Письмо второе: «Становление информационного производства»
Из вороха критических замечаний на первое из моих опубликованных «Писем» выделю следующее – от читателя Альберта Мурадяна: «Ключевой ошибкой автора данного письма считаю то, что информация не может быть товаром, не только потому, что она не вещь, а потому что любой невещественный “товар” не может быть средством обмена, так как обмен – это взаимообусловенное отчуждение продуктов труда. Информацией можно делиться, но отчуждать её невозможно, она остаётся в голове».
Товарищи, имейте терпение: до вопроса о том, может ли информация быть товаром, мы ещё доберёмся! Несомненно, информация неотчуждаема и не может быть товаром – и я рад, что тов. Мурадян дошёл до понимания этой истины независимо от меня. Но столь же несомненно и то, что при капитализме информация товаром является (и не может им не быть!). В этом – противоречие, которое однозначно свидетельствует о том, что при современном развитии производительных сил, в эпоху, когда информация, знания становятся важнейшим богатством общества, главной, по сути, производительной силой человечества, капитализм, как высшая форма товарного производства, как всеобще-товарное производство, окончательно изживает себя, более не соответствуя уже достигнутому уровню развития производительных сил. Тенденция развития «экономики знаний» неумолимо ведёт к преодолению не только капитализма, но и товарного производства.
Впрочем, об экономической природе информации я вполне ясно написал уже во вступительном слове к первому «Письму»: «...что информация-то по самой природе своей товаром и объектом частной собственности быть не может [выделено теперь, во втором «Письме» – К. Д.], – однако товарная оболочка ныне навязана ей извне капитализмом, превращающим любой продукт труда в товар». Так что критика Альберта Мурадяна совершенно безосновательна. Я давно уже заметил, что многие читатели, особенно из тех, кто «критично мыслящие», читают крайне невнимательно, обращая внимание лишь на те места, «за которые можно ухватиться», и игнорируя всё содержание работы целиком. А некоторые и вовсе читают один только заголовок статьи, из него-то и составляя для себя полное представление о ней. Однако это уже их проблемы – я же рассчитываю на тех читателей, которые способны терпеливо дочитать мою серию «Писем» до конца.
А ещё мне был задан вопрос, почему я отождествляю информацию и знания. Это не совсем так и даже совсем не так. Скорее, я склонен считать информацией именно объективированные знания, то есть такие знания, которые находятся вне человеческих голов, на внешних по отношению к конкретным людям носителях. Вот у меня в голове знания, а в моей личной библиотеке и в моём компьютере – информация, которой я пользуюсь, к которой я обращаюсь в процессе работы, когда знаний в голове недостаёт.
Информацию – именно в силу её объективированности – отличает ещё также тот нюанс, что она обладает количественной определённостью. Проще говоря, информацию, в отличие от знаний, можно точно измерить. Про двух людей можно сказать, что один из них более образован, обладает бóльшими знаниями, – но вот насколько бóльшими, сказать невозможно: нельзя залезть в голову с линейкой! Зато объём информации, хранящейся в библиотеке или на диске компьютера, измерить можно – в томах, учётных листах, печатных знаках, мегабайтах. Это делает информацию объектом статистики: становится возможным определять объёмы её производства, темпы прироста этого производства, сводить объёмы этого производства к затратам труда в нём – а значит, и оценивать вклад указанного сектора экономики (информационного производства) в полный продукт общества.
У количественной определённости информации, однако, имеется и своя «обратная сторона медали»: ведь количественная определённость мешает качественной оценке. Действительную ценность информации в мегабайтах выразить невозможно: маленькая книжечка может быть намного более ценной, полезной, нужной, чем целая библиотека всяческой макулатуры! В этом плане ценность знаний устанавливается с большей очевидностью.
Информация как объективированное знание – уже в первой своей форме письменного, а со временем и печатного слова – по-настоящему становится предметом обмена в обществе (передача знаний «из уст в уста» слишком уж ненадёжна и ограничена – в объёмах, в пространстве и во времени). И если в обществе господствуют отношения товарно-денежного обмена, то эти отношения неизбежно распространяются и на информацию, даже несмотря на то, что она-то, по большому счёту, товаром быть не может.
