Свободомыслие и мир

Мир, согласие, дружба, терпимость — сколько раз звучали эти слова на земле! В них выражались и отчаянная надежда на мир в век вражды, и счастье его обретения, и нечто вроде заклинания... Звучали не только слова, звучала музыка: прекрасная гармония звуков, воплощенная в ней, — уже мир, даже если это революционная музыка Бетховена. А гармония красок на полотнах художников, гармония линий в архитектуре! Разве не говорит она о том, как глубоко в натуре человека заключено стремление жить в мире и дружбе с себе подобными и с окружающей природой, со всей Вселенной в конце концов?! Разве не ищет дитя, едва научившись ходить и говорить, друзей и, становясь взрослее, не раскрывает перед ними душу? А родители, любящие друг друга и детей своих, — не символ ли мира и дружбы?

Есть у литовского художника К. Чюрлениса картина «Дружба». Юная женщина благоговейно держит в ладонях не обжигающий их нежный мерцающий шар, свет которого разгоняет вязкую тьму. Всечеловеческая дружба — это идеал человечества, увы, на протяжении тысячелетий ввергнутого в жестокие войны, распри, вражду между народами, сословиями, классами, соседями... И на протяжении веков человечество свято верило в осуществление этого идеала.

 

К. Чюрленис. «Дружба»

 

Советская Республика с самого начала своего существования провозгласила мир. Декрет о мире, подписанный В. И. Лениным, открывал реальные пути устройства новой, справедливой жизни для народа, измученного годами империалистической войны. Этот декрет как бы приоткрыл существо нового общественного строя — социализма, при котором мир — естественное состояние, ибо сама природа социализма принципиально ориентирована на мир^[1].

На какие же традиции опиралась Коммунистическая партия Советского Союза в своей поистине не имеющей аналогов в истории борьбе за мир? Иногда можно услышать разговоры о том, что всякое стремление к миру исходит из религии. В Новом Завете «воинство небесное» взывает: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение» (Лк. 2: 14). Так же и многие религиозные организации выступают против войны. Их представители собираются на общих форумах, предлагая вполне реалистические меры против развязывания войны: сокращение вооружений, заключение мирных договоров между государствами. Но вряд ли можно принять точку зрения о принципиальной «миролюбивости» религии. В религиозных книгах много призывов к войне — с «неверными», с неверующими, с другими народами. «Думаете ли вы, что я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение» (Лк. 12: 52). Это слова Христа. И вот Он же: «Не мир пришел я принести, но меч» (Мф. 10: 34). В Коране читаем: «О пророк! Побуждай верующих к сражению!» (8, 66). А в Ветхом Завете: «Бог сокрушит голову врагов Своих...» (Пс. 67: 22); «...придет Господь в огне... чтоб излить гнев Свой с яростью и прощение Свое с пылающим огнем» (Исх. 66: 15). Это авторитарные установки на вражду с теми, кто принадлежит к людям другой веры.

Но, скажут нам, разве в религиозных учениях о потустороннем мире не отразились светлые мечты о грядущем бытии человечества вне войн и вражды, в мире и согласии? В самом деле, религиозная фантазия создала образы райской жизни, в которой нет места даже противоборству человека и хищного животного. На картинах средневековых художников мы видим изображения рая: прекрасные сады, плоды, реки; вместе — львы, лебеди, олени, люди. Все дышит миром и покоем. К сожалению, этот мир обещан людям уже после их смерти. На земле же мира нет! Перенесение всеобщего благоденствия в жизнь потустороннюю предполагало признание войн в земной несовершенной жизни состоянием естественным. Ведь природа человека изначально греховна. И, кроме того, войны, ведущиеся во имя веры, уже благословлены самим Богом.

