Российский капитализм и нерождённое левое движение

Содержание

1. Введение
2. Зарождение капитализма в Советском Союзе
3. «Шоковая терапия»
4. Формирование российского правящего класса
5. Стабилизация российского капитализма в 2000-е гг.
6. Инсайдерская рента
7. «Сырьевая супердержава»
8. Заключение  

 

 

Введение

Самым популярным жанром статей, которые пишут российские левые публицисты, является критика на тему: «Причины кризиса социалистического движения в России». Сайты левой направленности буквально завалены текстами, в которых подробно проанализирован каждый шаг в работе тех или иных организаций, формально выступающих с социалистических позиций. Крайне часто критика приобретает натуральную форму полного разгрома целых партий или отдельных личностей. Перечень вменяемых грехов очень велик: невежество, лень, мелкобуржуазность, продажность и т.д., и т.п. Чаще всего вся критика сводится к выводам о недееспособности левого движения в России, состоящего из «плохих и безграмотных активистов». На наш взгляд, аргументированная критика и самокритика – полезное и важное дело, так как отечественные левые активисты, действительно, многого не знают и не умеют. Но возникает резонный вопрос, неужели столь кризисное состояние социалистического движения в России вызвано отрицательными качествами отдельных личностей, которые не могут построить сильные организации? Неужели за 27 лет, прошедшие с развала Советского Союза, не возникло «правильных людей», способных поставить левое движение на ноги?

Современники часто склонны наделять свою эпоху какими-то уникальными свойствами: «Мы переживаем самое тяжелое время»; «У нас самая плохая молодежь» и т.д. Избегая таких шаблонов, нам важно понять специфику нашего общества. Российские социалисты склонны часто ругать друг друга, редко пытаясь вдуматься в объективные причины недееспособности социалистического движения в нашей стране. Для того чтобы разобраться в причинах кризиса, мы должны ответить на ключевой вопрос: как возник и развивался современный российский капитализм? Левое движение является зеркалом, отражающим тенденции развития капиталистической системы. В связи с этим понимание специфики российского капитализма – ключ к осознанию подлинных причин кризиса антикапиталистического и рабочего движения в нашей стране.

 

 

1. Зарождение капитализма в Советском Союзе

В сознании многих людей существует миф о том, что капитализм в России возник на пустом месте, «упав с неба» в 1991 г. Ниже в тексте мы на основе цифр постараемся опровергнуть эту мифологему. Невозможно понять современный российский капитализм, если не учитывать тот факт, что очаги капиталистических отношений стали развиваться уже в позднесоветском обществе. Речь идет не только об экономике, но и о культурных предпосылках. В определенном смысле в позднем Советском Союзе буржуазное сознание возникло до появления самого класса крупной буржуазии.

Идеологическая основа для создания советского варианта общества потребления была заложена в третьей программе КПСС, принятой в 1961 г. Исследователь Б. Кагарлицкий пишет об этой программе следующее: «Ведь там «коммунизм» представляется исключительно в виде потребительского рая, своего рода гигантского американского супермаркета, откуда каждый гражданин может свободно и бесплатно тащить все, что удовлетворяет его «непрерывно растущие потребности». Культ потребления, встроенный в систему, ориентированную на непрерывное наращивание производства, должен был ее стабилизировать, придать ей новые стимулы, но на самом деле — разлагал ее»^[1]. По итогам своеобразного общественного договора об отсутствии расширения гражданских прав в обмен на непрерывный рост уровня жизни, в Советском Союзе 1970-х гг. возникло общество потребления. Обуржуазивание сознания советского обывателя стало мощной идеологической предпосылкой возникновения капиталистического общества в России. Но все дело в том, что идеологическими предпосылками дело не ограничивалось.

Еще до формального начала перестройки, в Советском Союзе в рамках государственной экономики присутствовал теневой сектор. Он начал активно складываться еще в 1960-е гг. на волне возникшего дефицита некоторых потребительских товаров и «денежного навеса»^[2]. Главным оплотом теневого сектора были Закавказские республики и Средняя Азия, где теневики уже напрямую контролировались местной номенклатурой^[3]. Демонстративные репрессии против партийного руководства республиканских компартий не устраняли систему коррупции, пустившую глубокие корни во всех сферах управления. Менялись действующие лица, но система коррупционных связей внутри партийной и хозяйственной бюрократии продолжала существовать и активно развиваться.

Производство средств производства находилось под полным контролем государства, но теневики занимали достаточно серьезные позиции в торговле предметами народного потребления. Зарубежный исследователь Грегори Гроссман оценивает долю теневой экономики в ВВП СССР в конце 1970-х гг. в 7-8 %^[4]. Экономист А. Меньшиков пишет о том, что на долю теневой экономики во второй половине 1980-х гг. приходилось 15-20 % ВВП^[5]. Г. Ханин пишет об участии в теневой экономике десятков миллионов людей^[6]. Но наряду с традиционным черным рынком, существовавшем на базе дефицита потребительских товаров, в СССР существовал административный сектор теневой экономики. Его суть характеризует Г. Явлинский: «Государственный план не мог быть на 100% реальным, не мог предусмотреть всех деталей и неизбежных, часто неожиданных изменений. Отсюда возникала необходимость самостоятельной активности управленцев-менеджеров для решения поставленных перед ними задач. Соответственно, параллельно логике плана возникала и действовала логика своеобразного теневого рынка, когда одни ресурсы и услуги обменивались на другие, иногда с прямой выгодой для участников обмена, иногда без таковой, но в любом случаем с осознанием ими своей власти над благами и возможностями, оказавшимися в их распоряжении»^[7].

 

В рамках позднего СССР существовал серьезный анклав неконтролируемого рынка, который в будущем станет одним из источников возникновения отечественного капитализма.

 

Таким образом, в рамках позднего СССР существовал серьезный анклав неконтролируемого рынка, который в будущем станет одним из источников возникновения отечественного капитализма^[8]. Для того чтобы этот анклав превратился в полноценную систему рыночных отношений был необходим качественный политический перелом в виде демонтажа всей советской политической и социальной системы. Перестройка как раз и была таким переломом.

Существует множество трактовок событий перестройки, согласно одной из самых популярных, перестройка была продуманным проектом М. Горбачева и его окружения, направленным на развал Советского Союза (современный активный сторонник данной позиции – А. Фурсов). Некоторые историки (А. Шубин) или бывшие соратники Горбачева (Г. Арбатов) видят, в свою очередь, в перестройке уникальную, но упущенную возможность создания в России «гражданского общества». Как правильно замечает тот же А. Шубин, при рассмотрении горбачевских реформ многие исследователи часто объединяют три совершенно разных вопроса: 1) Система плановой экономики, исключающая негосударственные формы собственности на промышленные предприятия; 2) Монополия власти КПСС; 3) СССР как единое государственно-территориальное образование^[9]. Можно вести продолжительную дискуссию на тему того, можно ли было сохранить единое государство на базе рынка, но фактом является то, что в номенклатуре были серьезные разногласия в преддверии перестройки как минимум по одному – первому из вышеназванных вопросов.

На начальном этапе реформ мы можем выделить три фракции внутри номенклатуры. Первая фракция была представлена консерваторами, которые стремились всеми силами продлить эпоху Брежнева, уже после смерти самого Леонида Ильича. Вторая фракция – модернизаторы плановой экономики, которые выступали за реформы без изменения социально-экономической базиса СССР. И третья группа – радикальные реформаторы, стремящиеся создать в СССР полноценную рыночную систему. Дело в том, что четко выделить вышеназванные фракции мы можем уже постфактум, зная все произошедшие события. В ходе самой Перестройки долгое время шла скрытая война между разными аппаратчиками, которые использовали общую терминологию официальной идеологии.

Политическое противостояние после 1988 г. поляризовало КПСС на два лагеря – «консерваторы» и «демократы». Основной вопрос касался того, насколько далеко зайдут рыночные реформы. Е. Лигачев (секретарь ЦК КПСС по идеологии) был лидером т.н. «консерваторов», стремящихся удержать СССР на рельсах плановой экономики. «Демократы» в лице Б. Ельцина (первый секретарь Московского горкома КПСС) и А. Яковлева (заведующий отделом пропаганды и секретарь ЦК КПСС по идеологии, информации и культуре), взяли уверенный курс на полную реставрацию капитализма в СССР. Видя данный расклад сил, Горбачев пытался маневрировать и занимать центристскую позицию, но в условиях обостряющегося внутреннего кризиса для создания сильного центра в политической системе СССР не было никаких предпосылок. Как справедливо замечает Т. Краус : «Горбачёв всегда пытался занять центральную позицию как в партии, так и в стране, но никакого «центра» больше не было. Он дистанцировался от «ностальгических» коммунистов, будучи при этом на ножах с «демократами»»^[10].

Поражение «консерваторов» в внутрипартийной борьбе носило неслучайный характер. У них не было внятной программы общественных преобразований, на основе которой они смогли бы консолидировать советское общество. Лигачев, будучи соратником Горбачева по перестройке, предлагал постепенно реформировать экономику, сохраняя в руках КПСС все рычаги власти. Такие благие пожелания явно проигрывали силе и организованности радикальных реформаторов, которые боролись за полное изменение социально-экономического базиса страны, стремясь стать частью мирового правящего класса. Маловероятно, что они хотели развала страны: её экономическое пространство могло обеспечить отечественной буржуазии неплохие стартовые позиции на мировом рынке. Просто объективный ход событий подталкивал республиканские фракции номенклатуры быстрее захватывать собственность и власть в условиях стремительно нарастающей дезинтеграции СССР.

Мы не будем рассматривать поэтапно всю перестройку, а остановимся на нескольких решениях, которые подготовили превращение России в капиталистическую полупериферию. Не соответствует фактам версия о том, что советская экономика к 1985 г. находилась в полной стагнации. Тем не менее, в ней присутствовала определенная кризисная тенденция – непрерывное падение темпов роста экономики с конца восьмой пятилетки (1966-1970 гг.).

 

Таблица №1^[11]

 

По официальной советской статистике, темпы роста производительности общественного труда также начали падать после восьмой пятилетки : 1961-1965 гг. – 6,1 %, 1966-1970 гг. – 6,8 % (среднегодовые показатели), 1971-1975 гг. – 4,5 %, 1976-1980 гг. – 3,3 %, 1981-1985 гг. – 3,1 %^[12].

Как отмечает Г. Ханин: «Объективно оценивая состояние советской экономики в середине 1980-х годов, можно сделать вывод, что имелись реальные возможности преодолеть застой и надвигавшийся экономический кризис. Но для этого требовалось, опираясь на сильные стороны советской экономики, на основе объективного экономического анализа и оценки состояния общества выработать продуманный план преодоления кризисных явлений»^[13].

Важно отметить возникновение зависимости советской экономики от экспорта углеводородного сырья. Ключевой датой, определившей постепенное встраивание СССР в мировой рынок, стал 1973 г. В результате решения ОПЕК, вводившего эмбарго на поставки нефти в страны, поддерживающие Израиль, цена барреля нефти подскочили с 3 долларов до 12 долларов. В 1979 г. в связи с Исламской революцией в Иране и вводом советских войск в Афганистан цена нефти выросла с 14 долларов до 32 долларов. Руководители СССР решили воспользоваться конъюнктурой на нефтяном рынке и стали наращивать экспорт нефти и нефтепродуктов за рубеж. В 1970 году СССР экспортировал 95,8 млн тонн нефти и нефтепродуктов. Из них нефтепродукты — 29,0 млн тонн и сырая нефть — 66,8 млн тонн. 1980 год — 160,3 млн тонн. Из них нефтепродукты — 41,3 млн тонн и сырая нефть — 119 млн тонн. 1986 год — 186,8 млн тонн. Из них нефтепродукты — 56,8 млн тонн и сырая нефть — 130 млн тонн^[14]. Из данных цифр мы видим увеличение разрыва между экспортом нефти и нефтепродуктов: в 1970 г. разрыв в 2 раза, в 1980 г. – в 3 раза. Процент экспорта топлива и электроэнергии в общем экспорте увеличивается с 15,6 % в 1970 г. до 52, 7 % в 1985 г.^[15] В связи с резким скачком цены на нефть и наращивания нефтяного экспорта в бюджет СССР начал поступать огромный поток нефтедолларов : 1970 г. – 1,05 млрд. долларов, 1975 г. – 3,72 млрд. долларов, 1980 г. – 15,74 млрд. долларов^[16].

Увеличение углеводородного экспорта стало тем «спасительным решением» за которое ухватилось брежневское руководство. Открытие огромных нефтегазовых запасов в Западной Сибири в 1960-е гг. и скачок цен на нефть в 1970-е гг. позволило правящей номенклатуре отказаться от разработки системных реформ, которые бы предполагали внедрение автоматизированного управления, резкое увеличение производительности труда, развитие энергосберегающих и наукоемких технологий. Это было прямым следствием вырождения верхушки КПСС. Она больше не имела стратегического видения будущего страны, а пыталась любыми способами оттянуть назревшие реформы. Член ЦК КПСС в 1980-е гг. Г. Арбатов вспоминал: «В нем (экспорте энергоносителей – М.Л.) виделось спасение от всех бед. Так ли уж надо развивать свою науку и технику, если можно заказывать за рубежом целые заводы «под ключ»? Так ли уж надо радикально и быстро решать продовольственную проблему, если десятки миллионов тонн зерна, а вслед за ним и немалые количества мяса, масла, других продуктов так легко купить в Америке, Канаде, странах Западной Европы? И я, и многие мои коллеги в конце семидесятых — начале восьмидесятых не раз думали, что западносибирская нефть спасла экономику страны… потом начали приходить к выводу, что одновременно это богатство серьезно подорвало нашу экономику: постоянно откладывались назревшие и перезревшие реформы»^[17].

 

Открытие огромных нефтегазовых запасов в Западной Сибири в 1960-е гг. и скачок цен на нефть в 1970-е гг. позволило правящей номенклатуре отказаться от разработки системных реформ, которые бы предполагали внедрение автоматизированного управления, резкое увеличение производительности труда, развитие энергосберегающих и наукоемких технологий.

Это было прямым следствием вырождения верхушки КПСС.

 

Формированию такой ошибочной позиции, по мнению исследователя С. Ермолаева, также способствовало непонимание советскими экономистами современного им этапа развития мирового рынка: «Совершенно необычная ситуация — открытие огромных нефтегазовых месторождений и многократный рост нефтяных цен на мировом рынке — вскоре стала восприниматься как естественный порядок вещей. В результате у государства появилось множество постоянных расходных обязательств, выполнять которые оказалось сложно»^[18].

После завершения Второй Мировой войны в СССР начинается бурный рост городского населения вследствие урбанизации и развития промышленной индустрии. Каждое десятилетие численность городского населения увеличивается на 25-30 млн. чел. : 1950 г. – 69,6 млн человек, 1960 г. – 103,7 млн, 1970 г. – 136 млн, 1979 г. – 163, 6 млн, 1989 г. – 188,8 млн^[19]. Институциональная основа советского сельского хозяйства в виде колхозов закладывалась в 1930-е гг., когда около 70 % всего населения проживало в деревне^[20]. Экстенсивный рост сельского хозяйства за счет дешевого крестьянского труда был исчерпан к концу 1950-х гг. Последней формой экстенсивного роста сельского хозяйства стало освоение целины в 1950-60-е гг. (исторического максимума посевная площадь достигла в 1975 г. – 217, 7 млн гектаров)^[21]. Но данный шаг позволил решать продовольственную проблему лишь в краткосрочной перспективе.

Для стратегического решения продовольственного вопроса в урбанизированной экономике нужна была интенсификация сельского хозяйства и значительное увеличение капиталовложений в него. И действительно, если мы взглянем на статистику, то можем увидеть значительное увеличение инвестиций, которые советского правительство тратило на интенсификацию сельского хозяйства. В девятую пятилетку (1971-1975 гг.) в развитие сельского хозяйства и отрасли, обеспечивающие его развитие, было вложено 134,4 млрд. руб., в десятую – 175,2 млрд руб., в одиннадцатую – 204, 6 млрд руб., что составляло около 24 % от общих капиталовложений в народное хозяйство^[22]. Проблема состояла в том, как распределялись эти средства. Сельское хозяйство еще в большей степени, чем другие отрасли экономики, страдало от общей тенденции всего советского народного хозяйства – неуклонного снижения фондоотдачи. Выпуск товарной продукции на 1 рубль среднегодовой стоимости промышленно-производственных основных фондов (1970 – 100 %): в 1975 г. — 95; в 1980 г. — 81; 1985 г. — 69 %^[23]. Фондоотдача (валовая продукция сельского хозяйства на 1000 руб. среднегодовой стоимости производственных основных фондов сельскохозяйственного назначения), руб. : 1970 – 1657 р., 1980 г . – 735 р., 1985 г. – 606 р^[24].

Это цифры говорят о том, что рост производительности труда значительно отставал от темпов роста фондовооруженности. Официальная советская статистика отражала этот факт, производительность труда медленнее всего росла в сельском хозяйстве, и после восьмой пятилетки этот рост сокращался : 1966-1970 гг. – 5,4 %, 1971-1975 гг. – 4,0 %, 1976-1980 гг. – 2,6 %,1981-1985 гг. – 1,5 %^[25].

Было бы ошибкой сказать, что сельское хозяйство СССР находилось в полной стагнации, но его рост явно отставал от увеличения численности городского населения. Валовый сбор зерна : 1940 г. – 95,6 млн тонн, 1956-1960 гг. (в среднем за год) – 121,5 млн, 1961-1965 гг. – 130, 3 млн., 1966-1970 гг. – 167, 6 млн, 1971-1975 – 181,6 млн., 1976-1980 гг. – 205 млн, 1981-1985 – 180,3 млн^[26]. Урожайность зерна (центнеров с гектара): 1940 г. - 8,6, 1956-1960 гг. (в среднем за год) – 10,1, 1961-1965 гг. – 10,2, 1966-1970 гг. – 13,7, 1971-1975 гг. – 14,7, 1976-1980 гг. – 16,0, 1981-1985 гг. – 14,9. По объективным климатическим причинам, сельское хозяйство в СССР находилось в худших условиях по сравнению с Западной Европой и США. Но вместе с тем советское руководство ставило задачу догнать и перегнать США по производству определенных продуктов на душу населения. СССР в 1980 г. был крупнейшим производителем ряда с/х продуктов : пшеницы, сахарной свеклы, ржи, ячменя, овса, картофеля, молока, яиц и другой продукции^[27]. Но для достижения таких результатов СССР нужно было вкладываться на порядок больше ресурсов, чем соседним странам. По объективным причинам – суровый климат и падающая фондоотдача, рост уровня потребления советского общества явно не соответствовал росту производительности труда в сельском хозяйстве, что на фоне бурной урбанизации и уходе населения из села привело к серьезным продовольственным проблемам.

