций). Так, он полагал, что «действительное изобретение основателей религии» сводится к установлению «определённого образа жизни и нравственного обихода», а также к интерпретации этой жизни как высшей ценности, за которую можно отдать жизнь». А «молитва придумана для тех людей, которые никогда не имеют собственных мыслей»[28]. Но как никто до него, Ницше широко использовал понятие инстинкта, выводившее его из затруднений при объяснении причин возникновения духовных явлений, и, прежде всего, религий. Уже мир олимпийских богов «создан инстинктом как преображающее зеркало, поставленное перед собою эллинами» — они вынуждены «заслонить себя» от « страхов и ужасов существования» образами олимпийских богов.

Рассматривая функции религии, Ницше, как и его свободомыслящие предшественники, полагал, что религия удовлетворяет потребности людей «во времена утрат, лишений, страха, неуверенности в себе»; и когда разражаются бедствия – голод, войны и т.д. – «религия обеспечивает спокойное, терпеливое, доверчивое поведение толпы». Благодаря этой особенности религии, пишет Ницше, она всегда будет поддерживаться государством: интересы государства и интересы религии «идут рука об руку»[29]. Позже он выскажется более впечатляюще: религия – лишнее средство к преодолению сопротивления» подданных, которое используют «сильные, независимые», «предназначенные повелевать». Вот как описывается им компенсаторная функция религии: для «обыкновенных людей» религия — «нечто вроде оправдания всей обыденности, всей низменности, всего полуживотного убожества их душ. Религия и религиозная значимость жизни озаряет светом солнца таких всегда угнетенных людей»[30].

Ницше не ставил цель представить религию в конкретно-исторической эволюции, хотя писал о разных религиях: бегло – о таких, как ислам, буддизм, более пространно – о древнегреческой религии. Христианство же занимает центральное место в его рассуждениях, при этом отношение Ницше к христианству нередко принимает агрессивный, антигуманный характер.

Оценка им религий неоднозначна: он склонен симпатизировать политеизму в лице античной религии, рассуждая, что греки не сознавали себя рабами гомеровских богов, видели в них идеал, отображения «благородных и суверенных людей»; чувствовали свое родство с богами, создавая их, а потому имели о себе высокое мнение. А «там, где олимпийские боги оттеснялись, и сама греческая жизнь становилась более мрачной и боязливой»[31]. Политеизм – это «чудесное искусство и способность создавать богов». Ницше пишет о «величайшей пользе политеизма»,* позволяющего отдельному человеку устанавливать «себе собственный свой идеал», свой закон и свои права; «один бог не был отрицанием другого бога или хулой на него!». И свободу в отношениях между богами люди «вменили, наконец, и самим себе по отношению к законам, нравам и соседям» Правда, это смелое суждение не получает конкретно-исторического обоснования. Не приводит Ницше никаких аргументов и в пользу соображения о том, что «в политеизме был создан первый образец свободомыслия и разномыслия человека: сила формировать себе новое и собственное зрение, постоянно обновляющееся…»[32].