Вот перед нами турецкие миниатюры XVI в., изображающие походы султанов на Венгрию. На розовато-зеленом поле — шатры, троны, деревья, кусты, яркие восточные одежды. И битвы «верных» и «неверных». Приглядевшись к некоторым картинкам, мы увидим все атрибуты войны: пушки, сабли, мечи и... отрубленные головы, рассеянные по полю, сложенные горкой... И вознесение молитв Богу — за победу над «неверными». А какие страшные надписи к красочным картинкам: «Беспощадно обрушивали сабли на головы неверных»; «Отрезанных голов собрали столько, что и посчитать их не было возможности» и т. д.^[2] Такую жестокость ислам не осуждает. В исламе есть понятие «джихад» — война за веру. Если воин погибает в ней, он освобождается от бремени грехов и попадает в райские кущи без всякого, как говорится, суда и следствия. Там он отдыхает в тенистых садах, наслаждается обществом райских дев — гурий. Не случайно войны, ведшиеся во имя ислама, приобретали жестокий характер. Известно, что после Октябрьской революции в среднеазиатских республиках басмачи использовали лозунг «джихада» для борьбы против трудящихся, строивших социализм. Да и сейчас в некоторых местах ислам используется для разжигания националистических страстей, неприязни ко всему «немусульманскому».

Как мы знаем, религия отражает земную жизнь, но отражает ее фантастически, мистифицируя реальные процессы и явления. Мистифицированно отразились в ней и враждебные отношения между людьми, «саморазорванность и самопротиворечивость земной основы» (К. Маркс). И вот появляются предустановленные от века враждебные «пары»: мир тварный — мир горний; правоверные — неверные, душа — тело, муж — жена («Вражду положу между тобою и между женою» — Быт. 3: 15). Эти представления были возведены в ранг вечных истин и поддерживали в сознании поколений мысль о неизбежности вражды на земле.

Идея неизбежности войн настолько прочно вошла в сознание и подсознание людей, тем более что действительность давала для этого все основания, а в «военной» оболочке нередко выступали даже моральные и религиозные проблемы. Эразм Роттердамский, страстный борец за мир, написал сочинение «Оружие христианского воина», в котором активно используются слова «оружие», «засада», «враг», «меч», «смертельная рана», «грохот войны», а Христос именуется «военачальником», хотя речь в этом сочинении идет о моральных вопросах, о «войне с нами самими», «жестоком сражении» со своими пороками^[3].

Большинство человечества, будь то верующие или неверующие, на протяжении веков не желало войн, разрушений, разбойничьих нападений, уничтожения высшей ценности на земле — себе подобных. Это большинство составляли трудящиеся. Мир нужен прежде всего человеку труда — землепашцу, ремесленнику, рабочему, естествоиспытателю, художнику... Ведь война уничтожает не только их самих, но и их творения. В условиях классового общества трудящиеся поднимались на борьбу со своими угнетателями, нарушая условия классового мира, заданные господствующими классами и освященные религией.

 

Религия, призывая массы к смирению, помогала сохранить положение, при котором насилие над человеком было делом привычным и обычным.

 

Можем ли мы сказать, что нарушение классового мира, проповедовавшегося служителями религии, было стремлением к разжиганию межчеловеческой вражды? На протяжении тысячелетий трудящиеся вели борьбу за свободный труд, за достойные человека условия существования.

Жестокость феодального общества на Руси хорошо показана в «Слове» Серапиона Владимирского (XIII в.): разбой, грабежи, ростовщичество, воровство, лжесвидетельство, ложь, клевета; «...если б можно, так съели бы друг друга»^[4]. В XVI в. насильно заточенный в монастырь Вассиан Патрикеев обличает бесчеловечное обращение с крестьянами со стороны монастырей: мы, говорит он, побеждены алчностью, сребролюбием, оскорбляем убогих братьев наших, обижаем неправедными истязаниями, грабим, продаем и бичом истязаем.

Насилие, которое совершалось ежедневно над людьми труда в классовом обществе, попрание их достоинства — разве это не внутренняя война, постоянная, неослабевающая, а иногда вспыхивающая подобно факелу? Сохранение таких порядков неизбежно ведет к нарушению мира. Религия, призывая массы к смирению, помогала сохранить положение, при котором насилие над человеком было делом привычным и обычным. Тем самым пропасть между богатыми и бедными, угнетенными и угнетателями не исчезала, а углублялась. В историю борьбы за всечеловеческий мир войдут и выступления русских вольнодумцев против феодальной церкви, и призывы пролить кровь самодержца, обращенные к народу Радищевым, и подготовка крестьянской революции русскими революционными демократами, и, конечно, социалистическая революция в нашей стране; эту революцию партия с самого начала связывала с прекращением войн.