Испытывая продовольственные сложности, советское руководство с 1970-х гг. переходит к резкому увеличению закупок импортного продовольствия. Импорт зерна в 1970 г. – 2,2 млн тонн, в 1980 г. – 27,8 млн, в 1985 г. – 44,2 млн. Удельный вес импорта в потреблении зерна : 1970 г. – 1,2 %, 1985 г. – 20,3. Импорт мяса и мясопродуктов : 1970 г. – 165 тыс. тонн, 1980 г. –821 тыс., 1985 г. – 857 тыс.^[28] Удельный вес импорта в потреблении мяса : 1970 г. – 2,3 %, 1985 г. – 7,4 %. Импорт рыбы и рыбопродуктов : 1970 г. – 39,7 тыс. тонн, 1980 г. – 182 тыс., 1985 г. – 421 тыс. Советский Союз утрачивал независимость своей продовольственной базы и попадал со временем в зависимость от потока нефтедолларов. Обрушение нефтяных цен в 1986 г. с 28 долларов до 14 стимулировал острый кризис в продовольственном снабжении крупных городов.

В ответ на сокращающиеся темпы роста новый генсек М. Горбачев выдвинул идею ускорения экономического развития. Ключевой составляющей программы перестройки стало т.н. ускорение роста советской экономики за счет увеличения основных капиталовложений в гражданское машиностроение и сельское хозяйство^[29]. С помощью этого Горбачев предполагал решить две основные проблемы – стимулировать рост обрабатывающего производства гражданской направленности и решить продовольственную проблему.

Первыми шагами в рамках политики ускорения стали постановление ЦК КПСС «О мерах по совершенствованию управления внешнеэкономическими связями» и закон «Об индивидуальной трудовой деятельности» (1986 г.). Постановление позволяло министерствам и крупным предприятиям вести торговлю на мировом рынке. Хотя эта торговля строго контролировалась внешнеэкономическими министерствами и государственными банками, это постановление подрывало целостность государственной монополии внешней торговли и задавало курс будущим экономическим реформам. Уже 1 апреля 1989 г. все предприятия и производственные кооперативы получили право на ведение торговли на внешнем рынке.

Закон «Об индивидуальной трудовой деятельности» 1986 г. легализовал мелкое частное предпринимательство в сфере кустарно-ремесленных промыслов, бытового обслуживания населения^[30]. Закон запрещал использовать наемный труд, поэтому на таком предприятии работало как правило 1-2 человека. К 1990 г. число занятых легальной индивидуальной трудовой деятельностью достигло 673 тыс. человек. Предприниматели организовывали кустарное производство в условиях практически полного отсутствия конкуренции и наличия дешевого сырья. За короткий срок на основе огромной разницы между государственными и спекулятивными ценами они получили значительную прибыль. Концентрация серьезных денежных сумм в руках отдельных предпринимателей привела к нарушению товарно-денежного баланса советской экономики^[31].

Ключевым шагом в рамках экономических реформ стал закон о государственном предприятии 1987 г., который способствовал частичной потере со стороны государственных органов контроля за промышленностью. В основе этого закона формально лежала идеи об «активизации человеческого фактора» и введении рабочего самоуправления на производстве. Горбачев часто говорил в своих выступлениях о проблеме отчуждения рабочих от собственности в СССР: «Ключ же к созданию действенных стимулов повышения эффективности производства мы видим в обеспечении человеку труда положения подлинного хозяина и на своем рабочем месте, и в коллективе, и в обществе в целом. Теоретически и практически бесспорно, что интерес трудящихся как хозяев производства – самый сильный интерес, самая мощная движущая сила ускорения социально-экономического и научно-технического прогресса»^[32].

Согласно закону о госпредприятиях, значительная часть полномочий передавалась рабочим коллективам: «Предприятие является социалистическим товаропроизводителем, производит и реализует продукцию, выполняет работы и оказывает услуги в соответствии с планом и договорами, на основе полного хозяйственного расчета, самофинансирования, самоуправления, сочетания централизованного руководства и самостоятельности предприятия»^[33].

Если раньше все нормы производства на предприятии определялись единым государственным планом, то теперь государство спускало только контрольные цифры. Продукция, произведенная сверх этих цифр должна была распределяться через механизм оптовой торговли. Таким образом, государственные предприятия не стали частными, но получили серьезную автономию, которая позволяла директорам постепенно концентрировать прибыль и ресурсы предприятия в своих руках. Директоры были избавлены от непосредственного контроля со стороны партии и министерств. Теперь их деятельность зависела от трудовых коллективов. Как это часто бывает в истории, благую идею (рабочее самоуправление) положили на гнилую почву реальной действительности (мелкобуржуазное сознание рабочих). Рабочие зачастую просто не были заинтересованы в постоянном контроле за деятельностью директора и довольствовались повышением зарплаты.

Закон о государственном предприятии очень остро поставил вопрос о механизмах налогообложения. Если раньше государственные органы без каких-либо сложностей получали налоги с предприятия, то сейчас они потеряли контроль в условиях относительной экономической свободы заводов. К чему это привело? Во-первых, к снижению поступлений в госбюджет и острейшему бюджетному дефициту. Во-вторых, к разбалансировке рынка потребительских товаров. Трудовые коллективы, получив доступ к доходам предприятия, направили их не на модернизацию основных фондов производства, а на увеличение своей заработной платы. В условиях рыночной экономики вслед за увеличением зарплаты последовала бы неизбежная инфляция, но так как советское государство контролировало цены, значительного скачка цен в СССР не произошло. Розничные цены выросли в 1988 г. лишь на 0,6 %, в 1989 г. – на 2 %^[34]. Это привело к тому, что у советского населения на руках скопилось значительное количество денежных знаков, на которые люди закупали товары по старым ценам. В период 1985-1990 гг. денежные доходы населения увеличились на 52,8 %, в то время как розничный оборот вырос лишь на 42,5 %. Излишек наличных денег в 1990 г. оценивался Госбанком в 47 млрд рублей^[35].

В ходе непродуманных действий советского руководства дефицит на потребительском рынке приобрел угрожающие размеры, стимулируемый также тем, что люди, боясь будущего дефицита, покупали товары впрок и тем самым приближали наступление экономической катастрофы. Б. Кагарлицкий пишет: «Обычная советская квартира все больше превращалась в склад. Сатирик Жванецкий заметил, что он у себя дома «как на подводной лодке»: месяц может автономно продержаться»^[36]. Вдобавок к этому стоит помнить, что значительная часть реальной стоимости продуктов субсидировалась за счет государства : в 1989 г. хлеб – 20 %, говядина – 74 %, молоко – 61 %, птица – 36 %^[37]. Дефициту сопутствовала общая деградация экономики, которая стала усиливаться с 1987 г. По альтернативным расчетам экономиста Г. Ханина, ВВП СССР за период 1987-1991 гг. сократился на 12,1%^[38]. Внешний долг СССР перед западными странами и банками увеличился с 600 миллионов долларов в 1971 г. до 10 миллиардов в 1984 г. и 37 миллиардов долларов в 1989 г^[39].

Другой важной вехой перестройки стал закон о кооперации 1988 г. Этот закон фактически санкционировал существование частного предпринимательства в потребительском секторе советской экономики. Кооперативы как правило создавались при государственных предприятиях (4/5 от всех кооперативов). Госпредприятия были вынуждены продавать свою продукцию по фиксированным ценам. Кооперативы же в свою очередь могли обходить этот закон и перепродавать продукцию фабрик и заводов по спекулятивным ценам. Этим воспользовалась администрация, которая через кооперативы перепродавала сырье и продукцию своих предприятий. Таким образом большинство кооперативов попросту паразитировали на государственной промышленности, используя сложившуюся разницу в ценах для извлечения огромной прибыли. К концу 1988 г. в кооперативах было занято 1 млн 400 тыс. человек, а в 1991 г. в их деятельности участвовало около 6 млн. человек (в среднем 25 человек на одном предприятии)^[40]. Именно там будущие олигархи сколачивали свои первые капиталы, на основе которых впоследствии вырастут финансовые империи.

 

Госпредприятия были вынуждены продавать свою продукцию по фиксированным ценам. Кооперативы же в свою очередь могли обходить этот закон и перепродавать продукцию фабрик и заводов по спекулятивным ценам. Именно там будущие олигархи сколачивали свои первые капиталы, на основе которых впоследствии вырастут финансовые империи.

 

Вот краткие биографии некоторых будущих олигархов:

«Абрамович. Начав трудовую биографию как рабочий (в 1987—1989 гг. механиком СУ-122 треста «Мосспецмонтаж»), в конце 1980-х приобрел кооператив «Уют», официальная деятельность которого заключалась в производстве игрушек из полимерных материалов»^[41].

«Усманов. В 1987 году в Раменском учредил кооператив «Агропласт», который занимался производством полиэтиленовых пакетов на базе Раменского завода пластмасс в Московской области, а также до 1993 года поставками табака»^[42].

«Фридман. В 1988 году он организовал кооператив «Курьер», специализировавшийся на мытье окон. В 1989 году он совместно с М. В. Алфимовым (от фамилии которого и появилось название), Г. Б. Ханом и А. В. Кузьмичёвым создал и возглавил компанию «Альфа-Фото», занимавшуюся продажами фотоматериалов, компьютеров и копировального оборудования»^[43].

«Гусинский. В 1986 году вместе с приятелем Борисом Хаитом создал кооператив «Металл», который производил различные предметы, от медных браслетов и женских украшений до металлических гаражей». В 1988 году Гусинский основал кооператив «Инфэкс», который занимался финансовыми и правовыми консультациями, а также политическим анализом по заказу клиентов — в основном иностранных»^[44].

Еще одной структурой, на базе которой происходила концентрация капитала в СССР стала НТТМ — центр научно-технического творчества молодёжи. Эти организации возникли под эгидой ВЛКСМ в 1987 г. Они создавались под красивым лозунгом предоставления комсомольской молодежи научной и хозяйственной инициативы, но суть их деятельности заключалась в ведении торговли импортными товарами, скупке и перепродаже по завышенным ценам видео и аудиотехники, компьютеров. Ещё более важной функцией этих центров стало обналичивание средств отдельных предприятий и НИИ. В связи с тем, что заводы не могли делать это самостоятельно из-за государственных ограничений, обналичивание денег происходило через молодежные центры под видом липовых заказов. Еще одной формой обогащения руководителей центров стали валютные кредиты, предоставляемые государством. Официальный курс доллара в СССР и его цена на черном рынке сильно различались (0,65 к. – официальный, 18 р. – коммерческий курс). Молодежные центры получали кредиты по официальному курсу, а продавали доллары по коммерческий цене. Таким образом, в 1988 г. суммарный оборот торгово-посреднических операций НТТМ составил 80 млн рублей. Они были освобождены от уплаты подоходного налога, а товары, ввозимые для комсомольских центров из-за рубежа, не облагались таможенными сборами^[45]. В 1990 г. в стране действовало 600 центров НТТМ и 17 тыс. молодежных кооперативов, объединявших 1 миллион человек^[46].

Исследовательница О. Крыштановская писала : «Комсомольская экономика» — это детище советской номенклатуры — стала питательной почвой, на которой взошли ростки нынешней российской буржуазии»^[47]. Казалось бы, как эти мелкие кооператоры, начинавшие с торговли джинсами и мытья окон, стали впоследствии крупнейшими олигархами? Ответ достаточно прост. В их жизни произошло чудесное событие – развал Советского Союза, благодаря которому они получили огромные куски государственной собственности. Среди самых известных комсомольских вожаков, занимавшихся обналичиванием средств, были М. Ходорковский и В. Сурков.

Необходимо отметить, что «латентная приватизация» (термин О. Крыштановской) была начата в 1989 г. за три года до формального начала массовой приватизации в 1992 г. Дело в том, кооперативы и НТТМ получили хозяйственную свободу за определенную услугу. Они выполняли функцию «уполномоченных», которые были необходимы номенклатуре для внедрения и апробации схем перераспределения капитала и собственности в рамках еще плановой экономики. В 1989 г. номенклатура начала постепенную приватизацию государственных структур. Эта приватизация приходила в трех направлениях: 1) Ликвидация министерств и создание на их месте концернов, возглавляемые крупными чиновниками (концерн Газпром на базе Министерства газовой промышленности – бывший министр В. Черномырдин; «Тяжэнергомаш» на базе министерства тяжелого, энергетического и транспортного машиностроения возглавил бывший министр В. Величко) ; 2) Раздробление банковской системы и возникновение на основе филиалов специализированных банков (Промстройбанк, Жилсоцбанк, Агропромбанк) коммерческих банков; 3) Расформирование системы Госснабов и создание на их основе торговых домов и бирж (МТБ, МЦФБ)^[48].

В начале 1990-х гг. важнейшие финансовые операции в государстве были доверены «уполномоченным» банкам («Менатеп», «Инкомбанк», «ОНЭКСИМ»), которые создавались на основе комсомольских центров и кооперативов. Они выступали финансовыми центрами, через которые перераспределялся капитал, тем самым подготавливая приватизацию основных фондов производства в добывающей и обрабатывающей промышленности. Крыштановская пишет: «Итак, в период латентной приватизации были созданы крупнейшие банки, концерны и приватизирована часть промышленных предприятий. Все это оказалось в руках класса уполномоченных. Власть партийно-государственной номенклатуры обменяли на собственность. Государство по сути дела приватизировало само себя, а результатами этого воспользовались «приватизаторы»— государственные чиновники»^[49].

В 1980-е гг. мы можем вести речь о встречном движении двух социальных сил^[50], на основе которых возникнет новый правящий класс: 1) снизу – от лица молодых кооператоров и комсомольцев; 2) сверху – от лица партийной номенклатуры. И тут мы подбираемся к ключевому пункту, определившему гибель СССР – это стремление восстановить капитализм со стороны высшего советского руководства, которое предполагало конвертировать власть в собственность, т.е. превратиться из номенклатуры в полноправную буржуазию. В верхушке КПСС были разные фракции, но верх взяла именно та, которая стремилась к слому плановой экономики в самые кратчайшие сроки. В результате вышеназванные шаги (закон о госпредприятии, закон о кооперации и ряд других) подорвали централизованную систему планирования Советского Союза, приведя его к политической и экономической гибели.

Перестройка как серия реформ имела экономическую направленность, которая кардинальным образом противоречила всей исторической логике существования Советского Союза. Не было бы ошибкой назвать перестройку – реализовавшейся Косыгинской реформой 20 лет спустя^[51]. В 1960-е гг. советские реформаторы не ставили перед собой таких кардинальных целей как команда Горбачева, но их планы, как и действия архитекторов перестройки, были нацелены на повышении экономической мотивации отдельного субъекта-предприятия за счет предоставления ему возможности относительно свободно распоряжаться частью своей прибыли.

Ставка на развитие отдельных экономических субъектов разрушала единство советского народно-хозяйственного комплекса, который мог развиваться только тогда, когда все его элементы выполняли большой и единый общегосударственный план. Установка прибыли и себестоимости в качестве основных критериев эффективной работы предприятия превращало советские фабрики в полурыночные фирмы, ставшие со временем рассматривать в других предприятиях своих конкурентов^[52]. Производители стали целенаправленно раздувать себестоимость своей продукции, ориентируясь на производство дорогих товаров. Это приводило к дефициту дешевых товаров массового потребления, которые стало невыгодно производить. Экономист К.А. Хубиев в 1990 г. задавался вопросом : «Как можно было не предвидеть того, что наращивание валовых стоимостных (в денежном обращении) показателей приведет к самоедской экономике ?»^[53] Руководство СССР этого не предвидело, что является хорошим доказательством глубокой политической и интеллектуальной деградации партийно-государственной номенклатуры. В период Горбачева процесс деградации достиг своего предела – советское руководство собственными руками двигало экономику от кризиса к катастрофе. Закон о государственном предприятии усиливал экономическую автономию отдельных предприятий, что неизбежно приводило к усилению инфляции. Таким образом по своей изначальной направленности перестройка вела к слому планового хозяйства и появлению рынка.

Подводя итог первой части нашей статьи, можно с уверенностью сказать, что капитализм стал активно вызревать в советской экономике с началом процессов перестройки. Речь идет об усилении позиций теневого сектора, ослаблении государственного контроля за предприятиями, что привело к финансовым спекуляциям, паразитизму кооператоров на государственной промышленности, обогащению директорского корпуса и началу латентной приватизации под видом создания концернов. Из вышеназванных источников формировался капитал, за счет которого будущие олигархи скупят советские заводы в период приватизации. Капитализм на постсоветском пространстве не возник «случайным образом» в 1991 г., его появление целенаправленно готовила часть руководства КПСС, ориентировавшаяся на восстановление капитализма в СССР. Как пишет экономист С. Меньшиков: «Итак, пользуясь известной марксистской формулировкой, возникшей, правда, совсем по иному поводу, капиталистические отношения вызрели в недрах государственно-социалистического общества»^[54].

 

 

2. «Шоковая терапия»

Перестройка привела к разрушению единого народно-хозяйственного комплекса советской экономики. Этот процесс происходил в несколько этапов. Основную роль в нем играла экономическая политика «шоковой терапии». Цель «шоковой терапии» заключалась в системном разрушении советской экономики и создании на ее руинах в очень короткие сроки рыночной системы. Важно отметить, что новые власти не пытались заимствовать какие-то позитивные элементы советской экономики, чтобы создать «социально-ориентированный капитализм», по примеру скандинавских стран. В России произошло полное обнуление советского исторического опыта ради реализации задачи построения «чистого капитализма» по заветам неолиберальной экономической школы. «Шоковая терапия» состояла из следующих шагов:

1. Либерализация цен

2. Экономическая стабилизация посредством резкого сокращения государственных трат на социальную сферу.