Благожелательно в целом и отношение Ницше к буддизму, этой «единственной истинной позитивистской религии», где нет понятия Бога, но есть «желание уйти от жизни» (этого в буддизме Ницше не принимал), «философская ясность». Заметки о Будде и буддизме рассыпаны в разных сочинениях. Он поэтически описывает черты этой религии: в ней нет никакой ожесточенности, разочарования, но «высокая духовная любовь, духовное величие и солнечный закат». Её последователи, по его словам, «ищут пути к небытию, и потому – никакой мести! Никакой вражды. Им чужд еврейский фанатизм какого-нибудь Павла…»[33]; в буддизме нет категорического императива, принуждения, борьбы с инакомыслием. Он возникает «как реакция Будды на состояние депрессии». Буддизм, изображенный философом, мало соответствует исторической действительности. Предпосылки буддизма он усмотрел в «очень мягком климате, кротости и вольности нравов, в «немилитаризме», а «очагом движения» считал высшие касты, «высшие и даже ученые сословия». По его мнению, буддизм появился после философского движения, продолжавшегося сотни лет, когда с понятием «Бог» было уже покончено.[34] Мыслитель обошел вопрос о том, что буддизм сохранил преемственность некоторых понятий брахманизма, хотя и сопоставляет обе религии, к каждой из которых испытывает симпатию. Ницше пишет о «наивном свободомыслии древних брахманов», которые «мыслили больше», чем современные европейцы, — «они думали, что жрецы могущественнее богов». Но боги были отброшены, пропала нужда и в жрецах, «и появился вероучитель религии самоспасения Будда: как же далеко еще Европе до этой ступени культуры!»[35] Всё это достаточно произвольные суждения, не дающие приращения знаний о буддизме и брахманизме, хотя Ницше был знаком с трудом своего друга, известного индолога Пауля Дойссена «Сущность Веданты». В «Генеалогии морали» он даже процитировал несколько фрагментов из дойссеновского перевода «Сутр Веданты», при этом высказывания буддиста и «адепта Веданты» о «добром и злом» поставил в один ряд как одно «вполне индийское воззрение». Достоинство буддизма Ницше усматривал в том, что он оставил позади себя «самообман моральных понятий» и занял позицию «по ту сторону добра и зла». Рассматривая в «Весёлой науке» вопрос о «последствиях грубых нарушений диеты», Ницше заметил, что «распространение буддизма (не его возникновение) в значительной части зависит от чрезмерного рисового рациона индусов и обусловленного им всеобщего расслабления»[36] Возможно, поэтому он полагал, будто бы «буддизм предназначен для рас добрых, кротких, слишком духовных». Создается впечатление, что заметки Ницше о буддизме служили ему главным образом материалом при разработках проблем морали.

Не был объектом специального исследования философа и «мужественный» ислам, который «по праву, тысячу раз по праву презирает христианство: исламу требуются мужи», а в христианстве «есть нечто восточное, нечто женственное». Ницше обвиняет христианство в том, что оно «отняло у нас жатву культуры ислама» — «чудесный мир мавританской Испании». Этот мир был растоптан, потому что своим возникновением был обязан мужским инстинктам, потому что говорил Да жизни…»[37]. Правда, Ницше упрекнул Мухаммеда в том, что тот позаимствовал выдумку апостола Павла – «веру в бессмертие, то есть учение о «суде» как «средство собирания стад».

Сопоставление произвольно описанных Фридрихом Ницше политеизма, буддизма и ислама ярче оттеняло его негативное отношение к христианскому монотеизму, названному им «величайшей опасностью прежнего человечества». «Христианское – это и ненависть к духу, к гордости, мужеству, свободе, к libertinage духа»[38]. Христианство в целом, независимо от его исторических форм, стало для Ницше объектом беспощадного разоблачения: чувства презрения и ненависти к христианству («я со смертельной ненавистью, с отвращением отвергаю христианство») составили устойчивый эмоциональный фон, на котором в течение многих лет строились соответствующие суждения; в разных вариантах их можно найти почти в любом его сочинении. В течение всей своей творческой жизни Ницше неуклонно клеймил христианство и его последователей грубыми, оскорбительными словами и выражениями, ограждая тем самым, как забором, свое сознание от достижений тогдашней исторической науки о христианстве.

Отметим, что христианство и другие религии, их истории, рассматривались философом вне социально-политического контекста («NB NB учение о социальной среде – теория декадентская…»); правда, он сопоставлял христианство с социализмом, воспринимая и трактуя социалистическое учение вне реальной его сущности, его разновидностей и истории. И христианство, и социализм для него – это «анархизм» с одинаково отвратительной моралью. Стоит сравнить эту позицию Фридриха Ницше с позицией Фридриха Энгельса (1820-1894), посвятившего истории первоначального христианства три статьи – «Бруно Бауэр и первоначальное христианство» (1882), «Книга Откровения» (1883), «К истории первоначального христианства» (1894), — чтобы увидеть, насколько субъективен и тенденциозен Ницше в своем отношении к христианству.

