Новый старый конфликт в ЕС – кризисный менеджмент во время Короны

В течение нескольких недель после начала пандемии Covid19 и экономического кризиса, принципиальный характер ЕС проявился отчетливее, чем когда-либо. Болтовня о «европейской солидарности», которая, собственно, и раньше представляла из себя пустую пропагандистскую трескотню, призванную облагородить благословением свыше империалистический союз государств ЕС, благодаря поведению некоторых членов ЕС раскрыла весь свой полнейший абсурд. В Италии и Испании растут горы трупов, а капиталистическая система здравоохранения этих стран настолько перегружена мощью накатившей пандемии, что персонал больниц вынужден принимать ужасающие решения о том, кого из пациентов лечить и дать шанс на выживание, а кого оставить умирать. Просьбы о помощи к ЕС в этой ситуации были отклонены, в том числе, и Германией. Аналогичную линию проводит правительство Германии и в отношении вопроса финансовой поддержки через ЕС тех стран, которые наиболее затронуты эпидемией. Немецкий капитал и его политическое представительство, правительство в Берлине, и теперь отказывают в мерах помощи, о которых просят Италия и Испания.

В преддверии видеоконференции министров финансов ЕС 24.3 группа из 9 стран (в частности, Франция, Бельгия, Греция, Италия и Испания) потребовала введения так называемых «корона-облигаций». С их помощью наиболее пораженные страны, то есть в особенности Италия и Испания, должны были получить финансовую поддержку: с помощью объединения государственных долгов стран ЕС проценты, которые эти страны должны выплачивать за их растущий внешний долг, были бы снижены. Также еврокомиссар по экономике Паоло Джентилони (итальянец) высказался за такую политику^[1]. Немецкий министр экономики Петер Альтмайер немедленно отверг это предложение и назвал его «призрачными дебатами». Также Альтмайер отверг и предложение широкой совместной программы инвестиций, «нового плана Маршалла», внесенное испанским президент-министром Санчесом^[2]. Экономический совет ХСС поддержал позицию министра экономики, заявив: «Мы никому в Европе не поможем, если кризис коронавируса будет использован для того, чтобы ввести систему коллективной ответственности». Даже в самой Германии среди представителей правящего класса раздаются и другие голоса. Так, например, бывший член совета экспертов по экономике Петер Бофингер или директор института мировой экономики Фельбермайр высказываются за объединение государственных долгов в определенном объеме. Также Михаэль Хютер, директор института немецкой экономики видит ситуацию аналогично: «С другой стороны, в этом случае страны, которым приходится очень, очень плохо – и они в этом на данный момент не виноваты, у них просто очень интенсивно началась первая фаза эпидемии – эти страны начнут задавать вопрос: кто мог бы им помочь. И если в итоге это окажутся только китайцы, или, может быть, русские, то распад Европейского Союза, на мой взгляд, абсолютно неотвратим^[3]». Отдельные части немецкого правящего класса, таким образом, замечают, что их прибыли могут уплыть, и поэтому даже готовы принимать меры, которые для Германии практически нарушение табу – потому что иначе они опасаются мощного роста влияния в Европе своих геополитических соперников — Китая и России.

Поражает ледяной, нечеловеческий цинизм, с которым немецкий класс капиталистов даже при виде тысяч мертвых людей отказывается отступить хоть на миллиметр от своих финансовых интересов

Третье требование Италии и Испании, наиболее тяжело пораженных эпидемией стран – это кредиты из европейского механизма стабильности ЕСМ, выданные без условий – также было негативно встречено в Германии. Во время последнего кризиса кредиты ЕСМ выдавались только при соблюдении широкого ряда условий, которые по сути означали резкое снижение жизненного уровня народа. Экономический совет ХСС (Германия) высказался по этому поводу так: «Если одна из стран Европы будет испытывать трудности, ей поможет финансовое вливание ЕСМ, но только при определенных четких условиях», причем эти условия нельзя смягчать и «даже самые тяжелые кризисы последних десятилетий не могут быть оправданием(!)»^[4].

Поражает ледяной, нечеловеческий цинизм, с которым немецкий класс капиталистов и его политический наемный персонал даже при виде тысяч мертвых людей отказывается отступить хоть на миллиметр от своих финансовых интересов. Но однако, если взглянуть на историю ЕС, легко заметить: в отличие от нового заболевания Sars-CoV-2 конфликты в ЕС и позиция немецкого правительства в нем совершенно ничего нового из себя не представляют. Все эти конфликты тянутся уже десятилетия. Уже с 1980-х для класса капиталистов ФРГ в вопросе европейской интеграции главным был вопрос, как ввести новую совместную валюту, которая, с одной стороны принесет выгоды за счет уничтожения валютного рынка еврозоны с его колебаниями, с другой – не допустит, чтобы другие государства нарушили стабильность этой новой валюты. Введение евро для Франции и южноевропейских государств означало переход к гораздо более стабильной валюте с меньшим уровнем инфляции, к лучшим условиям при росте задолженности – но как раз это могло бы ослабить и поколебать данную валюту. Другими словами, для ФРГ было важно создать общую валюту, которая при этом давала бы немецкому капиталу только выгоды, но не создавала бы никаких неудобств. В конце 80-х и начале 90х значительная доля немецких капиталистов относилась крайне скептически к тому, что евро может дать им такие возможности, и лишь через некоторое время немецкие монополии в целом поддержали введение евро.