3. Приватизация

С января 1992 г. был отменен государственный контроль над 80 % оптовых и 90 % розничных цен. Только за месяц розничные цены подскочили в 3,5 раза. К концу 1992 г. инфляция достигла 2600 %. Расходы государства за 1992 г. составили 38,7 % ВВП, в то время как в 1991 г. госрасходы составляли 47, 9 % ВВП. К 1995 г. доля госрасходов в России снизилась до 35 % от ВВП, что вполне соответствовало неолиберальной экономической модели США того времени^[55].

Наряду с либерализацией цен и сокращением государственных расходов, важнейшее значение в рамках политики «шоковой терапии» получила приватизация госпредприятий. Приватизация госпредприятий имела не планомерный характер, а целенаправленно осуществлялась в очень короткие сроки по мошенническим схемам. В первую очередь это обуславливалась политическими причинами. Создание «эффективных частных собственников» как опоры новой власти и разрушение единого народно-хозяйственного комплекса СССР подрывали возможность воссоздания советской экономики в каком-либо виде, делая капитализм в России необратимым явлением. Данный мотив не раз подчеркивал один из главных деятелей приватизации – А. Чубайс^[56].

Легальная приватизация 1990-х гг. проходила в несколько этапов: 1) Малая приватизация; 2) Ваучерная приватизация; 3) Залоговые аукционы. Малая приватизация касалась магазинов, кафе и предприятий легкой промышленности. К концу 1993 г. было приватизировано 89 тыс. мелких предприятий. По расчетам Г. Хазина, стоимость приватизируемого имущества была занижена в 41,4 раза^[57]. В результате массового распространения в 1992-1994 гг. приватизационных чеков, скупленных инвестиционными фондами и обмененными на акции предприятий^[58], к середине 1994 г. 2/3 всех государственных и муниципальных производств оказались приватизированными, 78,5 % всей промышленной продукции производилось негосударственными предприятиями^[59]. Приватизация неслучайно осуществлялась через печатание приватизационных чеков. Чубайс шел к цели создания на первом этапе приватизации максимального числа частных собственников за счет раздачи акций предприятий работникам и директорскому корпусу. С.Меньшиков пишет: «…первоначальная приватизация предприятий в России в 1992-1994 гг. была в значительной мере закреплением сложившегося положения, то есть передачей собственности тем, кто и без того уже каждодневно ею распоряжался»^[60].

Сами реформаторы признавали этот шаг вынужденной мерой, который должен был предотвратить социальный взрыв^[61]. После завершения первого этапа приватизации на смену красным директорам должен был прийти «эффективный собственник» – банковский спекулятивный капитал и номенклатура, в интересах которых действовала команда Чубайса. В реальности так и произошло: в 1994 г. 62 % акций средних и крупных предприятий принадлежало инсайдерам – работникам (53 %) и директорскому корпусу (9 %), 21 % – внешним инвесторам, 17 % – государству. В 1998 г. доля внешних инвесторов выросла до 51,5 %, доля инсайдеров сократилась до 40,1 %: работники (31,1 %), дирекция (9 %) ; государству принадлежало 8,4 %^[62]. Г. Ханин верно замечает: «Рубежом в структуре собственности явился 1995 год. Если до этого года включительно основным субъектом собственности явился прямо или косвенно (благодаря влиянию на членов трудового коллектива) топ-менеджмент предприятий, то затем основными субъектами стали новые собственники, преимущественно олигархи. Ирония судьбы состоит в том, что как раз против «красных директоров» как социального слоя и проводилась ваучерная приватизация»^[63].

 

Экономические реформы, осуществляемые по требованиям МВФ, за 1990-е гг. привели к резкому сокращению ВВП на 42 %, и падению промышленного производства на 56 % по сравнению с пиковым 1988 г. Стоит отметить, что это был самый серьезный экономический спад в новейшей истории, который произошел не в военное время. ВНП США в эпоху великой депрессии снизился на 30%.

 

Экономические реформы, осуществляемые по требованиям МВФ, за 1990-е гг. привели к резкому сокращению ВВП на 42 %, и падению промышленного производства на 56 % по сравнению с пиковым 1988 г.^[64] По оценке экономиста Смирнова С.В., в 1994 г. российская экономика была отброшена к уровню РСФСР 1962 г. И только в 1998 г. Россия достигла уровня РСФСР 1974 г. (по альтернативным оценкам)^[65]. Стоит отметить, что это был самый серьезный экономический спад в новейшей истории, который произошел не в военное время. ВНП США в эпоху великой депрессии снизился на 30 %.

По словам И. Лещинского, инженера-технолога одного из российских металлургических заводов: «Тяжелому машиностроению в 90–е годы был нанесен смертельный удар; несомненно, по уровню производства станков, кузнечно–прессового и прокатного оборудования мы отброшены в 30–е – 40–е годы XX века»^[66]. Упадок промышленного производства в значительной степени обуславливался разрывом производственных цепочек, созданных в советские годы. Советский Союз, строившийся как одна большая фабрика, в которой отрасли промышленности должны были играть роль отдельных цехов, был основан на тесной интеграции и специализации различных предприятий и регионов^[67]. Олигархи, которые покупали советские заводы, никак не учитывали этот факт, действуя по принципу: «Хватать все, что можно приватизировать». Вот почему в руках одного крупного олигарха могли оказать активы металлургических, деревообрабатывающих, текстильных предприятий.

Венгерский исследователь Т. Краус пишет в своей книге: «По подсчетам 88 % промышленных предприятий перешло в частные руки, при этом производимая ими продукция составляла лишь 22 % от общей, и работало на них 26 % всех занятых в промышленности. В то же время предприятия, сохранившие долю государственной собственности, они же крупнейшие производители, выпускали 65 % общего объема продукции, давая работу 57 % занятых, составляя при этом лишь 6 % от общего числа промышленных предприятий. Находящиеся в безраздельной государственной собственности предприятия составляли всего 2,6 % от общего числа, с долей в производстве 4, а в общей занятости — 2 %»^[68].

По сравнению с концом 1990 г. в 1995 г. розничные цены выросли в 3668 раз, средняя реальная заработная плата упала до 48 % к уровню 1990 г. Только по официальной статистике средняя продолжительность жизни мужчин с 64 лет (1990 г.) уменьшилась до 58 лет (1995 г.), а женщин – с 74 лет до 71,5^[69]. Становление капитализма в России привело к массовому обнищанию населения и катастрофическому падению промышленного производства^[70]. Миллионы людей оказались выброшенными на улицы. Многие граждане стали выживать за счет натурального хозяйства, работая на своих огородах. Индекс с/х продукции произведенной в личных подсобных хозяйствах за период 1990-1998 гг. вырос с 29,6 % до 58,6 %^[71]. Режим Ельцина целенаправленно разрушал и деклассировал советский рабочий класс, видя в нем потенциальный источник острого социального недовольства. Закрытие сотен заводов привело к люмпенизации огромной массы людей, толкнув их в криминал или на социальное дно.

Люмпенизация рабочего класса в 1990-е гг. была сознательной политикой буржуазного режима, уничтожавшего социальную базу левого движения. В условиях резкого падения уровня жизни многие рабочие вместо коллективных действий делали ставку на индивидуальное выживание за счет «оппортунистического поведения» (термин Р. Дзарасова): кража на производстве, нелегальная работа на частного заказчика и т.д.^[72] Падение уровня жизни оказалось настолько катастрофическим, что рабочих стал интересовать только один вопрос: «Как выжить?». Работа на предприятии, даже без зарплаты, давала надежду на воспроизводство традиционного уклада жизни. В 1990-е гг. постсоветские предприятия продолжали выступать в роли своеобразной индустриальной общины^[73], которая распределяла материальные блага: потребительские товары, путевки, места в детские сады, жилье от предприятия и т.д.

За советские годы на каждом производстве была выстроена очень сильная корпоративная вертикаль, находясь в которой рабочий оставался в большей степени солидарен с директором своего завода, нежели с рабочим с соседнего предприятия. В качестве примера можно привести отраслевую забастовку угольщиков в 1995 г., когда одни шахты бастовали, а другие компании наращивали свое производство, чтобы захватить рынок конкурента. Рабочие на таких предприятиях были солидарны со своим руководством, а не с рабочими соседней шахты^[74].

Корпоративная вертикаль мешала выстраиванию в 1990-е гг. горизонтальных связей внутри пролетариата, так как на большинстве заводов рабочие вели себя так, как и в советские годы, воспринимая дирекцию как своего союзника, а не противника в классовой борьбе. Рабочие держались за свой завод, несмотря на огромные задолженности, потому, что в его работе сохранялись патерналистские элементы советской распределительной системы. В условиях кризиса этот патернализм для рабочих приобрел еще большее значения в целях их физического выживания.

Деиндуструализация 1990-х гг. была мощнейшим ударом не только по экономическому положению рабочих, но и по их морально-психологическому состоянию. В течение своей жизни в советском обществе люди привыкли к явлению постоянной занятости. Безработица была лишь на страницах агитационных брошюр про проблемы капиталистических стран. Полная психологическая неподготовленность советских рабочих к возможной безработице и потере заработка была причиной, обусловившей тот моральный надлом, который произошел с пролетариатом в 1990-е гг. Российский социолог Б. Максимов, глубоко исследовавший эту проблему, пишет в своей книге о социальной депривации рабочих в 1990-е гг. – отчуждении, потере жизненных идеалов для целого социального класса. Особенно ярко это отражается в словах одного из интервьюируемых рабочих : «Нас всю жизнь воспитывали – думай о Родине. А Родина вышвыривает тебя на свалку, как ненужный хлам…Хорошо, если выдают жалкое пособие. Дома стыдно показаться, со знакомыми перестаешь встречаться. Настроение – только повеситься !»^[75]. Безработица стала реальным экономическим фактором, который вызывал смирение и боязнь рабочих перед заводским начальством. «Чем кормить себя и семью, если окажусь на улице ?», – об этом в первую очередь задумывался рабочий, приходя на заводскую проходную.

Максимов на основе статистики доказывает, что на предприятиях оставались не наиболее активные и грамотные рабочие, а наоборот – зависимые и лояльные начальству. Средний возраст безработного рабочего в 1998 г. был 33-34 года. Через частичную или полную безработицу прошла огромная масса людей (30-40 млн. человек)^[76]. Это нанесло большую психологическую травму рабочему классу, сделав господствующим настроение «ждать и терпеть». Именно боязнь, что любой протест бесполезен и может только ухудшить ситуацию, обусловила тот факт, что в 1990-е гг. режим Ельцина смог удержать власть. Незначительное улучшение уровня жизни в первые годы первого президентского срока Путина было воспринято рабочими как подтверждение их приспособленческих иллюзий. Неслучайно вся квазигосударственническая идеология путинского правления выстроена как антитеза «лихим 1990-м гг.». Политтехнологи Кремля лишь грамотно использовали глубокую психологическую травму трудящихся. Французская исследовательница Карин Клеман, много исследовавшая российские предприятия и рабочих в 1990-е гг., пишет : «Нигде в мире люди не прожили через такое массовое потрясение. В Западной Европе, если и наблюдается социальный регресс, то потери происходят намного медленнее и менее ощутимо для населения. А в России больше десяти лет люди жили и работали в условиях нарастающей социальной дестабилизации и неуверенности в завтрашнем дне. Вот только несколько лет как наблюдается некая стабилизация или ощущение стабилизации: по крайне мере, зарплата уже более или менее платится во время»^[77].

«Шоковая терапия», вопреки своим декларативным целям о создании в России эффективной рыночной экономики, фактически стала молниеносным убийством российской промышленности и рабочего класса, нанеся развитию страны и её экономическому потенциалу огромный урон. 

 

 

3. Формирование российского правящего класса

В начале 1990-х гг. частные предприятия получили крайне важную возможность выступать посредниками в обмене ресурсами между государственными предприятиями и что более важно – торговать советским сырьем на мировом рынке. Ликвидация монополии внешней торговли в СССР – важнейший этап в формировании российской буржуазии. Советское сырье было крайне дешевым на внутреннем рынке, так как государство целенаправленно занижало цену на него для стимуляции роста обрабатывающей промышленности. Когда кооперативы получили возможность торговать советским сырьем – они продавали его на мировом рынке по ценам в разы, превышающие те, по которой они его покупали внутри страны. В результате такой нехитрой операции, эти организации получали огромную прибыль, основанную на разнице в цене сырья на отечественном и мировом рынках. Так происходило формирование капитала российской буржуазии.

Например, вот интересный случай из богатой биографии Ходорковского: «Любопытно, что интерес группы Ходорковского к нефтяным делам начался еще в 1992 году, когда подконтрольная ей фирма «Менатемп-импекс» получила от правительства разрешение на осуществление бартерного обмена российской нефти на кубинский сахар. Хотя выделенная квота нефти была погружена на корабли, только половина ее была доставлена до портов назначения. Разъяренная Куба продала выделенный ею сахар западным фирмам, которые в конечном счете перепродали его России по более высоким ценам. Официальное расследование не выявило виновных»^[78].

Вследствие финансовых махинаций и перепродажи сырья сформировался капитал, на основе которого в России буквально за пару лет возникла целая сеть частных банков, которые возглавляли будущие олигархи. Среди крупнейших банков были: Альфа-Групп, Группа «Мост», ОНЭКСИМ банк, Банк Столичный, Инкомбанк, Менатеп. До залоговых аукционов 1995 г., они не имели в собственности активов крупных промышленных предприятий. Создатель торговой биржи «Алиса» Г. Стерлигов с сожалением говорил: «Рычаги власти в производстве как находились в руках совдепа («красных директоров» – М.Л.), так и находятся. Никто пока до них не добрался, силенок еще у нас маловато. Но мы до них доберемся!»^[79]. К сожалению для страны, его обещание сбылось.

И тут мы подходим к важному рубежу – началу залоговых аукционов в 1995 г. Речь идет об аукционах на право кредитования правительства России под залог находящихся в государственной собственности акций. Юридической основой для залоговых аукционов стал президентский указ от 31 августа 1995 года «О порядке передачи в 1995 году в залог акций, находящихся в федеральной собственности». Под залог предлагались акции «Сургутнефтегаза», «Сибнефти», СИДАНКО, ЮКОСа, «Норникеля», «Мечела», НЛМЗ и других крупнейших сырьевых компаний.

Эксперты отмечают, что сумма кредитов, полученных от передачи в залог федерального имущества, была равна сумме временно свободных валютных средств федерального бюджета, размещенных в это время Минфином России на депозитных счетах коммерческих банков, ставших затем победителями в залоговых аукционах. Таким образом, банки фактически «кредитовали» государство государственными же деньгами. В результате залоговых аукционов по заниженным ценам были приватизированы крупнейшие нефтяные, газовые и иные компании. Они стали жемчужиной в олигархических империях. Акции наиболее прибыльных предприятий на шести залоговых аукционах «проданы» за 1 867 млн долларов. Через 1,5 года они стоили уже 39 713 млн долларов^[80]. Общие финансовые потери государства от приватизации в 1990-е гг., по оценкам некоторых исследователей, составили свыше 1 трлн 300 млрд рублей, т.е. 60 с лишним бюджетов России 2000 г.^[81]

 

Акции наиболее прибыльных предприятий на шести залоговых аукционах «проданы» за 1 867 млн долларов. Через 1,5 года они стоили уже 39 713 млн долларов. Общие финансовые потери государства от приватизации в 1990-е гг., по оценкам некоторых исследователей, составили свыше 1 трлн 300 млрд рублей, т.е. 60 с лишним бюджетов России 2000 г. 

 

Приватизация банковским капиталом крупнейших сырьевых компаний привела к возникновению 7 финансово-промышленных групп, которые с подачи Бориса Березовского получили название «семибанкирщина»:

1. Группа Березовского: «ЛогоВАЗ», «Объединенный банк», «Сибнефть», «Аэрофлот», 2 телевизионных канала (ОРТ и ТВ-6) и два печатных СМИ («Независимая газета» и «Огонек»).

2. Группа Ходорковского: банк «Менатеп», холдинговая компания «Роспром», ЮКОС, активы в пищевой промышленности, металлургии, химической, деревообрабатывающей и текстильной промышленности.

3. «Альфа-Групп» Фридмана: «Альфа-банк», Тюменская нефтяная компания, компании в химической, пищевой, стекольной, строительной промышленности.

4. Группа «Мост» Гусинского: «Мост»-банк, НТВ, «ЭХО Москвы», газета «Сегодня», журнал «Итоги».

5. Группа Потанина: ОНЭКСИМ-банк, «Норильский никель», «Сиданко», металлургические компании и несколько газет («Известия» и «Комсомольская правда»).

6. Группа Смоленского: СБС-Агро (Банк Столичный), газета «Коммерсант» и несколько журналов.

7. Группа Виноградова: Инкомбанк, совладелец сталелитейного Магниторского металлургического комбината, «Самарский металлургический комбинат»^[82]

Вышеназванные олигархические кланы разделили между собой экономику России 1990-х гг. и концентрировали в своих руках реальную власть. В 1990-е гг. в российской экономике происходило перераспределение собственности на фоне глубокого падения промышленного производства. В данных условиях возникший социальный протест не мог приобрести эффективную политическую форму по нескольким причинам. В 1990-е гг. шел активный распад советской социальной системы, в результате чего масса людей оказалась деклассированными. Пролетариат не осознал свои классовый интерес, что превратило его в легкий объект для манипуляции со стороны медиа, принадлежавших олигархам. Утратив историческую традицию отстаивания своих гражданских и экономических прав, население продолжало воспринимать государство в патерналистском ключе, что лишало его способности вести организованную борьбу за собственные интересы.

