Рынок труда в Южной Корее 21-го века: на нижних этажах

Тревожный и пристальный взгляд на жизнь в ночную смену на фабрике

«Вправду ли мы знаем, что такое труд?». Четверо журналистов задались таким вопросом в 2009 году и отважились взглянуть на то, что из себя представляет труд на самых нижних этажах южнокорейского общества. В рамках серии публикаций под названием «Трудовое ORZ», опубликованной в южнокорейском издании «Одна Корея-21»[1], они поделились фотографиями работников, опустившихся вследствие фрустрации («ORZ» – псевдо-акроним, означающий позу на четвереньках).

К своей 30-й годовщине «Одна Корея» решила вернуться к этому вопросу. Что из себя по-настоящему представляет работник сегодня - в эпоху ослепительных инноваций, описываемую терминами «Четвёртая промышленная революция» и «Общество супер-связи»? Сегодня – когда многие балансируют на грани выживания, несмотря на тяжёлый труд – работник представляет из себя еще более жалкое зрелище, чем прежде.

Репортёры «Одной Кореи» непосредственно столкнулись с обнаженными противоречиями, которые не выразить ни в плакате, ни в лозунге, ни в статистическом показателе, ни в политической линии. «Трудовое ORZ» рисует детальный портрет южнокорейского работника, канувшего глубже, чем когда бы то ни было. Первые изображения – с производства на одной из фирм в провинции  Гьеонгги / Инчхон. 

 

Невидимое лицо косметической индустрии

Здесь нет ни малейшего отклонения. Машина заливает эссенцию для масок в пакеты с листками внутри, запечатывает их, и шлепает с силой о конвейер. Менее чем за секунду три пакета путешествуют вниз конвейера и попадают на рабочее место. Учитывая все прерывания, в общей сложности около 70 пакетиков достигают его каждый час. Моя работа заключалась в том, чтобы сидеть там и проверять их – правильно ли запечатан товар, ясно ли видна дата истечения срока действия, и в правильном ли месте размещена наклейка с надписью «аутентичный продукт». Я была помощницей машины – «пропалывала», отсортировывала брак.

В течение февраля и марта я работала попеременно дневные и ночные смены в фирмах, производящих косметику и печатающих платы (PCB) в районах провинции Гьеонгги и Инчхона. Попеременные смены – это означает дневная и ночная по 12 часов каждая. Дневная длилась с 8:30 до 5:30 вечера; учитывая типичные сверхурочные часы, я оставалась заводе до 8:30 вечера. Ночная стартовала в 8:30 вечера, и покидали её работники в 8:00 на следующее утро (с учётом сверхурочных). По сути дела, день и ночь переставлялись местами каждые две недели.

Найти работу в переменную смену в Инчхоне не составило большого труда. Поиск по ключевой фразе «переменная дневная и ночная смена» на одном из сайтов по поиску работ выдал 300 объявлений. Я выбрала одно из них: «требуется упаковщик масок, 100% бонус, чередующиеся дневные и ночные смены». Я позвонила в агентство по временному трудоустройству, и полтора часа спустя уже была по пути на интервью. Интервью длилось 18 минут. Это была работа на «минималке» - 7,530 вон ($ 6.74) час, но заявителей было много.

Решения принимались быстро, и всё шло без колебаний. Не прошло и двух часов, как я уже была временным работником фирмы по производству косметики. Компания, в которой я проработала около месяца на правах временного сотрудника, была хорошо зарекомендовавшей себя фирмой на рынке масок и базовых косметических средств. «Инспекция и упаковка» на заводе в Инчхоне – самый простой вид работы для женщин без определенного набора навыков.

Впервые на работу в ночную смену я зашла 5 марта. В тот вечер села в битком набитое метро. Некоторые из пассажиров отдыхали по дороге домой или разговаривали с коллегами о своих боссах; другие по телефону договаривались с кем-то, где встретиться в ту ночь. Я вышла из метро и поднялась по лестнице к выходу номер 5 одной из станций первой линии Инчхонской подземки. Пригородный автобус уже был припаркован под ночным небом, освещенным неоновыми огнями.

 

Ты поспала?
– Я действительно вообще не спала сегодня.