В высших, компьютерных, цифровых формах своей записи информация становится чем-то, что можно обрабатывать (сказать про «обработку знаний» язык как-то не очень поворачивается, не так ли?), в неограниченных объёмах хранить и передавать мгновенно и на любые расстояния. То есть, информация – с несколько огрублённой производственно-экономической точки зрения – становится, в силу записи её на вещественных носителях, подобной веществу, вещественным предметам труда: сырью, разного рода полуфабрикатам и т. д., – и обработку её так же можно передать машине.
Кроме того, на мой взгляд, в понятии информации в большей степени выражен активный характер человеческих знаний, которые суть не только продукты отражения объективной действительности, но и средства её преобразования в процессе труда. Особенно выражено это в такой форме информации как программное обеспечение, управляющее машинами. В этой же форме достигает предела объективирование знания: ведь программа, созданная умственным трудом человека (программиста), не является более человеческим знанием как таковым («содержанием голов») – она существует только лишь как элемент, или компонент машины, неотъемлемый от неё.
Понятие «информация» очень удобно для экономистов: оно позволяет отвлечься от философии, от философской теории познания, от сложного вопроса о том, какова природа наших знаний, – отвлекшись от всего этого, с информацией можно обращаться как с обычным продуктом труда, с таким же сгустком воплощённого абстрактного труда, каковым является всякий вещный товар, будь то отрез ткани или автомобиль. Только, разумеется, нельзя забывать и про особенный конкретный характер создавшего её труда.
Вводя различение между информацией и знанием, нельзя в то же время противопоставлять их. Ибо объективированная, записанная на различных её носителях информация и знания в человеческих головах суть лишь разные формы бытия человеческого Знания вообще. Поэтому называть информацию знаниями, а знания информацией вовсе не является какой-то ошибкой.
Подытоживая вышесказанное, попробуем теперь дать экономическое определение информации: информация есть специфическое невещественное (невещное) благо, удовлетворяющее определённые людские потребности, особый продукт труда, в котором воплощены человеческие знания о мире, который может выступать в процессе труда его предметом и средством и который, далее, будучи объективирован и имея общественную значимость, становится предметом обмена в обществе и объектом собственности. То, как информация используется в сфере производства и в иных сферах жизни общества, в каких формах она вступает в обмен между людьми, в каких формах общество владеет ею и как ею распоряжается, – это определяется существующим общественным способом производства. И, соответственно, отношения между людьми по поводу обмена, обладания и использования информации являются предметом политико-экономического исследования.
На протяжении большей части истории человечества не существовало ещё вообще науки как особой деятельности, направленной на познание сущности природных и социальных (общественных) явлений. Познание окружающего мира осуществлялось первобытными людьми непосредственно в процессе их труда, производственной практики. И на основе такого сугубо «вненаучного» познания, как правило – методом проб и ошибок, рождались «идеи нового» и делались – нечасто, едва ли не «раз в тысячу лет» – технические нововведения.
С установлением классового общества и разделением труда на физический и умственный возникла наука, которая с самого начала была более или менее тесно связана с производственными потребностями людей (вспомним, например, как древнейшая астрономия создала календарь, необходимый для планирования сельхозработ). Однако вследствие, прежде всего, её во многом умозрительного характера, связь древней, «зародышевой» науки с вещным производством была ещё всё-таки весьма слабой. Можно утверждать, что материальное производство и наука в значительной мере развивались в древности как бы параллельно, и производство производственной информации осуществлялось ещё по-прежнему «вне научного русла». Не случайно ж Аристотель в своей классификации наук относит физику (как науку о природе вообще) и математику к теоретическим, то бишь отвлечённым от практической деятельности наукам, противопоставляя их наукам «практическим» – политике и этике. Наука в давние времена часто лишь удовлетворяла любопытство человека и пыталась, как могла, давать ответы на волновавшие людей жгучие мировоззренческие вопросы, а не выполняла заказы материального производства – которое, будучи основано на рабском труде, было по природе своей косным и не нуждавшимся в усовершенствовании техники.
Изобретательством же и развитием технологий если и занимались, то, как правило, не учёные и профессиональные изобретатели, а «самые обыкновенные труженики» – ремесленники и крестьяне. Причём делали они это не на основе познанных и осознанных ими законов природы, а всецело на основании своего практического, трудового опыта, часто по наитию и даже совершенно случайно.