Вместе с тем нельзя не упомянуть и крупнейшее выступление рабочих в 1990-е гг. – «рельсовая война» 1998 г. Этому событию предшествовали годы, когда ряд шахтерских организаций (Независимый профсоюз горняков России, Союз трудящихся Кузбасса), поддерживали курс Б. Ельцина, проводя многочисленные митинги против «антиреформистских сил»^[83]. Данный факт продемонстрировал ту очевидную вещь, которые не хотели признавать многие левые активисты – рабочие не в меньшей, а порой и в большей степени, чем другие члены общества могут быть заражены буржуазной идеологией^[84]. Но лучшим учителем для шахтеров оказалась реальная жизнь. Катастрофическое падение уровня жизни в годы «шоковой терапии» сподвигнуло шахтеров и их профсоюзы на кардинальное переосмысление своей стратегии в радикальном оппозиционном ключе. Один из шахтеров на Горбатом мосту в Москве говорил: «Я за Ельцина с 89-го по 96-й горой стоял. Теперь понял, что он развалил Россию»^[85]. В 1998 г. шахтеры от Воркуты до Кузбасса, доведённые до отчаяния многомесячными невыплатами зарплаты, решились на радикальные акции протесты^[86]. Были перекрыты крупнейшие магистрали и дороги на Кузбассе и Дальнем Востоке, в том числе и Транссиб. Центром выступлений стал Горбатый мост в Москве. Здесь несколько сотен человек в течение нескольких месяцев стучали касками об мостовую, требуя отставки президента и правительства. На 7 октября была запланирована крупная всероссийская акция под предводительством шахтеров. Но за несколько дней до митинга, правительство подписало с шахтерским профсоюзом протокол о погашении задолженностей перед горняками. После этого пикет на Горбатом мосту был свернут.

По официальным данным, численность занятых в промышленности РФ в период 1990-1998 гг. сократилась с 22,8 млн. человек до 14,3 млн^[87]. Общая численность занятых в экономике уменьшилась с 72,36 млн человек до 60,82 млн (вместе с нелегальными иммигрантами)^[88]. При этом больше всего пострадали наукоемкие отрасли промышленности – электротехническая (в 1998 г. – 45 % занятых от 1990 г.), станкостроительная, инструментальная (41 % для двух отраслей), приборостроение (25,1%)^[89].

Численность занятых в основных отраслях экономики (тыс. человек):^[90]

 

 

На данном переходном этапе резкое падение численности индустриального пролетариата серьезнейшим образом ударило по социальной базе социалистического движения, приведя его к глубокому кризису и встраиванию в буржуазную систему. Если в период 1991-1995 гг. разношерстная левая оппозиция представляла определенную угрозу власти, то после президентских выборов 1996 г. умеренная часть левых в лице КПРФ согласилась на правила игры олигархического режима, превратившись со временем в «оппозицию его величества». Небольшие левые партии и группы были маргинализированы и оказались на обочине политической жизни. 

 

 

4. Стабилизация российского капитализма в 2000-е гг.

В 1990-е гг. в России еще не сложились четко структурированные классы, а имелись группы олигархов, чиновников и атомизированных обывателей, не осознающие себя в качестве пролетариата. Как справедливо характеризует ельцинский режим Б. Кагарлицкий: «Ельцин лишь идеальный выразитель власти, опирающейся на блок люмпен-буржуазии, компрадорского финансового капитала, олигархов и коррумпированного чиновничества, своеобразную неустойчивую «коалицию клик». Здесь нет стабильных интересов, а потому и любые компромиссы завтра оборачиваются конфликтами, вчерашние друзья делаются злейшими врагами. Социальная дезорганизация общества — условие сохранения такой власти. А потому она сама периодически провоцирует кризисы, позволяющие поддерживать неустойчивый баланс сил»^[91].

Логика деградации российской экономики толкала наиболее компетентные группы крупных собственников к осознанию необходимости стабилизации капитализма за счет усиления роли государства и легализации приватизированной госсобственности. Важным стимулом для данного решения стал дефолт 1998 г., который лишил олигархов возможности продолжать финансовые спекуляции в пирамиде ГКО (Государственные краткосрочные облигации). В центре наиболее крупных финансово-промышленных групп стояли банки, которые в течение практически всех 1990-х гг. занимались финансовыми спекуляциями. Августовский дефолт очень сильно ударил по финансовому сектору, приведя к банкротству множество из них. Обанкротились «Инкомбанк» В. Виноградова, «Столичный банк» А. Смоленского, «Российский кредит», «Онэксимбанк», банк «Менатеп». Значительная часть финансово-промышленных групп из т.н. «семибанкирщины» потеряли былую экономическую мощь. На плаву удержались лишь те олигархи, которые имели в своей собственности активы крупных промышленных предприятий и сырьевых компаний. Дефолт завершил эпоху «дикого капитализма» в России. Закончился период, в который новоявленные олигархи за короткий срок сколачивали свои финансовые империи и перераспределяли между собой советское наследие. Наступил новый этап развития – стабилизация.

1999 г. был одним из важнейших периодов в истории новой России, так как в это время проходила процедура передачи власти в Кремле. В действительности передача власти имела не просто формальный характер. За ней стояла изменение расклада сил в политической системе России. Российский капитализм в 1990-е гг. формировался на волне развала всех государственных структур, включая силовые институты в лице армии и спецслужб. Передел собственности и рынков привел к резкому взлету преступности и национального сепаратизма. С момента поражения Кремля в Первой чеченской войне, «чеченская проблема» становится ключевой для российской власти. Рост сепаратизма, поощряемый отдельными олигархами, грозил крупной буржуазии потерей рынков и ресурсов. Серьезную угрозу для правящего класса представляли губернаторы, которые за 1990-е гг. стали полунезависимыми правителями в своих регионах. Неслучайно первый президентский срок Путина начался с подчинения губернаторов федеральному центру с помощью института полномочных представителей президента в регионах^[92]. По подсчётам социолога О. Крыштановской, доля силовиков в «путинской элите» в 2004 г. достигла цифры в 24,1 %. Доля силовиков в «ельцинской элите» 1993 г. – 11,2 %^[93]. К 2008 г. доля силовиков выросла до 42,3 %. Причем силовики были рассеяны по всему государственному аппарату, часто выступая в роли замов в ключевых министерствах, осуществляя контроль за деятельностью высших чиновников^[94]. Пирони пишет : «Силовики привнесли в Российское государство не угрозу всеобщей национализации советского типа и тоталитаризма, а советские методы управления и контроля для нужд нового класса российских капиталистов 21 века»^[95].

 

Приход к власти Путина означал изменение отношение Кремля к олигархическим кланам. Гражданскую бюрократию и силовиков больше не устраивает правление «семибанкирщины», поэтому Кремль идет на заключение союза с одними олигархическими кланами против других.

 

Для легитимации своей собственности крупный капитал был заинтересован в сохранении единого экономического пространства Российской Федерации. Ради решения «чеченской проблемы» олигархические кланы пошли на укрепление армии и спецслужб. В результате усиления роли силовых органов, гражданская и военная бюрократия попыталась усилить свое экономическое и политическое влияние, превратившись из слепого орудия олигархов в их партнеров в рамках правящего класса. В кризисной ситуации конца 1990-х гг. олигархи пошли на компромисс с частью государственной бюрократии и силовиками. Таким образом, в конце 1990-х гг. формируются две части нового российского правящего класса – олигархи и высшая бюрократия. Британский историк Саймон Пирони справедливо замечает: «Государство дисциплинировало олигархов в интересах класса собственников в целом и вернуло себе функции, потерянные в хаосе 1990-х годов. Государственная власть — не самоцель, а средство управления постсоветским российским капитализмом и его интеграции в мировую систему»^[96].

Приход к власти Путина означал изменение отношение Кремля к олигархическим кланам. Гражданскую бюрократию и силовиков больше не устраивает правление «семибанкирщины», поэтому Кремль идет на заключение союза с одними олигархическими кланами (Потанин, Абрамович) против других (Березовский, Гусинский).

Потребность консолидации правящего класса обуславливалась тем фактом, что концу 1990-х гг. основные государственные активы уже приватизированы, промышленность подорвана, а дефолт 1998 г. нанес мощный удар по финансовым структурам российских олигархов. Пирог ресурсов явно сократился, что вызвало острую необходимость пожертвовать некоторыми олигархами. Курс Путина «равноудаления олигархов от власти» имел явно и пропагандистский характер, так как рождал в общественном настроении надежду на социальный реванш униженных и угнетенных за счет национализации собственности зарвавшихся олигархов. Эти предположения подтверждает и известный кремлевский политтехнолог тех лет Глеб Павловский: «Сам тогда будучи реваншистом, я видел ее коалицией реванша проигравших. Имея в виду группы, наиболее пострадавшие от реформ 1990-х и разрушения советских институтов, — врачей и учителей (бюджетников), армию, ФСБ, ученых, пенсионеров, домохозяек. Проигравшим надо было дать верный шанс государственного реванша, а не просто смазливого кандидата… К концу кампании из ставленника «семьи» кандидат превращается в знамя реванша всех социально проигравших России. Защитника стариков-пенсионеров, вождя обнищалой армии, кумира образованцев и домохозяек, лидера нарастающего большинства»^[97].

Отмечая значительную долю силовиков среди высших чиновников, Крыштановская склонна преувеличивать их роль, называя путинское правление – «милитократией». Но специфика политической системы России 2000-х гг. состояла в том, что военные никогда не брали верх в рамках правящего класса, у них не было целей отличных от задач крупного бизнеса. Интересы силовиков органично вплетались в общую логику существования российского полупериферийного капитализма. В начале 2000-х гг. параллельно идут два процесса: обуржуазивание бюрократии и бюрократизация части олигархов. В 1990-е гг. олигархи становились чиновниками (В. Потанин стал вице-премьером в 1996 г., а Б. Березовский – заместителем секретаря Совета Безопасности), но в этот период государственная должность была для олигархов лишь рычагом реализации их узко экономических интересов. Березовский в интервью говорил: «Мы наняли Анатолия Чубайса. Мы инвестировали огромные средства в избирательную кампанию. Мы обеспечили победу Ельцина. Теперь мы рассчитываем на посты в правительстве и можем пожинать плоды нашей победы»^[98].

При Путине общеклассовый интерес крупной буржуазии постепенно возобладал. Новый политический расклад сил был закреплен на встрече Путина с 19 собственниками крупнейших компания 28 июля 2000 г. Итогом встречи стали неформальные договоренности «пакта 28 июля»: 1) Олигархи больше не предпринимают непосредственные попытки лоббировать свои интересы череp подкуп отдельных чиновников: 2) Олигархи больше не должны в одиночном порядке предъявлять какие-то требования Кремлю, создаются постоянные площадки (РССП, Совет по предпринимательству при Правительстве РФ) на которых ведется совместной обсуждение экономической политики; 3) Государство ликвидирует прогрессивную ставку подоходного налога, в обмен на что олигархи больше не уклоняются от налогов; 4) Кремль гарантирует сохранение итогов приватизации^[99]. Пакт «28 июля» привел к резкому росту налогов от экспорта минерального сырья за рубеж : 1998 г. – 9,4 млрд долларов, 1999 г. – 17,2 млрд долларов, 2001 г. – 23,4 млрд долларов, 2003 г. – 33, 9 млрд долларов, 2004 г. – 56,5 млрд долларов^[100].

Несмотря на сформировавшийся компромисс, приватизация как источник собственности олигархов привела к размыванию права собственности, что позволило чиновникам постоянно вмешиваться в дела крупного бизнеса. Усиление роли государства и национализация ЮКОСа снова обострили вопрос о гарантии сохранения в руках олигархов их активов. 

 

 

5. Инсайдерская рента

В период правления нового президента стабилизация российского капитализма происходила через создание крупных вертикально интегрированных компаний-госкорпораций^[101]. Сущность этого процесса заключалась в том, что крупная буржуазия для успешного ведения своего бизнеса была вынуждена выстраивать неформальную сеть контактов с бюрократией, делясь с ней частью своих активов и прибыли. В такой схеме формальное право собственности носит вторичный характер, являясь дополнением к реальным рычагам контроля собственности.

За счет выстраивания госкорпораций на основе инфраструктуры неформального контроля происходила стабилизация частной собственности олигархов. В 2007 г. были созданы следующие госкорпорации: Банк развития, Олимпстрой, Фонд содействия реформированию ЖКХ, Роснано, Росатом и Ростехнологии. Им передали активы в промышленности на сумму 80 млрд долларов и более 35 млрд долларов из бюджета^[102]. Р. Дзарасов справедливо назвал процесс создания госкорпораций «квазинационализацией», так как под видом некоммерческих организаций создавались огромные квазигосударственные холдинги, выведенные из-под юрисдикции правительства РФ и российского Бюджетного кодекса. Госкорпорации формально контролировались наблюдательным советом, куда входили высшие чиновники Кремля. Как показали расследования Генеральной прокуратуры, в работе многих госкорпораций наблюдательный совет – это фиктивный орган управления, который ничего не решает, а санкционирует решения топ-менеджеров корпорации.

Экономист А. Соколов в своей работе подробно проанализировал деятельность некоторых госкорпораций («Роснано», «Олимпстрой», «Росатом», «Ростех»), прийдя к выводу: «…в случае с госкорпорациями собственность перестает быть государственной, а становится как бы госкорпоративной. Скорее речь идет о квазинационализации, выражающейся в приватизации доходов при одновременной национализации издержек или использовании бюрократией государственных активов как своей частной собственности»^[103]. По официальным данным Федеральной антимонопольной службы (ФАС), в 2016 г. 95% закупок госкорпораций проводились у единственного поставщика, что фактически означает отсутствует тендера^[104]. О реальных суммах откатов при таких цифрах остается только догадываться. Институт Гайдара дал примерную цифру объема нарушений при госзакупках ежегодно – 2 трлн рублей^[105] (всего на госзакупки в 2017 г. было потрачено – 18,7 трлн рублей). С учетом легального вывоза капитала, ежегодно из российской экономики крупной буржуазией выводятся колоссальные деньги.

Фактически, госкорпорации используются крупным бизнесом и высшим чиновничеством как удобная экономическая структура для вывоза денег из российской экономики и отправки их в офшорные зоны. При этом стоит особо заметить, что офшоризация российской экономики – это не побочное следствие, а основный смысл существования полупериферийного капитализма в России. По подсчетам российского экономиста О. Комолова, в 2017 г. доля офшоров в выводе капитала превысила 82%. За последние 10 лет на долю офшоров приходилось около 70 % исходящих инвестиций^[106].

Для извлечения инсайдерской ренты^[107] власти периодически организовывают крупные спортивные проекты (Олимпиада, Чемпионат мира по футболу), подготовка которых распределяется между приближенными к Кремлю олигархами. По подсчетам Соколова, на Сочинской олимпиаде, которая стоила 1,5 трлн рублей, инсайдерская рента достигала на разных проектах – от 30 до 60 % затрат. Не желая инвестировать деньги в стратегическое развитие промышленного производства, бюрократия и крупный капитал снимают сливки на относительно недолгосрочных проектах, которые не имеют для страны большого экономического значения (стадионы и т.д.).

В изучение современного российского капитализма особый вклад внес известный экономист Р. С. Дзарасов. В центре его концепции лежит понятие «инсайдерской ренты» – особая форма прибавочной стоимости, присущая российскому капитализму на современной стадии его исторического развития^[108]. Инсайдерская рента извлекается экономическими агентами на основе неформального контроля за финансовыми потоками предприятия. Инсайдерская рента имеет противоречивую природу, так как источник этой ренты в прибавочном стоимости, которую создают рабочие, но извлекается она довольно специфическим путем – через инфраструктуру контроля^[109]. Дзарасов полагает, что извлечение прибавочной стоимости происходит на основе внеэкономического принуждения, так как размер инсайдерской ренты зависит не от рациональной организации производства, а от совершенствования неформальных механизмов контроля за финансовыми потоками предприятия.

То есть формальное право собственника в российском капитализме имеет второстепенное значение, первостепенна опора на неформальные методы контроля за активами. Эти методы контроля можно разделить на внешние и внутренние^[110].

 

Источник: Dzarasov R. Insider Control and Investment Behaviour of Russian Corporations. PhD. Thesis in Economics. Stoke-on-Trent, UK, 2007. P. 78.

 

Специфика управления в российских корпорациях, по Дзарасову, состоит в слиянии функции управления и собственности в одном лице. Извлечение прибыли в крупном российском бизнесе основано на методах внеэкономического принуждения, что сужает горизонт экономического планирования до крайне узких пределов. Структура российской экономики, которая очень слабо гарантирует формальные права частной собственности, вынуждает крупную буржуазию тратить значительную часть прибыли на поддержание инсайдерской сети в виде взяток чиновникам и подкупа силовых органов. Пренебрежение этими моментами может быстро привести к потере бизнеса. Траты на поддержание инфраструктуры контроля обуславливают очень низкое финансирование инвестиций и модернизацию основных фондов. Российские собственники просто не заинтересованы в стратегическом развитии своих предприятий, когда они извлекают огромную прибыль за счет связей с коррумпированным чиновничеством и силовым аппаратом. Р. Дзарасов пишет: «Находит свое объяснение и взятка. Ее экономическая природа состоит в инвестициях во внешние элементы инфраструктуры контроля, без которой частная собственность в нашей стране, как уже сказано, не приносит дохода. Таким образом, взятка представляет собой элемент кругооборота капитала…»^[111].

 

Рисунок № 1. Структура цены на продукцию мегакорпорации Эйхнера (а) и российской корпорации (б и в)^[112]

 

Как точно указывает исследователь Р. Паппэ, важнейшее значение в формировании российского капитализма сыграла приватизация, которая в глазах общества была нелегитимной^[113]. Нелегитимность собственности крупной буржуазии обусловила ее изначальную зависимость от государства. Слабое государство времен Ельцина не могло использовать этот фактор, так как остро нуждалось в помощи олигархического капитала для удержания власти. Усиление государственного аппарата при Путине толкнуло крупный капитал к созданию облака офшоров, которое делает все финансовые потоки видимыми только для инсайдеров. В докладе, подготовленном коллективом известных западных экономистов во главе с Т. Пикетти, говорится, что уже около половины всего национального богатства России находится в офшорах^[114]. Согласно исследованию Аннет Альтстадсэтер, Нильса Йоханнсена и Габриель Зукман, российский правящий класс держит в офшорах сумму в 590 млрд долларов (46 % от ВВП). Россию опережают только три страны : Саудовская Аравия(57% от ВВП, или 368,45 млрд долларов), Венесуэла(65% от ВВП, данных в абсолютных числах нет), ОАЭ (75 % от ВВП, 261,5 млрд долларов)^[115].

 

Рисунок № 2. Доля ВВП в офшорных зонах^[116]

 

Деятельность корпораций и крупных компаний приобретает непрозрачный характер, что достигается за счет создания целой иерархии фиктивных собственников за которыми скрывается реальный собственник. Основная цель всех этих действий – затруднить контроль общества за крупным бизнесом.

