Прошло чуть больше месяца с тех пор, как женщины в Чили начали всеобщую феминистскую забастовку, приуроченную к Международному женскому дню 8 Марта. В этом году два миллиона вышли на большой бульвар и прилегающие улицы в центре Сантьяго. Это была самая большая демонстрация в новейшей истории нашей страны.
В то воскресное утро нас было так много, что ни пресса, ни правительство не знали, как нас всех сосчитать. Полиция занижала наши цифры, но мы утверждали, что fuimos más (нас было больше).
Организаторы решили не спрашивать у властей разрешение на марш. Мы сделали это, чтобы вернуть себе наше конституционное право на протест, чтобы отвергнуть легитимность правительства, которое мы считаем непосредственно ответственным за систематическое нарушение прав человека во время Октябрьского восстания в Чили.
Мы знали, что этот день станет историческим, что он будет импульсом для продолжения протестов, вспыхнувших в октябре прошлого года. Мы знали, что по всей стране мы выступим против государственного терроризма, прекаризации нашей жизни и многообразных форм насилия, с которыми мы сталкиваемся каждый день.
После протестов
Через три недели после протестов, когда из-за пандемии улицы опустели, президента Себастьяна Пиньеру сфотографировали на площади Пласа-де-ла-Дигнидад, одном из знаковых мест Октябрьского восстания. Фотография казалась триумфом — она будто заявляла о восстановленной президентской власти Пиньеры, показывала, что правительство возвращается к управлению страной.
Действительно, несмотря на самый низкий рейтинг доверия со времен диктатуры, Пиньера временно восстановил некоторую легитимность. Но тот факт, что что для подавления наших протестов понадобился глобальный кризис здравоохранения, не меняет реальности политического кризиса в Чили. Это лишь показывает хрупкость восстановленного «авторитета» этой администрации.
Теперь, когда мы больше не можем протестовать на улицах, трудно вызвать в памяти ту силу сплоченности, которую мы почувствовали 8 Марта. Что же случилось с этой энергией? Куда девается импульс, уверенность и стремление к радикальным преобразованиям в разгар глобальной пандемии? Всего несколько недель назад сплоченность на улицах заявляла о нашей коллективной силе — теперь мы оказались раздробленными и физически отделенными друг от друга.
В течение нескольких недель правительство отказывалось вводить карантин, который мог бы сгладить растущую кривую заражения. Когда же оно наконец начало действовать, то лишь для того, чтобы поместить богатые районы Сантьяго и горстку других городов под частичный карантин. Для трудящихся, подавляющее большинство из которых не могло оставаться дома, не предусмотрели никаких экономических или чрезвычайных мер. Для многих в Чили карантин был привилегией, как и социальные права в течение этих тридцати лет неолиберального перехода.
Хотя иногда может показаться, что эта пандемия приковала стольких из нас к стенам наших домов и поставила мир на паузу, время не остановилось. Наша борьба продолжается. Пока управленцы на мгновение наслаждаются своим восстановленным чувством власти, но мы снова поставим их правление под сомнение. Восстание теперь происходит в нашей ярости, наших желаниях, наших вопросах и наших связях, даже если мы временно ушли в подполье.
Составляющие кризиса
Чилийский народ переживают эту пандемию в условиях исключительного положения, в котором мы живем со времени восстания, вспыхнувшего 18 октября, когда массовое уклонение от оплаты проезда со стороны студентов вылилось в многочисленные протесты против бедности, усугубившейся за последние 30 лет. Ответ правительства на это массовое восстание принял только одну форму: жестокость полиции и систематическое массовое нарушение прав человека. Среди этих нарушений были нанесение увечий (450 задокументированных случаев повреждения глаз), пытки, сексуальное насилие, политическое заключение, похищения, убийства.
Мы переживаем эту пандемию в уникальных условиях. Восстание все еще находит отклик, оно все еще оживляет нас. Мы знаем, что физическая дистанция карантина не может превратиться в политическую изоляцию и паралич, особенно когда товарищи остаются политическими заключенными и когда власти вновь отреагировали на этот кризис введением военизированного комендантского часа в городах Чили.
Поскольку мы не стали на паузу, а жизнь и политика продолжаются — хотя и странным образом — мы должны спросить себя, как выйти из этого кризиса, чтобы не усилить авторитаризм, эскалацию патриархального и расистского насилия.
Именно с учетом этого мы пытались действовать во время этого кризиса внутри кризиса. После первой недели чрезвычайной ситуации в области здравоохранения мы предложили Феминистский экстренный план. В сотрудничестве с другими движениями мы начали huelgas por la vida — забастовки за наши жизни. Те, кто вынужден продолжать работать, не выходят на работу или, если это невозможно, прерывают рабочий день в знак протеста. Те, кто сидит дома, протестуют так: вывешивают баннеры на окнах, стучат в кастрюли и проводят скоординированные акции в течение всего дня.
Мы также создали сеть феминистской поддержки, чтобы противостоять эскалации патриархального насилия в условиях ограничения свободы. Эта сеть, состоящая из нескольких феминистских групп, в первую очередь ориентирована на распространение информации о низовых инициативах, феминистских коллективах и организациях, оказывающих поддержку женщинам, страдающим от домашнего насилия.
Еще одна важная задача, стоящая перед нами, — это поддержка собраний, которые которых становилось все больше как пространств для мобилизации, политических дискуссий и возрождения социальной структуры. В этом контексте мы решили сделать эти собрания сетями попечения и взаимной поддержки. Наши организации поставили политику ухода и попечения на первый план: мы знаем, что это так же важно, как и другие формы жизненно необходимого труда.
Эта пандемия на фоне восстания в Чили открывает новые вопросы. Как мы можем эффективно противостоять этой политике смерти и лишений? Как мы можем поднять благосостояние многих, а не прибыль нескольких человек? Как мы можем организовать ответную реакцию? Как мы можем применить наши силы в этих обстоятельствах?
Понятно, что однозначного ответа на эти вопросы не существует. Для нас это вопрос признания того, что в этом сценарии неопределенности мы можем доверять знаниям, полученным из нашей коллективной истории и памяти борьбы, и нашей вере в то, что мы строили вместе.
Феминистское забастовочное движение было глобальным в своих целях; 8 марта по всему миру прокатилась волна протестов. В контексте этой пандемии мы вновь сталкиваемся с историческим моментом, который требует принятия коллективных ответных мер. Как интернационалистская сила, феминистское движение должно служить одновременно траншеей и укреплением против радикального наступления неолиберализма. Мы должны создать преобразующую альтернативу.
Когда Себастьян Пиньера сфотографировался у памятника Бакедано на площади Пласа-де-ла-Дигнидад, площадь была пуста: не было ни черных флагов, ни флагов мапуче, ни зеленых бандан, символизирующих кампанию за права абортов. Осмелев, правительство начало стирать граффити и символы Октябрьского восстания. Но, несмотря на комендантский час, несколько отважных людей вернулись, чтобы снова написать свои протестные послания. В нескольких метрах от того места, где сфотографировался Пиньера, на самой площади до сих пор сохранились слова, описывающие наши протесты в октябре и марте. Большие буквы гласили: Históricas.