С точки зрения французских капиталистов и правящих классов южноевропейских стран ситуация выглядела совершенно иначе: в предыдущие годы в европейском экономическом сообществе курс валют был зафиксирован, так что больших колебаний уже не могло быть. Но это привело к тому, что государственный банк с самой сильной валютой – то есть немецкий Бундесбанк – попросту диктовал другим странам валютную политику, и все были вынуждены следовать решениям Бундесбанка. Но естественно, этот банк диктовал политику исключительно в интересах немецкого капитала, которому, в связи с сильной позицией в мировой экономике, требовалась меньшая инфляция, чем капиталистам других стран. Создавая совместную валюту с общим Центральным Банком, не зависимым от какого-то одного государства, французский, итальянские, испанские и греческие капиталисты рассчитывали на финансовую политику, которая будет служить и их интересам. Франция, кроме того, всегда требовала общеевропейского «экономического правительства», то есть инстанции с собственным финансовым бюджетом, которая могла бы перераспределять финансовые средства от сильных экономик слабым, хотя и Франция рассчитывала на некоторые выгоды для себя – но Германия всегда отвергала подобное правительство. Маастрихстский договор (1993) был компромиссом, который убедил также и немецкий капитал, потому что государства были принуждены так называемым критерием конвергенции перед введением евро снизить государственный долг до максимум 60%, и новую ежегодную задолженность максимум до 3%. Это правило было еще раз потверждено в 1997 году пактом стабильности и роста, так что оно должно было действовать и после введения евро. Результат оказывался весьма выгодным и для немецких концернов: валюта, которая будет признана на международном уровне, с низким уровнем инфляции, и при этом конец валютных колебаний внутри еврозоны.

Во время кризиса 2008-2009 года в правящих классах Европы разразился конфликт по поводу кризисного менеджмента, который ничем не отличался от конфликтов предыдущих десятилетий. Здесь речь точно так же шла о том, что французский капитал и его южноевропейские союзники старались перераспределить финансовые средства от более стабильных европейских экономик в те, что имели более серьезные проблем, объясняя это тем, что лишь так можно спасти Еврозону. Предполагалось создать общий фонд, из которого выплачивались бы срочные кредиты государствам, приближающимся к банкротству. Другой пункт конфликта – так называемые «еврооблигации»: при этом речь шла, так же как и при сегодняшних «корона-облигациях», о том, что европейские государства объединят государственные долги. Оба эти предложения вызвали ожесточенные перепалки между государствами ЕС и их правящими классами: в итоге срочные кредиты были выданы лишь под строгими условиями, «еврооблигации» же не допустила Германия.

Можно было видеть, что особенно во время кризиса, когда речь идет не о распределении прибылей, а о распределении потерь, противоречия между различными национальными государствами буржуазии, буржуазией разных стран, возрастают. Также и во время «Еврокризиса» от «европейской солидарности» не осталось и следа – и тогда интересы национального капитала были единственным определяющим фактором для политики любого правителства. То же самое повторяется и сейчас, в еще более драматической ситуации: даже тогда, когда речь идет о жизни и смерти тысяч людей, капиталистические государства не способны совместно действовать против пандемии – они пытаются за счет других получить наивыгодные условия для себя, то есть для собственного капитала. А платят за все массы трудящихся, самые широкие слои населения во всех этих странах.

В школах и СМИ и сегодня распространяется легенда, согласно которой Европейский Союз был основан для того, чтобы обеспечить мир в Европе и объединить народы Европы на основе общих ценностей. В действительности уже первые шаги европейского объединения были продиктованы исключительно интересами капиталистов: речь шла о защите капитализма в Западной Европе, формировании анклава в противовес Советскому Союзу и социалистическим странам. Общность капиталистов всегда остается единой лишь до тех пор, пока речь идет о противостоянии рабочему классу или капиталистическим странам-соперникам. Кроме того, они преследуют собственные интересы – иногда эти интересы в общности капитала разных стран, иногда – в конкуренции. Они вступают во временные союзы и разрывают их снова, как это сейчас делает Великобритания. А во время тяжелого кризиса, такого, как сегоня, они действуют даже не как поссорившиеся братья – а скорее, как свора одичавших псов, которые готовы порвать друг друга за маленький кусочек мяса.

Для народов Европы исключительно важно понять, что Европейский Союз – это союз их врагов, заключенный с целью более эффективной эксплуатации трудящихся. От ЕС нельзя ожидать никаких улучшений. Мы можем только разбить ЕС и построить на его месте настоящий союз народов – и только тогда, когда трудящиеся разных стран сами возьмут в руки свою судьбу и переведут предприятия и государственную власть под собственный контроль: при социализме.