 

Я беседовала с «Jeong-А», 25-летней студенткой университета, когда мы сели в автобус. Телевизор показывал мыльную оперу, начавшуюся в 7:15, где-то в разгаре сюжета. Автобус останавливался в разных местах в центре Инчхона, пока наконец не заехал в затемненный комплекс.

Когда настало время дневным работникам передать эстафету ночной смене, комната для переодевания размером чуть более семи пьён (23㎡) наполнилась так называемыми «эннис» – «большими сестрами», как работники привыкли обращаться друг к другу - снимавшими униформу и переодевавшимися в свою обычную одежду. Одевшись в голубые антистатические одежды, украшенные черными полосками, гигиенические кепки, маски и защитные сапоги, мы пошли мимо раздевалки в рабочую зону, где проводилось пятиминутное собрание во главе с руководителем группы. Ее голос, который должен доставлять приказания через шум машин, был резким и громким. Ровно в 8:30 – неважно, утра или вечера – машины с грохотом начинают оживать. Среди примерно двадцати машин моей работой было служить в качестве поддержки либо девятой, либо для одиннадцатой.

В первый день работы – 27 февраля – я была на 11-й. Проверка не просто визуальная: надо подобрать пакет, перевернуть и, передвинув тяжесть собственного тела, давить запястьями до тех пор, пока не услышишь характерный скрип – убедиться в том, что ничего из содержимого не выливается наружу. Чтобы сэкономить время, мы собирали в кучу с десяток пакетов, и проверяли все сразу; имелось примерно 10 секунд, чтобы проверить в 10 местах – включая правильность позиции наклейки (дефект наклейки) и должным ли образом запечатан пакет (запечатано с браком). Мы отбирали бракованные элементы, а оставшиеся сортировали в линию – 350 в коробку по два ряда. К концу рабочего дня мы 2500 раз повторяли одни и те же движения и инспектировали примерно 30 тысяч пакетов.

 

Бесконечный поток пакетов с масками из-под неустанной машины

Пакеты продолжали сыпаться с конвейера, пока я была в состоянии пропустить через свои руки с десяток из них. Элементы, ждущие проверки, начинали скапливаться в кучу и сваливаться с рабочего места. По мере того, как я шла подбирать их, прибывали новые, и скапливались в кучу вновь. Украдкой я смахивала часть из них на одну сторону в коробку. Я чувствовала на себе взгляд женщины, управлявшей машиной. Верхняя часть униформы промокла в поту.

Машина никого не собиралась ждать. Прежде, чем у меня появлялся шанс проверить пакеты, она уже набрасывала на конвейер новые – будто покрикивая на меня, чтобы я торопилась. У меня не было времени переменить положение тела хотя бы для того, чтобы почесать нос. Я начинала шептать проклятия, не адресованные никому конкретно. «Будь это проклято. Будь это проклято к чертям». В эти минуты я чувствовала, что маска на мне была большой удачей.

Несколько раз я ошибочно принимала уменьшавшийся шум машины за то, что она вот-вот должна остановиться.

Две коллеги лет по сорок с небольшим, в тот день тоже впервые заступившие на смену, после обеда куда-то пропали. «Я даже дышать не в состоянии. Такие нормы? Даже те, кто здесь давно работает, балансируют на грани ухода». На следующий день две женщины двадцати с небольшим лет, пришедшие под руку с подругой, тоже испарились.

Не было и 23-х летней, жаловавшейся, что у неё особый период, но не хватает смелости даже попроситься в туалет. Даже негласное и нелегальное правило о том, что нужно отработать минимум три дня, чтобы что-то получить, не остановило их. Сама я пыталась сосчитать всех, кто уйдёт в течение недели, но в конце концов сдалась. Все вакантные места заполнялись мгновенно.

Примечания

  1. «Ханкёре» (буквально «корейская нация» или «одна нация» [см. wiki] - ежедневная газета в Южной Корее. Была основана в 1988 году - после того, как в ходе широко распространившихся чисток было выброшено на улицу множество журналистов диссидентского толка - и была представлена в качестве альтернативы существующим газетам, в то время ещё слишком подвергнутых влиянию авторитарного правительства. Открывшись, газета утверждала, что является «первой газетой в мире, действительно независимой от политической власти и крупного капитала».  По состоянию на 2016 год признавалась самой надежной новостной организацией корейских журналистов в течение девяти лет подряд.

Серия заметок: «Рынок труда в Южной Корее»