Тяжкий урок истории. Глава 1

ОГЛАВЛЕНИЕ

1.«Мердека!» – значит «Свобода!»

История нераздельна. Ни одно событие нельзя понять и объяснить, не зная приведшего к нему пути. С чем же пришла Индонезия к середине 60-х?

Архипелаг из тысяч больших и малых островов по площади не уступает всей Западной и Центральной Европе. Земли, удобренные пеплом множества вулканов, необычайно плодородны. Большую часть страны покрывают тропические леса – бесценное достояние Земли, ее «зеленое легкое», сравнимое лишь с амазонским. Недра богаты нефтью, бокситами, никелем, оловом. Острова занимают стратегически ключевое положение на перекрестке морских путей вокруг Азии, а также между нею и Австралией.

Девиз герба независимой Индонезии – «Единство в многообразии» – отражает реальность. 150 больших и малых народностей, близких по культуре и наречиям, издавна звали родину «Нусантара» (точный перевод этого имени – «Островница» – дает русская летопись XII в.). История страны издавна отличалась интенсивностью и богатством международных связей. Феодальное общество формировалось под воздействием всех главных регионов Востока. Переселенцы из Индии еще в Древности принесли образы «Махабхараты» и «Рамаяны», индуистскую и буддистскую веру; имя, данное стране уже в XX веке, буквально значит «Индийские острова». Подчас с войной, но чаще с торговлей приходили корабли из Китая; смуты в Поднебесной выплескивали на острова волны беженцев, и ныне здесь живут миллионы их потомков-хуацяо. С XV-XVI вв. стал брать верх ислам, принесенный арабскими купцами; индуизм удержался на небольшом острове Бали. Постепенно складывались предпосылки формирования нации. Средством общения стал малайский литературный язык.

Нусантара раньше большинства стран Востока стала жертвой колонизаторов – португальских, английских, французских голландских. «Помогли» княжеские междоусобия и религиозная рознь: большинство островитян исповедовало веру Мухаммеда, кое-где язычники сопротивлялись исламизации, некоторые народности миссионерам удалось обратить в католицизм и протестантизм.

Около трех веков большая часть архипелага оставалась «Нидерландской Индией». Крупнейшее антиколониальное восстание 1826-30 гг., сочетавшее лозунги свободы и равенства с зеленым знаменем ислама, потерпело поражение не только из-за военного превосходства врага, но и по классовым причинам. «Мархаэны» (простолюдины), поднявшиеся на голландцев по призыву ущемленной теми знати, стали затем выступать и против туземных эксплуататоров. Когда «народный султан» Дипонегоро решился отдать землю крестьянским общинам, князья помогли победить голландцам, но прежнего положения себе не вернули. Колониальное государство, воспользовавшись классовым конфликтом феодалов и крестьян-общинников, фактически экспроприировало тех и других. Князьям оставили титулы, платили пенсии, но и наделами, и налогами распоряжались уже голландские резиденты. Частью системы стали эксплуататоры помельче, сочетавшие в себе общинных старост, ростовщиков и помещиков. За обеспечение «порядка» им полагались должностные наделы, возможность поборов с крестьян и бесплатной эксплуатации их труда. Частная земельная собственность сохранилась в основном у исламского духовенства, с которым голландцы старались ладить.

Колонизаторы и их приспешники довели народ поистине «до последней степени человеческой крайности»¹. Большую часть XIX в. применялась «система принудительных культур»: закрепощенных крестьян принуждали выращивать пряности, кофе, индиго. В стране, прежде обеспечивавшей себя продовольствием, колонизаторы организовали настоящий, а не выдуманный «голодомор», унесший миллионы жизней. Даже тех, кому как будто хватало еды, подстерегала бери-бери – смертельная болезнь от питания «белым» рисом, лишенным на паровых мельницах колонизаторов верхнего слоя, богатого витаминами (как говорили в народе, «души»).

«Достижения» голландских колонизаторов послужили Ф. Энгельсу аргументом против «государственного социализма» последователей Ф. Лассаля и Е. Дюринга. Они усматривали в любом огосударствлении, в частности в бисмарковской Германии, начало «введения социализма», которое рабочим надо поддерживать. Энгельс предостерегал, что переход средств производства в государственную собственность может носить как прогрессивный, так и реакционный характер – важно, каким государством и в чьих классовых интересах он проводится.

