Публикуем товарища Сталина. Заметки на полях издания «Сталин. Труды». Заметка 26

Многие ли сталкивались в жизни с настоящим предательством? К несчастью, это случается между друзьями, коллегами, влюблёнными. Тема предательства смыкается с темой прощения и темой доверия. В той или иной степени каждый имеет об этом представление.

Это мы к тому, что для понимания и оценки чьих-то действий естественно прибегать к личному опыту. Ведь заключить о ком-то, что он трус, надо иметь понятие о собственной храбрости. Чтоб считать кого-то бездельником, нужно представлять себе, что такое труд. Чтобы кого-то называть дураком, желательно трезво оценивать собственные умственные способности.

Всё усложняется, когда перед нами поступки и оценки человека, облечённого большой властью и большой ответственностью. В этом случае привычные и понятные всем этические нормы приобретают дополнительное общественное содержание.

Закругляя вступление, поговорим о том, что значило предательство в жизни такого человека как И.В. Сталин. Все приводимые ниже факты имеют документальную основу.

В июле 1909 года Иосиф Джугашвили, бежав из сольвычегодской ссылки, прибыл в Баку и приступил к руководящей работе. Деятельность бакинских большевиков-подпольщиков протекала в условиях ежедневного острого противостояния с департаментом полиции и, в частности, с его охранным отделением. Власти пытались пресечь деятельность типографии, но их агенты «Фикус» (Н.С. Ериков) и «Михаил» (М. Коберидзе), подробно «освещая» работу организации, в тайну размещения типографии посвящены не были. На неё могло вывести наружное наблюдение, «водившее» основных участников подполья. Но слежка за «центровиком» Кобой (в донесениях филёров — «Молочный») ни к чему не приводила: опытный подпольщик неизменно уходил от «хвоста». В результате номер за номером «Бакинский Пролетарий» продолжал будоражить рабочие массы Баку и окрестностей. А в августе вышла статья Кобы «Партийный кризис и наши задачи», где говорилось о насущности издания общерусской газеты в границах империи и мобилизации пролетарских сил. Бакинцы твёрдо стояли на ленинской линии.

О серьёзности полученных сведений говорит то, что по итогам заседания Бакинского комитета РСДРП  было решено Леонтьева казнить, если он не даст убедительных разъяснений.

В конце августа был арестован Сурен Спандарян («Тимофей»). Требовалось вновь менять адрес типографии. В середине сентября Кобе и Бочке (Б. Мдивани) неизвестное лицо сообщило о решении арестовать Бакинский комитет и указало на возможность провокации среди печатников. Типографию вывели из-под удара, разобрав машину и переместив её и шрифты на новое место. А вот работавшие с нею муж и жена, А. Пруссаков и Е. Козловская вскоре исчезли. Не успели подпольщики толком разобраться, что за этим стояло, как до Джапаридзе дошли сведения о связи с охранкой Николая Леонтьева, секретаря Союза нефтепромышленных рабочих. О серьёзности полученных сведений говорит то, что по итогам заседания Бакинского комитета РСДРП с участием Джапаридзе и Джугашвили было решено Леонтьева казнить, если он не даст убедительных разъяснений. Предъявление подозреваемому обвинений привело к его бегству. А спустя несколько недель из Петербурга пришло подтверждение: Леонтьев — провокатор.

Провокация в рядах подпольщиков была не редкостью. Департаменту полиции удавалось буквально наводнять их ряды своими агентами, которые умудрялись проникать даже на партийные съезды. Но предательство не всегда подразумевало скрытую работу.

В 1911 году в Париже видный деятель меньшевистского крыла РСДРП Ю.О. Мартов издал брошюру «Спасители или упразднители?», в которой обрушился с обвинениями на большевиков. Он публично взялся обсуждать источники пополнения партийной кассы, вменив оппонентам участие в экспроприациях и присвоение т.н. наследства Шмита. На страницах брошюры нашли отражение все сплетни и слухи вокруг этих дел с упоминанием дат и фамилий (доказательств у Мартова не было). Стоит ли удивляться тому, что мартовский опус стал излюбленным средством «обличения» ленинцев, и после 1917 года оказался востребован куда больше, чем до. Антисоветчики на все лады перепевают упомянутые в нём «факты», игнорируя основной и главный факт: брошюра Мартова в тех условиях стала под видом политической борьбы фактически публичным доносом на товарищей по партии.

Этот не слишком изящный приём, неизменно оправдываемый «борьбой за чистоту принципов», не нов. Спустя шесть лет, в июле 1917 года бывший депутат 2-й Думы от большевиков Г.А. Алексинский (примкнувший к меньшевикам-плехановцам) поставил подпись под клеветнической заметкой «Ленин, Ганецкий и Ко — шпионы!». Этот политический пасквиль отказались печатать все питерские газеты за исключением бульварного «Живого слова». Цена упоминаемым в ней «фактам» была сродни наветам Мартова с той разницей, что в случае с «германскими деньгами на революцию» ложью было всё без исключения, от начала и до конца.

Приведённые здесь случаи характерны именно для меньшевиков. Сравните с этим поведение Троцкого в 1923–27 годах, и в том, с какой лёгкостью из политических соображений в дело пускаются ложь и клевета, вы легко разглядите всё то же лицо меньшевизма.

Но вернёмся на несколько лет назад, в 1913 год, когда новое столкновение Сталина с предательством стоило ему ареста, самой долгой и тяжёлой ссылки и личного разочарования. Р.В. Малиновского, многолетнего и крайне ценного агента охранки, Сталин, близко работавший с ним в 1912–1913 годах, считал близким товарищем: почитайте его обращённые к Малиновскому письма из ссылки, где и оказался по его вине.

18 октября, за неделю до Октябрьского вооружённого выступления Л.Б. Каменев, который был против восстания, но оказался в меньшинстве, перенёс внутрипартийную дискуссию на страницы буржуазной «Новой жизни». Там он изложил их с Г.Е. Зиновьевым аргументы, сделав сугубо приватный ход обсуждения планов свержения Временного правительства достоянием широкой публики. На политическую карьеру обоих будущих членов Политбюро этот поступок как будто повлиял слабо. Однако тогда, в октябре 1917 года Ленин расценил его как штрейкбрехерство, то есть предательство своих товарищей-рабочих путём сговора с классовым противником. Ни много, ни мало.

Далее, вспомним, как в августе 1918 года в Царицыне с подачи Сталина по подозрению в преступном саботаже и пособничестве врагу были арестованы высокопоставленные сотрудники штаба Северо-Кавказского военного округа Носович и Ковалевский. Обоих Сталин знал лично и некоторое время вместе с ними работал (отсюда, очевидно, и подозрения). Взявшая на себя расследование этого дела Высшая военная инспекция бывших полковников оправдала. Однако позже выяснилось, что Носович  был прямым участником белогвардейского подполья(в октябре 1918 года бежал к белым), а Ковалевский оказывал последнему содействие (в декабре расстрелян).

В июне 1919 года в Петрограде в время обороны от Юденича был раскрыт разветвлённый контрреволюционный заговор, в который входили командный состав фортов «Красная Горка», «Серая Лошадь», фортов о. Котлин «Риф» и «Шанц», форта «Обручев», члены корабельных экипажей, руководство артиллерией Кронбазы. В Петрограде была пресечена деятельность отделения т.н. Национального центра, члены которого занимались активной вербовкой бывших офицеров в армии Юденича и Деникина, разведкой и вредительством. Это происходит не просто на глазах Сталина, а при его самом непосредственном участии.

Перенесёмся в 1922 год. В процессе разработки политических и конституционных основ будущего Советского Союза ЦК столкнулся с жёстким противодействием со стороны ряда национальных партийных деятелей на Украине и в Грузии. Игнорируя решения высших партийных органов, ленинские оппоненты продолжали агитацию против условий будущего вхождения своих республик в СССР. Потерпев поражение в открытой дискуссии, они прибегли к уже испытанному способу: в январе 1923 года за границей оказались секретный доклад Махарадзе, шифротелеграммы Ленина и Сталина в ЦК КПГ, а также секретаря ЦК КПГ Сабашвили в ЦК РКП(б). Все документы были тут же опубликованы в берлинском меньшевистском «Социалистическом вестнике».

Не прошло и года, и летом 1923 года на свет стали появляться отдельные якобы ленинские диктовки, освящённые авторитетом Н.К. Крупской и работников секретариата В.И. Их содержание шло вразрез с известными ленинскими позициями по судьбе социалистической революции и союза рабочего класса с крестьянством, роли партии в руководстве государством, национальной политике, месте хозяйственных органов в управлении страной, мерах по реорганизации партийного и госаппарата и носили резко антисталинский характер. При том, что до последних дней своей дееспособности (что подтверждается и документами, и воспоминаниями родных и близких Ильича) Ленин демонстрировал неизменное политическое и человеческое доверие своему выдвиженцу. Антиленинские по содержанию «К вопросу об автономизации», а также тексты, по неясным причинам названные позже «Письмом к съезду» превратились в руках Троцкого в оружие против создаваемой и защищаемой Лениным в последние месяцы жизни системы партийной и советской власти. Не до конца понятную роль сыграли в этой истории Зиновьев, а позже и Каменев, почему-то ставшие минуя ЦК первыми читателями «совершенно секретных» «ленинских» диктовок. Нагромождение противоречий вокруг происхождения этих текстов и обстоятельств их обнародования превратило эту историю в политический детектив с весьма нездоровым запашком.

Воспринимал ли Сталин её как очередное проявление предательства? Этого нам знать не дано. Однако поведение самых близких соратников, на протяжении всех 20-х годов метавшихся из одной оппозиции в другую, интриговавших, лгавших, каявшихся и вновь пускавшихся в интриги, мало способствовало укреплению доверия к ним.

В январе 1928 года бывший с 1923 года технический работник Оргбюро ЦК и до 1926 года помощник Сталина Б.Г. Бажанов нелегально перешёл иранскую границу, а позже перебрался во Францию. В 1939 году этот персонаж пытался создать из пленных красноармейцев в Финляндии антисоветскую «Русскую народную армию». Но более всего он известен из-за своей книжки «Воспоминания бывшего секретаря Сталина», изданной в 1930 году, в которой реальные факты органично переплетены со сплетнями и прямой ложью.

Нагромождение показаний в ходе самых разных следственных дел в 1935-1939 годах ещё требует своего пристального изучения. Ясно одно: огульная позиция «все невиновны», «всё выдумано» противоречит и логике, и фактам.

26 декабря 1941 года «Красная Звезда» поместила статью «Борьба за солнечногорский плацдарм». Описывая начало немецкого наступления под Москвой, автор перечислял, где гитлеровцам удалось добиться наибольших успехов. «Одним из таких наиболее угрожаемых участков являлся солнечногорский… противник захватил населённый пункт Красная Поляна… также населённый пункты Горки, Катюшки и станцию Луговая. Ликвидацией солнечногорского нарыва, — читаем далее, — лично руководил Верховный главнокомандующий товарищ Сталин. Замысел солнечногорской операции был разработан им. Мы неоднократно получали указания от товарища Сталина о том, чтобы действовать на окружение противника, уничтожение его живой силы и техники. Сталинский замысел был нами выполнен, и это обеспечило успех нашей операции».

Подпись: генерал-майор А. Власов…

Стоит напомнить и хорошо известную историю с неоднократными и систематическими сепаратными контактами с гитлеровцами наших «союзников» по коалиции в 1943-45 годах. И вновь откровенная ложь без особых забот о соблюдении приличий.

Напоследок приведём такой случай. Он описан в «дневниках» И.А. Серова, чудесным образом обнаруженных в 2012 году его родными. Перед публикацией рукописи экспонировались на выставке в ГАРФ, частично опубликованы в 2016 году. Несмотря на мутноватое происхождение, тексты хорошо корреспондируют с синхронными источниками (в отличие от мифических «дневников Берии» и воспоминаний А.Т. Рыбина). Мы не призываем исследователей им доверять, просто рассмотрим один из содержащихся в них эпизодов.

