«Я ненавижу войну»

Мы представляем новую публикацию из серии интервью Джейн Летовой с красной молодежью и военными Донбасса. Новости о том, как ВСУ регулярно обстреливают прифронтовые поселки ДНР и ЛНР давно сошли с экранов российского телевидения. Мало кто верит в скорейшее решение военного конфликта, но есть люди, которые продолжают делать свою работу, без сил и иллюзий. О военной и мирной жизни, о ситуации неопределенности, о везении, о надежде на лучшее и борьбе — продолжаем начатый несколько лет назад разговор с командиром Батальона «Призрак» Алексеем Марковым, позывной «Добрый».

Перевод: [english], [Deutsch], [русский]

Какое сейчас положение дел в республике? Какие изменения вы видите за последние несколько лет?

Военное положение практически без изменений со времен Дебальцево. В принципе, Дебальцево это была последняя крупная военная операция, с тех пор ситуацию можно описать как вялотекущий военный конфликт. Есть потери, есть обстрелы, есть жертвы среди гражданского населения, но каких-то передвижений линии фронта или крупных наступательных оборонительных операций нет.

В социальной сфере — народ привыкает. К сожалению, народ привыкает и к дикостям вроде войны. Жить-то всем надо… Люди рожают детей, водят их в школы, кто-то как-то пытается строить здесь свою жизнь. В экономическом плане, конечно, все достаточно грустно, но потихоньку-потихоньку пытаются восстанавливать те предприятия, которые были закрыты в 2014 году.

Насколько я знаю, частично запущен Алчевский металлургический комбинат, в Стаханове запустили завод. У нас в Кировске «Центрокуз» начал работать. Люди живут — тяжело, но живут. К сожалению, мы ко всему привыкаем, в том числе и к тому, к чему привыкать нельзя. Конечно, очень расстраивает, что становление государственности в республике идет очень медленно, и, на мой взгляд, как-то спонтанно и неспланированно. Но я подозреваю, это связано еще с тем, что существует понятная неопределенность с нашим будущим. То есть всем очевидно, что будущее Донбасса будет решаться не в Луганске, не в Донецке, и даже не в Киеве, а скорее всего, в Москве или, может быть, даже в других столицах. Поэтому мы можем строить какие-то свои планы, а как оно будет в реальности, к сожалению, пока никто не знает. То, что начали выдавать российские паспорта, людей немного приободрило. С другой стороны, сразу начались опасения: сейчас нам дадут российские паспорта, а потом скажут — езжайте в свою Россию. Если бы было четко сказано, — к чему мы стремимся, ради чего воюем, что нам ожидать в будущем, — я думаю, многим людям было бы проще. Пока сохраняется известная доля неопределенности.

Каков ваш прогноз по поводу выдачи паспортов? Есть ли вероятность, что люди будут массово уезжать?

Я думаю, что до конца года все, кто имеет такую возможность, паспорта получат. Более того, сейчас во многих крупных городах появилось большое количество людей с «той стороны», которые приезжают, чтобы сначала получить ЛНРовский паспорт, и потом на его основе получить уже паспорт РФ. Паспортные столы забиты, очереди огроменные, по две недели люди записываются в эту очередь, чтобы попасть в паспортный стол. То же самое и в Госбанке: чтобы оплатить пошлину за получение паспорта, по восемьдесят, по девяносто человек в очереди — с хвостами на улице. То есть ажиотаж достаточно высокий. Но я думаю, со временем немножко все это спадет: первая волна схлынет, отработают саму процедуру выдачи паспортов, получения документов, и оно как-то пойдет немножко поживее. Сейчас ажиотаж очень большой.

А какой срок обозначен от подачи документов до получения паспорта?

Три месяца. В трехмесячный срок рассматривают документы и дают либо отказ, либо готовые паспорта. Первые военнослужащие в корпусе уже получили паспорта, сдали порядка двух с половиной тысяч. У нас другая проблема: весь батальон стоит по переднему краю, и для того, чтобы оформить правильно документы, нужно человека снимать, на два-три дня его отправлять собирать свидетельство о рождении, копии всех документов, фотографию, нужно ехать в соседний город, где правильно эту фотографию на паспорт могут сделать. Все это очень долго и медленно. Но тем не менее, работа идет, и то, о чем так долго говорили — о необходимости получения российского гражданства, — наконец-то начало реализовываться. Это, на мой взгляд, положительный признак. Тем более, здесь население абсолютно русское. Есть этнические украинцы, для кого украинский язык родной, да, но они себя чувствуют здесь совершенно спокойно. Многие служат у меня в батальоне. Речь идет не о каком-то межнациональном конфлике, тут чисто мировоззренческое различие.

