Советского Союза нет 30 лет, но не покидает ощущение физического крушения чего-то исполинского. Планетарный масштаб, веха мировой истории — вот что такое СССР. Его зовут империей и сверхдержавой. Но встраивать его в известный ряд, уподобляя иным государственным образованиям — значит не понимать природы этого советского феномена.
Родившись без году век назад, Союз стал формой хозяйственного и политического объединения советских территорий, возникших на месте романовской империи в первые годы после Октябрьского переворота. «Сменовеховцам» мнилось, что старый центр «собирает земли», «возрождая» традиционную российскую государственность. Но ещё греки говорили: невозможно войти в прежние воды. А латиняне им вторили: подобное не есть то же. Имперская государственность к началу XX века целиком себя исчерпала, и в 1917 году под тяжестью глубокого и всестороннего кризиса, под жестокими ударами извне окончательно утратила потенциал к развитию. Отсюда и стремительное крушение монархии, и тотальное безволие Временного правительства. Ведь государство — это не здания, не законы, не система институтов, а опирающаяся на социально-экономические основания, сконцентрированная в аппарате управления (насилия) воля правящего класса, сбалансированная с интересами масс и способная конвертировать их в общественную, государственную силу. Ни дворянство, ни буржуазия в России не оценили изменения социально-экономических отношений, не приняли реальности социальной революции и потеряли рычаги государственной власти.
Правящий класс уже сменился, а «бывшие» упорно хватались за свои иллюзии, за воздух. Однако ни вооружённая сила, ни иностранная поддержка, ни бардак и предательство у красных, ни военная удача, — ничто не могло обуздать социальную стихию и вновь водворить в массах отчуждение от власти. Ни заговорщикам, ни узурпаторам, — как норовили и норовят клеймить большевиков, — не под силу было бы одолеть противников революции. Им, где бы ни укреплялись на час Колчаки, Деникины и Врангели, противостояла неодолимая мощь пробуждённого народного сознания,
Новая реальность требовала для кристаллизации новых форм. Но их не было, а был мировой опыт и всем известные термины — и новое вино лилось в старые мехи. Что с виду было деньгами, ими на самом деле не являлось. Как и не было товаром, что казалось товаром. Советское государство выглядело привычной машиной власти лишь потому, что имело наркоматы-министерства, милицию-полицию и собирало налоги. Но его суть — подавление сопротивления вчерашних хозяев представителями и в интересах трудящегося большинства — не имела в прошлом или настоящем ни прецедентов, ни аналогов.
Создание советской государственности не было (и быть не могло) целью революции. Оно стало востребованной формой революционного процесса, опиравшейся на хозяйственные и политические связи и границы советского пространства и партию — главный инструмент социальных преобразований. В статье «К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов» (апрель 1923 года) Сталин писал о новой государственной форме организации пролетариата в революции. Спустя год («О вопросах ленинизма») определение обрело уже чеканную ясность: «Советская власть, как государственная форма диктатуры пролетариата».
К 1922 году объединение республик назрело объективно и вполне. Иначе его не удалось бы оформить в неполный год. За точку отсчёта можно смело брать письмо Сталина членам Политбюро 13 января о единой делегации независимых советских республик на предстоящую Генуэзскую конференцию (Сталин. Труды. Т. 18. С. 59–61; РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 5591. Л. 1–1об.). В нём впервые озвучена идея «автономизации». И (что любопытно) ставится под сомнение возможность конституировать союз в течение месяца (!) — значит, подобные предложения звучали…
Союз стал симбиозом двух начал: внутреннего движения к бесклассовому обществу и ретрансляции вовне революционной энергии. Попытка втиснуть СССР в нормы и мерки буржуазных государств, сколь обманчивыми бы ни были внешние формы, также бессмысленна, как реставрация монархии в России, То была новая, небывалая государственность, основанная на социальном равенстве. Возьмём лишь одну её сторону — способность органично объединять в целое многонациональные массивы. Ни монархия, ни буржуазная республика для этого не годятся. Ибо держатся на насилии внутри (сверху) и/или извне (в виде угрозы со стороны соседей), и рушатся при ослаблении первого и усилении второго, когда местная буржуазия неизбежно разыгрывает национальную карту. Одна из ранних редакций сталинских тезисов «О национальных моментах в партийном и государственном строительстве» (февраль 1923 г.) с этого и начиналась: «История показала, что многонациональные государства, строящиеся на основе неравенства народов, частной собственности на средства производства, не могут быть прочными…» (РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 1. Д. 2479. Л. 69: Сталин. Труды. Т. 19. С. 399).
Возникновение СССР, его становление и развитие определялись состоянием мирового революционного процесса, ибо он являлся его составной частью. Это давало Союзу внутреннюю динамику: будучи частью процесса он сам, как и движение к коммунизму, был процессом, а не состоянием или застывшей формой. Ведь примат формы над содержанием — верный признак и прямая дорога к регрессу. И о кризисе социализма в СССР можно безошибочно судить по тому, когда диктатура пролетариата стала устаревшим словосочетанием, рубль всерьёз посчитали деньгами, социалистический «товар» очутился вдруг на рынке. А Советский Союз, уникальный социальный «термояд», гордо и бессмысленно низвели до рядовой сверхдержавы.