Происхождение христианства Ницше выводит из иудейской религии на позднем этапе ее эволюции, когда она по сути своей, с точки зрения Ницше, деградировала. Первоначальный же иудаизм, видимо, внушал ему уважение. Не случайно именно о Ветхом Завете философ отзывался почти с восхищением: «В Ветхом Завете есть люди, вещи и речи такого высокого стиля, что греческой и индийской литературе нечего сопоставить с ним»[39]. И далее, в «Генеалогии морали» (с.364): «Ветхий Завет – вот это да: нужно отдать должное Ветхому Завету! В нём нахожу я великих людей…». Возможно, искал в ветхозаветных персонажах черты вынашиваемого им образа сверхчеловека, прототипы которого, по его мнению, случайно попадались в истории человечества.

Итак, в Израиле, который, по Ницше, первоначально «обретался в правильном, то есть естественном отношении ко всему», бог Яхве выражал силу и мощь народа, уверенного в том, что благодаря Яхве природа даст народу всё необходимое. Народ просил, — Яхве помогал. Но так было не всегда. Схема эволюции иудаизма выстроена философом в присущей ему своевольной субъективистской манере: религия иудеев стала изменяться в связи с «анархией» внутри и угрозой «ассирийца» извне. Надежды на «ветхого бога» не помогли. «И тогда изменили понятие бога – денатурализовали – и такою ценою сохранили». За дело взялись «жрецы-агитаторы», ввели понятия кары и вознаграждения; естественную причинность заменили противоестественной, и лживо провозглашали «нравственный миропорядок». И если «ветхий бог» помогал иудеям, то «денатурализованный бог» требовал от них то, что было угодно «святым паразитам» — жрецам, а именно, послушание воле бога. Жрецы же изобрели и понятие «греха». Ницше подчеркивает их главный порок: «глубочайшие инстинкты господствующего класса» выступали против ценностей природы, против любой реальности. Христианство же, несмотря на то, что оно подняло «мелкий бунт» под водительством Иисуса Назарянина, «святого анархиста, призывавшего к протесту против господствующего порядка подлый люд отверженных и «грешников», возросло именно на ложной почве отрицателей реальности. «Христианство, — писал Ницше, — форма смертельной вражды к реальности, форма поныне не превзойденная».[40]

Но откуда эта вражда к реальности, стремление затушевать ее с помощью религиозного обмана? Одну из главных (если не главную) причин возникновения христианства философ видит в особенностях психического состояния его последователей (без инстинкта он тоже не обойдется): «Инстинктивная ненависть к реальности – следствие крайней раздражительности и болезненности, когда уже не хочется, чтобы тебя «трогали». Необходимость сопротивляться в этом случае воспринимается как «нечто вредное и отвергаемое инстинктом самосохранения».[41] К особенной христианской психологии добавляется особая физиология: «Христианство родилось на почве физиологической порчи, и только на такой порче могло оно пустить корни»[42]. На многих страницах «Антихриста» мыслитель старается выявить психологию христианина как такового, Спасителя – Христа, апостола Павла. Последнего он считает создателем христианского учения («он сочинил всю историю первоначального христианства» — с.151), произвольно конструируя все извивы павловой психики. Итак, у христианства психофизиологические порочные корни. В связи с этим Ницше нередко обращается к вопросу о составе христианских общин.. В христианстве «на первый план выходят инстинкты угнетенных и порабощенных: в нем ищут спасения именно низшие сословия»[43]. В «Антихристе» Ницше утверждал, что христианство привлекло на свою сторону все «отбросы и объедки» общества. В набросках 1887 г. он писал об «абсолютно плебейском начале христианства», о трех элементах в христианстве: угнетенные всякого рода, посредственности всякого рода, неудовлетворенные и больные. Это люди, которые ненавидят реальность и поэтому устремляются в мечты о мире ином[44].

