В классической экономике норма прибыли определяется человеческим вкладом в производство. Если у нас есть дешёвый мигрантский труд, то у владельцев предприятий нет никакого стимула автоматизировать производство. Что можно сделать, чтобы способствовать автоматизации, рассказывает Пол Кокшотт (William Paul Cockshott), почётный профессор информатики университета Глазго (University of Glasgow).
XX2 ВЕК. В статье «Люди, роботы и ценности» (People, robots, values) ты утверждаешь, что чем в промышленности больше роботов, тем меньше прибыли получают владельцы индустрии, так как люди остаются без работы и не получают достаточно денег, чтобы покупать вещи. Поэтому получается экономический застой, как, например, в Японии. Я правильно понимаю?
Пол Кокшотт. Это не совсем то, о чём я говорю. Проблема Японии в том, что это общество с относительно низким уровнем рождаемости, длинной продолжительностью жизни и сокращающимся работоспособным населением. Снижение национального дохода в Японии связано с уменьшением рабочего населения, поскольку реальная выгода от товаров определяется человеческим вкладом в производство. Это проблема сокращающегося рабочего населения и очень высокого накопления капитала.
Снижение национального дохода в Японии связано с уменьшением рабочего населения, поскольку реальная выгода от товаров определяется человеческим вкладом в производство.
Норма прибыли на капитал зависит от темпов роста населения. Последний определяет верхнюю границу на возможную прибыль, которая в математическом выражении равна скорости роста населения, поделённой на скорость накопления капитала. Но если у нас высокая скорость накопления капитала, как и в Японии, и сокращающееся трудоспособное население, норма прибыли на капитал будет приближаться к нулю. Поэтому с 1990-х годов японская экономика стоит на месте.
Общий уровень прибыли в экономике определяется макроэкономическими факторами, в первую очередь темпами роста населения — в частности, темпами роста рабочего населения и долей концентрации национального дохода.
Высокая концентрация национального дохода нужна, чтобы построить роботизированную экономику. И общества с низкими темпами накопления и быстрым ростом рабочей силы, такие как Великобритания и США, не используют роботов, потому что там относительная низкая стоимость труда. Поэтому индустрии этих стран гораздо менее роботизированы.
А в Японии, наоборот, распространена автоматизация.
XX2 ВЕК. Теоретически, можно представить себе такой мысленный эксперимент: в какой-то момент мы достигли абсолютной роботизации производства. Фабрики и предприятия полностью роботизированы, они покупают товары друг у друга. Возможно ли такое на практике?
П. К. Нет, невозможно. В принципе, можно было бы взять значение равновесия, которое фон Нейман (John von Naumann) развил в своей общей модели равновесия (модифицированное равновесие Нэша) в 1930 году, и сказать, что дальше этого экономика просто не будет функционировать в прежнем режиме. Или можно вспомнить теорию, которую в 1960 году разрабатывал Пьеро Сраффа (Piero Sraffa) в своей книге «Производство товаров посредством товаров».
Таким образом, мы бы вернулись к своеобразной рабовладельческой экономике, за исключением того, что в роли рабов бы выступали роботы, а не люди.
То есть, можно придумать теоретическую модель капитализма, в которой не используется ресурс человеческого труда, и в котором фирмы будут полностью автоматизированы. Будут существовать правила, которые сопоставляют прибыль капиталу, и с помощью этих правил можно выстроить ценообразование. Практически, я сомневаюсь, что такая модель будет работать. Отчасти потому, что если бы у нас были роботы, которые были бы достаточно умны, чтобы выполнять каждое действие, которое могут делать люди, этим роботам пришлось бы иметь человеческий уровень интеллекта. Они бы просто сформировали новый класс человекоподобных рабов. Таким образом, мы бы вернулись к своеобразной рабовладельческой экономике, за исключением того, что в роли рабов бы выступали роботы, а не люди. В этом контексте можно вспомнить фильм «Бегущий по лезвию» (Blade Runner).
Чем ниже уровень заработной платы в стране, тем более дорогим кажется применение роботов. Но, с другой стороны, при росте заработной платы роботы могут показаться более дешёвой альтернативой для работодателей. Но для этого нужны роботы, о которых мы читаем в научной фантастике. И они очень далеки от роботов, которые у нас есть на данный момент, они не могу действительно быть универсальной заменой людей.
Вообще, идея робота восходит к пьесе Карела Чапека (Karel Čapek) 1920-х годов «Россумские универсальные роботы». Ключевая идея его пьесы заключается в том, что эти роботы — универсальные, что можно создать механических людей, поместить их на фабрику вместе с людьми, и они будут заменять людей.
Но нам далеко до этого.
