Мы уже неоднократно затрагивали тему разрушения привычного стабильного трудоустройства глобальным рынком, которое иногда называют гигономикой, равно как и то, что за вывеской «искусственный интеллект» часто скрывается каторжный труд малооплачиваемых работников из стран победнее, выполняющих рутинные операции, пока еще недоступные машине. В последнее время нам на глаза попалось сразу несколько новостей по этой тематике, одна из которых объединяет темы интеллектуальных чернорабочих и непостоянного трудоустройства.
Стартап Engineer.ai предлагал заказчикам мобильное приложение, которое всего за час для них сделает искусственный интеллект. Компании удалось собрать $30 млн инвестиций. Выяснилось, что большая часть работ выполняется вручную — с помощью программистов из Индии. Это они ускоренно пишут код для приложения, а не ИИ. Единственное, что делают алгоритмы — распределяют задачи между сотрудниками. За несколько лет работы стартап так и не собрал датасет для обучения нейросети. Также в компании не хватает специалистов, которые бы создавали алгоритмы, поскольку искать их — долго и дорого. В конце концов, зачем нужен ИИ, если есть дешевая рабочая сила?
Использование дешевого человеческого труда для выполнения заданий, с которыми плохо справляются компьютерные алгоритмы, или для рутинной работы по обучению этих алгоритмов, не ограничивается мелкими малоизвестными стартапами. Интернет-гиганты, старающиеся охватить собой все стороны человеческой жизни, также используют тысячи неизвестных миру работников для этих же целей, причем интенсивность эксплуатации там оказывается ничуть не меньше, а то и больше. И ряды этих интеллектуальных чернорабочих, как оказалось, вовсе не ограничиваются жителями Индии.
Amazon
Когда вы в следующий раз зададите вопрос Алексе, голосовому помощнику от Amazon, ваш голос, возможно, пролетит через полмира и окажется в индийском городе Ченнаи, где живые работники в поте лица трудятся над улучшением ответов искусственного интеллекта.
На протяжении девятичасовых смен сотрудники стенографируют аудиозаписи, сортируют слова и фразы на категории и оценивают ответы цифрового помощника Amazon. Это лишь один из множества таких центров Amazon по всему миру, где «специалисты по данным» подготавливают миллионы фрагментов разговоров для обучения ИИ Алексы.
Один бывший сотрудник описывает свою работу там как «неумолимую». Ему приходилось обрабатывать примерно 700 вопросов к Алексе в день, в условиях жестких показателей того, сколько времени должна занимать обработка одного вопроса. Каждый день сотрудникам демонстрировались данные об их результативности, и за время его пребывания на этой должности целевые показатели все время росли. Работа была довольно монотонной, но ее объем и темпы приводили к умственному истощению, так что он в конечном итоге уволился. С его слов:
Невозможно каждый день работать в темпе машины. Система выстроена таким образом, чтобы ты выкладывался на 100% в каждый миг рабочего дня. Для человека это невозможно.
С точки зрения пользователей, цифровые помощники, поисковые машины и социальные сети выглядят волшебством, однако их бесперебойная работа зависит от целых армий живых сотрудников, чей вклад часто остается незамеченным. Технологии, воплощенные в цифровых помощниках, выглядят впечатляюще, но они основаны на огромном объеме монотонного труда людей, зачастую в весьма далеких странах.
Большая часть этой работы заключается в обучении алгоритмов, на которых покоится состояние крупнейших компаний Кремниевой долины, или заполнении пробелов там, где машинам пока еще тяжело работать. Эта работа часто крайне монотонна и скрыта от глаз потребителей: маркирование данных для обучения ИИ, модерирование сетевого контента, верификация онлайн-списков или тестирование.
Хотя представители Amazon и заявляют, что «большинство специалистов по данным являются полноправными сотрудниками Amazon, получающими достойную заработную плату и значительный соцпакет», очень много этого невидимого труда по поддержанию интернет-сервисов, которыми мы пользуемся каждый день, выполняется фрилансерами или людьми на повременных договорах, работающих в компаниях, специализирующихся на аутсорсинге. И существование таких работников куда менее стабильно.