У истоков российского капитализма стояла советская административно-командная система, на которую огромное влияние оказал глобальный капитализм. Постсоветский правящий класс актуализировал самые отрицательные элементы советской системы. В первую очередь, речь идет о контроле бюрократии за финансовыми потоками предприятий. В советский период внеэкономическое принуждение использовалось для концентрации всех ресурсов в руках государства и реализации крупных экономических проектов, в такой модели коррупция имела побочный характер. В Российской Федерации все встало с ног на голову – административный контроль используется для присвоения и вывода за рубеж государственных средств, создание новых предприятий и строительство различных объектов имеет сопутствующее значение.

Российской капитализм вышел на историческую арену в эпоху торжества финансовой глобализации, которая ознаменовала новый этап в развитии мирового рынка. Высокая мобильность капитала наложила огромный отпечаток на российскую буржуазию, придав ей изначально компрадорский характер. Слом советской экономики и возникновение полупериферийного капитализма привели к огромному вывозу капитала из России в страны центра. Только по официальным данным Центрального банка России, вывоз капитала из России частным сектором составил в период между 1994-2017 гг. 828,9 млрд долларов^[117] В 2014 г. отток капитала достиг исторического максимума в новейшей истории России, составив 152 млрд долларов, что равно 7,5 % ВВП^[118]. Но наряду с оттоком капитала, осуществляемого частным сектором, российского государство также активно выводит деньги за рубеж двумя путями: 1) Оплата внешнего госдолга; 2) Покупка ценных бумаг США. С учетом этого, по оценке О. Комолова, сумма чистого оттока капитала из России за последнее двадцатилетие составила более 1 трлн долларов^[119].

 

Рисунок № 3. Вывоз (+) и ввоз (-) капитала (по данным ЦБ)^[120]

 

Вывоз капитала из России был обусловлен вовсе не злой волей российской буржуазии, а объективной тенденцией современного капитализма – концентрации прибавочной стоимости в экономиках, где органическое строение капитала выше, что обеспечивает превышение трудовой стоимости над ценой производства. Прибавочная стоимость создается живым трудом рабочего, но распределяется она пропорционально капиталу. Капитал стремится в те отрасли, где норма прибыли выше. После расширения производства происходит стабилизация цен. Как известно, цены на промышленные товары падают медленнее, чем на сырье. И поэтому степень капиталовооруженности труда оказывает прямое влияние на конечное перераспределение капитала. В рамках мировых производственных цепочек основная доля прибавочной стоимости создается в тех элементах цепи, где концентрируются наиболее трудоемкие операции, т.е. используется большая доля переменного капитала. Но вследствие диспаритета цен и концентрации наиболее наукоемких элементов производственной цепочки в странах-центра, прибавочная стоимость созданная на периферии переходит в центр миро-системы. Эксплуатация странами-ядра мировой периферии основывается на присвоение центром значительной части фонда труда зависимых стран, вследствие чего на безвозмездной основе периферия финансирует развитые капиталистические страны, закрепляя свое экономическое отставание^[121].

Зависимый характер российского капитализма определяет огромные диспропорции в развитии национального хозяйства. Основные инвестиции идут в добывающий сектор, в то время как обрабатывающая промышленность явно деградирует. В этой связи Р. Дзарасов делает важный вывод о том, что в рамках существующей экономической модели Россию ждет дальнейшее деградация обрабатывающей промышленности и архаизация всего общества.

На наш взгляд, представленный выше анализ позволяет пересмотреть распространенный тезис о наличии в современной России государственно-монополистического капитализма. Классический монополистический капитализм, сформировавшийся в результате Первой Мировой войны, базировался на высокоразвитой промышленной индустрии, которая частично национализировалась для концентрации ресурсов и лучшего управления в руках государства. Монополистический капитализм в начале XX веке базировался на национальном хозяйстве, в связи с чем монополия использовалась в таких среднеразвитых странах как Российская империя в качестве средства накопления капитала.

Как отмечает Р. Дзарасов, в истории мирового капитализма с 1970-х гг. наступил качественно новый этап развития, который характеризуется тем, что «мирохозяйственные процессы начали доминировать над народнохозяйственными»^[122]. Вследствие развития технологий и путей сообщений средства производства приобрели качественно новый уровень мобильности. В конце XX века возникли мировые производственные цепочки, разделившие все капиталистическое страны на три этажа: центр, полупериферия, периферия. Россия в силу масштабов своей территории и советского наследия (эконом. инфраструктура, ядерное оружие) смогла пока сохранить за собой статус полупериферии.

 

Экономическая модель современной России в силу ценового диспаритета и иных факторов выступает просто донором крупнейших капиталистических стран. В данной схеме госкорпорации – средства не накопления капитала внутри России, а его вывода за рубеж и концентрации в странах-ядра.

 

В российской экономике присутствуют монополии, но они носят квазигосударственный характер, так как цель их работы не соответствует основной парадигме классического государственно-монополистического капитализма – накоплению капитала в рамках национального хозяйства. Экономическая модель современной России в силу ценового диспаритета и иных факторов выступает просто донором крупнейших капиталистических стран. В данной схеме госкорпорации – средства не накопления капитала внутри России, а его вывода за рубеж и концентрации в странах-ядра. В силу жесткой иерархизации мировой капиталистической системы, в России, как и в других развивающихся странах, невозможен национально-ориентированный капитализм. Страны капиталистической полупериферии и периферии в силу структуры цен, занижения национальной валюты зависимых стран, технологического и военного отставания обречены на зависимость от стран-ядра^[123]. Перспективное будущее для нашей страны возможно лишь в случае радикального разрыва с мировым рынком. 

 

 

6. «Сырьевая супердержава»

Если обратиться к содержанию диссертации В. Путина, суть которой кратко изложена в статье «Минерально-сырьевые ресурсы в стратегии развития российской экономики», то многое становится ясным. Путин в статье обрисовывает свое видение основного вектора социально-экономического развития Россия. С точки зрения Путина, Россия должна использовать свои огромные природные ресурсы для создания сырьевой периферийной экономики, способной в значительных масштабах поставлять минеральное сырье на мировой рынок. В 1990-е гг. борьба между разными олигархическими кланами мешала построению структурированной сырьевой экономики. Путин предлагает создать в добывающей промышленности мощные корпорации, которые при государственной поддержке будут способны доминировать на международном рынке углеводородного сырья. Эти планы были воплощены в деятельности двух крупнейших государственных компаний - Роснефть и Газпром^[124]. Вывод статьи Путина достаточно очевиден: «Российская экономика в XXI веке, по крайней мере в первой его половине, по-видимому, сохранит свою сырьевую направленность. Потенциальная ценность балансовых запасов полезных ископаемых России позволяет рассматривать минерально-сырьевой комплекс как базис устойчивого развития страны на длительную перспективу. Наличие крупного природно-ресурсного потенциала России обуславливает ее особое место среди индустриальных стран. Ресурсный потенциал при его эффективном использовании станет одной из важнейших предпосылок устойчивого вхождения России в мировую экономику»^[125].

Становление модели «сырьевой супердержавы» происходило на волне роста российской экономики. Этот рост главным образом обуславливался резким увеличением цен на нефть: средняя экспортная цена российской сырой нефти в 1998 г. – 74 долларов за тонну, 1999 г. – 111 долларов, 2000 г. – 180 долларов, 2001 г. – 156 долларов, 2002 г. – 163 долларов, 2004 г. – 232 долларов^[126].

Важную роль в увеличении прибыли от экспорта минерального сырья в конце 1990-х гг. также сыграла девальвация рубля, которая привела к резкому снижению цены на нефть внутри страны: в 1999 г. внутренняя цена нефти за одну тонну – 26 долларов (в 1997 г. – 74 долларов), экспортная цена – 111 долларов^[127]. Экспорт сырой нефти увеличился с 144,4 млн тонн в 2000 г. до 260,3 млн в 2004 г^[128].

По официальным данным, ВВП России давал следующие цифры роста: в 2000 г. — 10 %, в 2001 г. — 5,1 %, в 2002 г. — 4,7 %, в 2003 г. — 7,3 %, в 2004 г. — 7,2 %, в 2005 г. — 6,4 %, в 2006 г. — 8,2 %, в 2007 г. — 8,5 %, в 2008 г. — 5,2 %, 2010 г. - 4,5 %, 2013 г. – 1, 3 %, 2015 г. – падение на 3,7% )^[129]. По альтернативным расчетам экономиста Г. Ханина, наиболее динамичный период роста российская экономика переживала в период 1999-2008 гг (средний рост ВВП 5,2 % в год)^[130]. Определяющей причиной этого была возможность использования незагруженных основных фондов еще советских предприятий и значительного числа безработных: средняя загрузка мощностей в промышленности по 44 видам продукции в 1998 г. составила 34,2 %, в 2003 г. по 82 видам продукции она составила уже 46 % , в 2008 г. по 73 видам продукции составила 59,4 %^[131]. К началу мирового экономического кризиса в 2008 г. возможность использования незагруженных советских промышленных фондов была исчерпана, а оставшиеся неиспользованными фонды уже сильно устарели.

Важно отметить, что нефтедоллары российская власть тратила не на диверсификацию экономики, а наполняла ими Стабилизационный фонд, впоследствии разделенный на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния. Российские резервы, хранящиеся в иностранной валюте и американских госбумагах, фактически работали на экономику США, не принося никакой существенной пользы стране. Российские политики 2000-х г. продолжали дело монетариста Е. Гайдара. Гайдар писал: «Наиболее распространенные меры, применяемые для регулирования проблем, связанных с нестабильностью сырьевых цен, - формирование стабилизационных фондов, пополняемых во время благоприятной конъюнктуры и используемых тогда, когда цены падают»^[132]. Как справедливо отмечал Р. Дзарасов, такой узко-бухгалтерский подход к бюджету (простое сведение цифр), демонстрировал непонимание со стороны правящего класса реальных нужд российской экономики, которая с развала Советского Союза остро нуждалась в капиталовложениях в сферу обрабатывающего производства. Ограниченная эмиссия могла способствовать росту уровня потребления населения, и соответственно, дала бы стимул для развития отраслей, ориентированных на внутренний рынок.

Приход к власти Путина только усилил сырьевую специализацию российской экономики. В структуре российского экспорта львиную долю продолжают занимать минеральные продукты и металлы. Процентная доля минеральных ресурсов (нефть, нефтепродукты, газ) в российском экспорте в 2000 г. – 53,8 %, 2005 г. – 64,8 %, 2010 г. – 68,5 %, 2013 % - 71, 5 %, 2016 г. – 59,2 %. Металлы, драгоценные камни и изделия из них 2000 г. – 21,7 %, 2005 г. – 16,8 %, 2010 г. – 12,7 %, 2013г. – 10,5 %, 2016 г. – 13,3 %. Доля экспорта машин и иного оборудования неуклонно сокращалась до 2013 г. : 2000 г. – 8,8 %, 2005 г. – 5,6 %, 2010 г. – 5,4 %, 2013 г. – 5,5 %, 2016 г. – 8,5 %^[133]. Для сравнения стоит привести по цифры структуре внешней торговли СССР. В 1985 г. на экспорт машин, оборудования приходилось – 15 % о от всего экспорта, топлива и электроэнергии – 47, 3 %, металлы – 8,4^[134]. Импорт: машины и оборудование – 40,7 %, продовольствие и сырье для их производств – 17,1 %. В 2012 г. доля российских машин и оборудования в мировом экспорте составил менее 0,3 %. За тот же год доля импорта машин и оборудования в РФ превысил экспорт в шесть раз, при этом в 1998 г. разрыв в пользу импорта был лишь в два раза^[135]. Таким образом в 2000-е гг. мы видим закрепление России в качестве сырьевой полупериферии в рамках мировой капиталистической системы.

 

Рисунок № 4. Структура экспорта и импорта (по данным ФТС, Росстата)^[136]

 

В отличие от ельцинского периода, в начале 2000-х гг. мы можем наблюдать институализацию крупного капитала на базе сращивания бюрократии и олигархии. Российское государство в лице Путина в новых условиях должно было выступать медиатором в борьбе разных олигархических групп, для реализации общеклассового интереса бюрократ-буржуазии. Сам Путин в 1999 г. писал в своей статье : «Независимо от того, в чьей собственности находятся природные, в частности минеральные, ресурсы, государство вправе регулировать процесс их освоения использования, действуя в интересах общества в целом и отдельных собственников, чьи интересы вступают в противоречие друг с другом, а для достижения компромисса необходима помощь государственных органов власти»^[137].

Сырьевая зависимость обусловила серьезные диспропорции в развитии всего национального хозяйства России. В докладе Сбербанка за 2011 г., посвященном модернизации предприятий обрабатывающей промышленности, содержатся данные опроса руководителей 698 предприятий. На вопрос «Когда последний раз проводилась комплексная модернизация Вашего предприятия?» 30% руководителей вообще ничего не смогли ответить; 26% — менее 5 лет тому назад (от 2011 г.); 11,5 % — 6-10 лет назад; 4,2% — 11-15 лет; 7,1% — 15-20 лет; 10% — 21-30 лет; 11% — более 30 лет назад. В докладе также сказано, что за период 1991-2000 г. модернизацию осуществили лишь 16% предприятий (чьи руководители смогли дать ответ на вопрос), за период с 2001 до 2005 гг. доля модернизированных предприятий также равняется 16%^[138]. За срок с 2000–2008 гг. более половины опрошенных предприятий не инвестировали в разработку собственных инновационных технологий^[139]. На 2011 г. официальная цифра износа основных производственных фондов составила 45-65%, а в машиностроении – более 70%^[140]. Крайне низкий уровень инвестиций в модернизацию производственных фондов обусловливается ориентацией собственников на получение инсайдерской ренты. На поддержание инфраструктуры контроля субъекты правящего класса тратят значительную часть своих доходов, что вынуждает их делать ставку на получение дохода в самые короткие сроки.

Низкая квалификация высшего звена менеджмента на предприятиях обрабатывающей промышленности обусловливает отсутствие у многих из них стратегического плана развития. 33% из опрошенных руководителей предприятий не имеют в принципе никакого плана, 11,5% предприятий принимали этот план еще до экономического кризиса 2008 г. Но у 55% предприятий, которые имеют план, его временной горизонт ограничен промежутком 1-3 года^[141].

В 2000-е гг. наиболее бурно развивались отрасли обрабатывающего производства, которые были связаны с экспортом (химическая промышленность, нефтехимия, черная и цветная металлургия). Именно на эти отрасли приходится самый большой процент инвестиций в НИОКР. Они имеют минимальный план развития и самый большой приток молодой рабочей силы. Экономическая ориентация правящего класса на сырьевой экспорт обусловила продолжающуюся деиндустриализацию промышленного производства, связанного с внутренним рынком. От деиндустриализации большего всего пострадали наукоемкие и высокотехнологичные производства. Индекс производства в машиностроении в 2016 г. составил лишь 45,7% от уровня 1991 г. В производстве машин и оборудования среднегодовая численность работников снизилась с 2,8 млн человек в 2000 г. до 1,2 млн в 2005 г., 2016 г. – 682 тыс. человек.

В производстве электроники показатели на порядок лучше: в 2016 г. индекс производства в сравнении с 1991 г. составил 119%. Производство электрооборудования : 2000 г. – 1 млн человек, 2005 г. – 887 тыс. человек, 2016 г. – 751 тыс. человек.

Производство транспортных средств и оборудования: в 2016 г. индекс производства составил 66 % от 1991 г. Среднегодовая численность занятых : 2000 г. – 1,4 млн, 2005 г. – 1,2 млн человек, 2016 – 943 тыс. человек^[142].

Если мы взглянем на официальную статистику, отражающую динамику изменения в структуре занятости, то мы увидим, что за годы «стабильности» наблюдается сокращение занятых в обрабатывающей промышленности: 2000 г – 12 млн 297 тыс. чел., 2005 г. – 11 млн. 506 тыс., 2009 г. – 10 млн 378 тыс., 2016 г. – 9 млн. 805 тыс. За 16 лет численность занятых в обрабатывающей промышленности сократилась на 2,5 млн человек. Среднегодовая численность занятых в сельском хозяйстве упала с 8 млн 996 тыс. человек в 2000 г. до 6 млн 286 тыс. в 2016 г. Вместе с этим увеличилась численность занятых в строительстве: 2000 г. – 4 млн. 325 тыс., 2009 г. – 5 млн. 287 тыс., 2016 г. – 5 млн. 535 тыс.; Оптовая и розничная торговля; ремонт автотранспортных средств, мотоциклов, бытовых изделий и предметов личного пользования: 2000 г. – 8 млн. 806 тыс. человек, 2009 – 11 млн. 997 тыс.^[143], 2016 г. – 13 млн. 38 тыс. Государственное управление и обеспечение военной безопасности; социальное страхование: 2000 г. – 3 млн 98 тыс. человек, 2009 г. – 3 млн. 785 тыс., 2016 г. – 3 млн. 678 тыс. Финансовая деятельность: 2000 – 657 тыс. человек, 2008 – 1 млн. 97 тыс., 2016 г. – 1 млн. 250 тыс. Из приведенной статистики очевидно, что в течение двух десятилетий XXI века в России шло сокращение индустриального пролетариата за счет перехода рабочей силы в сферу строительства, услуг и торговли.

 

Рис. 5. Распределение занятого населения по видам экономической деятельности на основной работе, в среднем за год, 2016 г. (по данным Росстата)^[144].

 

При этом общая численность пролетариата остается относительно высокой. Официальная статистика дает нам следующие цифры: квалифицированные работники сельского и лесного хозяйства, рыбоводства и рыболовства – 2,5 млн чел; квалифицированные рабочие промышленности, строительства, транспорта и рабочие родственных занятий – 9,4 млн чел ; Неквалифицированные рабочие – 6,3 млн чел; Операторы производственных установок и машин, сборщики и водители – 9,1 млн. чел; продавцы – 5,4 млн чел.^[145]; нелегальные трудовые мигранты – от 2,6 до 3,4 млн человек^[146]. Важно заметить, что данные цифры имеют условный характер и не позволяют определить степень имущественного расслоения между разными профессиональными группами пролетариата. О наличии этого расслоения свидетельствуют средние зарплаты в разных отраслях промышленности. Так, например, в текстильном производстве средняя зарплата на 2013 г. – 17 065 рублей, производство пищевых продуктов – 28 779 рублей, химическое производство – 43 318 рублей^[147]. Также расслоение усиливается вследствие наличия у рабочих собственности (квартира, автомобиль), которая может использоваться для заработка. В связи с вышесказанным корректнее говорить о наличии в России класса наемных работников разной степени пролетаризированности^[148].