Информационное и непосредственное вещное производство, стало быть, ещё не были разделены «во времени и пространстве» и не были «поделены» между людьми в обществе. Именно так: несмотря на наличие уже в древности, в раннем классовом обществе разделения труда на физический и умственный, не возникло ещё разделения производительного труда на умственный труд в информационном производстве и физический труд в непосредственно вещном производстве. Такое состояние было обусловлено крайне низким развитием средств труда при тогдашнем укладе производства – простотой ручных орудий и рутинных технологий, основанных на их применении. Информационное и непосредственное вещное производство были слиты в единый нерасчленённый производственный процесс – участники материального производства сами занимались и генерацией «идей нового», и их воплощением. Соответственно, информационный поток в системе производства практически отсутствовал, если не считать передачи знаний от старых мастеров к их детям и ученикам.
При этом технический прогресс продвигался очень медленно. Изобретения делались крайне редко и облик производства оставался неизменным при жизни многих поколений людей. Производство было тогда именно «воспроизводством старого», т. е. производством давным-давно известных и неизменных изделий посредством устоявшихся технологических методов и «дедовских» орудий труда. У людей труда, впрочем, даже не было времени думать: практически всё совокупное рабочее время общества занимал труд в непосредственном вещном производстве, физический труд по обработке вещества природы. Разумеется, в процессе самого этого труда люди накапливали производственный опыт, иногда изобретали что-то. Но, вообще, познавательный и изобретательский труд – труд, затрачиваемый на выработку производственной информации, – составлял тогда лишь исчезающе малую долю совокупного общественного труда и создавал соответствующую мизерную толику общественного продукта. В этом смысле можно утверждать, что производство материальных благ в ту эпоху и сводилось к непосредственному вещному производству. Информационное производство существовало тогда только в зачаточном виде, и им вполне можно пренебречь, рассматривая в целом состояние общественного производства в те времена.
Капитализм впервые востребовал науку – опытную науку Нового времени – как источник производственной информации, служащий при капитализме цели получения как можно большей прибыли. Само возникновение машинного производства было в известной степени подготовлено трудами выдающихся математиков, физиков и механиков – связь науки с производством стала при раннем капитализме понемногу упрочняться, зародились технические науки; производство производственной информации начало помаленьку входить «в научное русло». И только лишь с утверждением капиталистического способа производства началось реальное приращение производительной силы труда.
Вместе с тем произошло, по сути, новое общественное разделение труда: обособление информационного производства от непосредственного вещного. Если средневековый ремесленник совмещал в себе и конструктора, и технолога, и дизайнера, и собственно рабочего, то в рамках машинного производства, носящего по своей природе общественный, а не единично-изолированный характер, создание производственной информации стало делом профессионалов – учёных, конструкторов, дизайнеров, инженеров; рабочим же отвели лишь роль бездумных исполнителей – «живых роботов», «воплотителей чужих идей». (Впрочем, наперекор капиталистической фабричной системе, выдающимися изобретателями часто становились – имеется множество ярких исторических примеров, приведённых Марксом в «Капитале»: цирюльник Аркрайт, который изобрёл прядильную машину, подмастерье ювелира Роберт Фултон, – да и ныне становятся обыкновенные, не получившие специального образования рабочие, люди физического труда!) Машина намного сложнее ручного орудия; и уже в силу этого развитие именно машинного производства обусловило выделение изобретательства в особую область деятельности, дифференцировавшуюся затем на более узкие отрасли. Появились профессиональные изобретатели (как, например, Т. А. Эдисон, Н. Тесла), занятые только «производством нового» и продажей своих инновационных разработок (либо созданием для реализации изобретений акционерных обществ с привлечением капиталов инвесторов).
Само изобретательство ставится на индустриальную почву – тот же Томас Алва Эдисон организовал настоящую фабрику изобретений в Уэст-Ориндже, штат Нью-Джерси, нанимая на работу немалый штат инженеров и техников.
Так при машинном укладе производства начало оформляться, как особая сфера производственной деятельности людей, информационное производство – производство производственной информации; возник и стал набирать мощь информационный поток в системе производства. В свою очередь, обособление и развитие информационного производства, разделение и кооперация труда в его рамках, его концентрация в исследовательских центрах и конструкторских бюро ускорили научно-технический прогресс в эпоху машинного производства.
И всё же обособление информационного производства происходило долгое время постепенно и неспешно. Ещё в XVIII – XIX веках мы встречаем немало изобретателей-непрофессионалов, занимавшихся изобретательством попутно с физическим («рабочим») трудом. Да и связь науки с производством ввиду всё ещё относительной неразвитости последнего оставалась весьма слабой; немало выдающихся изобретений делалось тогда самоучками, которые не то что не опирались на научные знания, но даже не знали элементарнейших азов науки.
