Алексей Геннадьевич Марков: «Только страх Киева перед Россией защищает Донбасс от смерча»

Эксклюзивное интервью легендарного командира батальона «Призрак» 
Алексея Геннадьевича Маркова изданию «Печат» (Сербия)

 

Алексей Геннадьевич Марков, известный под позывным «Добрый», — один из известных командиров донбасского ополчения. Его батальон «Призрак» удерживает позиции на самом напряженном участке фронта. К сожалению, оказалось, что это его интервью стало последним. 24 октября он погиб в автомобильной катастрофе, когда поспешно возвращался из Генерального штаба Луганска к своим боевым обязанностям.

За последние три года мне около десяти раз предоставлялась возможность побывать в его штабе и на позициях. Я мог лично убедиться в его невероятной решимости и поразительной трудоспособности. Погрузившись в дела своего подразделения, он мог не спать сутками и завтракал только в семь вечера. «Добрый», несмотря на то, что он командир батальона, всегда рвался на первую линию фронта, и его сдерживали только бесконечные бюрократические процедуры, предписанные Генеральным штабом ЛНР. Марков полушутя-полусерьезно говорил, что вынужден воевать на два фронта. На первом и главном — с людьми в тылу, а на втором — с реальным противником, украинскими солдатами. При чем на них все чаще просто не оставалось времени. Иногда чтобы достичь целей на фронте, ему приходилось брать больничный, и тогда он объезжал все позиции. Более того, Алексей не раз ходил в разведку — под самый нос украинцев. Он не гнушался ни рыть окопы, ни советоваться с бойцами на передовой.

Алексей Марков — типичный «герой нашего времени». Будучи талантливым программистом (он владел девятью языками программирования), он в совершенстве овладел искусством ведения современной войны. И даже с недоукомплектованным батальоном ему удавалось отразить наступление во много раз превосходящих сил украинцев.

Печат: Расскажите коротко о себе. Чем вы занимались до войны?

Алексей Марков: В принципе ничего особенного: физико-математическая школа, университет. Потом я работал в IT-секторе руководителем административного отдела по развитию. В общем, обычная гражданская жизнь. Я никак не был связан ни с войной, ни с армией. Вполне себе благополучная жизнь.

По образованию вы программист?

— Нет, я по образованию физик. Но поскольку с распадом СССР фундаментальная наука тоже канула в Лету, мне пришлось переквалифицироваться в программиста, потом системного администратора, и после я продолжил идти по этому пути.

Допускали вы когда-нибудь раньше мысль о том, что на Украине возможна братоубийственная война?

— Да, честно говоря, с 1991 года национальные конфликты превратились в настолько рядовые явления, что я бы не удивился, если бы Украина развалилась на две части: Западную и Восточную. Уж слишком разные люди там проживали, с очень разными идеологиями. Конечно, никто не ожидал, что это выльется в такие кровавые события. Однако Одесса второго мая 2014 и Мариуполь девятого мая 2014 года показали, что фашистам достаточно почувствовать свою безнаказанность, чтобы начать массово истреблять людей. А когда они почувствовали вкус крови, остановить их стало можно только так же, как это вполне успешно сделали наши деды в 1945 году.

Как бы вы объяснили людям, которые не в курсе истории конфликта, ради чего вы воюете?

— Объяснение довольно простое: я представитель последнего советского поколения, которое родилось и выросло, сформировалось в СССР с его идеологией интернационализма и неприемлемости нацизма. Для меня нацисты и их пособники — неопровержимое зло, без исключений. Будь то бандеровцы или какие-то другие коллаборационисты. И меня не мучал выбор, какую сторону принять. Вообще это война тех, кому за 45. Молодых очень мало: воюют люди, которые еще помнят, что нацизм и фашизм — это зло. Они знают, что принесли сюда нацисты в 40-х, и не хотят, чтобы это повторилось в 2000-е. Остальным, кто не понимает, ради чего мы здесь воюем, объяснить это практически невозможно. Тут нет денег, нет должности, и отсюда никто не уедет на новой иномарке. Сюда приходят только те, кто оставил мирную жизнь, свои семьи, свои дома. Они пришли, чтобы война не пришла в их дом. Нацизм не может смириться, поэтому его можно только уничтожить. И я здесь для того, чтобы ядовитые ростки нацизма, которые взошли на Украине или где-то еще, никого не убили.