У многих людей были определенные надежды в связи с выборами на Украине. Изменилась ли в связи с этим обстановка здесь на фронте?

Я еще перед выборами говорил, что независимо от того, кто победит, для нас разницы абсолютно никакой не будет. Более того, для нас было бы выгоднее, чтобы президентом остался Порошенко. Потому, что тот-то уж гарантированно довел бы Украину до цугундера, и тогда, возможно, появился бы шанс действительно что-то решить, о чем-то договориться. Тот кредит доверия, который сейчас выдали украинцы Зеленскому, очень похож на веру в доброго царя, который придет и все исправит. Тот феноменальный действительно результат, который Зеленский получил, с одной стороны показывает всеобщую усталость от профессиональных болтунов-политиков, которые решают только свои проблемы, а с другой — надежду на то, что придут свежие люди со стороны, которые не обременены коррупционными связями и вот они-то уж сделают хорошо. Беда в том, что каждый раз, когда народ надеется, что кто-то придет и сделает ему хорошо, обычно кто-то приходит и делает хорошо себе.

А в военном плане и политическом плане для нас разницы никакой не будет абсолютно. Достаточно посмотреть на первые шаги Зеленского: это совместное выступление с «Азовом», с нацистами «Азова», заявления, что Крым, Донбасс — это Украина, проведение политики «одного языка для одной страны», повсеместное гнобление русского языка, введение штрафов за его использование. Зеленский же тоже не дурак. Он хоть и не имеет политического опыта, но понимает, что достаточно противопоставить себя ультранациональной националистической повестке, и его просто тупо затопчут. На него сразу же спустят всех собак, причем даже не сами националисты, а тот же Порошенко, та же Юля, те же политики «старой школы», что называется, для которых это будет повод сказать: — ага, смотрите, вот Зеленский предал Украину, только стал президентом — и сразу начал нами торговать в угоду России, давайте его топтать. И накинутся все, вне зависимости от того, что он в реальности будет хотеть. Это, знаете, был бы повод. И попытка договориться с Россией, попытка договориться с Донбассом, — это будет именно тот повод, который даст отмашку всем желающим на нем потоптаться. Он не дурак, он это понимает. Поэтому никаких попыток миром договориться не будет. Мы к этому готову, мы ни на что другое не рассчитывали.

Что вы можете сказать про инициативу «Выбор Донбасса»?

Здесь над этим смеются. Донбасс свой выбор уже давно сделал на референдуме. Всё! И тут больше никого спрашивать ни о чем не нужно. Каждый раз, когда погибает очередной мирный житель, когда разрушаются очередные дома — ну как вот объяснить человеку? Вот он жил, вот он родился здесь, он вырос здесь, здесь родились и выросли его родители, его дедушка с бабушкой... Ему в дом влетает снаряд, убивает его жену, разрывает его ребенка… Снаряд, выпущенный украинской властью. И ему говорят: надо как-то там договариваться с украинской хунтой. Да он ни о чем не хочет договариваться! Программа минимум: забыть про Украину и больше про нее никогда не вспоминать. А есть и такие, которые абсолютно настроены на то, что нужно дойти до Киева, смести нациков с власти вообще, то есть настроены достаточно решительно. Но большинство обывателей как и везде, — тут Донбасс ничем не отличается от того же Кузбасса или от Ярославской области. 80 процентов населения хочет, чтобы их оставили в покое и дали нормально, спокойно жить. Всё. Кто там будет сидеть в Киеве, кто будет заседать в Раде, или там в Луганске, или еще где-то — им по большому счету все равно. Но как правило, политические изменения делают вот эти десять-пятнадцать процентов наиболее политически активных людей. Так же было и в Гражданскую войну у нас, так же было и во время Перестройки, и так далее.