В тот период технический прогресс значительно ускорился по сравнению с предшествовавшими эпохами, однако оставался ещё весьма медленным, если рассматривать саму частоту изобретений и всевозможных инноваций. Маркс, например, прожил достаточно долгую жизнь, но так ли уж много крупных, революционных изобретений было сделано «на его глазах»? Конечно, на его веку было сконструировано множество новых машин, и в промышленности окончательно утвердилась развитая система машин, однако источник энергии для их движения остался прежний – энергия упругого горячего пара. На протяжении всего XIX века паровой двигатель оставался главным и фактически единственным промышленным двигателем, и только лишь к концу столетия на производстве начали внедряться электродвигатели. Металлурги получили в свой арсенал бессемеровские и томасовские конвертеры и мартеновские печи, а также немало новых типов прокатных станов, но при этом чугун и сталь оставались практически единственными конструкционными материалами в технике. Транспорт во времена К. Маркса развивался по меркам XX столетия чудовищно медленно, воздухоплавание, можно сказать, топталось на месте.
В быту появилось совсем немного принципиально новых вещей, не считая, пожалуй, телефона и электролампочки (и то под конец жизни Маркса). Ну ещё, конечно, фотография, да, опять же, к концу жизни Маркса едва-едва зародилась звукозапись… В течение всего позапрошлого столетия мало менялись одежда и продукты питания; стиль жизни людей не претерпевал радикальных изменений. В общем, техника, технологии и быт развивались медленно, по крайней мере, ежели сравнивать с их стремительным развитием в XX столетии и в наши дни.
Таким образом, во времена Маркса информационное производство только-только оформлялось и делало самые первые шаги, по-прежнему играя весьма незначительную роль по сравнению с производством непосредственно вещным. «Воспроизводство старого» всё ещё полностью, абсолютно доминировало над «производством нового». Последнее, как и раньше, доставляло незначительную часть совокупного продукта общества. Поэтому с точки зрения людей, живших в ту эпоху, производство материальных благ – это именно и исключительно непосредственное вещное производство: производство, труд в котором состоит в непосредственном воздействии человека на вещество природы при помощи вещественных средств труда. Именно в силу неразвитости информационного производства его тогда невозможно было выделить как самостоятельную сферу производственной деятельности. Вот почему крупные экономисты того времени (включая Маркса) понимают средства производства именно и исключительно как вещественные средства производства, а товары – только как осязаемые вещи; и такое ограниченное понимание с тех пор утвердилось в виде догмы.
Столетиями и тысячелетиями жизнь людей изменялась неторопливо, хотя постепенно развитие всё же ускорялось. Зато в близкое нам время мир меняется буквально на глазах! Некоторые нынешние старики-ветераны начинали свою жизнь ещё во времена керосиновых ламп, паровозов и фанерных аэропланов, и как же преобразилась техника в течение их жизни! Список только крупных, воистину выдающихся достижений, сделанных за последние лет 70–80, занял бы несколько страниц. Электроника, вычислительная техника, промышленные роботы, телевидение, атомная энергетика, реактивная авиация, космонавтика, синтетические полимеры и сверхтвёрдые сплавы, искусственные алмазы, мобильная связь, лазеры, плазменные и электроннолучевые технологии, генная инженерия, нанотехнологии. Наверное, я забыл ещё что-то очень важное…
Радикальным образом меняется и наш быт, непосредственно окружающая нас материальная среда. К примеру, одежда сегодняшнего человека совершенно непохожа на одежду начала (да и середины даже) прошлого, XX века. Даже продукты питания, бывшие практически неизменными на протяжении веков и тысячелетий, вдруг стали – хорошо ли это, плохо ли, спорить не будем, это другой вопрос, – менять свой привычный облик и вещественное содержание.
Правда, как это будет показано в последующих «Письмах», капитализм в эпоху его общего кризиса всё более тормозит научно-технический прогресс, препятствует внедрению ряда важнейших технических достижений, ведёт к замедлению и даже сворачиванию работ по некоторым направлениям. Поэтому в последнее время темпы научно-технического прогресса, быть может, даже и замедлились, и в отдельных отраслях техника топчется на месте, развиваясь лишь «по мелочам»; подлинное техническое развитие подменяется раздутыми рекламой мелкими потребительскими новшествами (что проявляется особенно ярко в смене моделей смартфонов). Но такие тренды обусловлены негативным влиянием на развитие науки и техники вконец устаревших производственных отношений, а вовсе не внутренней логикой научно-технического развития.