Одну из причин прихода новых верований на смену старым Ницше усматривал в «испорченности» предыдущих. Так, «дорогу христианству проложила испорченность язычества», возникшая в результате ослабления и омораливания античного человека, причиной же Реформации была «испорченность церкви»[45]. Реформация для Ницше – «одно из самых пошлых извержений пошлых инстинктов», а Лютер – «беспутный и не настоящий крестьянин», обуреваемый жаждой «грабить, громить», похотливо направляющий взоры на церковные богатства.[46]

 

«Роду нужна гибель неудавшихся, слабых, выродившихся, а христианство усиливает инстинкт слабых, вставляя "палки в колеса отбора"»

 

Идея сострадания, по Ницше, «опаснее любого порока», она губит здоровые инстинкты. Христианский альтруизм — это альтруизм слабых. Роду нужна гибель неудавшихся, слабых, выродившихся, а христианство усиливает инстинкт слабых, вставляя «палки в колеса отбора»[47].

Социальный смысл ницшевской критики христианства очевиден: Ницше считал, что обличение христианства ударит по социализму. Он использовал слово «религия» и для обозначения собственной позиции, противопоставив «стадным животным и апостолам равенства» новые «ценности»: «Религия, мыслимая как продолжение политического учения о неравенстве прав, о необходимости строения общества с четким различением верха и низа, с повелевающими и покорными: так вот, религия для нас – это учение об иерархическом неравенстве душ, о пестовании душ более высокого полета, о предоставлении им шанса за счет душ более низких».[48] Подобная позиция тесно связана с представлениями Ницше о переоценке всех ценностей, о «смерти Бога» и сверхчеловеке. Ницше полагал, что христианство с его нигилистическим пренебрежением к посюсторонней жизни, лицемерной проповедью лживой морали является главной причиной кризиса западной культуры. Отсюда необходимость пересмотра ценностей, основанных на христианстве, и прежде всего идеи Бога, посредством которой «толпа» утверждает свое право на равенство («перед Богом – мы все равны!») и отвергает правомерность существования «высших людей», — для них «этот Бог» был «величайшей опасностью». И теперь, считает Ницше, благодаря именно его собственной философской работе «умер этот Бог», а тем самым открылся путь для осуществления задачи «превзойти человека», превзойти «маленькие добродетели», «счастье большинства».

Идею Бога Ницше заменяет мифом о сверхчеловеке: «Бог умер: теперь хотим мы, чтобы жил сверхчеловек»[49]. По мысли Ницше, это существо будущего, не подверженное состраданию, эгоистичное, — ему, будущему существу, мыслитель советует «заткнуть уши» от «маленьких слов», подобных выражениям «для ближнего». И «смерть Бога», и «сверхчеловек», и ряд других идей Ницше свидетельствуют о том, что при всей радикальности обличения им религии сам он не смог преодолеть в себе мифологических настроений. Возможно, его разоблачительные речи в адрес бога, «безусловного», — не просто риторический приём, а неосознаваемое богоборчество, не отвергающее бытия бога. Атеизм же Ницше нигилистичен, и как таковой неплодотворен для совершенствования общества и личности. Антигуманный характер его отношения к христианам, к идее равенства и справедливости давал и даёт повод для дискредитации свободомыслия, в частности, атеизма. Вероятно, другим сферам духовной культуры повезло больше в смысле приращения знаний, необычной постановки проблем и их плодотворного решения, в области, положим, психологии, эстетики, этики, истории философии, литературоведения и т.д. Но у вольнодумца Фридриха Ницше трудно найти идеи, которые способствовали бы более глубокому пониманию религии и служили основанием для развития религиоведения.

 