Я прекрасно осознаю, что даже если бы украинцам по хорватскому сценарию удалось взять Донбасс, эта война не закончилась бы. Поскольку им нужно объяснить, почему, независимо от количества «побед», никто не берет их в ЕС и не возьмет туда, почему экономическая ситуация ухудшается, нужен внешний враг. Ненависть к жителям Донбасса и обязательная ненависть к России — это нечто иррациональное, инфернальное, нечто, что мешает им жить, как в Швейцарии. Мне, например, совершенно не нравится, что в том же Донецке в свое время была задержана группа подростков, которых СБУ за деньги вербовала для совершения террористических актов. Я не хочу, чтобы такие же дети появились в России. А ведь такие, может даже еще младше, террористы будут появляться не только в Донецке, но и в Ростове, Ставрополе, Москве. Фанатиков всегда хватало. Ненависть, к сожалению, не способна созидать, но годиться, когда необходимо разрушать.

Трудно говорить красивые слова. На шестом году войны все красивые слова уже кончились. Люди воюют за Ваню, за Сергея, за Петра, за то, чтобы отомстить за погибших и чтобы не погибли те, кто еще жив.

С украинской стороны даже противники нынешнего режима говорят, что не все на Украине нацисты, и даже в ВСУ не все нацисты. Кое-кто говорит, что они просто воюют за свою землю… Чем вы им ответите?

— Знаете, в 1941 году в вермахте тоже не все были членами НСДАП. Многие искренне считали, что воюют с большевизмом, защищают свою Германию. Но факт в том, что неважно, какую форму носил убийца: СС, вермахта или Бандеры. Человек приходит убивать людей просто потому, что они не согласны жить так, как он хочет. Вот и все. Если бойцы ВСУ воюют за свою землю, значит, скорее всего, это не их земля. Если русский язык мешает вам строить ваше государство, значит, вы строите государство на чужой земле.

Тут живут абсолютно нормальные люди, вполне мирные. Они не пошли воевать в Виннице, Тернополе, Полтаве, чтобы установить там свои порядки. Это к нам пришли убивать. Причем нельзя сказать, что тут борются исключительно с сепаратистами или русскими оккупантами. Намного больше гибнут мирные жители. Вы видели, во что превратилась прифронтовая жизнь в поселках Желобок, Донецкий, Голубовское, Березовское. Даже Кировск бомбардируют, и многие школы разрушены. Сколько людей погибло, причем абсолютно мирных людей. Несмотря ни на что, с нашей стороны не было ни одного выстрела по мирному населению на той стороне. В этом принципиальное отличие: мы не их зеркальное отражение. Между ВСУ и Народным ополчением существует принципиальная разница. Разница во взглядах на мир. Мы не воюем с мирным населением, в отличие от них. Мы не разрушаем дома мирных жителей, не стираем с лица земли целые улицы, как делают они. И в этом отличие.

Если оставить в покое людей, которые живут на этой земле, они забудут об Украине. Они не будут с ней воевать, мстить ей. Они просто забудут ее и будут строить свою нормальную жизнь. Но нам не дают жить нормально! Дело не только в ежедневных обстрелах, но и в экономической блокаде, постоянных перебоях то с электроэнергией, то с водой.

Как таковой Донбасс Украине не нужен. Сюда не вложат ни копейки. Им просто нужно очистить территорию ото всех, кто не согласен с новой идеологической платформой киевского режима. Тут нет никаких регулярных российских войск. Тут воюют самые обыкновенные люди, многие из которых до войны не держали в руках оружия. Их возмутило только одно: они не хотят быть гражданами второго сорта в нацистском государстве. Они хотят жить так, как жили их отцы и деды. Они не хотят терять свою историю, культуру и язык. А нацисты, которые добрались до власти в Киеве, никогда не допустят, чтобы в одном государстве с ними жили люди, которые внутренне свободны от их людоедской идеологии. Поэтому, я боюсь, у этой войны нет никакого политического решения. Знаете, как в фильме «Горец»: должен остаться только один. Договариваться с нацистами невозможно. Они могут только победить.

Но почему киевский режим нацистский? Почему вы используете именно этот термин? Как это доказать тем, кто сомневается в его сути?

— Я попробую сформулировать. Ни для кого не секрет, что русскоязычные граждане составляют значительную часть населения Украины, и до 2014 года это никому не мешало. Тут совершенно спокойно продавались книги на русском, издавались журналы, на телевидении выходили фильмы на русском языке. Никому это не мешало. Конечно, не считая нескольких патологических нацистских сумасшедших.