«Если хочешь изучить образчик государственного социализма, – писал он А. Бебелю, – примером тебе может послужить Ява. Там голландское правительство на основе древних коммунистических сельских общин так недурно «социалистически» организовало все производство и так ловко взяло в свои руки продажу всех продуктов, что кроме приблизительно 100 млн. марок на жалованье чиновникам и армии, ему ежегодно остается около 70 млн. марок чистого дохода для уплаты процентов несчастным государственным кредиторам Голландии. В сравнении с этим Бисмарк – сущий младенец!»²

В начале XX в. Голландия, бессильная противостоять более крупным державам, была вынуждена «открыть двери» иностранному капиталу. Здесь сложился один из первых очагов формирования монополий транснационального типа. Именно в Индонезии возник англо-голландский нефтяной трест «Ройял Датч Шелл». В борьбу с ним вступила рокфеллеровская «Стандард Ойл»; основание ею филиала в Нидерландах В.И. Ленин приводил как пример начавшегося раздела мира межнациональными союзами капиталистов³.

Основой экономики стали экспортные плантации (каучук, чай, кофе, табак, сизаль) и горнодобывающая промышленность (нефть, олово, бокситы, медь, никель), главными эксплуататорами –акционерные компании, контролируемые банковскими монополиями. Прежнюю систему государственной эксплуатации отменили. Крестьянам пришлось на кабальных условиях арендовать наделы у светских и духовных землевладельцев, а безземельным (на Яве не менее 30%) – наниматься на плантации, рудники, нефтепромыслы.

В условиях сверхэксплуатации, редкостной даже по колониальным меркам, пролетариат достиг значительной численности, а в портовых городах и на плантациях – высокой концентрации. В то же время национальная буржуазия формировалась медленно. «Нишу» компрадоров заняли китайские и арабские купцы, захватившие и внутреннюю торговлю. Промышленных предприятий почти не было. Единственной отдушиной для среднего и мелкого «национального» капитала оставалось мануфактурное производство батика, но и оно полностью зависело от ввоза тканей и синтетических красок. Характерно, что его «защита» от поставщиков и посредников была целью первой туземной ассоциации – «Союза исламских торговцев».

Между колонизаторско-компрадорским меньшинством и массой обездоленных сформировался тонкий слой низшего чиновничества и интеллигенции. Индонезийские разночинцы, остро ощущавшие расовую дискриминацию, возглавили антиколониальную борьбу XX века.

Показательно, что ленинская статья в «Правде», уже заглавием выражавшая обобщение планетарного масштаба: «Пробуждение Азии и начало борьбы за власть передовым пролетариатом Европы знаменуют открывшуюся в начале XX века новую полосу всемирной истории» – в основном посвящена «Голландской Индии». Вождь российского пролетариата констатировал:

«Начинаются обычные явления предреволюционного периода: возникают с поразительной быстротой союзы и партии... Рост демократического движения неудержим».

Среди антиколониальных сил Ленин ставил на первое место «народные массы на Яве, среди которых пробудилось националистическое движение под знаменем ислама». Речь идет об организации «Сарекат ислам» («Союз ислама»), которая возникла в начале 1913 г. на базе «Союза исламских торговцев», но быстро стала формой организации эксплуатируемых масс.

От внимания Ильича не ускользнула и другая движущая сила начавшейся борьбы: «довольно значительное китайское население на Яве и других островах перенесло революционное движение со своей родины». Подход к межнациональным отношениям надолго стал одним из факторов разграничения консервативно-клерикального и демократического направлений освободительного движения. «Союз исламских торговцев» видел в хуацяо только конкурентов, но низы, влившиеся в «Сарекат ислам», выступали против колонизаторов вместе с трудящимися-китайцами.

Еще об одной антиколониальной силе в статье говорится:

«Капитализм создал местную интеллигенцию из акклиматизировавшихся европейцев, которые стоят за независимость голландской Индии»⁴.

Таковы были истоки «Индийской партии», в 1912 г. впервые поставившей вопрос о подготовке страны к независимости и за это распущенной властями.

Начало проникновению марксистских идей положила в 1914 г. Индийская социал-демократическая ассоциация (ИСДА), объединившая голландцев и индонезийцев. По инициативе социал-демократов метрополии ИСДА получила полную организационную самостоятельность. Ленин, отстаивавший право наций на самоопределение, одобрял позицию нидерландских левых социалистов:

«Гортер, неправильно отрицая принцип самоопределения наций, правильно применяет его, требуя политической независимости Голландской Индии и разоблачая в измене социализму несогласных с этим голландских оппортунистов»⁵.

Грозовой 1917-й ускорил размежевание и среди социалистов Индонезии. Правые вышли из ИСДА, образовав социал-демократическую партию. Левые, избравшие «русский» путь борьбы за национальное и социальное освобождение, сформировали из сочувствующих солдат и матросов трехтысячную Красную гвардию, подняли восстание на главной базе голландского ВМФ в Сурабае, приступили к созданию Советов. Восстание было подавлено, лидеры из европейцев высланы, «туземцы» брошены в тюрьмы. ИСДА заключила антиколониальный союз с «Сарекат ислам», левое крыло которой находилось под влиянием марксизма.