Примечания

  1. Сам термин «философия жизни» появился еще в к.XVIII в. как обозначение некоей науки о жизни, занимающейся поведением и воспитанием человека; с сочинения «Философия жизни» одного из теоретиков романтизма Ф.Шлегеля (1828) этот термин приобретает философский смысл: подлинным предметом философии объявляется внутренняя духовная жизнь во всей её полноте. ↩
  2. Гюйо Ж.-М. Иррелигиозность будущего. С. 81. ↩
  3. В библиотеке Ницше были экземпляры книг Гюйо «Очерки морали» и «Безверие будущего».  Они «испещрены подчеркнутыми местами, отметками на полях, восклицательными знаками, знаками одобрения или  неодобрения», писал отчим Ж.М.Гюйо, известный философ А.Фулье  (См. об этом А.Фулье. Ницше и имморализм. М.,2006. С.4).  К сожалению,  гуманизм, пронизывавший творчество Гюйо,  был чужд.Ницше. ↩
  4. Это относится и к недавно опубликованному сочинению Николая Орбела  «Ecce liber.Опыт ницшеанской апологии».  Так, согласно автору, идея «сверхчеловека» есть преодоление индивидуализма «путем максимального личностного роста человека»; цель Ницше – «чтобы человек вырос до размеров Космоса.  Вот его антропологическая революция!»   а «Воля к власти» - «это руководство  по плаванию в штормовом океане».   (См. Приложения./  Ницше Ф. Воля к власти. Опыт переоценки всех ценностей. М., 2016.  С.731, 808. ↩
  5. Юный Ницше...Автобиографические материалы.  Избранные письма. Из разных работ. 1856-1868.М. Культурная революция. 2014. .С.236. ↩
  6. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов./Ницше Ф. Полное собрание сочинений. Т. 2. М. Изд-во Культурная революция.  2011. С.582. ↩
  7. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое.   Книга для свободных умов.  С.171-173. ↩
  8. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов. С.177-179. ↩
  9. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. / Ницше Ф. ПСС.Т.4. М. 2007.С. 122. ↩
  10. Ницше Ф. Черновики и наброски  1887-1889 гг.  / Ницше Ф. ПСС. Т.13. М.,Изд-во Культурная революция. 2006. С.91. ↩
  11. Ницше Ф. Черновики и наброски 1885-87 гг. /Ницше Ф. ПСС. Т.12. М. Культурная революция. 2005. С.339. ↩
  12. Ницше Ф.  Ecce homo./Ницше Ф. ПСС. Т. 6. М. Изд-во Культурная революция.  2009. С.205, 239. ↩
  13. См. об этом:подробно: Лёвит Карл Ницшевская идея вечного возвращения того же. Послесловие  В.Бакусева.  «Вечное возвращение» и античность». М. Изд-во Культурная революция. 2016. ↩
  14. Ницше Ф. Весёлая наука. / Ницше Ф. ПСС. Т.3. М. Изд-во Культурная революция. 2014. С.353. ↩
  15. Ницше Ф. Веселая наука.  /Ницше Ф. ПСС.Т.3. С.476. ↩
  16. Ницше Ф. Черновики и наброски 1885-1887. Т. 12.М. Изд-во Культурная революция. 2005. С.459. ↩
  17. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. /Ницше Ф. ПСС. Т.4. М. Изд-во. Культурная революция.2007. С.131. ↩
  18. Ницше Ф. Несвоевременные мысли.  Давид Штраус – исповедник и писатель./ Ницше Ф. ПСС. Т.1/2. М. Культурная революция. 2014. С.60,82, 71. По свидетельствам современников, статья Ницше ускорила смерть Давида Штрауса. ↩
  19. Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству./ Ницше Ф. ПСС. Т.6. М. Изд-во  Культурная революция.  2009. С.116-117. ↩
  20. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов. С.181-182. ↩
  21. Ф.Ницше. Черновики и наброски 1887-1889 гг./ Ф.Ницше. ПСС. Т.13. С.40. ↩
  22. Штирнер Макс. Единственный и его собственность. Харьков. 1994.   О сходстве идей Ницше и Штирнера см:  Маккай Дж.Г. Макс Штирнер. Его жизнь и творчество. СПб. 1907;   Саводник В. Ницшеанец 40-х гг. Макс Штирнер и его философия эгоизма. М. 1902.   Правда, Л Клагес, подобрав сходные места их работ тогои другого,  разъяснил,   что эти места (например, понятие  «воля к власти»)  имеют разный смысл, и что Ницше не был знаком с «Единственным»  (см.:Клагес Людвиг. Психологические достижения Ницше..М. Изд-во Культурная революция. 2016. С. 69-72).  ↩