Почему эта инициатива именно сейчас появилась?

Я не знаю. Честно говоря, думать, что в головах у наших политиков, — занятие неблагодарное. Кто-то кому-то что-то сказал — вот, давайте покажем, что есть такая инициатива. Может быть, это просто имитация какой-то деятельности, может, попыточка забросить удочку на ту сторону и посмотреть, как отреагируют. На мой взгляд, попытка совершенно бессмысленная. Я еще раз говорю: проблема конфликта на Донбассе будет решаться не в Донецке, не в Луганске и, скорее всего, даже не в Киеве.

Какие задачи сейчас стоят перед «Призраком»?

Такие же, как и в 14-м году. Не дать противнику продвинуться вперед, удержать свои позиции, нанести максимальные потери. Мы — военная часть. С лета 15-го года мы занимаемся только войной, занимаемся хорошо. По итогам прошлого, 18-го года, батальон был признан лучшим батальоном территориальной обороны Республики. Сейчас у нас первое место по боевой подготовке. В военном плане мы находимся на одном из самых высоких уровней в ЛНР. И задача, как и у любой воинской части, — грамотно и без потерь выполнять приказы вышестоящего командования. Но еще есть нюанс: наше подразделение всегда отличалось очень большим количеством идейных бойцов. Людей, которые пришли сюда не просто послужить, или заработать деньги, или от общей безысходности, а людей, которые ехали именно с какой-то целью, как все мы, которые приехали сюда в 14-м году. То есть не просто потратить пять лет своей жизни. Я вот хочу добиться того, чтобы в Украине поменялась власть — с ультранационалистской, нацистской на более-менее вменяемую. Понятно, что при олигархии нормальной власти не будет. Бывают открытые людоеды, а бывают людоеды, которые покупают человечинку, уже упакованную в супермаркете. Нельзя сказать, что одни принципиально отличаются от других, но если здесь, по крайней мере, перестанут убивать мирных жителей, перестанут разрушать дома, — я смогу сказать, что свою задачу здесь уже выполнил... И многие бойцы в «Призраке» считают своей задачей не именно прохождение службы, а изменение мира к лучшему, скажем так. Если удастся Украине очиститься от коричневой чумы, которая последние пять лет ее заполонила, — это уже задача, ради которой стоит рисковать своей жизнью, своим здоровьем, тратить годы своей жизни. Может быть, благодаря тому, что у нас большая часть бойцов именно идейная, у нас на хорошем профессиональном уровне и подготовка этих бойцов. Они знают, ради чего они сюда приехали, ради чего они воюют, что для этого требуется. Честно скажу — я своими бойцами горжусь.

Как изменился состав батальона за последние годы?

Во-первых, конечно, стало меньше российских добровольцев, хотя у нас сейчас их тоже хватает. У нас самое большое количество российских добровольцев вообще, наверное, в ЛНР. Но если раньше они насчитывали до половины личного состава, то сейчас меньше. Сейчас, конечно, становится больше и больше местных жителей. Меньше стало людей, которые ехали на интересную веселую войну. Остались люди, которые способны в тяжелых условиях месяц за месяцем, год за годом зарываться в землю, держаться под огнем, огрызаться, не пускать врага, постоянно находиться в состоянии стресса, на расстоянии действительно броска гранаты. У нас траншеи настолько близко, что там перекидываться можно. И я в этих людях больше уверен. Потому что одно дело — приехать за адреналином, зная, что ты там на месяц, на два, на три, потом ты вернешься в свою обычную нормальную жизнь. Совершенно другое — три годовых контракта, отслужить на передке без ротации, без смены, под постоянным огнем, под постоянной угрозой жизни. Это намного тяжелее, намного тяжелее... И люди, которые сейчас остались в «Призраке», они крепче. Они выстояли, выдержали, и в них я уверен.

Кто вам сейчас помогает и какая помощь больше всего нужна?

