Традиционно я не буду ничего писать 8 марта, возможно, даже не буду заходить в сеть, чтобы не видеть все эти «праздники весны и красоты» и поздравления «милым дамам». Но также традиционно считаю себя обязанной написать к этому празднику статью. В конце концов более логично 8 марта получить очередную порцию проклятий и презрения в свой адрес женщины, борющейся за свободу, чем лицемерные цветочки.
Давайте зададимся вопросом, почему феминизм, женское движение, женская повестка дня так или иначе все же пользуется у большинства женщин если не популярностью (люди нынче политически пассивны), то по крайней мере большим интересом; почему при спорах и срачах стороны в большинстве своем разделяются по признаку пола.
Ведь у них же «все хорошо»? Равенство же давно достигнуто, и «есть все права», а даже если чего-то там и нет, то это такие мелочи, ну право, стоит ли это каких-то ссор. Зачем раскалывать... (на выбор, нужное подчеркнуть: семью, рабочее движение, партию, русский/любой другой народ, другое).
Иначе, чем особой бабской вредностью это все никак не объяснить. Мужчины же тоже страдают! Но они же не раскалывают! Давайте попробуем разобраться.
Начнем издалека. У Маркса и Энгельса имеется представление о двух сторонах человеческого бытия: во-первых, производстве предметов, необходимых для жизни (пища, жилье, одежда и т.д.), во-вторых, производство самой жизни. Говорилось об этом в разных местах на разные лады, и впоследствии это тоже не получило единой интерпретации. Вот, например, цитата из «Немецкой идеологии»:
«Итак, производство жизни — как собственной, посредством труда, так и чужой, посредством рождения — появляется сразу в качестве двоякого отношения: с одной стороны, в качестве естественного, а с другой — в качестве общественного отношения, общественного в том смысле, что имеется в виду сотрудничество многих индивидов, безразлично при каких условиях, каким образом и для какой цели».
Здесь мы видим, что и та, и другая сторона жизни называются «производством», и что та и другая сторона предполагают общественное отношение, сотрудничество многих индивидов. Несколько выше в той же главе классики выделяют три стороны, три момента социальной жизни: производство предметов, воспроизводство людей и непрерывный рост потребностей.
Обратим внимание: Маркс и Энгельс не считали, будто воспроизводство жизни – некая «животная» сторона, или как любил выражаться профессор Смирнофф, "Тätigkeit", деятельность; нечто инстинктивное и само собой разумеющееся. Воспроизводство жизни; сторона равноправная производству предметов, и она настолько же человеческая, и настолько же общественная, как и последнее.
Это может кого-то удивить, но воспроизводство жизни происходит и сейчас, оно не прекращается ни на минуту, независимо от того, какой там в стране уровень рождаемости; И В ЭТОЙ ОБЛАСТИ ЖЕНЩИНЫ ЧУВСТВУЮТ СЕБЯ БРОШЕННЫМИ И НЕСПРАВЕДЛИВО ОБДЕЛЕННЫМИ.
Разумеется, массово женщины так не мыслят, это скорее внутреннее ощущение общей несправедливости жизни, нечестной по отношению к женщине. Разумеется, могут быть женщины, которые либо не имеют семьи, либо имеют, но рассматривают ее совершенно иначе; могут быть разные варианты, мы не об этих разных вариантах – мы о том большинстве женщин, о котором речь шла в самом начале. И да – они чувствуют себя несправедливо обделенными. И они в этом правы.
Это нельзя отнести к каким-то специфическим «бабским проблемам». Это один из двух столпов человеческого существования, где весь труд почему-то в основном возложен на женщин. И что еще более важно – равнозначимость этого области и другой, производственной, никто даже и не думает признавать. Эта область – воспроизводство человека - не то «женское удовольствие» и «женские инстинкты», не то «хобби для родителей», не то «животное и само собой разумеющееся занятие», не то какая-то мелочь, не стоящая общественного внимания.
Воспроизводство человека вынесено полностью в частную область и там возложено полностью на ответственность женщин (в крайнем случае – их умение находить себе «помощника», то есть «правильного мужика», договариваться с ним, делегировать часть обязанностей – но отвечает за это тоже женщина).
К области «производства человека» следует относить, конечно, не только сам процесс рождения, выкармливания и воспитания ребенка; сюда же относится и в целом труд по уходу за семьей; уход за престарелыми членами семьи, уход за жилищем, формы ухода за трудоспособными членами семьи – например, приготовление пищи. Где-то во 2й половине 20 века в разных странах возникла идея, что мужчина может во всем этом «помогать» или даже «делить поровну», но организация такой помощи, делегирование, «умение найти правильного мужика и с ним договориться» - это проблемы опять самой женщины. До недавних пор женщины в семье делали все это совместным образом, воспроизводя крайне архаичную родовую общину: отсюда диктат свекрови и матери, подчиненное положение молодых женщин, «естественная» обязанность бабушек воспитывать внуков, строго регламентированное воспитание девочек с внушением мотивации «выйти замуж, родить нам внуков».