  23. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. /Ницше Ф. ПСС. Т.5. М. 2012  С.  69-70. ↩
  24. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. /Ницше Ф. ПСС. Т.2. М. Изд-во Культурная революция.  2011. С.99, 100-101. ↩
  25. Там же. С.115. ↩
  26. Ницше Ф. Черновики и наброски 1887-1889 гг. / ПСС. Т.13.М.  2006. С.283,282. ↩
  27. Ницше Ф. Утренняя заря. /Ницше Ф. ПСС. Т.3. М. Изд-во Культурная революция. 2014. С. 77-78. ↩
  28. Ницше Ф. Весёлая наука. /Ницше Ф. ПСС. Т.3. М. 2014. С. 539, 442. ↩
  29. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое./ Ницше Ф. ПСС. Т.2.М.,2011. С.277-280. ↩
  30. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла /Ницше Ф. ПСС. Т.5. М. 2012. С. 73.     Параллель:  К. Маркс во Введении к «Критике гегелевской философии права» (1844 г. – в этом  году  как раз родился Ницше)  писал о  религии как  всеобщем основании для утешения и оправдания этого мира;  о «религиозном убожестве» как «выражении действительного убожества». И далее: «Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира…  Религия есть лишь иллюзорное солнце…»/ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., Т.1. С.415.   ↩
  31. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. /Ницше Ф. ПСС. Т.2 С.107.*В подобной оценке политеизма Ницше не оригинален: еще Н.Макиавелли  считал, что политеистическая религия  «была одной из первейших причин счастия Рима»  («Рассуждение о первой декаде Тита Ливия»).  О достоинствах политеизма в сравнении с христианским монотеизмом писал  и Д.Юм в «Естественной истории религии».  ↩
  32. Ницше Ф. Веселая наука./ Ницше Ф.  ПСС. Т.3.  М. 2014. С. 448-449. ↩
  33. Ницше Ф.Черновики и наброски  1885-1887 гг. / Ницше Ф. ПСС. Т.12. С.514. ↩
  34. Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству. /Ницше Ф. ПСС С. Т.6. С.124-127. ↩
  35. Ницше Ф. Утренняя заря. /Ницше Ф. ПСС. Т.3. С.96. ↩
  36. Ницше Ф. Весёлая наука./Ницше Ф. ПСС. Т.3. М. 2014. С.444 ↩
  37. Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству.С.179-180. ↩
  38. Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству.С. 126.  . Эмоциональный характер подобного отношения к христианству очевиден. О том, насколько глубоко в сознание Ницше проникло «антихристианство», свидетельствует его высказывание о Вагнере в поздний период их отношений: «Вагнер – скажу Вам прямо – нанес мне смертельную  обиду; его медленный отход и откат к христианству и церкви я воспринял как нанесённое мне личное оскорбление…» (Письма Фридриха Ницше. М.,Изд-во Культурная революция. 2007. С. 201.)  ↩
  39. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. /Ницше Ф. ПСС. Т.5. С. 65. ↩
  40. Ницше Ф. Антихрист. /Ницше Ф. ПСС. Т 6. С.130-136. ↩
  41. Ницше Ф. Антихрист. /Ницше Ф. ПСС.Т.6. С.137. ↩
  42. Ницше Ф.. Черновики и наброски 1887-1889 гг./ Ницше Ф.. ПСС.Т.13.  М.2006. С.440. ↩
  43. Ницше Ф. Антихрист./ ПСС. Т.6. С.126 ↩
  44. К.Лёвит проницательно заметил, что в своей критике христианства Ницше мало что добавил к аргументам Цельса и Порфирия, вообще античным нападкам на христианство:  им «Ницше дал вторую жизнь». (Лёвит Карл. Ницшевская философия вечного возвращения  того же. М. Культурная революция. 2016. С.138-139). ↩
  45. Ницше Ф. Черновики и наброски 1885-1887. / Т.12. М.,2005. С.320. ↩
  46. Ницше Ф. Там же. С. 246. ↩
  47. Ницше Ф. .  Черновики и наброски 1887-1889 гг.. / Ницше Ф. ПСС. Т.13.С.426. ↩
  48. Ницше Ф.  Черновики и наброски 1885-1887 гг./  Ницше Ф. ПСС. Т.12. С.157. ↩
  49. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. // Ницше Ф. ПСС. Т.4.  С.288 и  далее. ↩

Еще по теме: