С каждым днем нарастает поток информации о разнузданном судебном произволе реакции, захватившей власть в ряде латиноамериканских стран путем открытых или скрытых переворотов. В отличие от классических «пронунсиамьенто», облаченных в военный мундир, современные теневые хунты и стоящая за ними олигархия научились прикрываться выхолощенной «демократией», пользуясь для своих целей не одной, а всеми «ветвями власти». Пожалуй, самая зловещая роль отводится «судейскому сословию», мастерски умеющему преследовать неугодных, маскируя политическую суть дела обвинениями любого порядка: хоть «террористического», хоть «коррупционного», хоть «сексуального» – лишь бы скандалом тронуть обывателя «за живое».
Вот только самые громкие из множества «дел» и их жертв.
Упрятан в тюрьму многолетний лидер бразильских трудящихся Лула. Еще до этого безвременно оборвалась жизнь его жены Маритсы – здоровье не выдержало постоянной травли. А недавно экс-президента не отпустили из тюрьмы даже на похороны брата.
Хорхе Глас, бывший вице-президент Эквадора, несмотря на марафонскую голодовку протеста, помещен в тюрьму для особо опасных уголовников, где ему угрожает расправа.
Вынужден скрываться в эмиграции недавний глава сальвадорского государства Маурисио Фунес, чье «дело» вовсю эксплуатировалось правыми на недавних выборах.
Бывшего вице-президента Уругвая, сына и тезки легендарного повстанческого лидера, жертвы застенков хунты Рауля Сендика, не защитила и отставка, хотя из «преступлений» за ним осталось одно: устное (!) распоряжение по текущему вопросу многолетней давности.
Перуанского экс-президента Ольянту Умала и его супругу Надин Эредиа несколько лет держали за решеткой, когда же за полным отсутствием улик обоих пришлось освободить, «правосудие» решило конфисковать их дом.
Сразу несколько судов параллельно тачают «дела» Кристины Фернандес де Киршнер, экс-лидера Аргентины. Один из них уже вынес решение о ее предварительном заключении.
Министр иностранных дел ее правительства Карлос Тиммерман скончался за решеткой, так и не дождавшись конца многолетнего «дела». Его заодно с иранцами притянули к теракту четвертьвековой давности, хотя взрывать еврейский культурный центр обвиняемые могли бы только сойдя с ума.
Флоренсия Киршнер Фернандес, дочь двоих аргентинских лидеров, которую тоже пытались обвинить в терроризме, теперь проходит на Кубе курс лечения от «посттравматического синдрома» – спрашивается, кто и какие травмы ей нанес?
Эквадорского экс-президента Рафаэля Корреа обвиняют в попытке похищения из Колумбии оппозиционера-эмигранта, будто бы совершенной «по его заданию» колумбийскими военными, имена которых «правосудием» засекречены(!), и предотвращенной доблестными боготинскими таксистами, которые голыми руками и таксомоторами обратили неизвестных военных в бегство (!!).
Который год держат за решеткой лидера аргентинских индейцев Милагро Сала: одни судебные инстанции ее оправдывают, другие эти решения отменяют – похоже, ждут, пока «дело» пожилой женщины с подорванным здоровьем решится «естественным» путем. Точно так же в тюрьмах Чили и Аргентины гноят лидеров и активистов движения за права народа мапуче.
Пример, как всегда, подает официальный Вашингтон. В тюрьме США держат пуэрториканку Ану Белен Монтес, осужденную за то же «преступление», что ранее кубинская Пятерка, – информирование Кубы о готовящихся против нее терактах. Ей тоже отказывают в необходимой медицинской помощи. Пленником империи янки остается Симон Тринидад, один из руководителей партии FARC и зачинателей мирного процесса в своей стране, выданный Штатам на основании показаний «сотрудничающих со следствием» наркобаронов. Вашингтон не прочь повторить прием, добиваясь от Колумбии экстрадиции другого лидера FARC, тоже участника мирных переговоров, – Хесуса Сантрича, выдержавшего многодневную голодовку протеста. В январе нынешнего года, готовясь к натиску на Венесуэлу и Кубу, колумбийские власти, явно по согласованию с Вашингтоном, превзошли себя: потребовали от Гаваны выдать им делегацию Армии национального освобождения (ELN), находившуюся в кубинской столице для мирных переговоров с ними же самими (!). Видите ли, повстанческих лидеров собрались предать «правосудию» за теракт, совершенный непонятно кем, когда они уже находились в Гаване, и официально ими осужденный.
Практически ни одно из обвинений не доказано, а многие и немыслимо доказать: обнаглевшие провокаторы не заботятся даже о видимости правдоподобия. «Дела» разваливаются одно за другим, но «юстиции» горя мало: на каждое лопнувшее, а то и сразу для полной верности, стряпается по нескольку новых. Протесты – хоть сотен тысяч сограждан, хоть ООН, хоть мировых знаменитостей – попросту игнорируются. Зато вовсю работают монополизированные СМИ, разнося по стране, региону и миру только одну версию, будь она полнейшим абсурдом. Набившие руку «судейские» и борзописцы знай себе следуют старой, как само эксплуататорское общество, методе сутяг и провокаторов: «Клевета что уголь: не обожжет, так замарает». Эта деятельность щедро оплачивается – не только чистоганом, но и высокими должностями в правых правительствах.
Совершенно иную картину мы видим, когда перед буржуазной юстицией предстают «свои» – деятели правых и ультраправых партий. Они практически все замешаны в криминальных делах, чаще всего коррупционных, многие не вылезают из судов десятилетиями. И почти всегда, особенно в последнее время, – как с гуся вода! Им, не то что левым, не положено ни предварительного заключения, ни травли в СМИ, ни допросов с пристрастием. В худшем случае, приходится оставить президентские амбиции, уступив место персонажам помоложе.
Правым, не то что левым, положено ни предварительного заключения, ни травли в СМИ, ни допросов с пристрастием. В худшем случае, приходится оставить президентские амбиции.
«Возьмите «равенство граждан перед законом» – и вы увидите на каждом шагу хорошо знакомое всякому честному и сознательному рабочему лицемерие буржуазной демократии, – писал 101 год назад Владимир Ильич Ленин. Сам будучи, как многие революционеры, юристом по образованию, он отлично знал манеру врага в судейской мантии: неугодных, почти всегда людей трудящихся классов, обвинять в любых действительных или воображаемых нарушениях закона, не особо утруждаясь поиском доказательств, тогда как персонажам «своего круга» спускать самые вопиющие беззакония. «Когда насквозь буржуазные и большею частью реакционные юристы капиталистических стран в течение веков или десятилетий разрабатывали детальнейшие правила, написали десятки и сотни томов законов и разъяснений законов, притесняющих рабочего, связывающих по рукам и ногам бедняка, ставящих тысячи придирок и препон любому простому трудящемуся человеку из народа, – о, тогда буржуазные либералы не видят тут «произвола»! Тут «порядок» и «законность»! Тут все обдумано и прописано, как можно «дожать» бедняка. Тут есть тысячи буржуазных адвокатов и чиновников, умеющих истолковать законы так, что рабочему и среднему крестьянину никогда не прорваться через проволочные заграждения этих законов. Это – не «произвол» буржуазии, это – не диктатура корыстных и грязных, напившихся народной крови эксплуататоров, ничего подобного. Это – «чистая демократия», с каждым днем становящаяся все чище и чище»[1].
Кажется, будто эти гневные слова написаны сегодня. Из множества подтверждений мы выбрали два самых громких «коррупционных» дела бразильской юстиции.
Экс-президент Лула, при котором в богатейшей стране-субконтиненте бедняки впервые перестали умирать с голоду. Стоило ему года полтора назад начать президентскую кампанию, как он был обвинен провинциальным судьей Сержиу Мору (ныне это министр юстиции!) во «взятке» в виде скромного загородного дома, которого у него, что самое интересное, не было никогда. Улик никаких, кроме показаний боссов частной компании, якобы подарившей ему дом. Даны эти показания в порядке «сделки со следствием», т.е. для освобождения себя от уголовной ответственности, – понятно, что на таких условиях настоящие коррупционеры и мафиози рады со знанием дела оговорить каждого, кого им посоветуют. Но этого «юстиции» мало; каждая последующая инстанция предъявляет Луле все новые обвинения, с такими же «доказательствами», и всякий раз увеличивает жертве тюремный срок – это вам не СССР, где пересмотр наказания в сторону ужесточения запрещался законом. В самом деле, как еще перекрыть путь человеку, дважды законно избранному президентом, рекордсмену по популярности перед очередными выборами?
Мишел Темер, бывший «президент де-факто», как деликатно называют тех, кто занял высший государственный пост нелегитимным путем. Был вице-президентом в паре с Дилмой Руссефф, своим предательством обеспечил во многом успех парламентско-судебного переворота. Еще в бытность «президентом де-факто», рекордно непопулярным у сограждан, ему предъявили коррупционные обвинения на два порядка серьезнее и доказательнее, чем Луле. И что же? Сначала высшая судебная инстанция отложила «дело» до окончания президентских полномочий – это вам не Дилма Руссефф, которой так и не смогли предъявить никаких коррупционных претензий, но все равно подвергли ее «импичменту». Потом, когда Темер стал частным лицом, процесс возобновили, даже взяли его под стражу – и через четыре дня (!) выпустили, применив старинную формулу англосаксонской юстиции habeas corpus, в чем регулярно отказывают Луле. А как иначе: одно дело рабочий лидер, особенно если он наверняка выиграет выборы; совсем другое – крупный латифундист, ключевая фигура переворота, успевший за два года сомнительного президентства протолкнуть антирабочее законодательство и открыть транснациональному капиталу стратегические отрасли. Такие заслуги господствующим классом не забываются.