Это явление все чаще становится предметом обсуждения. В мае 2019 года антрополог Мэри Грей и Сиддхарт Сури, специалист из области компьютерных наук, дали ему название. По словам Грей, которая совмещает работу в Microsoft Research и Гарвадском университете, их книга «Призрачный труд» посвящена не каким-то конкретным профессиям, а самому видоизменению трудоустройства:
Любой проект или задача, которая может быть хотя бы отчасти передана, управляема и проверяема посредством сетевой платформы в наше время может выполняться людьми на краткосрочных контрактах из любой точки земного шара, в которой есть доступ к интернету.
Хотя работа «специалистов по данным» из Amazon имеет многие из признаков, отличающих «призрачную работу» ото всей прочей — прежде всего, ее невидимость для окружающих — Грей утверждает, что их книга в основном посвящена независимым подрядчикам, которые выполняют львиную долю такой работы. Очень много ее делается при помощи платформ вроде Amazon Mechanical Turk или Figure Eight — онлайн-бирж труда, где компании могут разбить необходимую им работу на мелкие фрагменты и подряжать людей на их выполнение за фиксированные суммы.
YouTube (Google)
Когда YouTube рекомендует кому-либо видео, он использует искусственный интеллект, который нужно обучать — чем занимается, например, Марк Кэтт. Марк, сорокашестилетний мужчина из Портленда, штат Орегон, США, работает «механическим турком» с 2013 года. Ему пришлось искать новую работу, поскольку его больная спина не позволяла ему больше работать на его предыдущей должности — обслуживать большое офисное оборудование вроде копировальных машин, принтеров и прочего.
Ему нравится гибкий график, который позволяет ему проводить больше времени с детьми, а также использование своих навыков программирования, при помощи которых он ускоряет выполнение рутинных задач. Однако, Кэтт говорит, что не мог бы прокормить семью, если бы не имел возможности жить со своей матерью. Он работает пять часов в день, зачастую семь дней в неделю, и старается зарабатывать 40 долларов США в день — немного выше минимального размера оплаты труда там, где он живет. Это еще очень хорошая ставка для «механического турка» — проведенное в 2018 году исследование показало, что в среднем такие работники зарабатывают примерно 2 доллара в час.
Так, по его словам:
Я не думаю, что этот труд высоко ценится. Мне даже кажется, что большинство людей даже не догадываются, что их данные обрабатывают живые люди. Сервисы, с которыми люди взаимодействуют каждый день — YouTube, Pinterest, разные приложения по обмену фотографиями — за кулисами прибегают к услугам «механических турок» чтобы обрабатывать и модерировать данные.
По мнению Лилли Ирани, ассоциированного профессора Калифорнийского университета в Сан-Диего, которая изучает цифровой труд, это не случайность. Вместо того, чтобы напрямую общаться с работниками, заказчики на платформе Mechanical Turk создают задания при помощи программного интерфейса, примерно как если бы они писали набор инструкций для компьютера. Платформа специально разработана, чтобы замаскировать человеческий труд и позволить заказчикам проще обманывать себя и мнить себя программистами, а не управленцами:
Многие из крупных технологических компаний, да и в целом культура компьютерных наук, очень сильно завязаны на производство «технологической магии». Mechanical Turk от Amazon — это то место, куда можно спрятать людей, необходимых для производства этой «магии».
Среди инженеров и программистов бытует мнение, что эти работники — всего лишь временное решение, пока ИИ не может их заменить. Это неизбежно обесценивает такой труд. Инвесторы также склонны поддерживать бизнес, основанный на легко масштабируемой технологии, а не громоздкой рабочей силе, которая будет требовать нормальных рабочих мест и достойной оплаты труда.