Важным аспектом состояния рабочего класса является его возрастная структура. Если мы сравним все отрасли экономики, то в сфере обрабатывающего производства в 2016 г. средний возраст – 41 год при среднем в экономике 40,7^[149]. На 2016 г. около 4,1 млн из 10,3 млн занятых в обрабатывающей промышленности имели стаж по последнему месту работы свыше 10 лет^[150] По словам заместителя генерального директора ОАО «Объединенные машиностроительные заводы» Е. Г. Плюснина : «Средний возраст работников на промышленных предприятиях России сегодня (2012 г.) превышает 50 лет»^[151]

Центр макроэкономических исследований Сбербанка провел в 2012 г. опрос руководителей 502 промышленных предприятий из разных регионов. В ходе опроса выяснилось, что наиболее остро проблема молодых кадров стоит в машиностроении (71 % квалифицированных работников старше 40 лет), электроэнергетике (68 % кв. работников старше 40 лет), легкой промышленности (58 % кв. работников старше 40 лет)^[152]. Авторы доклада проводят границу между новыми/ модернизированными предприятиями (менее 10-ти лет назад) и устаревшими советскими заводами. Молодые работники идут преимущественно на новые предприятия, в то время как на старых заводах приток молодой рабочей силы крайне невысок. Исходя из опросов, наиболее высокий процент притока молодых кадров наблюдается в металлургии, химической и нефтехимической промышленности^[153].

Какие выводы можно сделать из приведенной статистики? В ходе 2000-х гг. в России окончательно сформировалась модель полупериферийного капитализма, базирующаяся на экспорте энергоресурсов. В годы правления Путина страна не совершила никакого технологического рывка, продолжая использовать советскую энергетическую и промышленную инфраструктуру. Укрепление сырьевой зависимости российской экономики привело к значительному сокращению численности занятых в обрабатывающих производствах (на 2,5 млн. человек), при значительном росте сферы строительства, торговли и услуг.

 

 

Заключение

Возвращение России к статусу капиталистической полупериферии в начале 1990-х гг. не было случайным явлением, а вытекало из экономической логики развития Советского Союза с 1960-х гг. Теневой рынок, кооперативы, «комсомольская экономика» были теми зернами, из которых вырос российский капитализм. Все перечисленные явления были лишь условиями для постепенного вызревания полноценной рыночной системы. Определяющее значение для качественного перехода имела политическая воля части номенклатуры, которая была нацелена на разрушение планового хозяйства и приватизацию государственной собственности. Новый правящий класс в России появился на основе смычки между номенклатурой и прорыночными элементами в советской экономике, которые стали усиливаться с началом Перестройки.

В 1990-е гг. правящий класс не был четко структурирован по причине происходившего передела собственности. В результате приватизации, проходившей в три этапа, сформировалось семь основных финансово-промышленных групп, которые концентрировали в своих руках основные экономические ресурсы страны и СМИ. С президентских выборов 1996 г. режим Ельцина попал в полную зависимость от олигархических групп, что выразилось в проникновении ряда олигархов в вертикаль политической власти. Непрекращающиеся войны между олигархами за перераспределение собственности и дефолт 1998 г. подорвали новую экономическую модель. Приход Путина к власти стал следствием компромисса между бюрократией, силовиками и олигархами, заинтересованными в сохранении целостности экономического пространства страны и стабилизации российского капитализма.

В первое десятилетие 2000-х гг. российский капитализм приобретает завершенную форму. Центральным звеном в его структуре становится инфраструктура контроля над финансовыми потоками предприятий, на основе которой правящим классом извлекается инсайдерская рента. Инсайдерская рента являющаяся, по верному замечанию Р. Дзарасова, проявлением внеэкономического принуждения, обуславливает авторитарный характер российского государства. Бюрократия, силовики и крупная буржуазия заинтересованы в друг друге, образуя тесный союз, которому противостоят дезорганизованный и деморализованный пролетариат.

Экономическая модель современной России предопределяет слабость социалистического движения по нескольким причинам: 1) В 1990-е гг. произошло резкое падение промышленного производства, которое в 2000-е гг. восстановлено лишь частично в некоторых отраслях, ориентированных на мировой рынок (нефтехимическая промышленность, нефтяная промышленность, черная и цветная металлургия). С 1990-х гг. идет неуклонное сокращение численности промышленного пролетариата – той социальной силы, которая традиционно является ядром социальной базы социалистических сил в странах центра и полупериферии. В 1991 г. численность промышленных рабочих в РФ – 17 млн человек, 1995 г. - 13 млн человек, 2000 г. – 10, 4 млн человек^[154]. По расчетам В. Трушкова общая численность рабочего класса за 10 лет неолиберальных реформ сократилась примерно на 13 млн человек^[155]. В период 2000-2010 гг., по данным Максимова, общая численность рабочих сократилась с 36,6 млн. человек до 28,7 млн человек, из них квалифицированных рабочих в 2000 г. было 30,6 млн человек, а через десять лет – 22,9 млн человек^[156]; 2) Правящий класс, состоящий из крупной буржуазии, бюрократии и силовиков не заинтересован в промышленном развитии России и продолжает использовать экономическую модель сырьевой полупериферии. Об этом вполне откровенно писал сам Путин еще в 1999 г.: «Ресурсный потенциал при его эффективном использовании станет одной из важнейших предпосылок устойчивого вхождения России в мировую экономику»^[157]. Именно поэтому дальнейшее существование данной модели не предполагает никакого усиления промышленного капитала, который был бы заинтересован в развитии национального производства; 3) Экономическая интеграция крупного бизнеса и бюрократии в начале 2000-х гг. привела к созданию мощных корпоративных структур, выступающих основным организационным каркасом, цементирующим единство правящего класса. Несмотря на имеющиеся противоречия внутри правящего класса, они на сегодняшний день не переходят в открытое столкновение между конкурирующими группами. Бюрократ-буржуазия за время правления Путина чрезвычайно усилилась, подчинив себе все более или менее крупные политические партии и силы; 4) В России отсутствует крестьянство как класс мелких земельных собственников, способный в странах аграрной периферии выступать важной социальной опорой революционного движения; 5) Деиндустриализация российской экономики привела к переходу значительной части рабочей силы в сферу услуг. Пролетариат, занятый в сфере услуг и торговли, значительно сложнее организовывать, чем промышленный пролетариат в виду его рассеянности и небольшой концентрации занятых на одном предприятии (7,17 человек на одно предприятие в сфере услуг в 2010 г.; в обрабатывающей промышленности — 18,5 человек)^[158]. Россия как полупериферия воспроизвела в своем развитие некоторые черты устройства стран-ядра. Речь идет о раздутой сфере услуг. Перемещение индустриального производства из ЕС и США в страны периферии, активно начатое в 1970-е гг., привело к сокращению числа промышленных рабочих в развитых странах. Это стало одной из причин кризиса профсоюзов и левого движения в Европе, несмотря на отдельные всплески в их активности. Вопрос о возможностях самоорганизации среди пролетариев в сфере услуг и торговле в России остается открытым, но пока они не демонстрируют большой активности; 6) Средний возраст российского пролетариата превышает 40 лет, достигая в некоторых отраслях промышленности 44-45 лет. Значительная часть промышленных рабочих получила рабочую квалификацию в конце 1990-х гг. – период глубокого кризиса и поражения левых сил. У российского пролетариата отсутствуют традиции и навыки профсоюзной борьбы и самоорганизации, что на фоне сокращения числа занятых в обрабатывающей промышленности, приводит к размыванию ядра пролетариата – промышленных рабочих. Пролетариат в начале 2000-х гг не только численно сократился, но и морально деградировал. Годы нищеты и вынужденной безработицы подорвали самоуважение рабочих и веру в собственные силы. Максимов пишет : «Вместо уверенных в себе, нередко бравирующих своей незаменимостью, появлялись безропотные, молчаливые, согласные на все, боящиеся быть заподозренными в протесте (тем более коллективном) рабочие кадры. По нашим данным, многие ощущали себя изгоями, «никому не нужными», отчаявшимися устроить свою жизнь, нередко обозлёнными на весь мир»^[159].

В 1990-е гг. резкое падение промышленного производства привело к деклассированию миллионов рабочих. Вследствие размывания устойчивой системы занятости, люди очень часто меняли место работы, переходя за короткий срок из одного социального класса в другой, к примеру: промышленный рабочий, мелкий предприниматель, охранник. В 1998 г. безработица достигла цифры 4,8 млн человек (средний возраст – 34 года). По подсчетам социолога Б. Максимова : «…прошли через статус «незанятого» с 1992 г. по 1998 г. примерно по 10 млн. каждый год, а всего более 60 млн. человек; из них рабочие составляли около 67%, т.е. более 40 млн. человек»^[160]. Такая подвижная занятость не позволила сформироваться пролетарскому классовому сознанию, на основе которого рабочие могли бы вести последовательную борьбу за свои экономические и политические права.

Как показали многочисленные рабочие протесты в 1990-е гг. большинство требований протестующих касались невыплаты зарплат (по подсчетам Максимова, 90 % протестных выступлений в 1990-е гг.^[161]), после начала даже частичных выплат забастовки как правило прекращались. Протесты против задержек зарплаты были сугубо оборонительной борьбой, которая не могла стать источником для развития сильного тред-юнионистского движения. Межотраслевая солидарность между рабочими стала исключением. Рабочие протесты по своей форме чаще всего оставались локализованными выступлениями рабочих одного предприятия, которые боролись за выплату задолженностей по зарплате на конкретном предприятии. Максимов пишет : «По данным нашего анализа, из забастовок в производственных отраслях чисто рабочие выступления составляют примерно 1/3. Таким образом, протестная активность рабочих оказывается намного более низкой, чем у учителей, при всей созданной в общественном мнении картине размаха забастовочного движения в 1990-е годы»^[162]. Когда же люди пытались входить в политику, их удачно использовали в качестве массовки в борьбе между различными группами внутри правящего класса. Как справедливо отмечает А. Тарасов, классообразование сверху (бюрократ-буржуазия) шло намного быстрее классообразования снизу (пролетариат)^[163].

Экономика построенная на извлечении инсайдерской ренты оказала определяющее влияние на структуру трудовых отношений. В этой связи полезно обратиться к работам К. Клеман, которая рассматривает роль неформальных практик в трудовых отношениях. Сеть неформальных связей между рабочими и руководством была важной традицией организации труда на советских предприятиях. В отсутствии независимых профсоюзов личные связи с руководством являлись для советских рабочих важным средством, позволяющим решать личные проблемы и получать дефицитные товары. Вертикальные связи внутри предприятия накладывались на горизонтальные связи рабочих между собой, образуя целую неформальную сеть, в которую были вовлечены как администрация, так рабочие завода. В ситуации экономической катастрофы 1990-х гг. неформальные практики усилились, они использовались рабочими для сохранения минимального заработка и рабочего места. Клеман пишет о противоречивом влиянии неформальных практик : «С одной стороны, они позволяют людям приспосабливаться к нестабильным условиям, уменьшить свою уязвимость. Но, с другой, они в некотором смысле усиливают эту дестабилизацию и способствую укреплению новой капиталистической системы, питающейся неформальностью и нестабильностью. Для рабочих неформальные практики нередко служат способом сопротивляться сверхэксплуатации и отчуждению»^[164].

Функциональность неформальных связей под влиянием рыночных отношений существенным образом изменилась: «Советский блат, по словам опрошенных, обслуживал повседневные практики потребления, а постсоветские связи фокусируются на нуждах современного бизнеса. Отношения советского блата предполагали ответную потенциальную помощь, это был обмен услугами между людьми, по роду своей деятельности имеющими доступ к разнообразным дефицитным ресурсам. Постсоветские же неформальные связи дают возможность решать многие деловые вопросы, но по рыночным расценкам. Эти расценки, конечно, неформальны, но вполне устойчивы. Вместо ответных обязательств работает правило рыночных расчетов за услугу»^[165].

На рубеже 1990-2000-х гг. в руках работодателей находилось очень много неформальных рычагов управления производством, от которых зависела заработная плата, увольнение рабочих, продвижение их по карьерной лестнице и т.д. В ответ на это большинство рабочих продолжало отказываться от коллективной борьбы в пользу тактики индивидуального выживания за счет особых связей с начальством, мелкого воровства или простого пьянства. Вовлеченность рабочих в сеть неформальных контактов и взаимных обязательств была и остается одним из главных препятствий для выстраивания горизонтальных связей внутри рабочего класса. Клеман пишет: «В данной ситуации массовые социальные акции протеста маловероятны до тех пор, пока участие рабочих в неформальной сфере будет продолжаться в таком масштабе, или пока профсоюзы не займутся ею, предавая гласности последствия такого участия при отсутствии каких-либо попыток организовать «неформальных тружеников» »^[166].

 

На рубеже 1990-2000-х гг. в руках работодателей находилось очень много неформальных рычагов управления производством, от которых зависела заработная плата, увольнение рабочих, продвижение их по карьерной лестнице и т.д. 

 

Различные левые партии и организации, возникшие на руинах Советского Союза, испытали на себе историческую инерцию крушения мощнейшего революционного проекта XX века. Вобрав в себя недовольных обывателей, они не смогли выработать конструктивную политическую программу и стратегию действий, которые выходили бы за рамки несогласия с неолиберальным режимом Ельцина и апелляции к советскому прошлому. Определяющей причиной упадка левых стала их деклассированность вследствие полной утраты ими связи с трудящимися. Сами трудящиеся потеряли себя, превратившись в толпу рассерженных обывателей. Кагарлицкий справедливо отмечает: «Иллюзорным оказалось и представление, будто работники имеют четкие и однозначные интересы на уровне повседневного бытия. Положение работника на советском производстве было крайне противоречиво, а потому значительная часть трудящихся вообще не в состоянии была четко сформулировать, в чем состоит ее интерес. В качестве потребителей рабочие стремились к одному, в качестве производителей к другому, в качестве наемных работников к третьему, в качестве участников корпоративного блока (вместе с директорами, инженерами и даже министрами) к четвертому. Эта принципиальная неспособность определить собственный тактический и стратегический интерес порождала крайне противоречивые и непоследовательные действия, зачастую — во вред себе»^[167].

На левом фланге, вне рамок системной КПРФ, возникло левое гетто, которое не представляет какой-либо класс или ощутимую социальную силу. Оно живет своими собственными очень узкими интересами. Основная задача гетто – собственное воспроизводство. Возникновение данного явления стало следствием развития объективной закономерности в виде превращения России в сырьевую полупериферию и упадка массовых левых движений во всем мире.

Исторической опыт свидетельствует в пользу того, что революционное движение может развиваться в условиях временного отсутствия массовой борьбы. В российской истории таким примером были народники. Народники несколько десятилетий боролись в условиях, когда их лозунги не получали массового отклика среди крестьянства. Порой сами крестьяне во время «хождения в народ» сдавали революционеров полиции. Несмотря на это, революционное движение в России успешно развивалось, дав свету таких выдающихся людей, как А.И. Желябов, С.Л. Перовская, В.Н. Фигнер, В.И. Засулич, Г.В. Плеханов, С.М. Степняк-Кравчинский и многих других героев.

В чем причина того, что народническое движение при отсутствии массового движения среди крестьянства, смогло одержать значительное число побед (создание организации профессиональных революционеров, ликвидация высших чиновников империи и др.) подняв образ революционера в российской культуре на небывалую до этого высоту? В истории можно найти бесчисленное число примеров аберраций общественного сознания – личность или организация ставит одни исторические задачи, а под видимой формой развивается объективный социальный процесс. Что-то подобное произошло и с народниками, поскольку при всей их апелляции к крестьянству, они выражали интересы иного социального слоя – разночинцев. Разночинцы были выходцами из самых различных сословий, но их объединяло стремление добиться общественной реализации за счет честного и полезного для общества труда. Основным препятствием на пути разночинцев стало самодержавие, которое нуждалось в разночинцах, но при этом рассматривало их в качестве противников. Разночинцы, как ядро из которого сформировалась будущая интеллигенция, возникли на разломах старого сословного общества. Урбанизация и рост промышленности требовали грамотных людей, способных поддерживать социальную жизнь в зарождающемся индустриальном городе.

Народничество же было идеологией, дающей разночинцам представление о существовании некой социальной общности, корпорации, имеющий определенную этику и историческую миссию. Эта миссия виделась в создании социалистической и федеративной России на основе крестьянской общины. Наиболее ярко идеи об особой исторической миссии русских разночинцев получили выражение в книге П.Л. Лаврова «Исторические письма», где обосновывалась концепция «критически мыслящей личности» как архетип личности революционера-народника. Лавров писал : «…как ни мал прогресс человечества, но и то, что есть, лежит исключительно на критически мыслящих личностях: без них он, безусловно, невозможен; без их стремления распространить его он крайне непрочен. Так как эти личности полагают обыкновенно себя вправе считаться развитыми и так как за их-то именно развитие и заплачена та страшная цена, о которой говорено в последнем письме, то нравственная обязанность расплачиваться за прогресс лежит на них же. Эта уплата, как мы видели, заключается в посильном распространении удобств жизни, умственного и нравственного развития на большинство, во внесении научного понимания и справедливости в общественные формы»^[168].

Развитие периферийного капитализма в стране, правящий класс которой до 1861 г. держал большую часть населения на положении безграмотных полурабов, было огромным шагом вперед. При сохранении многих докапиталистических рудиментов, Россия на рубеже XIX-XX век вв. переживала культурный и экономический подъем, в результате которого возникло массовое революционное движение^[169]. В его создании активное участие принимали народники, которые выработали и сохранили традиции революционной борьбы, передав их новому поколению борцов. Но все их усилия оказались бы тщетными, если бы не существовало объективной экономической тенденции – общий рост численности пролетариата и его фабрично-заводского отряда. В 1887 г. фабрично-заводского пролетариата насчитывали 1,3 млн человек, в 1893 г. — 1,6 млн, в 1897 г. — 2,1 млн, в 1902 г. — 2,4 млн в 1908 г. —2,7 млн человек^[170]. Общая численность пролетариата в начале XX в. достигла цифры 12—14 млн. чел. В горнозаводской промышленности число рабочих в 1865—1900-х гг. увеличилось со 165 тыс. до 672,2 тыс., или в 4 раза, в машиностроении — с 17,8 тыс. до 240,9 тыс., или в 13,5 раза^[171].