Но сейчас и эта архаичная «женская недообщина» распалась, и бабушки все реже сидят с внуками, а молодые женщины старательно избавляются от диктата старших. Однако «производство человека» как было частным и почти исключительно женским делом – так и осталось. Да, есть отдельные образцовые мужья и вовлеченные отцы, но заметим, это является их сознательным решением, и массовым явлением, увы, не стало, да и не могло стать.
Этот гигантский труд по производству человека при этом даже не получает какого-то признания со стороны общества, более того, cейчас он потерял вообще право называться трудом. В патриархальной традиции хотя бы существовало моральное поощрение матери, признание ее труда (вспомните Льва Толстого, вспомните, например, как в советском фильме девочка говорит «Но разве у матерей мало работы?») Сейчас так говорить не принято. Мать не трудится, воспитывая детей, она развлекается и занимается любимым хобби на деньги мужа (которого как бы «эксплуатирует», ведь вообще-то она сама должна зарабатывать деньги на свои хобби). Даже упомянуть о том, что дети – это труд, уже некошерно, поднимается вой: как это, как это, деточка – и вдруг труд?! Да деточка – это же частное дело, не дай бог еще кто-то вмешается (хотя качество «выращивания деточек» подвергается все более строгому общественному контролю), деточка – это же радость в режиме 24/7, сплошное непрерывное счастье! Мужчины рассказывают нам о том, как радостно и прекрасно для женщины хлопотать и заботиться о любимых людях, «это же для любимых»! То есть этой работы вообще не существует.
Кроме того, как известно, сейчас все делают своими руками мультиварка с пылесосом.
Но радостная или нерадостная, легкая или тяжелая, эта работа и затраченное на нее время все равно никуда не деваются. Можно под влиянием пропаганды считать эту работу «любимым хобби на шее у перетруженного мужа», но она и при этом раскладе никуда не исчезает. Это время – реальное время жизни женщины. Его кто-то должен затрачивать – все равно кто, как, и под каким соусом. Это действия по производству жизни, и они неминуемо должны быть cовершены. Так или иначе, но женщин нужно каким-то образом – явно или скрыто – убедить их совершать.
Вокруг этого рабочего времени, вокруг этого производства жизни и наросла «патриархальная культура» и представления об «особой роли», «особой психологии» женщины. Женщина может не иметь детей и даже сама (если это молодая девушка) быть объектом обслуживания дома, например, со стороны своей матери. Но и в этом случае она будет непрерывно ощущать себя «другим полом», особенным видом человека. В каких-то случаях это может ей даже нравиться. Но гораздо чаще она чувствует здесь и там некие ущемления, которые вроде бы и не должны ее касаться – но касаются.
Лучше принять в институт мальчика, а не девочку – ведь девочка все равно родит, и зачем ей это образование. И на работу лучше принять парня, ведь девочка родит и уйдет в декрет. И на курсы повышения квалификации послать мужчину, потому что мужчины в принципе лучше, по своей природе, и они «добытчики». И зарплату надо побольше дать мужчине, ведь ему «кормить семью», а женщину и так муж кормит. Существуют целые отрасли с нищенской зарплатой, на которую никак не прожить в одиночку – и работают там женщины в расчете на «кормящего мужа». Абсурд: она те же 8-10 часов трудится на рабочем месте, зачастую достаточно тяжело; она еще осуществляет вторую смену дома – но при этом «сидит на шее мужа», ведь без его приличной зарплаты не то, что упадет уровень жизни – а можно будет сразу идти на улицу.
Если же у женщины нет мужа, который кормит – ну это она сама виновата, вы же понимаете.
Не нашла вообще, потому что «страшная», или вышла не за того, за кого надо. Правда, и у мужчин-работников при капитализме зарплата очень часто нищенская, поэтому почти все женщины выходят «не за тех, кого надо».
Отчасти давно уже понятно, что без обобществления хотя бы части труда по воспроизводству человека никакое дальнейшее существование невозможно. И да, чем более развита страна, тем более развито это обобществление. Есть общественное воспитание детей (садики, школы, продленки), есть уход за престарелыми, инвалидами, больными, есть, наконец, общественное питание (кафе и доставка) и даже клининговые фирмы. Но женщины, которых с детства обучали «варить борщ» и воспитывали в духе домашних обязанностей, чаще всего и работать идут именно в такие отрасли, то есть и в обобществленном воспроизводстве человека основная роль опять принадлежит женщинам. Попытки женщин устроиться на «мужскую» работу – от программиста до автомеханика – иногда удаются, но в целом женщине психологически трудно на такой работе, ее преследуют шутки о «морской свинке», к ее работе пристально присматриваются, «а способна ли она вообще», ей приходится преодолевать массу препятствий. Да и не подготовлена она к этим видам работы, все ее воспитание этому противоречит – ведь девочка «не должна» любить технику, девочка «ничего не понимает» в математике.