Итак, важнейшая общечеловеческая ценность — мир — вырабатывается в процессе борьбы против насилия и угнетения.

Культура мирных взаимоотношений между людьми развивалась во многом атеистами и вольнодумцами. Стремление к миру всегда связано с идеями гуманизма. Гуманистический потенциал культуры обогащался по мере духовного роста человечества, следовательно, и по мере освобождения от религиозных предрассудков. Ведь гуманизм провозглашает уважение к человеку, признание его права на достойную жизнь здесь, на земле, а не за гробом. Естественно, гуманистические идеи присущи и верующим, но они несовместимы с понятиями греховности, религиозной исключительности и нетерпимости к инаковерующим и инакомыслящим

Культура мирных взаимоотношений между людьми развивалась во многом атеистами и вольнодумцами. Стремление к миру всегда связано с идеями гуманизма. Гуманистический потенциал культуры обогащался по мере духовного роста человечества, следовательно, и по мере освобождения от религиозных предрассудков. Ведь гуманизм провозглашает уважение к человеку, признание его права на достойную жизнь здесь, на земле, а не за гробом. Естественно, гуманистические идеи присущи и верующим, но они несовместимы с понятиями греховности, религиозной исключительности и нетерпимости к инаковерующим и инакомыслящим

Размышления и действия, направленные на достижение мирных отношений в обществе, бесконечно многообразны. Лучшие из вольнодумцев стремились к достижению общества, где не будет тиранов, кричащих различий между положением людей в обществе, между богатыми и бедными, — даже путем вооруженной борьбы. Таким был Томас Мюнцер, которого высоко ценил Ф. Энгельс как настоящего выразителя интересов немецкого крестьянства. Иногда воедино связывались протест против существующего строя, протест против войны и выступление против религиозных авторитетов. Защитник крестьянских интересов Себастиан Франк (XVI в.) выступил против «кровожадного» Лютера, считавшего войну инструментом божественного миропорядка. Война, по его мнению, антиразумна. Как и Эразм, Франк боролся за веротерпимость.

А вот юридическое сочинение XIII в.— «Саксонское зерцало» Эйке фон Репкова. Исследователи пришли к выводу, что Эйке не был духовным лицом, это отразилось и в светском характере его сочинения. Оно пронизано неприятием всякой несвободы человека, в первую очередь его рабской или крепостной зависимости. «Все люди были свободными, когда наши предки пришли в эту страну. Мой ум не может понять, что кто-то должен быть в собственности у другого»^[5]. Эйке был против претензий католической церкви на верховенство над государством. Он защищал право всех быть свободными и призывал ко всеобщему миру, который откроет путь к благосостоянию. Оказывается, на этот документ опирались деятели последующих демократических и революционных движений, например тот же Мюнцер.

Мечты о мире выражались и в художественных безрелигиозных сочинениях Средневековья, а они в этот период являли собою род свободомыслия по отношению к религии. Так, это свободомыслие проявилось в некоторых рыцарских романах. Известно, что католическая церковь в ходе Крестовых походов превратила воина в «христианского рыцаря», сражающегося против иноверцев во имя Христа. Но в романах, избежавших церковного влияния, Крестовые походы осмысливались по-другому. Здесь появлялись мотивы дружбы с людьми другой расы и другой веры. В XIII в. во Франции была сложена песня-сказка «Окассен и Николет» о любви графского сына — христианина и мусульманки Николет. Окассену не нужны ни войны, ни рыцарская слава, он любит Николет и ради нее готов поступиться будущей райской жизнью на небе. Мечты о мирной спокойной жизни на земле, о любви в этом сочинении никак не увязываются с признанием религии ценностью^[6]. Гуманистический пафос этой песни-сказки — в признании торжества земной любви, земных ценностей.