Если же брать в целом, ускорение технического прогресса есть тенденция, неизменно действующая «от сотворения каменного рубила», но только лишь в середине XX века научно-технический прогресс приобрёл характер взрывного процесса. Постепенно убыстрявшееся на протяжении полутора веков машинной эпохи развитие науки и техники подготовило качественный скачок, которым и стала в середине прошлого столетия научно-техническая революция (НТР).
Когда характеризуют эпоху НТР, почти всегда употребляют определение «принципиально новый». Принципиально новые технологии, принципиально новые материалы с наперёд заданными свойствами, принципиально новые источники энергии и т. д. Но дело не только в том, что в эпоху НТР возросла частота изобретения принципиально новых вещей. Не менее важно и то, что «старые», изобретённые ранее вещи в наше время тоже непрерывно и весьма быстро совершенствуются, модернизируются. Так, поколения различных машин сменяют друг друга порою чуть ли не каждые несколько лет, в то время как в XIX столетии такое происходило едва ли чаще, чем смена поколений людей.
Особенно ярко ускорение технического прогресса проявляется, конечно же, в самой революционной области современной техники – в области компьютеров. Компьютеры, начиная, во всяком случае, с 1980-х годов, с момента появления персонального компьютера, совершенствуются с просто головокружительной быстротой. Известен т. н. закон Мура: мощности и возможности компьютеров удваиваются каждые полтора-два года, вследствие чего ультрановейший сегодня «комп» становится допотопным старьём чуть ли не через каких-то пять лет!
Это ускорение научно-технического прогресса основывается, очевидно, на том, что быстро возрастает абсолютная масса и относительная доля труда, занятого в сфере познания и изобретательства – т. е. в сфере информационного производства. Чем больше рабочей силы занято производством информации – и чем больше, соответственно, её производство, – тем чаще изобретаются новые вещи, прежде всего новые машины и другие средства производства, – и тем быстрее растут их технические характеристики и производительность труда, применяющего их. Дополнительные затраты труда в производстве информации (в производстве знаний) окупаются большей по величине экономией труда в непосредственном вещном производстве, поскольку в нём благодаря новым машинам, технологиям, новым формам и методам организации производства намного повышаются производительность труда и качество продукции. Также и новые предметы личного потребления лучше удовлетворяют разнообразные потребности людей, улучшают наш быт и, самое, наверное, главное: дают нам больше свободного времени, освобождая нас от трудоёмких работ по дому.
Повышение производительности труда в вещном производстве за счёт внедрения более эффективной техники позволяет, в свою очередь, высвободить некоторое количество труда из сферы непосредственного производства вещей и «перебросить» его в сферу информационного производства, а это приводит к новому увеличению объёмов продукции последнего и к ускорению – вправду, самоускорению! – научно-технического прогресса. Первым по очевидности своей важным экономическим следствием ускорения технического прогресса – важным именно с точки зрения исторических судеб капитализма – является соответствующее ускорение морального износа оборудования (он наступает раньше физического износа!) и сокращение сроков амортизации основных фондов. А оно, в свою очередь, – если отвлечься от факторов, препятствующих при капитализме обновлению техники, – побуждает капиталистов ещё более убыстрять разработку и внедрение новой техники, а следовательно, заставляет их «бросать» одновременно всё больше и больше труда на выполнение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ (НИОКР).
Как долговременная историческая тенденция, рост объёмов продукции информационного производства, выражаемых количеством и объёмом научных публикаций, количеством изобретений, объёмом технической документации и рядом других показателей, опережает увеличение непосредственного вещного производства и, благодаря этому, ускоряет последний, служит мощной основой увеличения всего общественного производства и приумножения общественного богатства – пока что, однако, только в интересах капитала, а не всего общества. Абсолютное и относительное – если брать в сравнении с непосредственным производством вещей – увеличение объёмов производства производственной информации ведёт к тому, что рост совокупного общественного производства всё более приобретает интенсивный характер. То есть: этот рост всё больше осуществляется за счёт всё более быстрого качественного усовершенствования средств производства и роста, на этой основе, производительной силы труда, – в то время как раньше, в прежние времена, это был в большей мере экстенсивный рост путём наращивания количества качественно не меняющихся элементов производительных сил, включая увеличение массы применяемой рабочей силы. Ясно, что этим создаётся основа для куда более быстрого роста производства жизненных благ при снижении затрат общественного труда на их производство.