23 мая 1920 г. съезд ИСДА образовал Индийскую коммунистическую ассоциацию. Эта дата считается днем рождения Компартии Индонезии, хотя называться так она стала через четыре года. Уже летом 1920 г., на II конгрессе Коминтерна, индонезийских коммунистов приняли в его ряды как первую азиатскую секцию. На основе советского опыта упор делался на организацию рабочих; в сентябре 1921 г. родился первый профцентр. В партии объединились левые из ИСДА и «Сарекат ислам». Буржуазно-клерикальные лидеры «Союза ислама» навсегда разошлись с коммунистами.

Уже через пять лет КПИ смогла возглавить массовое антиколониальное восстание. Но этот подвиг выявил не только рост влияния партии, но и ее политическую неопытность. Отражая нетерпение обездоленных масс, молодые лидеры не посчитались с неравенством сил при спаде мирового революционного движения. Единый антиколониальный фронт был подменен «советско-социалистической» фразой. Затем восстание отложили, но рабочие и солдаты выступили стихийно. Поражение обрекло народ на новые жертвы, партию – на годы глубокого подполья.

Вакуум, оставленный запретом КПИ, заполнил новый поток освободительного движения с идеологией национализма. В Коминтерне его сочли выражением интересов национальной буржуазии, но та была столь слаба, что речь, скорее, должна идти о слиянии революционности мелкобуржуазного типа с широким движением крестьянских и рабочих масс.

Ведущим выразителем «средней равнодействующей всех прогрессивных элементов нации»⁶ выступил Сукарно, начавший политическую борьбу в «Сарекат ислам». Народ звал его «бунг (брат) Карно». Непреклонный приверженец независимости, блестящий оратор, знавший все струны души «мархаэна», он не хуже Ганди владел тактикой «ненасильственного сопротивления», но не исключал и вооруженной борьбы. Взгляды Сукарно испытали влияние марксистских идей. В принципе признавая классовую борьбу и объявляя целью социализм, в условиях Индонезии он считал нужным подчинять все национальному единству. Идеологическим обоснованием этой линии служил «мархаэнизм» (буквальный перевод «народничества»). Сукарно казалось, что почти все индонезийцы – «мархаэны», поэтому им можно и нужно прийти к согласию. Отсюда – упор не на подчинение меньшинства большинству, а на достижение компромисса через консультации. Это касалось и отношения к религии. Сын мусульманина и индуистки, названный в честь одного из героев «Махабхараты», европейски образованный инженер, Сукарно стоял за веротерпимость, но одним из «пяти принципов» национального движения («панча сила») провозглашал «веру в единого бога». Свое мировоззрение он характеризовал как «марксизм без атеизма», во всем ссылаясь на волю Аллаха. Подобная эклектика объективно облегчала реакции травлю коммунистов как «безбожников».

Однако надо подчеркнуть, что сам Сукарно, в противоположность большинству националистов, всегда отстаивал единство действий с коммунистами. К нему, наряду с Сунь Ятсеном, можно в наибольшей мере отнести ленинскую характеристику: «молодая, полная веры в свои силы и доверия к массам демократия азиатских стран»⁷.

В 1942 г. Индонезию оккупировали японские войска. Вторжение прикрывалось пропагандой об общей борьбе «всех народов желтой расы» против белых колонизаторов. Это не могло не осложнить отношений между отрядами национально-освободительного движения. КПИ, следуя антифашистским принципам, создала подпольную организацию «Движение свободной Индонезии». Сукарно и другие националисты согласились сотрудничать с японцами, рассчитывая легально подготовить взятие власти, а народу дать оружие. В конце войны японцам пришлось санкционировать создание Комиссии по подготовке независимости, куда вошли деятели антиколониального движения. Противоречивую роль сыграло формирование индонезийских войск: воевать с союзниками им не довелось, но офицеры и солдаты успели пройти самурайскую муштру и обработку в фашистском духе. Под японским командованием служили Сухарто и многие из его приближенных.

17 августа 1945 г., когда Квантунская армия была разгромлена советскими воинами, а Япония заявила о готовности капитулировать, Сукарно провозгласил Индонезию суверенной. Над бывшей колониальной столицей Батавией, теперь снова Джакартой, под клич Дипонегоро: «Мердека!» – «Свобода!» взвилось его красно-белое знамя.

Оглавление | Следующая глава >>>

1 Ленин В.И. Лучше меньше, да лучше /ПСС, т.45, с.408.