И наше вольнодумное наследие богато размышлениями о мире, поисками установления согласия на основе равноправных отношений между людьми, борьбой против насилия, как внутреннего, так и внешнего. Наиболее яркий призыв к миру в Древней Руси содержится в «Слове о полку Игореве», одном из величайших памятников общечеловеческой культуры. Так вот, это произведение было нерелигиозным, хотя и написано в конце XII в. Автор его, по словам писателя В. Чивилихина, был человеком, не уповавшим на Бога, но ясно осознававшим необходимость преодоления междоусобиц, насилия, вражды между различными областями земли Русской. Высшим идеалом для него является не Иисус Христос или какое-либо иное божество, но Русская земля. Вот именно в этом свободном от приверженности к православию произведении обнаруживается реализм политика-патриота, удивительно талантливого мастера слова, ясно видящего, что стране нужен мир. Мир между разорванными усобицами русскими княжествами. А ведь в период феодальных распрей между княжествами духовенство усугубляло усобицы: вместе со своими князьями против соседей выступали и епископы. Не последнюю роль в сохранении атмосферы вражды на Русской земле сыграла и жестокая борьба церкви против язычников, лютеран, католиков, старообрядцев, сектантов, не говоря уж об атеистах.

 

Реалистически мыслящим людям приходилось или игнорировать религиозные установки, или же прямо выступать против них, расчищая дорогу подлинному знанию о войнах и способах их предупреждения.

 

Русские люди, отправлявшиеся в другие страны с дипломатическими или торговыми делами, как правило, были свободны от религиозной скованности, узости, враждебности по отношению к иноверцам. Очень интересен для нас в этом плане Афанасий Никитин, русский купец XV в., оставивший путевые заметки «Хождение за три моря». В чужих странах Афанасий вступал в дружеские отношения с людьми иных языков, культур, понимал их и был понят ими. С интересом, без неприязни относился к верованиям других народов — к индуизму и исламу; абзацы в своей записной книжке иногда заключал мусульманской молитвой, проявляя тем самым веротерпимость и широту взгляда. Традиция дружелюбного отношения ко всем народам независимо от религии укреплялась и расширялась.

Подлинное стремление к миру, борьба против человеческой вражды неизбежно приводили к попыткам реалистически осмыслить сущность и причины войн. Религиозный подход к этому вопросу, ссылающийся на Бога и испорченность человека как на единственные источники войн, по существу, перекрывал пути к постижению подлинных их причин. Реалистически мыслящим людям приходилось или игнорировать религиозные установки, или же прямо выступать против них, расчищая дорогу подлинному знанию о войнах и способах их предупреждения.

Поиски причин войны в земных отношениях и обстоятельствах, а не в воле богов начались еще в древности. Историк Фукидид (V в. до н. э.) в своей «Истории Пелопонесской войны» дал сугубо земное, политическое, даже экономическое, объяснение событиям этой войны, и в этом особая ценность его труда для общечеловеческой культуры.

В духовной жизни Древней Греции накапливалась и традиция негативного отношения к религии как к одной из причин войны. Эномай Гадарский (II в. до н. э.) в трактате «Обличение обманщиков» обвинил в провоцировании войн дельфийских оракулов. Евсевий Памфил, церковный историк, писал о нем: «Он хочет, чтобы у всего греческого народа не было оракулов, от каких бы божеств они ни исходили, а чтобы все уловки и хитрости, направленные на его обман, были раскрыты»^[7].

Первые идеологи народных масс в Древней Греции — философы-киники были вольнодумцами, открыто выступали против религии, критиковали рабство, проповедовали естественное равенство всех людей. Заметим, что это было за полтысячелетия до появления христианской идеи равенства всех людей перед Богом во грехе. И вот эти свободомыслящие проповедники равенства осознанно выступили против войны, насилия и угнетения. «Война — это безумие», — пишет Диоген царю Александру. Вольнодумцы из демократической среды увидели связь между войнами и страстью к обогащению. «Хотеть всем обладать и насильничать», по Диогену, — это порок, ведущий к войне. По милости одного неразумного, говорит он, гибнут целые народы. Обращаясь к воинственным соотечественникам, Диоген говорит им: «Вы состарились, проведя всю жизнь в войнах... Сколько и каких людей вы уничтожили... порочные сообщники порока»^[8].