Помогает не сказать, что много кто. Но вот если по 14-му, по 15-му году тема помощи Донбассу была популярна, и ей занимались практически все, то сейчас реальной помощью подразделениям Донбасса занимается небольшое количество людей. Но они это делают не для пиара, не для своей популярности, а именно по велению сердца. Нам помогает Союз добровольцев Донбасса. Очень сильно помогает, особенно в плане лечения раненых, добычи каких-то очень нужных и ценных для нас запчастей. Помогает Союз советских офицеров. Очень большую работу ведет Координационный центр помощи Новороссии, но они только этим занимаются. Плюс есть некоторое количество, скажем так, частных лиц, которые не хотят афишировать свое участие по разным причинам: у многих бизнес, у многих связи какие-то. Но их помощь воистину неоценима, потому что война это очень дорогое занятие, очень дорогое. Когда начинаем подбивать смету месячную, сколько у нас то уходит, то 70—80 тысяч стоят только одни запчасти, чтобы поддерживать на ходу нашу автотехнику. Бронетехника стоит совершенно отдельных денег, ремонт вооружения, закупка лекарств, лечение раненых — суммы достаточно большие получаются. Это я не беру большие куски вроде внедрения защищенной цифровой радиосвязи, покупки специальных приборов для грамотной работы арткорректировщиков, покупки оптики, покупки ночных прицелов, тепловизионных прицелов. Только благодаря помощи этих людей мы сейчас имеем возможность держать свои позиции и хотя бы частично сравняться в техническом плане с противниками. Потому что ВСУ образца 19-го года даже сравнивать бесполезно с ВСУ 14-го года. Сейчас они в техническом плане очень сильно выросли, благодаря, конечно, помощи их западных друзей. Они насыщены БПЛА, в том числе и с ночными каналами, у них достаточно хорошая станция контрбатарейной борьбы, у них достаточно много ночных прицелов, да и сама выучка достаточно выросла. Поэтому без помощи со стороны наших друзей нам было бы невероятно тяжело.

На ваш взгляд, что нужно, чтобы в республиках настал мир, наладилась мирная жизнь, если в ближайшей перспективе?

На ближайшую перспективу я бы не стал рассчитывать. На самом деле условие только одно — должна поменяться радикально власть в Киеве. А если этого не случится, ни при каких других условиях мира здесь не будет. Современная украинская власть — это не столько субъект политики, сколько объект политики. Будущее республик во многом определяется желанием властей в том же Вашингтоне, в том же Лондоне, которым крайне не выгодно любое усиление России, расширение русского мира. Я подозреваю, что в ближайшие несколько лет разрешения конфликта на Донбассе не произойдет. Это будет такой замороженный конфликт, как было в Абхазии, Южной Осетии, который будет тянуться годами: Украина не будет иметь возможности военным путем добиться здесь победы, но при этом никто не даст возможности легитимизировать нашу суверенность в республиках. Надо понимать, что международная политика основана на лицемерии и людоедстве, по крайней мере, если иметь ввиду обобщенный Запад. Те же самые бандиты в Косово, которые вырезали сербское население, моментально получили свою государственность вопреки всем законам, потому что это было выгодно. А Абхазия и Осетия не будут признаны тем же Западом опять же по одной простой причине: это не выгодно. То же самое и с республиками ЛНР и ДНР. Поэтому не стоит оглядываться на тех, кто сидит далеко. У нас задача — наладить жизнь здесь и сейчас. Если здесь будет нормально жить, мы в принципе обойдемся и без Украины. Уже сейчас республики с Украиной ничто не связывает. Я вот шутку уже говорил не раз, что Порошенко хоть на орден и не наработал, но медальку или грамоту он свою заслужил. То есть человек целенаправленно сделал все возможное и невозможное, чтобы полностью отрезать Донбасс от Украины. Каждый их шаг по экономической блокаде республик приводил только к одному — каждый раз, когда рвалась ниточка с Украиной, появлялась такая же ниточка, связывающая с Россией. Они запретили здесь мобильную связь — появились свои операторы. Отключили от единого реестра нотариусов — появился местный нотариат. Запретили хождение гривны — все перешли на рубли. Ввели экономическую блокаду и запретили ввозить сюда продукты, надеясь, что мы передохнем от голода, — продукты просто начали возить с России. То же самое — газ, вода, электричество — все сейчас идет с России. И с Украиной на данный момент республики практически ничего не связывает, кроме частичной выплаты пенсий и каких-то документов. Но после того, как большая часть получит российские гражданство, можно будет сказать, что это полностью отрезанный ломоть. Поэтому надо готовиться к тому, что в таком статусе мы будем жить еще как минимум несколько лет, до тех пор пока не произойдут какие-то радикальные изменения либо на самой Украине, либо в мире. Период больших пертурбаций — это шанс для маленьких, но хорошо организованных групп. Я надеюсь, что мы этим шансом воспользуемся.