Ускорение научно-технического прогресса обусловлено, помимо прочего, «кумулятивным эффектом» накопления знаний. Накопление знаний выступает как накопление информационных средств труда – и это увеличение их массы ведёт к повышению производительной силы труда тех, кто занят производством новых знаний на основе знаний имеющихся. Чем большими объёмами знаний располагает общество, тем больший объём новых знаний оно и вырабатывает за определённый промежуток времени. Как показали исследования, проведённые ещё в XX веке, зависимость темпов «роста науки» от объёмов накопленных человечеством знаний носит даже не пропорциональный (как полагал, скажем, Фридрих Энгельс), а намного более «крутой» – экспоненциальный характер.
Вообще, информационные средства труда становятся в нынешнюю эпоху действительно важнейшими средствами труда – в том смысле, что рост их массы, выступающий как ускоряющееся накопление знаний, во всё большей мере обусловливает увеличение всего общественного производства и богатства.
Так как ум человеческий вторгается во всё более сложные природные явления, в «микро- и мегамиры», и так как всё более усложняется техника, то, соответственно, всё больший объём работы требуется людям, чтобы познать некоторую область действительности, на основе полученного знания породить техническую идею, «довести её до ума», разработать проект изделия, оформить этот проект должным образом на бумаге или ином носителе информации в виде чертежей и всего прочего, провести испытания прототипа изделия, устранить затем его недостатки, и т. д. Иными словами, необходим всё больший объём «подготовительной работы» по наработке производственной информации, предшествующей непосредственному производству каждой новой вещи.
Увеличение затрат проектно-конструкторского труда в масштабах всего общества обусловлено ещё и тем обстоятельством, что современное массовое, специализированное индустриальное производство требует внедрения в нём столь же высокоспециализированного оборудования, – а это означает рост многообразия применяемых машин и аппаратов. Конструкторы вынуждены работать над бóльшим числом видов машин – отсюда то быстрое возрастание количества разновидностей, типоразмеров, модификаций машин, создаваемых в течение определённого периода, которое наблюдается с XX века. Требуется и соответствующее увеличение затрат конструкторского труда, которое, правда, несколько замедляется благодаря стандартизации и унификации деталей и узлов, – но, впрочем, и эта работа требует приложения определённого труда.
Помимо всего этого, усложнение производства, всё большее превращение труда в общественно-комбинированный труд с участием огромного числа тесно взаимодействующих работников требуют также увеличения приложения труда в сфере организации производства и управления им. Это тоже – специфический труд по переработке информации, – и он тоже, будучи неотъемлемым моментом производственного процесса, должен быть отнесён к производительному труду.
В итоге получается, что даже для поддержания существующих темпов научно-технического прогресса, без их ускорения, необходимо опережающее возрастание производства информации и увеличение доли труда, занятого в многообразном информационном производстве. Давно было подсчитано, что для увеличения производства материальных благ вдвое объём производства информации должен возрасти в 4 раза, а для десятикратного увеличения – в 100 раз. Данное положение формулируется как закон Харкевича – для получения линейного роста общественного продукта необходимо суметь обеспечить квадратичный рост производства информации. (В «исходнике» – в статье выдающегося советского учёного в области радиотехники, электроники и теории информации, директора Института проблем передачи информации АН СССР, академика Александра Харкевича, опубликованной в журнале «Коммунист» за 1962 год, закон этот звучал так: «Количество информации растёт, по меньшей мере, пропорционально квадрату промышленного потенциала страны».)
Данное положение можно принять как гипотезу, которая, конечно же, ещё требует осмысления и обоснования на основе анализа точных статистических данных. Возникает и такой вопрос: каким образом на указанную зависимость влияет общественный способ производства, как, например, на ней отражается кризис устаревшего (капиталистического) способа производства? Но в любом случае, не вызывает сомнения то, что в XX и XXI столетиях по сравнению с предыдущими временами объёмы научно-исследовательской и изобретательско-конструкторской деятельности – то есть объёмы производства производственной информации – возросли на много порядков, и эта сфера деятельности из ремесла одиночек превратилась в настоящую, огромную индустрию, в которой заняты большие коллективы людей и в которую вкладываются многократно выросшие – и неуклонно возрастающие со временем – материальные ресурсы общества.