XX2 ВЕК. Я знаю проект CloPeMa. По нему мы можем судить, насколько мы далеко от цели. А расскажи, над какими проектами ты ещё работал в Глазго?
П. К. Я сейчас на пенсии, сейчас я не работаю над проектами. Но раньше я работал с командой исследователей. Последние два проекта, для которых мы получили финансирование от промышленных компаний, были довольно приземлёнными. Один из них был для фабрики, производящей вешалки для одежды — обычные пластиковые вешалки, с крючком наверху, как в магазинах одежды или у тебя в шкафу. Эта компания была основным европейским производителем таких вешалок. На их заводах почти весь процесс был автоматизирован. Были машины специального назначения, которые производили нижнюю часть пластиковой формы, и другие, которые сгибали металлические штыри, чтобы получить крючок, вставляли его в пластиковую часть, и получались вешалки.
Чем ниже уровень заработной платы в стране, тем более дорогим кажется применение роботов. Но, с другой стороны, при росте заработной платы роботы могут показаться более дешёвой альтернативой для работодателей.
Единственное, что они не могли автоматизировать, — это упаковка вешалок в картонные коробки. Люди в этой сфере навыков имели преимущество над техникой, поэтому для упаковки использовались человеческие рабочие. Таким образом, мы пытались придумать способ заставить робота нормально упаковывать вешалки.
Хотя на практике, когда мы думали, как лучше сделать, самым простым способом было не подражать деятельности человека, но использовать другие специальные автоматы, которые бы обматывали вешалки пластиковой плёнкой и т. д. То есть, наиболее эффективный метод был отличным от того, что делает человек. Мы провели несколько начальных испытаний с помощью робота, который у нас был, робота Бакстера (Baxter). Это робот гуманоидного типа. По крайней мере, мы старались сделать его похожим на человека. Но специализированные машины были более перспективными.
Другой проект, над которым мы работали, — разработка систем зрения для роботов, которые собирают клубнику. Это большая проблема в Британии — в данный момент отрасль зависит от дешёвых сезонных рабочих из Восточной Европы. Но такую работу могут выполнять и роботы. Можно заставить робота собирать клубнику. Но он для этого должен видеть клубнику, распознавать её на зелёном фоне, вытаскивать ветку и аккуратно срывать ягоду. Мы тогда сотрудничали с компанией Shadow (Shadow Robot Company — прим. «XX2 ВЕК»), которая производила руки для роботов. Потому что нам нужны были очень искусные руки, чтобы аккуратно срывать ягоды, — не такие, какие обычно у роботов. Shadow поставляла нам руки, похожие на протезы, которые используются людьми.
Другой проект был по упаковыванию телефонов для крупных телефонных компаний в коробки. Им приходилось выгружать много ящиков с телефонами. Но они отправляли разные телефоны в разные магазины. Роботам нужно было собирать телефоны с полок и помещать их в коробки.
Фактический производственный процесс все чаще выполняется фиксированными специализированными машинами. Такие действия, как упаковка и сортировка, становятся одними из оставшихся работ, которые на производственной линии выполняются людьми.
XX2 ВЕК. Допустим, у нас есть неуниверсальные роботы, но их много, они есть практически для каждого вида деятельности. Получается, что в такой ситуации люди будут нужны только для выполнения таких задач, которые сложны для роботов, но являются монотонными и скучными для людей (как в Amazon Mechanical Turk). И процент таких работ среди всех производственных работ, как кажется, будет возрастать. В конце концов, люди будут нужны только для однообразных работ. А какое у тебя видение?
П. К. Я думаю, так может случиться. Есть много типов задач, которые очень сложно заставить делать робота. Например, нельзя заставить робота пойти по такому-то адресу и сделать в квартире ремонт. Или у вас проблемы со стиральной машиной. Робот не сможет прийти и починить её, или не сможет вам сказать, где проблема в стояке, откуда идёт протечка. Или пока нет роботов, которые могут передвигаться по лесам на строительной площадке и, будучи на высоте, закреплять нужные предметы, например окна, в нужных местах. Есть много таких практических задач. На данный момент роботы не могут их выполнять, и научить их будет очень трудно, это займёт время.
XX2 ВЕК. Давай зайдём с другой стороны. Теперь многие задания, такие как сортировка информации, помещение информации в нужные папки, которые раньше были более элитной и высокооплачиваемой работой для более образованных людей, выполняются роботами. Люди, которые их выполняли раньше, постепенно будут становиться дешёвой рабочей силой. Это кошмарный сон многих помощников юристов и бухгалтеров. Думаешь, их страхи оправданы?
П. К. Это правда, что многие однообразные задания постепенно начинают выполняться в стиле Mechanical Turk. Но есть ещё другой фактор — это ставки заработной платы. Может статься, что будет достаточное количество дешёвой рабочей силы и мы будем постоянно использовать людей, выполняющих низкосортные механические работы по низким ценам.