Как у вас происходит взаимодействие с гражданским населением здесь?

С гражданской властью у нас в Кировске живем душа в душу. Тут очень хорошо заметна разница между прифронтовыми городами и городами, которые находятся более в тылу. Люди, которые каждый день слышат канонаду, к военным относятся очень хорошо. И с городской администрацией у нас полное взаимопонимание. Мы постоянно друг другу помогаем. Им надо выделить технику какую-то, да просто мусор вывезти или воду подвезти в те поселки, где нет водоснабжения, и мы, как военные, всегда помогаем.

Соответственно, с их стороны любая помощь в организации каких-то торжеств. Для нас постоянно какие-то концерты устраиваются. Дети военнослужащих по путевкам ездят отдыхать. Это нюанс прифронтового города, когда они каждый день слышат, что может произойти у них завтра, если вдруг мы не удержим наш кусок фронта. О более тыловых городах я уже не могу точно говорить просто потому, что я редко там появляюсь. Я отсюда, с передка не вылажу. В Алчевске, в Луганске многие уже забыли, что война идет. Они ее не слышат, не видят, она их практически не касается. И там немножко другие отношения складываются.

По крайней мере, никаких проблем с гражданской властью у нас нет — полное взаимопонимание. Плюс больше половины моих военнослужащих — это жители того же самого Кировска и вокруг лежащих поселков. Для них это свой родной город, своя родная земля.

Есть ли у вас какое-то взаимодействие с коммунистическими организациями в ЛНР?

В ЛНР не особо. До этого мы плотно общались с коммунистами в Луганске, они к нам достаточно часто приезжали, я к ним в гости туда заезжал. Но сейчас специфика такая: я практически не вылажу с позиций, с Кировска. В Алчевске бываю очень редко, в Луганске — только когда вызывает командование. А возможности просто съездить в тот же Луганск у меня нет физически. Это полтора-два часа в одну сторону, столько же обратно. Даже если ты час всего провел в Луганске — все, день вылетел. А тут буквально каждый час на счету. Есть еще один нюанс: насколько я помню, луганским коммунистам так и не удалось официально зарегистрировать свою партию и свою организацию, поэтому действуют они на общественных началах больше. У нас очень хорошие, близкие отношения с КПРФ. Лично Геннадий Андреевич нам помогал неоднократно и очень существенно, Казбек Тайсаев нам помогает, Родин помогает. В этом плане у нас хорошие нормальные отношения сложились.

Политическое поле в республиках достаточно сильно вытоптано. Политической жизни как таковой здесь нет. Есть общественные организации, которые существуют как-то сами по себе, но до реальных рычагов власти, понятно, их никто не пустит. Республики во многом живут на ручном управлении. Тут можно играть в политику, но заниматься ею никто не даст. А так, у нас с коммунистами всегда хорошие отношения были, учитывая, что большая часть командного состава в батальное — сами коммунисты, в том числе и я.

Есть ли сейчас классовая борьба в ЛНР, произошло ли что-то с классовым сознанием у людей? Или сейчас просто не до того?