В общем, магистральная тенденция развития такова: всё большая доля общественного труда затрачивается не на непосредственное производство вещных продуктов (благ) путём воздействия на вещество природы, а на выработку необходимой для этого производственной информации; всё большая доля общественного труда кристаллизуется в производственной информации, в знаниях, востребованных материальным производством. Всё больше труда прилагается к информационным предметам труда, для чего используется ускоренно растущая масса информационных средств труда.
По мере развития производительных сил человек всё меньше времени непосредственно «делает» вещи и всё больше времени «думает, что и как делать» – в этом состоит непременное условие ускорения научно-технического прогресса и основание качественного развития средств производства. Можно даже высказать такое предположение: что более быстрый рост производства производственной информации по сравнению с увеличением производства вещных средств производства представляет собой ещё одно необходимое условие расширенного воспроизводства – наряду с тем, обоснованным Карлом Марксом (во второй книге «Капитала») условием, что производство средств производства должно возрастать быстрее, чем производство предметов личного потребления. Непосредственное воплощение труда в вещах, прежде всего – в вещных средствах производства, всё более опосредствуется воплощением труда в производственной информации. Соответственно, по мере развёртывания НТР производительный труд закономерно и нарастающими темпами перемещается из цехов и шахт в научные центры и лаборатории, в проектно-конструкторские бюро, в производственно-технические отделы и службы заводов.
Наука, ставшая в XX веке, по сути дела, одной из отраслей материального производства – наряду с добывающей и обрабатывающей промышленностью, сельским хозяйством, строительством и транспортом, – становится всё более прочно связанной с ними и приобретает в системе общественного производства всё большее значение. (Как остроумно охарактеризовал роль и место науки в современном материальном производстве советский учёный-механик академик Александр Ишлинский: «Присутствие учёного на производстве незаметно, заметно отсутствие».) Ведь в наше время уже все изобретения делаются на строго научной основе, на основе сознательного использования открытых наукой законов природы. Фундаментальная наука, и фактически только она теперь, производит первичную производственную информацию, причём, как показывает жизнь, даже самые абстрактные, самые «непрактичные», «оторванные от жизни» теории рано или поздно получают конкретное практическое применение.
Информационный поток зарождается в недрах фундаментальной науки, проходит «сквозь» прикладную науку и проектно-конструкторскую сферу, после чего сливается с вещественным и энергетическим потоками в непосредственном вещном производстве, создающем материальные блага.
Именно в нашу эпоху научно-технической революции информационное производство, ядро которого составляет наука, окончательно «выбралось из пелёнок», сделавшись самостоятельной и важнейшей сферой производственной деятельности. Ставшее классическим марксистское положение о превращении науки в непосредственную производительную силу нуждается, на мой взгляд, в небольшой корректировке: важнейшей производительной силой общества на самом деле сделалась производственная информация, вырабатываемая наукой и другими отраслями информационного производства; сама же наука, как часть информационного производства вообще, превратилась в результате НТР в важную отрасль материального производства (настаиваем: материального!).
В наше время сложилось, как самостоятельная и важнейшая отрасль материального производства, информационное производство (включающее в себя науку как своё ядро). Информационное производство растёт более высокими темпами в сравнении с производством непосредственно вещным, результатом чего должно стать в обозримом будущем достижение такого состояния, когда информационные продукты труда – продукты труда, представляющие собой информацию, знания, – составят бóльшую часть продукта совокупного общественного труда. Иными словами, удельная доля той части совокупного общественного продукта, которая создаётся в сфере информационного производства, по мере научно-технического прогресса закономерно возрастает, в ходе НТР становится сопоставимой с долей продукта непосредственного вещного производства и далее – даже большей, нежели последняя. В этом, по-моему, состоит исходный пункт и важнейшая, первичная, наиболее фундаментальная черта научно-технической революции, и к этой черте, кстати, могут быть сведены многие другие, обычно приводимые в литературе как самостоятельные черты НТР (появление принципиально новых материалов, технологий, источников энергии и т. д.).