Лула и Темер – классовые, политические и нравственные антиподы. Бьющий в глаза контраст между их «делами» показывает подлинный характер буржуазной юстиции как нельзя лучше.
Из этих, как и из множества им подобных, «дел» следует вывод: недооценка классового характера юстиции была одним из серьезных просчетов партий и лидеров, чересчур заслушавшихся сирен «правового государства». Расплатой становятся свобода и жизнь самих лидеров, их родных и близких, их товарищей. Только в тех странах, где в ходе революционных процессов судебная власть, наряду с вооруженными силами, была основательно очищена от «пятой колонны» вашингтонской и местной олигархии, – Венесуэле, Боливии, Никарагуа, – юстиция не становится при первом же кризисе орудием классового подавления трудящихся и классовой мести им.
Напрашивается и другой вывод, актуальный как для наших зарубежных товарищей, так и для нас: пора избавляться от стихийно-доверчивого отношения к вердиктам буржуазной юстиции, как и к транслирующим их монополизированным СМИ. Пора понять, что во всех подобных случаях перед нами – не правосудие по якобы уголовным делам, а чистой воды политические репрессии.
При этом, наряду с прямым подавлением и уничтожением неугодных, широко применяется политический шантаж. Это отвратительное явление было проанализировано Лениным еще более века назад, летом 1917 года. «Политический шантаж есть угроза разоблачением или разоблачение фактических, а чаще вымышленных «историй» в целях политически нанести ущерб, оклеветать, отнять или затруднить противнику возможность политической деятельности… Республиканская буржуазия преследует грязно, стараясь запачкать ненавистного ей пролетарского революционера и интернационалиста клеветой, ложью, инсинуациями, наветами, слухами и прочее и прочее».
Владимир Ильич сформулировал и политические критерии, позволяющие даже при дефиците объективной информации практически безошибочно зафиксировать «почерк» политических шантажистов.
Во-первых, «бешеная ненависть буржуазии часто служит лучшим доказательством правильной и честной службы пролетариату со стороны оклеветанного, травимого, преследуемого».
Во-вторых, особенно когда речь идет о сведении счетов между буржуазными партиями, «не шантажист ни при каких политических переменах не прекратил бы разоблачения, если бы он разоблачал, руководясь честными побуждениями».
Ленин дает нам и принципиальный критерий отношения рабочей партии к шантажистским приемам в отношении ее лидеров: «Если наша партия будет соглашаться на отстранение от общественной деятельности ее вождей по случаю оклеветания их буржуазией, то партия страшно пострадает, принесет вред пролетариату, доставит удовольствие врагам его… Слишком ей будет легко «отстранять» наших партийных работников! О разборе дела, о поисках истины она и не думает. Нет, товарищи! Не будем поддаваться крикам буржуазной прессы! Будем непреклонны в разборе малейших сомнений судом сознательных рабочих, судом своей партии… Мы должны твердо идти своей дорогой, охранять работоспособность своей партии, охранять ее вождей от того даже, чтобы они тратили время на пакостников и их пакостные наветы»[2].
Нет спора: следовать этой принципиальной линии гораздо труднее сегодня – после тяжелых поражений дела социализма в мире; в условиях вынужденно-медленного продвижения или отступления левых партий через «хлев» буржуазной легальности, заражающий нестойких гнилостной инфекцией оппортунизма; перед лицом международно-организованного врага, располагающего неизмеримо более мощной машиной распространения лжи и ее внушения неподготовленным к отпору людям.
Но не меняется главное. Если мы считаем себя коммунистами, марксистами, интернационалистами, у нас нет ни малейшего основания доверять буржуазной юстиции и империалистическим СМИ больше, чем друзьям и товарищам по борьбе с общим врагом. Пусть даже в чем-то оступившимся на тропке через трясину, готовую затянуть неосторожного. Но не врагам, не предателям, не клеветникам и шантажистам доказывать нам их вину!
Еще на памяти моего поколения у коммунистов был верный лозунг-требование: «Свободу узникам капитала!» Позже он принял несколько иную форму: «Свободу узникам империализма и реакции!» Теперь обе редакции приобретают новую актуальность. Еще Ленину принадлежит словно сегодняшнее предупреждение: «Не забудем, что во всем мире интернационалистов преследует буржуазия приемами лжи, клеветы, шантажа»[3]. Отпор этому преследованию, чтобы быть результативным, также должен иметь всемирный размах. У нас за плечами первый успешный опыт: борьба за свободу Кубинской Пятерки. Нет сомнения: как бы ни сложились политические обстоятельства в предстоящие годы, наша общая борьба будет продолжаться. Первая победа не будет последней.