И вдруг выясняется, что русский язык, русская культура, русская история — это «огромная угроза» для Украины. Началась борьба со всем русским. Лозунг «Украина для украинцев» сам по себе представляет одну из главных характеристик, которая выдает нацистов. Так Украина взяла курс на освобождение от русских. Поэтому начали запрещать обучение на русском, обслуживание на русском, постоянно давить на русскоязычных. Также началась борьба с нашей общей историей. Возможно, у каких-нибудь ученых, политологов есть список формальных признаков, по которым можно определить нацистский режим. Лично мне достаточно было увидеть символику дивизии «Галичина», «Нахтигаль» (запрещены в России, прим. ред.), с которыми толпы носились по Киеву. На этом вопрос, с кем мы воюем, для меня закрылся. Оба мои деда погибли в той войне. Благодаря им, как и другим, наша страна 40 лет не видела войны. Теперь это отравленное семя снова вернулось из гроба, куда его вогнали наши деды. Если мы позволим ему прорасти, эта война не закончится на границе Украины. Она распространится дальше: на Кубань, в Ростовскую область, в Крым. У нас, возможно, недостаточно сил, чтобы самостоятельно побороть эту заразу, но мы не хотим позволять ей распространяться дальше. Мы надеемся, что на нашей великой родине что-нибудь поменяется в умах правителей Кремля и что они примут правильное решение. Тогда люди на этой многострадальной земле наконец-то вернутся к мирной жизни. А я с радостью сброшу с себя форму, отдам автомат и пойду домой.

Что бы вы ответили тем, кто хочет задавать провокационные вопросы, например: что добровольцы из России забыли на украинской земле?

— Знаете, этот вопрос можно было задать советским добровольцам в 1936 году. Что они забыли в Испании? Что в Испании забыли американцы, англичане, французы, немцы — десятки национальностей? Почему они оставили свои семьи, свою работу и отправились в далекую для них страну? Да, то же самое и я забыл тут, то же, что забыли мои товарищи в Испании, Италии, Франции, США, Германии. Мы помним, что такое нацизм и до чего он может довести. Мы не хотим, чтобы нацизм набрался тут сил и двинулся дальше. Мы воюем не только за местное население — мы воюем и за тех, кто сейчас еще далек от этой войны. Но если нас тут не будет, война придет и к ним.

Вы отметили, в чем заключается ваше главное отличие от врага. А есть ли у вас нечто общее?

— Да, конечно. Мы выросли в одной стране. Большинство из тех, кто находится по ту сторону фронта, родились в Советском Союзе. Для многих из них русский язык — единственный язык, на котором они говорили значительную часть своей жизни. Если бы не пропаганда последних семи — восьми лет, если бы не подрывная пропаганда последних 20 лет, нам бы вообще нечего было бы делить.

Очень часто бывает, что раскалываются целые семьи. Люди, которые тут остались, неожиданно превратились во врагов для своих родственников, которые живут там. Им говорят: "Вы виноваты во всем. Вы устроили эту войну. Не будь вас, наши дети (солдаты ВСУ — прим. авт.) не гибли бы. Но никто не задается вопросом: что ваши дети тут забыли? Весной 2014 года тут было еще мало российских добровольцев, когда люди только начали выходить на улицы, протестуя против государственного переворота в Киеве, где в феврале насильственно свергли легитимную власть.

Самое страшное в гражданской войне (а тут речь идет именно о гражданской войне), что в ней нет четкого разделения между сторонами. Брат воюет с братом, отец — с сыном, одна половина семьи — с другой. Вы не можете себе представить, сколько в нашем ополчении тех, чьи сыновья служат в ВСУ, а сколько случаев, когда старший брат воюет за нас, а младший — за них. Отец воюет с нами, а дочь — связист в ВСУ. Гражданская война отравляет душу. Это еще один счет, который после войны, я уверен, будет представлен тем, кто ее начал.

Посеянная ненависть сама себя поддерживает. Многие в этой войне воюют уже не за идею, не ради собственной выгоды или выгоды своей семьи. Нет, они воюют уже для того, чтобы отомстить за своих друзей, товарищей и родственников. И чем больше мирных жителей убивают украинские военные, тем больше они наживают себе кровных врагов. Они не смирятся, и примириться с ними не получится. А самое главное, что по ту сторону никто и не собирается искать пути мирного решения конфликта. Они готовятся нас уничтожить. Мы готовы к тому, чтобы не дать им такой возможности. Патовая ситуация. Я делаю все, что в моих силах, чтобы победили именно мы.

 

Еще по теме