Да я боюсь, что… Как сказать откровенно-то? По большому счету, олигархи, что на Украине, что в России, что в республиках — они одинаковые. И олигархам всегда гораздо проще договориться между собой, чем пойти на какие-то уступки рабочим, трудовому населению. Здесь еще есть такая специфика — большое количество крупных промышленных предприятий было либо остановлено, либо разбито во время войны. Люди в основном выживают кто за счет пенсий, кто за счет мелкой торговли, кто-то ездит в Россию на заработки. Нет мощного рабочего движения и, к сожалению, нет такой силы, которая могла бы это движения сорганизовать, повести за собой, поставить какие-то цели, задачи и добиваться их выполнения. Здесь люди выживают, и в такой ситуации, как правило, не до разговоров о светлом будущем. Когда ты живешь в темном настоящем, у тебя задача — прожить до завтра, накормить чем-то детей. Уже не до организации митингов или стачек. Я боюсь, пока здесь ситуация не утрясется, возможности для создания мощного рабочего движения не появится. Опять же, достаточно посмотреть на Россию, — вроде бы и войны нету, вроде бы и живем посытнее, но каких-то боевых профсоюзов, которые бы устраивали действительно общероссийские акции, не существует. Я знаю, были какие-то общие стачки на ВАЗе, на Фордовских заводах, где-то кто-то чего-то добивался, но это вот такие локальные акции проходили. Общероссийского общего движения до сих пор не существует. Более того, идет постоянная грызня между коммунистическими партиями, кто больше верен заветам классиков. Плюс, конечно, 1917 год, наверное, навечно отпечатался в подсознании всех паразитов самым страшным ночным кошмаром. Мы уже один раз показали, что может существовать государство без профессиональных продажных политиков, без олигархов, без капиталистов, — и это государство может добиваться мировых свершений. Понятно, что второй шанс просто так никто не даст. Слишком «плохой» пример мы показали всему миру. Но это отдельная тема для разговора, и она будет касаться не только республик, а скорее, всего того, что происходит сейчас во всем мире.

1917 год отпечатался в подсознании всех паразитов ночным кошмаром. Мы уже один раз показали, что может существовать государство без продажных политиков, без олигархов, без капиталистов, — и это государство может добиваться мировых свершений

Реванш капитализма в 90-х годах прошлого века, конечно, больно по всем ударил, но радует только одно — история, она никогда не заканчивается. И люди — можно сказать, нелюди, — которые радостно прыгали: все, Советский союз развалился, теперь все будет только по-нашему, — радовались очень и очень преждевременно. Капитализм не может жить без кризиса: все предыдущее время он всегда выносил кризисы на периферию, в третьи страны, сбрасывал туда излишки денег, забирал оттуда дешевую рабочую силу, но в итоге Земля оказалась слишком маленькой планетой. Сейчас, когда капитализм стал глобальным, когда уже нет принципиальной разницы для транснациональной компании, где у нее офис находится — в Малайзии или в Вашингтоне — сбрасывать проблемы в третьи страны становится все тяжелее и тяжелее. Рано или поздно капитализм начнет кушать сам себя. Это неизбежно. И очень хотелось бы, чтобы к тому времени имелась какая-то организованная сила, со своим планом устройства будущего, с людьми, которые могут следовать этому плану, и идеями, которые могут подхватить миллионы. Сто лет назад у большевиков все это сложилось. Невероятно повезло, что в тот момент и в Лондоне, и в Париже, и в Вашингтоне была огромная усталость после Первой мировой войны и им было не до подавления революции. В этом плане нам повезло гораздо больше, чем Парижской коммуне, которую совместными усилиями таки затоптали. Нас им затоптать не удалось. Повезет ли нам в следующий раз — кто его знает… В любом случае, если ничего не делать, то ничего и не получится. Будем надеяться на лучшее и готовиться к этому лучшему.

Где вы берете силы?

Нигде. Вот честно скажу, спать хочу невероятно. Война закончится — я несколько недель, наверное, буду просто отсыпаться. Сил практически уже не осталось, осталась вредность какая-то, упрямство и просто обида на то, что если сейчас опустить руки, то получится, знаешь, будто я пять лет своей жизни потратил впустую, не добившись ничего. Я не могу себе позволить, чтобы все те ребята, которые лежат сейчас на нашем мемориальном кладбище, отдали свои жизни ни за что. Хотя бы ради них я должен эту войну выиграть. Не потому, что я хочу, не потому, что мне это нравится. Я ненавижу войну, я сам по себе пацифист и гуманист. Война для меня — это дикость. Но альтернатива этой войне еще хуже. Поэтому как настоящий гуманист, я считаю, что правильней убить десять человек, которые не дают жить десяти тысячам. Поэтому я должен эту войну довести до логического конца. Пройдусь по Киеву, посмотрю Крещатик, полюбуюсь красотами города — и поеду домой, в Москву.