Крушение Советского Союза в 1991 г. стало настоящей национальной и культурной катастрофой для всех постсоветских народов, так как в этот период был сломан исторический вектор развития нашей страны, заданный еще Петром I. Основное направление этого вектора – борьба с периферийностью России и ее движение к странам-ядра мировой системы. Октябрьская революция качественным образом изменила содержание исторического вектора, попытавшись разорвать связь России с мировым рынком. Несмотря на иные идеологические и социально-экономические основы существования СССР, по сравнению с Российской империей, XX век был героической попыткой нашего народа преодолеть периферийность России и ее зависимость от мировых центров накопления капитала. Встраивание России в мировой рынок означало завершение огромного исторической цикла, последствия чего будут оказывать определяющее влияние на отечественную историю еще в течение долгого времени.

Исторический обвал 1991 г. наложил огромный отпечаток на все политические и социальные процессы, развивавшиеся на постсоветском пространстве. Реставрация Бурбонов стала тормозом для развития Франции в первой четверти XIX века, но их возвращение не ликвидировало буржуазных отношений, а лишь деформировало их. На постсоветском пространстве мы наблюдаем уникальный процесс – создание полупериферийного капитализма на руинах более совершенной социально-экономической системы. История не знает примеров подобного. Вот почему бесполезно пытаться накладывать на современную России исторические шаблоны большевиков и иных политических движений прошлого. Все они не будут работать, как и любые схемы, рожденные иным временем. И сегодня мы как никогда нуждаемся в оригинальном анализе российского капитализма как части мирового рынка на базе марксистской методологии с учетом богатой революционной традиции. В современной России этим занимаются редкие академические ученые – Р. С. Дзарасов, А. И. Колганов, А.В. Бузгалин, Г. И. Ханин и ряд других.

Многие постсоветские коммунисты уверенно продолжают заявлять о наличии в России объективных условий для успешной социалистической революции, апеллируя к численности пролетариата: «При меньшей численности рабочих большевики взяли власть, значит и сейчас это реально. Основная проблема в отсутствии сильной партии с правильной программой». Но если отталкиваться сугубо от количественного принципа, то революция в начале XX века должна была произойти в Великобритании, а в середине прошлого столетия – в США. Историческая диалектика оказалась куда сложное бухгалтерских счетов: антибуржуазные революции произошли на полупериферии и периферии мировой капиталистической системы – Россия, Китай, Вьетнам, Куба, Никарагуа и др. странах. Эти революции свидетельствует в пользу того, что важнейшее значение в анализе любой страны имеет ее место в системе международного хозяйства, соотношение классов, их культурная традиция и состояние классового сознания трудящихся. Коротко говоря, даже малочисленный, но молодой, полудеревенский и востребованный капитализмом пролетариат, более расположен к самоорганизации и политической борьбе, нежели пролетариат, находящийся на стадии экономического спада и разложения. Исторические факты – упрямая штука, которую бесполезно просто отвергать. Исторические тенденции нужно понять во всей глубине их влияния на наше время. За историческое предательство элиты, нации вынуждены расплачиваться в течение нескольких поколений, и мы сегодня пожинаем плоды перерождения и краха советского общества.

 

Возникшая на руинах СССР экономическая модель просто не нуждалась в такой разветвленной социальной инфраструктуре, и огромном количестве интеллигентов ее обслуживающих. По этой причине в постсоветской России интеллигенция переживает медленное угасание – агонию. 

 

Советская интеллигенция, в массе своей поддержавшая Перестройку и переход к капитализму, подписала тем самым себе смертный приговор. Возникшая на руинах СССР экономическая модель просто не нуждалась в такой разветвленной социальной инфраструктуре, и огромном количестве интеллигентов ее обслуживающих. По этой причине в постсоветской России интеллигенция переживает медленное угасание – агонию. Левые интеллигенты, стремящиеся сохранять революционную традицию, сталкиваются с объективной социальной тенденцией – расслоение внутри интеллигенции на высокооплачиваемую часть, обслуживающую интересы правящего класса, «средний класс» живущий в крупных городах и возвышающихся над официальным уровнем бедности и огромное море провинциальной интеллигенции, состоящей из врачей и учителей, которые выживают в провинциальных городах и селах. В силу своего материального положения, провинциальная интеллигенция заинтересована в прогрессивных изменениях, но этот «мыслящий пролетариат» деморализован и лишен голоса. У него нет видных представителей в лице крупных писателей или других общественных деятелей. Примитивизация общественного сознания и распространение массовой буржуазной культуры не позволили этой интеллигенции за 27 лет выстроить горизонтальные связи и сформировать определенную социальную общность со своей идеологией и традицией. Левые организации не сделали практически ничего в этом направлении, пытаясь перещеголять друг друга в шутовском представлении, на котором «неотроцкисты» борются с «неосталинистами».

Слабость социалистического движения в России предопределяется множеством политических, экономических и культурных факторов, но мы в данной статье постарались сконцентрироваться именно на анализе российского капитализма как на ключевой причине кризиса левых сил. Характер данной статьи не предполагает анализа перспектив развития социалистических сил в будущем, так как первым шагом должна являться выработка четкого понимания того общества, в котором мы живем. Без данного понимания, мы продолжим ссылаться на глупость и предательство со стороны отдельных лиц, подменяя тем самым определенные исторические и экономические закономерности голым субъективизмом. Гегель писал: «Никому не дано перепрыгнуть через свое время; дух его времени есть также и его дух, но важно познать этот дух со стороны его содержания»^[172]. Наша задача – познать дух нашего времени и сделать практические выводы.

 

 

Март-сентябрь 2018 г.

Первоначальный вариант статьи в сокращенном виде опубликован в турецком марксистском журнале «Abstrakt»

источник

 