Как следствие, мы видим сонм «женских профессий», низкооплачиваемых, неуважаемых. Сам тот факт, что человека можно оскорблять в интернете только за то, что он работает медсестрой в уходе за престарелыми, можно отбирать у такого человека само право на высказывание – «иди лучше задницы мыть» - говорит о тяжелой и глубокой шизофрении общественного сознания. Ведь эти оскорбляющие убеждены, что их поведение многими будет воспринято благосклонно и одобрительно, иначе все это не писалось бы. Между тем совершенно непредставимо, что письменное творчество, например, слесаря, воспринималось бы таким образом: «иди лучше за свой станок детали точить». Наоборот, подобные, даже «простые» профессии воспринимаются с уважением – ведь они относятся к области производства предметов, а не людей, и они мужские, а не женские.
Женщины замечают все эти моменты – и мелкие несправедливости в распределении постов и благ, и подколки, и общественное отношение к «женским» профессиям, и конечно, низкую зарплату, как следствие – низкую пенсию. Женщина живет и варится в этом с детства. Некоторым, особенно благополучным и образованным, богатым дамам, удается избежать связанных с этим неприятностей, и они громогласно требуют себе «поклонения, цветов и драгоценностей», «потому что я женщина». Такие выгодополучательницы – ничтожное меньшинство, но именно они задают тон и выдают себя за «женщин вообще».
Голос обычной женщины-труженицы почти не слышен. Да она и не поднимает его – ведь от нее ожидают милой, скромной непритязательности, ведь именно это считается «женской мудростью» (привлекающей, по легенде, богатых и заботливых мужчин). Она не пытается ничего сказать, хотя в глубине души чувствует, как жутко, неправильно, тяжело складывается ее жизнь. Она живет в этом двойном гнете – помимо обычной капиталистической эксплуатации усиленная, двойная. И не только на работе, но и дома (прямо или под соусом «любимого хобби на деньги мужа» - тут неважно).
Стоит же такой женщине поднять голос, ее немедленно обвиняют в «феминизме». Мейнстрим обвиняет ее в феминизме вообще, а левые, которые, кажется, если исходить из их же классики, должны понимать и сочувствовать – обвиняют в некоем «буржуазном феминизме».
Само собой разумеется, феминизм во всем мире крайне неоднороден; и в нем, как и в любом другом общественном явлении, есть достаточно фриков и достаточно проплаченных, выгодных власть имущим течений. Например, в левом движении тоже много фриков и оппортунистов. У феминисток по всем вопросам совершенно разные мнения. Но нравится ли левым, когда их всех ассоциируют, например, с Пол Потом? Или нравится ли несистемным коммунистам, когда их ассоциируют с КПРФ, и говорят, что «все коммунисты одинаковы»? Точно такой же прием применяют они сами против любого женского движения: выискивается (желательно где-то на Западе) какая-то особенно одиозная фрическая феминистка или течение, и на основании этого выносится приговор всему феминизму вообще. Если же, к примеру, марксистские феминистки пытаются заметить, что они-то совсем о другом – «критики» уверенно заявляют, что нет, мол, все вы одинаковы, просто вы слишком тупы, чтобы заметить свое полное сходство с какой-нибудь критикуемой нами западной феминисткой.
На самом деле cовременный феминизм – это про дяденьку, который почувствовал себя лосем! Ах, вы вообще не занимаетесь трансами, вас не интересует «идентичность», и вы в принципе тут про рабочее время? Да не порите ерунды, все знают, что феминизм – это про дяденьку-лося или про детей, которых насильно оперируют, а если вы не знаете, значит, вы дуры! Примерно на таком уровне у нас левые ведут критику «буржуазного феминизма».
А с кем женщине поговорить о затрачиваемом рабочем времени на производство человека, об отношении общества к производству человека? Получается, что кроме марксистских феминисток, и не с кем. Но тех крайне мало, и они тоже подвергаются травле и остракизму.
В левом движении женщине предлагается заткнуться о своей жизни и лучше посочувствовать рабочим, причем исключительно тем, кто занят индустриальным производством предметов. Сиделкам и продавщицам сочувствовать нельзя, ведь они не истинные рабочие. Нельзя даже призвать их к забастовке – ведь они не революционны согласно «научной теории»!
А женщине да, хотелось бы услышать о том, что составляло содержание всей ее жизни – а это может быть, физическое насилие со стороны мужчин, это может быть непрерывная борьба за то, чтобы хоть как-то прокормить детей, это глубокая, постоянная несправедливость, которая преследовала ее, может быть, с детства и юности, с каких-то мелочей, замечаний, слов – и до нищенской зарплаты за тяжелый труд. Женщина знает о своем в первую очередь социальном отличии от мужчин – хотя и не всегда понимает, с чем оно на самом деле связано.
В самом деле показатель ментального здоровья и адекватности коммунистов – это понимание ситуации с трудом по производству человека. Понимание того, что при коммунизме такой труд будет являться более важным, более уважаемым, более первостепенным, чем «производство предметов». Просто по той причине, что развитие и счастье каждого человека – основной императив коммунизма. И уж конечно, этот труд и эта сфера жизни станут общими и не будут связываться исключительно с женским полом – что и приведет к желанному равенству, и к возникновению культуры, где «женское» ни в коей мере не будет второстепенным.