Такое ярое неприятие войны обнаруживается даже в реалиях семейной жизни киников. Узнав, что Гиппархия родила ему сына, Кратет пишет ей: «Когда он начнет ходить и говорить, дай ему не меч, а посох и суму, которые лучше оберегают человека, чем мечи». Нет ли в этом обывательского стремления спрятать голову под крыло? Нет, эта позиция продумана, она пронизана гордым сознанием своей независимости перед лицом обстоятельств. Идеалом киников было «бродить под открытым небом свободным человеком, не боясь даже самых могущественных властей»^[9]. Напомним, что, согласно христианству, рабы должны повиноваться своим господам и всякую власть признавать божественной.

Конечно, в древности среди людей, высказывавшихся в пользу мира и одновременно критически относившихся к религии, киники не были исключением.

С эпохи Возрождения в европейской прогрессивной культуре начались атаки на церковь как на источник вражды между народами, насилия, кровавой резни, нравственных пороков. Во многом эти выступления были порождены стремлением молодой буржуазии к развитию торговли и ремесел, которому сильно мешали войны. Разных людей мы видим «на страже мира» в это время. Но они положили начало мощной традиции осуждения религиозных войн, как и войн всякого рода. Это были и просвещенные интеллектуалы-гуманисты типа Эразма Роттердамского, и идеологи крестьянской Реформации, и последовательные философыматериалисты XVIII в. Религиозные войны в те времена воспринимались как символ и наиболее полное выражение любой войны. В этом ничего удивительного нет: войны, возникшие на экономической и политической основе, так или иначе получали религиозную мотивацию.

 

В том, что войны должны быть устранены во имя блага человечества, никто из свободомыслящих не сомневался.

 

Эразм считал — неслыханное до этого дело! — взывающее к миру учение Христа бессильным в достижении мира. Оно «не может убедить в благотворности мира тех, кто его (Христа) исповедует». Мир в его сочинении «Жалоба мира» (1517) изображен как персонифицированное существо. Он ищет место среди людей, приверженных религии, и не может его найти. Государи, ученые люди, народ и особенно духовенство находятся в состоянии постоянного раздора между собой. «Ни от одного из людей я не отказываюсь так охотно, как от этих. Да и на что мне было надеяться, если ни одна из религий не согласна с другими религиями». «И каждый человек доволен своей религией, ненавидит и проклинает религию других. А разве одно и то же религиозное братство не раздирается раздорами?»^[10]

Иногда мы идеализируем прошлое, и религия в наших глазах предстает в ореоле миротворительницы. Но вот перед нами свидетельство христианина Эразма, современника религиозных войн. Можем ли мы ему верить? Ведь он описывает то, что было на самом деле. Тем более что не он один осуждал религиозную вражду.

Знаменитый французский философ XVII в. П. Бейль, которого высоко ценил даже идеалист Лейбниц, написал сочинение «Философский комментарий» к евангельским словам «Заставь их войти». Эти слова, говорит он, веками были основанием для религиозного насилия над людьми. Разве христиане, которые надели на себя кресты и пошли на Святую землю, чтобы воевать против неверных, были чужды религии? Именно те люди, которые верили, что ангелы и святые обратят врагов в бегство, и говорили лишь о чудесах и чудесных явлениях? «Нужно лишиться ума, чтобы заподозрить в атеизме таких людей, а между тем они совершали самые ужасные бесчинства, о каких когда-либо было слышно»^[11].

И наверное, не случайно свой голос против кровопролитных войн, фанатичной нетерпимости подняли провозвестники английского свободомыслия материалисты-атеисты Коллинз и Пристли, великие деятели Просвещения французские материалисты XVIII в. Резко осуждая религиозные войны, они многое дали для познания существа войн вообще. Уже само понимание того, что религия далеко не всегда может служить инструментом мира, было значительным шагом вперед на пути познания средств достижения мира. Духовенство претендовало на роль «девы мира», писал Гердер, на деле оно подстрекало к войнам. И тут же практически отгораживался от религии: «Мою великую деву мира зовут всеобщая справедливость, человечность, деятельный разум»^[12]. «Всюду, где духовенство пользуется влиянием, оно терзает, преследует, уничтожает инаковерующих», — говорил П. А. Гольбах^[13]. И Гольбах, и Дидро, и позже Фейербах упрекали религию в нетерпимости к инакомыслию. Христианство, по мнению Дидро, «поддерживает самую разнузданную вражду между нациями». «Нет мусульманина, который не воображал бы, что, искореняя христиан... он делает угодное Богу и святому пророку дело»^[14] .