О том, насколько темпы роста информационного производства опережают темпы роста производства вещных благ, косвенно можно судить на основании следующих цифр, приводимых в литературе. Как известно, средний прирост ВВП в большинстве стран составляет всего пару процентов в год. В то же время темпы роста производства информации, в частности – научной информации, выше на порядок, и темпы эти неуклонно и стремительно возрастают. Согласно расчётам специалистов, в начале прошлого века объём знаний человечества удваивался каждые 50 лет. В 2000-е годы удвоение объёма научной информации занимало уже всего один год, и делались прогнозы, что в недалёкой перспективе объём информации будет удваиваться за один месяц (!). Утверждается даже, что в развитых странах уже сегодня прирост ВВП происходит в большей части именно за счёт роста производства разнообразной информации. К такого рода утверждениям следует относиться осторожно и критически, но важным фактом, характеризующим именно капиталистическую экономику, является то, что за последние десятилетия в списке крупнейших корпораций компании, занятые в информационном секторе экономики, совершенно потеснили традиционных промышленных гигантов (хотя, конечно, нужно отдавать себе отчёт в том, что акции «Google», «Facebook» и тому подобных в большей степени «раздуты»).
Мы осторожны в своих оценках: мы говорим лишь о тенденциях развития, которые только начинают проявляться и которые приведут к «новому миру», в котором действительно информационное производство займёт доминирующее место в системе производства жизненных благ, лишь в достаточно отдалённой перспективе – может, порядка 50 лет или даже больше. Мы, кроме того, против представления о формирующемся мире как о «постиндустриальном». Об этом речь ещё пойдёт ниже, пока же заметим только одно: поскольку производство производственной информации лишь служит производству материальных благ, осуществляемому промышленностью, речь никак не может идти о преодолении «индустриализма» – усиленное развитие информационного производства ведёт вовсе не к «постиндустриальной» эре, но скорее к «сверхиндустриальной».
По мере прогрессивного развития техники и технологий непосредственное вещное производство «вбирает» в себя всё больше информации; продукция современной промышленности, особенно её высокотехнологичных отраслей, становится всё более «информационноёмкой». «Высокотехнологичный» – это, по сути, синоним моего слова-окказионализма «информационноёмкий». (Ведь технология, можно сказать, – это и есть информация, информация о том, как изготовить тот или иной продукт.) Применение при производстве некоторого продукта сложных современных технологий, разработка которых потребовала больших затрат труда, и означает, что данный продукт «информационноёмкий». Или: высокотехнологичный. Или: наукоёмкий, поскольку разработка высоких технологий непременно опирается на данные новейших научных исследований.
Производственная информация овеществляется как в предметах личного потребления, так и, прежде всего, в средствах производства – в вещественных средствах производства; вообще же, техника представляет собой материальное воплощение накопленных человечеством знаний. Кроме того, производственная информация (знания) воплощается в самих людях, образуя, наряду с мышечной силой и со способностью выполнять сложные координированные движения, их рабочую силу. Так что, если глубже задуматься, информационное производство, создающее знания, представляет не что иное, как «производство человека».
Таким образом, производство и накопление знаний выступает основой качественного развития средств производства и самих людей, работников, – значит, оно выступает основой качественного роста производительных сил вообще; а этот рост, в свою очередь, обусловливает дальнейшее увеличение производства знаний и убыстрение процесса их накопления. Знание создаёт обществу новую, качественно намного более высокую производительную силу.
Следовательно, относительное увеличение информационного производства придаёт росту производительных сил человечества всё более интенсивный, качественный, именно революционный, – а не экстенсивный, количественный, эволюционный – характер. Развитие производительных сил становится в эпоху НТР подлинно революционным, «стремительно-взрывным» процессом, который постоянно революционизирует все стороны жизни общества и обусловливает, в свою очередь, необходимость революции в производственных отношениях.
«Знание – сила», производительная сила, и за всякой производительной силой скрывается, так или иначе, Знание. Информация является предельно общей и абстрактной формой существования тех или иных производительных сил, первичной (с производственно-экономической точки зрения) по отношению к конкретным единичным формам их вещного бытия. Производительные силы вообще имеют двойственную природу – информационную и вещественную. По мере их развития их информационная природа проявляется всё более отчётливо. Средства производства всё в большей и большей степени становятся именно овеществлённой информацией, а люди – участники материального производства – становятся носителями высоких знаний. Информация делается в наше время важнейшим общественным богатством и главной движущей силой развития материального производства, «силой развития производительных сил».
Поэтому в наступающую ныне эпоху развитие производительных сил всё в большей степени сводится к выработке, накоплению, распространению и использованию – овеществлению – информации. Соответственно, развитие производительных сил требует таких общественных производственных отношений, которые и способствовали бы в максимальной степени выработке, накоплению, распространению и использованию информации.
К. Дымов