В 1947 году И.А. Серов, тогда первый замминистра внутренних дел СССР, был вызван на Ближнюю дачу, где в неформальной обстановке Сталин поделился с ним своими подозрениями насчёт начальника хозяйственного отдела и заместителя коменданта Ближней дачи подполковника И. Федосеева. «Вот если человек живёт со мной и всё время подслушивает, подглядывает, дверь оставляет не закрытой, во время войны телеграммы командующих фронтов на моём столе читал, тапочки одевает вечером, чтобы не слышно ходить, что это за человек?»

Далее, по описанию Серова, допросы Федосеева показали, что имели место и подглядывания и подслушивания («мы все, сотрудники охраны, стараемся наблюдать за хозяином»), и чтение документов на столе («из любопытства»). У Серова сложилось о Федосееве впечатление как о человеке довольно ограниченном, но вряд ли опасном. В поле зрения попал брат Федосеева, сотрудник ОО Киевского военного округа. Допросили и его. Довольно быстро вскрылись злоупотребления, но на шпионаж ничто не указывало. Однако, по дальнейшему описанию Серова, у Сталина такая версия доверия не нашла, Сталин твёрдо уверился именно в шпионской начинке этой истории и требовал такого развития следствия. Он якобы остался недоволен Серовым и потребовал передать дело в МГБ, где оно продолжалось до 1950 года.

Нам неизвестно, так ли всё было. И спустя семьдесят лет мы это вряд ли узнаем. Но вот какая штука: если познакомиться только с историей подполковника Федосеева или познакомить с нею, предварительно вспомнив всю череду измен и предательств, полвека сопровождавших Сталина на каждом шагу, будет ли верно списать сталинское упрямство (если оно и было) на клиническую паранойю, сведя дело к персональному диагнозу? Как относиться к человеку, которого жизненный опыт ничему не учит? Как относиться к руководителю государства, позволяющему роскошь безоглядного доверия окружающим, подчинённым, иностранным партнёрам, имея за плечами длинный чёрный список вероломных измен и низких предательств?

Вопросы, как говорится, риторические.

И вот ещё интересный момент, на заедочку.

Большевик-подпольщик Джугашвили боролся с провокаторами и становился их жертвой, но одна из самых громких «сенсаций», родившихся в 60-х годах прошлого века и бытующая до сих пор, касается якобы сотрудничества Сталина с охранкой. История не стоит и бумаги, на которой её тиражировали, но ложь и клевета прилипчивы, а в каждую эпоху обязательно отыщется своё «Живое Слово».

В момент ухода В.И. Ленина в результате не выясненных до сих пор обстоятельств ленинское ядро в Политбюро со Сталиным во главе подверглось внезапной атаке в посмертных «ленинских» диктовках. И это в то время, когда умиравший Ильич выбрал Сталина в качестве единственного товарища для обращения с интимнейшей просьбой — во избежание мучительной агонии снабдить его ядом. Что имеем в результате? Ворох обвинений Сталина в подделке ленинских текстов и попытках отравить вождя!

Т.н. ленинская гвардия, шарахаясь влево и вправо, грозила погубить социалистическую перспективу в борьбе за сомнительные теоретические схемы и власть, а в военных кругах тем временем созрел заговор (само по себе его отрицание — «из них выбили нужные показания», ничего не значит, поскольку тогда невозможно объяснить для чего же их выбивали??). И кто же у нас виноват в «термидоре»?

Пока «союзники» искали сепаратные подходы к фашистской верхушке, не брезгуя ничем ради великой цели: не допустить в Европу «большевистскую заразу», Красная Армия отдавала сотни тысяч жизней лучших бойцов и командиров ради её, Европы, освобождения. Зато потом по свету отправились гулять байки о «тайных встречах» Сталина и Гитлера.

Воистину: «с больной головы на здоровую».

Почитать все "Заметки на полях издания «Сталин. Труды»" вы можете по тегу «Заметки на полях»