Французские просветители не остановились на критике религии. Они пошли дальше, к осуждению войны вообще. Для Вольтера войны — самое большое несчастье в жизни человечества, ведь в них гибнет самая продуктивная часть нации. «Война — это состояние насилий и тревог, совершенно противоположное счастью всего общества», — скажет Гольбах^[15].

Наряду с религией выдвигались и другие причины войн. Пристли, например, считал, что виноваты в развязывании войн формы правления и их политические принципы, использование религии, этой предписанной всем формы мышления и поведения. Гольбах полагал, что войны побуждаются неспособностью правителей решить внутренние проблемы. Причины войн усматривались также в тирании, в экономических и политических притязаниях поджигателей войн.

Естественно, что свободомыслие выступило и с различными проектами ликвидации войн. В том, что войны должны быть устранены во имя блага человечества, никто из свободомыслящих не сомневался. Это, однако, не говорит о том, что они отрицали любые войны, склоняясь к пацифизму. Так, французские просветители признавали справедливые войны. Это различение войн справедливых и захватнических было тоже шагом на пути познания природы войн. Н. Г. Чернышевский скажет: «Разумна и полезна только та война, которая ведется народом для защиты своих границ. Всякая война, имеющая целью завоевание или перевес над другими нациями, не только безнравственна и бесчеловечна, но также положительно невыгодна и вредна для народа»^[16].

Итак, как же достичь желанного мира? Упование на волю Божию в достижении мира не выдержало испытания временем. Свободомыслие нащупывало другие, более реальные пути. И. Г. Гердер связывал достижение всеобщего мира с культурным и социальным прогрессом человечества. И. Кант, доказывавший неизбежность вечного мира, в трактате, который так и назывался — «К вечному миру», видел путь к нему в республиканском государственном устройстве; оно должно, по его мнению, обеспечить равенство всех граждан, а в конечном счете «образовать государство народов», которое когда-нибудь охватит все народы Земли. Просветители призывали устранить тиранию, обуздать собственников и, конечно, просвещать людей, воспитывать их в духе справедливости и гуманности, начиная с правителей. Последнее, правда, звучит несколько наивно (достаточно представить себе круг философов, воспитывающих правителя). Но если под воспитанием правителя разуметь создание общей атмосферы доверия, гуманности, уважения прав другого, справедливости, тогда просветители окажутся правы. Однако создание такой атмосферы — дело не только и не столько философов, сколько всего народа.

Драгоценные идеи мира, заключенные в творчестве вольнодумцев и атеистов, во многом явились той традицией, на которой возросли современные поборники мира как в зарубежных странах, так и в нашей стране. За рубежом большим влиянием пользуется движение свободомыслящих, состав которых весьма разнообразен. Это и буржуазно-либеральные критики религии, и близкие к марксизму деятели, и последовательные марксисты, и ученые, ориентирующиеся на материалистическое мировоззрение. Многие из них — сторонники борьбы за мир. «Мы, свободомыслящие, не секта, — писал австрийский марксист В. Холличер. — Мы искренне желаем сотрудничать со всеми, кто разделяет наши цели и готов бороться за мир, демократию и гуманизм»^[17].

Мир нужен для:


– расцвета творческих способностей каждого народа;


– установления человечных отношений между людьми;


– плодотворного обмена ценностями мировой культуры;


– гармоничного развития каждого человека на Земле;


– возрастания духовности, гуманности, высокой нравственности в обществе;


– сохранения жизни на планете Земля.

Дружба народов, единение верующих и неверующих, сотрудничество со всеми людьми, стремящимися установить на Земле общество социальной справедливости, — это необходимые компоненты культуры мирных взаимоотношений, которую мы должны формировать в своих детях разными путями: воспитанием доброты к людям, гуманного отношения к животным, бережного отношения к природе, нетерпимости к унижению достоинства других, к подлости и т. д. А также — обращением к традициям свободомыслия.

 

Из книги: Воспитать атеиста / Под ред. Д. М. Угриновича. М., 1988.