За последние 30—40 лет многим капиталистическим странам удалось создать открытый рынок труда. Это стало возможным, с одной стороны, из-за запрета или значительного ограничения деятельности профсоюзов, которые ранее использовались для ограничения доступа к определённым трудовым контрактам. Во-вторых, эти страны в значительной степени полагаются на мигрантов, которые являются неиссякаемым потоком дешёвой рабочей силы. И в-третьих, они полагаются на аутсорсинг — рабочие места выносятся в страны, где труд относительно дёшев, в Китай или в Индию.
Одним из моих направлений исследований до выхода на пенсию было создание программного обеспечения для безопасного голосования на мобильных телефонах.
Больше всего с такой конкуренцией сталкиваются, например, программисты. Это традиционно было работой, требующей относительно высокой квалификации. Может быть, меньшей, чем требует физическая инженерия, но всё же. Но теперь рабочие места легко перенести в Индию. Это значительно снижает уровень заработных плат программистов на Западе.
XX2 ВЕК. Что нужно сделать, чтобы избежать в будущем доминирования рантье-капитализма?
П. К. В принципе, я думаю, что нам нужно законодательство, гарантирующее, что вся прибыль, производимая в фирмах, будет принадлежать всем работникам. Как только мы это сделаем, люди больше не будут обманутыми, у них больше не будут отбирать прибавочную стоимость, которую они создают. Но, напротив, у них будет стимул использовать новые технологии, чтобы экономить свой труд, чтобы облегчить себе работу. И они не будут проигрывать от этого в финансовом отношении.
XX2 ВЕК. Считаешь ли ты, что сейчас, когда у нас и так правый поворот, можно думать о таком законодательстве?
П. К. С моей точки зрения, нужно провести референдум. Я думаю, что перераспределение прибыли даёт работникам (то есть, большинству населения) явное финансовое преимущество. Я думаю, что можно набрать большинство голосов «за» в таком референдуме. С другой стороны, мы встретили бы огромное противодействие проведению референдума по этому вопросу со стороны политического истеблишмента. Потому что они не заинтересованы в радикальном сокращении неравенства.
Моя оценка влияния — для Британии средний годовой доход бы увеличился на порядка 15 000 фунтов. Это сильный стимул проголосовать «за». Но сложность заключается в том, чтобы убедить политиков разрешить подобный референдум.
XX2 ВЕК. Что мы все должны делать сейчас, так это лоббировать возможность проведения такого референдума, так?
П. К. Я верю в прямую демократию. Одним из моих направлений исследований до выхода на пенсию было создание программного обеспечения для безопасного голосования на мобильных телефонах. Программа, которую я разработал, облегчила бы проведение референдума такого рода, и в то же время обеспечила бы прозрачность. Процедура голосования была бы справедливой, и любой гражданин мог бы проверить, что его голос был правильно подсчитан.
Это всё можно сделать.
Мне вспоминается случай, который произошёл в 1993 году. Тогда консервативное правительство Шотландии предложило приватизировать водоснабжение. До этого момента им заведовали города. Каждый город имел собственное управление водоснабжения. Власть Шотландии предложила сделать то, что было сделано в Англии — продать сервис водоснабжения частным компаниям, и правительство бы забрало деньги. Группа граждан в Глазго отправилась в городской совет и сказала: «Вы не должны позволить этому случиться, не узнав мнение горожан. Вы должны назначить референдум по этому вопросу». И референдум состоялся — но он не был одобрен властью, он был неформальным. Местные администрации опросили всех граждан западной Шотландии, и мы получили 97% против приватизации и 3% за. Поставленное перед таким фактом, правительство отказалось проводить приватизацию, даже несмотря на то, что голосование было неформальным. Поэтому неофициальные референдумы, если они проводятся надлежащим образом в условиях, когда мошенничество невозможно или очень минимально, могут иметь огромное политическое влияние.
XX2 ВЕК. Таким образом, мы могли бы просто провести референдум неофициально, а затем попытаться заставить правительство послушаться. Здесь, в России, можно было бы провести референдум относительно реформы пенсионного возраста. Она непопулярна, и референдум был бы не в её пользу, но правительству, кажется, было бы всё равно.
П. К. Я искренне верю в политическую силу выборов. Я думаю, они могут заставить правительства что-то менять. Есть пример Каталонии, где испанское правительство пыталось предотвратить неофициальный референдум, а затем по существу навязало военное положение в регионе. Но они смогли это сделать только потому, что Каталония — это небольшая часть Испании. Им не удалось бы это провернуть, если бы неформальный референдум был проведён в целой стране.