---

Примечания

1. Кагарлицкий Б. Реставрация в России. М.,2000. С. 23 ↩
2. Часть денежной массы¸ хранящаяся у населения либо на банковских счетах, либо на руках лишь потому, что эти деньги не на что тратить, им не противостоит достаточная масса нужных населению товаров и услуг. ↩
3. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: Экономика СССР в конце 1930-х гг. —1987 г. Новосибирск: Издательство НГТУ, 2008. С. 345 ↩
4. Grossman G. The «Second economy» of the USSR / G. Grossman // Problems of communism. –1977. –Sept. –oct. –P. 35 ↩
5. Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. М., 2004. С. 23 ↩
6. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: Экономика СССР в конце 1930-х гг. —1987 г. Новосибирск: Издательство НГТУ, 2008.С. 348 ↩
7. Явлинский Г. А. Реформы 1990-х и экономическая система современной России: генезис «Периферийного капитализма» // Экономический журнал ВШЭ. 2005. №. С. 85 ↩
8. К чести некоторых советских экономистов, стоит признать, что еще до развала СССР у части из них было полное понимание всех возможных последствий дальнейшего развития и легализации теневого капитала. См. статью : Сергеев А.А. Пир состояться не должен //Альтернатива: выбор пути. Перестройка управления и горизонты рынка. М., 1990. ↩
9. Шубин А. Парадоксы Перестройки : Упущенный шанс СССР. М., 2005. С.8 ↩
10. Краус Т. Перестройка и передел собственности в Советском Союзе: политические трактовки и исторические свидетельства http://scepsis.net/library/id_2612.html ↩
11. Ханин Г. Надо ли защищать советскую экономику лукавыми цифрами ? // Пространство экономики. 2016 №. С.23 ↩
12. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М.,1987 http://istmat.info/node/9265 ↩
13. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: Экономика СССР и РСФСР в 1988-1991 годах. Новосибирск, 2010. С. 12 ↩
14. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М.,1987 http://istmat.info/node/9321 ↩
15. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М.,1987 http://istmat.info/node/9321 ↩
16. Подробнее см.: Славкина М.В. Триумф и трагедия. Развитие нефтегазового комплекса СССР в 1960-1980е годы. М., 2002. С. 113-131. ↩
17. Арбатов Г. А. Человек системы: наблюдения и размышления очевидца ее распада. М., 2002. С. 313-315 ↩
18. Ермолаев С. Формирование и развитие нефтегазовой зависимости Советского Союза // Московский центр Карнеги. М., 2017. С. 50 ↩
19. Народное хозяйство СССР в 1990 г. (Статистический ежегодник). М., 1991. http://istmat.info/node/443 ↩
20. Население СССР : Справочник. М., 1983. С. 19 ↩
21. Колхозы CССР (Краткий статистический сборник), М. 1988. С. 23 ↩
22. Котц Д.М., Вир Ф. Путь России от Горбачева к Путину Гибель советской системы и новая Россия. М., 2013. С. 204 ↩
23. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М.,1987 http://istmat.info/node/9270 ↩
24. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М.,1987 http://istmat.info/node/9287 ↩
25. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М., 1987 http://istmat.info/node/9265 ↩
26. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М., 1987 http://istmat.info/node/9277 ↩
27. Народное хозяйство СССР в 1985 году. Стат. ежегодник. М., 1986. С. 596-597. ↩
28. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М., 1987 http://istmat.info/node/9321 ↩
29. В реконструкцию и техническое перевооружение производства планировалось вложить 200 миллиардов рублей капитальных вложений –больше, чем за предшествующие десять лет. ↩
30. Закон «Об индивидуальной трудовой деятельности» (19 ноября 1986 г.) http://www.libussr.ru/doc_ussr/usr_13627.htm ↩
31. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: Экономика СССР и РСФСР в 1988-1991 годах. Новосибирск, 2010. С. 21-22 ↩
32. Горбачев М.С. О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой // КПСС. ЦК. Пленум (1987, июнь). Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС, 25-26 июня 1987 г  ↩
33. Закон СССР от 30.06.1987 N 7284-XI «О государственном предприятии (объединении)» http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc&base=ESU&n=44513#05100499855694345 ↩
34. Котц Д.М., Вир Ф. Путь России от Горбачева к Путину Гибель советской системы и новая Россия. М., 2013. С.110 ↩
35. Гайдар Е. Гибель Империи. Уроки для современной России. М.,2006. С. 243 ↩
36. Кагарлицкий Б. Реставрация в России. М.,2000. С. 27 ↩
37. Гайдар Е. Гибель Империи. Уроки для современной России. М.,2006. С. 212 ↩
38. Ханин Г.И., Фомин Д.А. 20-летие экономических реформ в России : макроэкономические итоги // Ханин Г. И. Экономика и общество России: ретроспектива и перспектива : избр. тр. в двух томах. Т. 1 ., Новосибирск : 2015. С. 146 ↩
39. Pironi S. Change in Putin's Russia: Power, Money and People. L., 2010. P. 8 ↩
40. Гайдар Е. Гибель Империи. Уроки для современной России. М., 2006. С.277 ↩
41. https://ru.wikipedia.org/wiki/Абрамович_Роман_Аркадьевич ↩
42. https://ru.wikipedia.org/wiki/Усманов_Алишер_Бурханович ↩
43. https://ru.wikipedia.org/wiki/Фридман_Михаил_Маратович ↩
44. https://ru.wikipedia.org/wiki/Гусинский_Владимир_Александрович ↩
45. Pironi S. Change in Putin's Russia: Power, Money and People. L., 2010. P. 17 ↩
46. Крыштановская О. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятилетия // Мир России. —2002. —Т. 11, №4. С. 10 ↩
47. Крыштановская О. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятилетия // Мир России. —2002. —Т. 11, №4. С.6 ↩
48. Крыштановская О. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятилетия // Мир России. —2002. —Т. 11, №4. С.17 ↩
49. Крыштановская О. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятилетия // Мир России. —2002. —Т. 11, №4. С. 25 ↩
50. Криминалитет также был участником разрушения советской экономики, но его нельзя выделить в качестве социальной силы, соразмерной номенклатуре или кооператорам. Как доказывает О. Крыштановская в своих работах, доля советских криминальных авторитетов и старых цеховиков в постсоветском правящем классе относительно невысока. ↩
51. А. Чубайс подтверждает данный тезис : «Приватизационная идея в России. Откуда она берет начало? 1991 год, канун реформ? Или намного раньше: 1987 году, книга Виталия Найшуля «Другая жизнь» где впервые была сформулирована идея ваучера? Впрочем, если добираться до самых истоков, то нужно, пожалуй, вспомнить еще косыгинскую реформу 64-го года.
    Конечно, ни о какой приватизации, ни о какой частной собственности тогда и речи быть не могло. Но банальная для нас, сегодняшних, идея о том, что эффективный труд нуждается в материальном стимулировании, впервые в послевоенной советской экономике забрезжила именно тогда. Тогда стали вводить фондообразующие показатели, категорию прибыли, фонды экономического стимулирования. Безусловно, все это было бесконечно далеко от идеи приватизации как таковой. Но по тем временам все-таки наблюдался серьезный прорыв из трясины убогих коммунистических догматов к пониманию реальной сути вещей»//Чубайс А. Рождение идеи // Приватизация по-российски. Под ред. А. Чубайса. М.1999. 
    https://www.e-reading.by/bookreader.php/1032769/Privatizaciya_po-rossiyski.html ↩
52. Полынов М. Ф. справедливо пишет про Косыгинскую реформу : «В условиях, когда советские предприятия-гиганты являлись монополистами, категория прибыли превратилась в инфляционный фактор, ибо предприятиям легче было ее получать не за счет расширения ассортимента продукции, повышения его качества, снижения материалоемкости и т.д., а путем простого повышения цен. Именно по этому пути предприятия чаще всего и шли. Они перестали быть заинтересованными в выпуске дешевых товаров, наоборот, потребителю стали навязывать более дорогую продукцию» // Полынов М. Ф. Исторические предпосылки перестройки в СССР: вторая половина 1940 ‒первая половина 1980-х гг. СПб., 2010. С. 157 ↩
53. Хубиев К. А. Второе дыхание реформы // Альтернатива: выбор пути. Перестройка управления и горизонты рынка. М., 1990. С.109 ↩
54. Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. М., 2004.С. 24 ↩
55. Котц Д.М., Вир Ф. Путь России от Горбачева к Путину Гибель советской системы и новая Россия. М., 2013. С.207 ↩
56. https://www.youtube.com/watch?v=r88sLuXWTCY Чубайс писал: «У нас была одна проблема: все, что способствовало отрыву страны от коммунизма; все, что помогало уничтожить основы коммунистической идеологии и коммунистического режима в стране, —все должно быть сделано настолько, насколько это возможно»/ Приватизация по-российски. Под ред. А. Чубайса. М.1999. https://www.e-reading.by/bookreader.php/1032769/Privatizaciya_po-rossiyski.html ↩
57. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: российская экономика в 1992-1998 годы. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2014. С.28 ↩
58. А. Чубайс позднее признавал ошибку приватизаторов по вопросу организации ЧИФ: «Чековые инвестиционные фонды. Один из самых серьезных наших «проколов» В чем там была проблема: работа с чековыми инвестиционными фондами пережила два этапа —создание структуры и контроль за ней. Так вот, первый этап был настолько сложным и потребовал от нас столько усилий, что, погрузившись в него и потом добившись успеха, мы впали в некую эйфорию. Расслабились. И на какой-то момент упустили из поля зрения механизм контроля за отстроенной структурой»// Чубайс А. Как мы ошиблись // Приватизация по-российски. Под ред. А. Чубайса. М.1999. https://www.e-reading.by/bookreader.php/1032769/Privatizaciya_po-rossiyski.html ↩
59.  Котц Д.М., Вир Ф. Путь России от Горбачева к Путину Гибель советской системы и новая Россия. М., 2013. С.268 ↩
60. Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. М., 2004. С.24 ↩
61. Бойко М. Как протащить верблюда сквозь игольное ушко // Приватизация по-российски. Под ред. А. Чубайса. М.1999. https://www.e-reading.by/bookreader.php/1032769/Privatizaciya_po-rossiyski.html ↩
62. Ясин Е. Российская экономика. М., 2003. С. 234. ↩
63. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: российская экономика в 1992-1998 годы. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2014. С. 41 ↩
64. Смирнов, С. В. Динамика промышленного производства и экономический цикл в СССРи России, 1861–012. М., 2012. С. 38 ↩
65. Смирнов, С. В. Динамика промышленного производства и экономический цикл в СССРи России, 1861–012. М., 2012. С.42-43 ↩
66. Лещинский И. Российская промышленность: окончательный диагноз. Записки инженера-технолога http://scepsis.net/library/id_2969.html ↩
67. В.И. Ленин писал: «Когда большинство народа начнет производить самостоятельно и повсеместно такой учет, такой контроль за капиталистами (превращенными теперь в служащих) и за господами интеллигентиками, сохранившими капиталистические замашки, тогда этот контроль станет действительно универсальным, всеобщим, всенародным, тогда от него нельзя будет никак уклониться, «некуда будет деться». Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы. Но эта «фабричная» дисциплина, которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед»// Ленин В.И. Государство и революция. ПСС 5-е издание. Т. 33. М.,1969. С. 101-102 ↩
68. Цитата по Кагарлицкий Б. Реставрация в России. М.,2000. С. 283 ↩
69. Демографический ежегодник России 2017. Статистический сборник. М., 2017. С. 46 ↩
70. А. Чубайс признается в том, что он с соратниками предвидели социальные последствия приватизации и сознательно шли на них: «Еще в 1989 году мы с Сережей Васильевым подготовили материал о том, что предстоящие преобразования будут очень тяжелыми, что они не будут приняты большими группами населения, что возникнет серьезное социальное напряжение, особенно в таких сферах, как угольная отрасль, ВПК, бюджетники…Мы понимали, что придется принимать непопулярные меры, такие, например, как закрытие шахт. Мы понимали, что степень неприятия того, что мы будем делать, какое-то время станет только нарастать…Вообще мы полностью отдавали себе отчет в том, что масштаб преобразований требуется настолько гигантский, сложный и болезненный, что абсолютно неочевидно: получится ли что-то в конечном счете из всего из этого. Тем не менее было понятно, что других вариантов просто не остается»// Чубайс А. Рождение идеи // Приватизация по-российски. Под ред. А. Чубайса. М.1999. https://www.e-reading.by/bookreader.php/1032769/Privatizaciya_po-rossiyski.html ↩
71. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: российская экономика в 1992-1998 годы. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2014. С.67 ↩
72. Дзарасов Р.С., Пирани С. Что определяет российский капитализм (2012) http://dzarasov.ru/socialnye-konflikty-i-nakoplenie-kapitala ↩
73. См. подробнее Кудюкин П. Производственная квазиобщина как центр жизненного мира // СССР : Жизнь после смерти. М., 2012. ↩
74. Дзарасов Р.С., Новоженов Д.В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М., 2009. С. 294 ↩
75. Максимов Б.И. Рабочие в реформируемой России, 1990-е-нач. 2000-х. СПб, 2004. С. 71. ↩
76. Максимов Б.И. Рабочие в реформируемой России, 1990-е-нач. 2000-х. СПб, 2004. С. 32. ↩
77. Клеман К. Размышление о причинах коллективной пассивности http://www.vif2ne.org/nvz/forum/archive/137/137576.html ↩
78. Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. 2004. С. 95-96 ↩
79. Цитата по Крыштановская О. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятилетия // Мир России. —2002. —Т. 11, №4. С. 26 ↩
80. Добреньков В.И., Исправникова Н.Р. Российская версия «капитализма для своих» : есть ли выход из тупика // Вестник Московского университета. Серия 18: Социология и политология. 2013. №3. С.33 ↩
81. Волович В. Экономическая реформа в России в ее экономическом измерении // Мост. Спб., 2000. №35. С. 264. ↩
82. Котц Д.М., Вир Ф. Путь России от Горбачева к Путину Гибель советской системы и новая Россия. М., 2013. С. 275 ↩
83. Соловенко И. С. Цели и задачи протестного движения шахтёров России во время перехода к рыночным отношениям (1992-1999 гг. ) // Вестн. Том. гос. ун-та. 2015. №94. С.144 ↩
84. См. подробнее : Симонов Ю. Шахтерское движение в 1989 г. и современное рабочее движение // Пути России. Историзация социального опыта. Т. XVIII. М.: Новое литературное обозрение, 2013. ↩
85. Максимов Б. И. Шахтеры, власть, народ. Социологические исследования. 1999. №4. С. 101 ↩
86. Степень отчаяния рабочих хорошо показывают слова одного из шахтеров : «Нет денег на самое необходимое. Продукты приходится брать под запись в шахтной лавке. А там цены в 2, в 3 раза дороже. Эту лавку содержит сын директора. В других регионах, знаем, картошкой перебиваются. У нас ничего невозможно вырастить - мерзлота. Приходится просить денег у родителей-пенсионеров, которым мы самидолжны помогать. А у них пенсия известно какая. Стыдно. Дома жена осталась с двумя детьми. Сын мне как-то говорит: Что, папа, помирать будем? - Что ты, сынок?! - Ты же денежки не получаешь. В глаза детям смотреть не могу, никому не хочется, чтобы они чувствовали себя ущемленными. В одной семье сын-школьник повесился, оставил записку: «Мне надоело слушать ваши с мамой ссоры из-за денег...» В другой семье сам отец не выдержал - обвязал себя взрывчаткой. У нас трое покончили с собой. Мы —рабы, скоты. Раба и то хозяин кормит. Так больше жить нельзя!» // Максимов Б. И. Шахтеры, власть, народ. Социологические исследования. 1999. №4. С. 103. ↩
87. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: российская экономика в 1992-1998 годы. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2014. С. 564 ↩
88. Ханин Г. И. Экономическая история России в новейшее время: российская экономика в 1992-1998 годы. Новосибирск: Изд-во НГТУ, 2014.С. 359 ↩
89. Труд и занятость в России: Стат. сб. / Госкомтат России. М: Госкомстат России, 1999. С.64-67 ↩
90. Трушков В.В. Современный рабочий класс России в зеркале статистики//Социологические исследования. 2002. №2. ↩
91. Кагарлицкий Б. Реставрация в России. М.,2000. С. 141 ↩
92. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. М., 2005.С. 135-140. ↩
93. Крыштановская О. Анатомия российской элиты. М., 2005.С. 158. ↩
94. Помимо самого В. Путина, наиболее известные выходцы из КГБ/ФСБ - И. Сечин, С. Иванов, Р. Нургалиев, В. Черкесов, М. Фрадков, В. Якунин, Н. Токарев, С. Нарышкин ↩
95. Pironi S. Change in Putin's Russia: Power, Money and People. L., 2010. P. 68 ↩
96. Pironi S. Change in Putin's Russia: Power, Money and People. L., 2010. P. 1 ↩
97. Отрывок из книги разговоров Глеба Павловского и Ивана Крастева «Экспериментальная Родина» http://www.colta.ru/articles/society/18517 ↩
98. Financial Times. 1996. November 1. P. 17. ↩
99. Волков В. Проблема надежных прав собственности и российский вариант вертикальной политической интеграции // Вопросы экономики, №8, Август 2010. С. 14 ↩
100.  Pironi S. Change in Putin's Russia: Power, Money and People. L., 2010. P. 77 ↩
101. Волков В. Проблема надежных прав собственности и российский вариант вертикальной политической интеграции // Вопросы экономики, №8, Август 2010. С. 24 ↩
102. Волков В. Проблема надежных прав собственности и российский вариант вертикальной политической интеграции // Вопросы экономики, №8, Август 2010 С. 25 ↩
103. Соколов А. Кремлевские «инсайдеры». Кто управляет экономикой России. М., 2016. С. 27 ↩
104. Миллиарды на ветер: сколько теряет российский бюджет на госзакупках http://www.forbes.ru/biznes/360573-milliardy-na-veter-skolko-teryaet-rossiyskiy-byudzhet-na-goszakupkah ↩
105. Два триллиона нарушений при госзакупках https://iz.ru/603198/mariia-todorova-inna-grigoreva/vziatki-pri-goszakupkakh-otcenili-v-2-trln-rublei ↩
106. Комолов О. Отток капитала из России в контексте мир-системного анализа // Экономическое возрождение России. 2018. №2(56). С. 130-131. ↩
107. Дзарасов : «Термин инсайдер обычно обозначают собственников крупных пакетов акций, менеджеров разных уровней управления и других лиц, которые контролируют управленческие решения и полностью или частично распоряжаются финансовыми потоками фирм» // Дзарасов Р.С., Новоженов Д.В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М., 2009.. С. 189-190Дзарасов : «Инсайдерская рента –это доход лиц, контролирующих фирму, вытекающий из полного или частичного распоряжения финансовыми потоками» // Дзарасов Р.С., Новоженов Д.В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М., 2009.. С191 ↩
108. Дзарасов Р.С., Новоженов Д.В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М., 2009. С. 191 ↩
109. Дзарасов Р.С. Развитие в современном мире. Возможен ли национально ориентированный капитализм? // Экономика мегаполисов и регионов. 2013. №1 (48). С. 28 ↩
110. Дзарасов Р. С. Российский капитализм: анатомия грабежа http://dzarasov.ru/rossiyskiy-kapitalizm-anatomiya-grabezha ↩
111. Дзарасов Р. С. Российский капитализм : анатомия грабежа http://dzarasov.ru/rossiyskiy-kapitalizm-anatomiya-grabezha ↩
112. Дзарасов Р. С. http://dzarasov.ru/metodologiya-na-cagolova-v-issledovanii-nakopleniya-kapitala-v-sovremennoy-rossii ↩
113. Паппэ Я.Ш. Российский крупный бизнес как экономический феномен: особенности становления и современного этапа развития // Проблемы прогнозирования. 2002. №1. С. 95-96 ↩
114. Пикетти Т., Зуцман Г., Новокмет Ф., От Советов к олигархам: неравенство и собственность в России 1905−016 http://lenincrew.com/statistical-review-3/ ↩
115. Седлов Д. Офшорная карта : сколько россияне хранят в налоговых гаванях http://www.forbes.ru/finansy-i-investicii/350219-ofshornaya-karta-skolko-rossiyane-hranyat-v-nalogovyh-gavanyah ↩
116. Седлов Д. Офшорная карта : сколько россияне хранят в налоговых гаванях http://www.forbes.ru/finansy-i-investicii/350219-ofshornaya-karta-skolko-rossiyane-hranyat-v-nalogovyh-gavanyah ↩
117. Центральный Банк РФ, 2018, Чистый ввоз/вывоз капитала частным сектором в 1994-2017 годах  http://www.cbr.ru/statistics/?ch=mra&prtid=svs#CheckedItem ↩
118. Комолов О. Отток капитала из России в контексте мир-системного анализа // Экономическое возрождение России. 2018. №2(56). С. 128 ↩
119. Комолов О. Отток капитала из России в контексте мир-системного анализа // Экономическое возрождение России. 2018. №2(56). С. 136 ↩
120. Кравченко Л.И. Путинизм в цифрах: итоги правления // Россия в эпоху развитого путинизма. Материалы научной конференции. Москва, 31 мая 2018 г. М.: Наука и политика, 2018. С. 41 ↩
121. Дзарасов Р. Развитие в современном мире. Возможен ли национально ориентированный капитализм? // Экономика мегаполисов и регионов. 2013. №1 (48). С.10-11 ↩
122. Дзарасов Р.С., Новоженов Д.В. Крупный бизнес и накопление капитала в современной России. М., 2009. С. 112 ↩
123. См. подробнее : Дзарасов Р. Развитие в современном мире. Возможен ли национально ориентированный капитализм? // Экономика мегаполисов и регионов. 2013. №1 (48). ↩
124. Pironi S. Change in Putin's Russia: Power, Money and People. L., 2010. P. 71-75 ↩
125. Путин В. Минерально-сырьевые ресурсы в стратегии развития российской экономики // Записки Горного института. Том 144 (1). Санкт-Петербург, 1999. C. 2 http://rus-stat.ru/stat/1062000_2.pdf ↩
126. Котц Д.М., Вир Ф. Путь России от Горбачева к Путину Гибель советской системы и новая Россия. М., 2013. С. 310 ↩
127. Меньшиков С. Анатомия российского капитализма. М., 2004 С. 47 ↩
128. Экспорт Российской Федерации сырой нефти за 2000-2015 годы(по данным ФТС России и Росстата) http://www.cbr.ru/statistics/credit_statistics/print.aspx?file=crude_oil.htm ↩
129. Динамика реального объема произведенного ВВП // Росстат http://www.gks.ru/bgd/free/b01_19/IssWWW.exe/Stg/d000/i000640r.htm ↩
130. Ханин Г.И., Фомин Д.А. 20-летие экономических реформ в России : макроэкономические итоги // Ханин Г. И. Экономика и общество России: ретроспектива и перспектива : избр. тр. в двух томах. Т. 1 ., Новосибирск : 2015. С. 147 ↩
131. Ханин Г.И. Промышленность РФ в 1987-2012 гг.: опыт экономического детектива // Развитие территорий. —2015. —№1.С. 84 ↩
132. Гайдар Е. Гибель Империи. Уроки для современной России. М.,2006. С. 127 ↩
133. Россия в цифрах 2017 г. // Внешнеэкономическая деятельность // Экспорт и импорт Российской Федерации http://www.gks.ru/bgd/regl/b17_11/Main.htm ↩
134. Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М.,1987 http://istmat.info/node/9321 ↩
135. Ханин Г.И. Промышленность РФ в 1987-2012 гг.: опыт экономического детектива // Развитие территорий. —2015. —№1. С.88 ↩
136. Кравченко Л.И. Путинизм в цифрах: итоги правления // Россия в эпоху развитого путинизма. Материалы научной конференции. Москва, 31 мая 2018 г. М.: Наука и политика, 2018. С. 37 ↩
137.  Путин В. Минерально-сырьевые ресурсы в стратегии развития российской экономики // Записки Горного института. Том 144 (1). Санкт-Петербург, 1999. С. 6 http://rus-stat.ru/stat/1062000_2.pdf ↩
138. Иванова Н.С., Каменских М.В. Модернизация российских предприятий: середина начала пути. Обзор центра макроэкономических исследований Сбербанка России. М. 2011. С. 8 ↩
139. Иванова Н.С., Каменских М.В. Модернизация российских предприятий: середина начала пути. Обзор центра макроэкономических исследований Сбербанка России. М. 2011. С. 11 ↩
140. Соколов А. Кремлевские «инсайдеры». Кто управляет экономикой России. М., 2016. С. 7 ↩
141. Иванова Н.С., Каменских М.В. Модернизация российских предприятий: середина начала пути. Обзор центра макроэкономических исследований Сбербанка России. М. 2011. C. 16-17 ↩
142. Россия в цифрах - 2017 г. http://www.gks.ru/bgd/regl/b17_11/Main.htm ↩
143. Труд и занятость в России. 2011: Статистический сборник. М. 2011. ↩
144. Кравченко Л.И. Страсти по производительности труда http://rusrand.ru/analytics/strasti-po-proizvoditelnosti-truda ↩
145. Россия в цифрах. 2017: Крат.стат.сб./Росстат- M., 2017. С. 95-97 ↩
146. https://www.rbc.ru/rbcfreenews/59ea025b9a7947164240e40a ↩
147. Труд и занятость в России. 2017: Стат.сб./Росстат. M., 2017 С. 219 ↩
148. Максимов полагает, что для выделения рабочих есть два ключевых критерия : 1) наемный и 2) исполнительский характер труда. В этой связи автор пишет о наличии тенденции «смыкания» родственных групп «нижнего» стратификационного слоя, названное образование конгломератной общей группы, подпадающей под понятия «неопролетариата», «неорабочих», «лабореров», «воркеров» // Максимов Б.И. Характеристика и действия современных российских рабочих // Петербургская социология сегодня —2013 : Сборник научных трудов Социологического института РАН. Вып. 5. —СПб. :, 2014. С. 51 ↩
149. Средний возраст работников на Кировском заводе (СПб) на 2017 г. - 44 года http://kzgroup.ru/rus/m/2334/kirowskiy_zawod_podwel_itogi_realizatsii_kadrowoy_poli.html Средний возраст работников на «Уралвагонзавод» на 2016 г. - 41 год http://uralvagonzavod.ru/presscenter/release/1063 Средний возраст работников на «Камаз» на 2017 г. - 43,6 года https://kamaz.ru/career/statistics/ Средний возраст работников на «Челябинском тракторном заводе» на 2017 г. - более 48,5 лет http://chtz-uraltrac.ru/news/topics/1136.php ↩
150. Труд и занятость в России. 2017: Статистический сборник. М., 2017. С. 48 ↩
151. Утолить кадровый голод. Интервью с Е.Г. Плюсниным «Объединенное машиностроение» № (07) / 2012 год. С. 27 ↩
152. Иванова Н.С., Каменских М.В. Демография на производстве: результаты опроса руководителей промышленных предприятий в 4 кв. 2011 г. Обзор центра макроэкономических исследований Сбербанка России. М. 2012. С. 7 ↩
153. Иванова Н.С., Каменских М.В. Демография на производстве: результаты опроса руководителей промышленных предприятий в 4 кв. 2011 г. Обзор центра макроэкономических исследований Сбербанка России. М. 2012. С. 8 ↩
154. Максимов Б.И. Рабочие в реформируемой России, 1990-е-нач. 2000-х. СПб, 2004. С.24 ↩
155. Трушков В. Современный рабочий класс России в зеркале статистики // Социологические исследования. 2002. №2. С.45-47 ↩
156. Максимов Б.И. Характеристика и действия современных российских рабочих // Петербургская социология сегодня —2013 : Сборник научных трудов Социологического института РАН. Вып. 5. —СПб. :, 2014. С. 45 ↩
157. Путин В. Минерально-сырьевые ресурсы в стратегии развития российской экономики // Записки Горного института. Том 144 (1). Санкт-Петербург, 1999. С. 2 http://rus-stat.ru/stat/1062000_2.pdf ↩
158. Ханин Г.И. Современная российская буржуазия (опыт экономического эскиза) // Terra Economicus. —2013. —Т. 11, №1. С. 13 ↩
159. Максимов Б.И. Характеристика и действия современных российских рабочих // Петербургская социология сегодня —2013 : Сборник научных трудов Социологического института РАН. Вып. 5. —СПб. :, 2014. С. 57 ↩
160. Максимов Б.И. Рабочий класс, социология и статистика // СОЦИС. 2003. С. 41 ↩
161. Максимов Б.И. Рабочие в период реформ: положение, ориентации, коллективные действия // Мир России. Социология. Этнология. 2002. №. С.114 ↩
162. Максимов Б.И. Рабочий класс, социология и статистика // СОЦИС. 2003.С. 44 ↩
163. Тарасов А. Н. «Второе издание» капитализма в России http://scepsis.net/library/id_2973.html ↩
164. Клеман К. Неформальные практики российских рабочих и человеческая «пластичность» // Социологические иссле-. дования. 2003. №5. С. 66 ↩
165. Гапонова О. С., Чилипенок Ю. Ю. Неформальное взаимодействие в сфере социально-трудовых отношений в современных российских организациях // Власть. 2015. С. 64 ↩
166. Клеман К. Неформальные практики российских рабочих и человеческая «пластичность» // Социологические иссле-. дования. 2003. №5. С. 71 ↩
167. Кагарлицкий Б. Ю. Реставрация в России. М.,2000. С. 220 ↩
168. Лавров П.Л. Исторические письма // Избранные произведения в двух томах. Том 2. М., 1965. http://az.lib.ru/l/lawrow_p_l/text_1869_istoricheskie_pisma.shtml ↩
169. См. подробнее Тарасов А.Н. «Второе издание» капитализма в России http://scepsis.net/library/id_2973.html ↩
170. Рубакин Н. А. Россия в цифрах. Страна. Народ. Сословия. Классы (Опыт статистической характеристики сословно-классового населения русского государства). СПб, 1912 http://istmat.info/node/24525 ↩
171. Рабочий класс СССР // Большая советская энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия. 1969—978. https://dic.academic.ru/dic.nsf/bse/168751/Рабочий ↩
172. Гегель Г. Лекции по истории философии. Т. 2. СПб., 1994. С. 192. ↩