Даже когда речь не идет о безликих подрядчиках-фрилансерах, технологические компании частенько держат своих «кочегаров» на расстоянии вытянутой руки. Например, Шон Спигл модерировал графический контент для Facebook, но формально был трудоустроен в компании по аутсорсингу из г. Тампа, Флорида.
За 15 долларов в час он был вынужден продираться через поток графического контента, в том числе содержащего пытки животных, детскую порнографию и смерть, но правила работы заставляли его смотреть эти видео целиком, даже если он уже их видел раз 30. По его словам, ежедневные необъяснимые и произвольные изменения правил приводили к тому, что психологически травмирующий материал часто так и оставался опубликованным. Он не имел права напрямую обращаться к правоохранительным органам, чтобы сообщить о совершенных преступлениях, записанных на видео, и ему ничего не говорили по поводу судьбы материалов, которые он отправлял «наверх», в команду, которая должна была заниматься подобными вопросами.
Я однозначно чувствовал себя просто винтиком огромной машины. У меня никогда не появлялось впечатления, будто я действительно кому-то помогаю.
Спигл также утверждает, что компания периодически увольняла большое число работников вне зависимости от качества их работы. Он пережил две такие чистки до того, как почти 90% из тех, кто работал на его этаже, были уволены в один день. По слухам, после серьезных изменений в правилах Facebook, начальство решило, что проще набрать и обучить с нуля новых работников, чем переобучать старых.
Нестабильность — неотъемлемая черта «призрачного труда». В отличие от другой работы в «гигономике», типа водителей для Uber, она невидима для потребителей и не привязана к определенным местам, утверждает Марк Грэхем, профессор интернет-географии Оксфордского университета. Это означает, что работники вынуждены конкурировать друг с другом на «всепланетном рынке труда», где оплата и условия работы сильно различаются.
Даже более стабильные случаи такой работы находятся в весьма шатком положении, потому что у нее мало барьеров, которые препятствовали бы ее переведению в места с более дешевой рабочей силой, если в ее нынешнем месте вдруг повысится минимальная оплата труда или будут приняты какие-то новые законы.
Грей считает, что в интересах каждого бороться с этими тревожными тенденциями в трудоустройстве, потому что «рано или поздно они придут и за тобой»
Современная «экономика услуг» вознаграждает компании, которые быстро переключаются с проекта на проект, и все большие объемы интеллектуального труда выполняются подрядчиками и фрилансерами, часто нанимаемыми через платформы типа Upwork или Fiverr. Частью этой проблемы является то, что законы о труде в большинстве стран — там, где они вообще что-то значат — все еще построены вокруг постоянного трудоустройства с фиксированным восьмичасовым рабочим днем. Распространяющиеся же из «гигономики» практики трудоустройства с легкостью обходят эти ограничения, что делает работников практически беззащитными и бесправными.
Как мы в очередной раз можем убедиться, современная отрасль информационных технологий, которую ее пиар-менеджеры и журналисты часто пытаются подать как некое торжество прогресса и новшеств, освобождающих человека от рутинного труда «старой» экономики, на самом деле покоится на огромных объемах этого же самого рутинного труда, не слишком заметного для конечных пользователей.
Подобно промышленным рабочим полтора столетия назад, интеллектуальные чернорабочие XXI века служат придатком машины, выполняя операции, которые слишком сложны для нее. Они получают за свой труд гроши и им постоянно угрожает перспектива быть замененным более дешевым трудом из другой страны или просто стать ненужными из-за прогресса технологий, которому они же сами и помогают.
Дальнейшее развитие современной социально-экономической системы в отсутствие массовой, по-настоящему глобальной борьбы за интересы трудящихся будет все больше ухудшать ситуацию на рынке труда, заставляя все более широкие слои населения соперничать друг с другом за право до изнеможения выполнять малооплачиваемые задания работодателей на платформах «краудсорсинга» просто для того, чтобы выжить. Таково будущее наёмного труда в рамках существующей системы. Тому, кто не хочет мириться с таким вариантом развития событий, остается лишь одно — бороться за другое будущее, за общество, основанное на качественно других принципах.