Где учат руководить государством? Что за университет нужно закончить для этого, сколько и какую проходить практику? В буржуазных государствах, кичащихся своей демократичностью, политика признана самостоятельной сферой деятельности, сродни профессиональной, то есть — уделом избранных (что же это за «демократия»?). При этом одним из признаков наличия демократии считается широко распространённое и открыто выражаемое представление о поголовной продажности этих самых политиков…
Были свои университеты и у большевиков. И им пришлось сдавать немало экзаменов в самых суровых обстоятельствах. Разумеется, пролетарская диктатура и однопартийная система далеки от буржуазной демократии уже потому, что обеспечивали именно и в первую очередь колоссальные возможности и права трудящимся (ныне жалкие остатки этой системы зовут «социальными лифтами», даже не понимая, что в этой, очевидно транслируемой «сверху» аллегории главная и основная часть населения страны ассоциирована с «низами»). В государстве нового типа вчерашним слесарям и крестьянам, семинаристам и преподавателям, инженерам и военным на руководящих постах приходилось на ходу овладевать незнакомыми навыками.
Одним из важнейших качеств руководителя было и остаётся умение доносить свою мысль, вести дискуссии и переговоры. Оно подразумевает кругозор (человек необразованный сразу себя обнаружит, толком не сумеет ни понять оппонента, ни, тем более, переубедить), способность отстаивать свою позицию, навязать противоположной стороне свою логику, добиться в ключевых вопросах согласия.
Сегодня мы поговорим о Сталине как переговорщике и дипломате.
И сразу же с прискорбием признаем, что от представления о нём как грубом, нетерпимом, плохо образованном и отталкивающем типе придётся отказаться. Документально подтверждённые эпизоды, относящиеся уже к 1917 году, вступают в непримиримое противоречие с этой легендой, по своему красивой и дорогой каждому троцкисту и антисоветчику.
Как говорится, рады бы, но — увы…
В июле 1917 года, в дни стихийного выступления петроградских солдат и рабочих шатающееся Временное правительство решило при фактическом участии эсеро-меньшевистской части ЦИК нанести «смертельный удар» большевикам, обвинив их в организации военного мятежа на германские деньги. 3 июля на заседании ЦИК именно Сталин заявил о позиции партии («Мы не выступаем»). Но движение развивалось снизу, большевикам пришлось примкнуть к нему, обеспечивая его мирный характер. 5 июля Л.Б. Каменев и Е.Г. Зиновьев вели переговоры с ЦИК (в лице М.И. Либера), соглашаясь убрать броневики от дворца Кшесинской и моряков-кронштадцев из Петропавловской крепости при гарантиях ЦИК, что парторганизации большевиков не будут подвергнуты разгрому. В показаниях следственной комиссии в сентябре 1917 года Либер, признавая факт договорённостей, многословно и путанно объяснял, почему спустя всего несколько часов от них отступились, а вместо этого большевикам предъявили ультиматум: очищение под угрозой оружия в течение трёх часов и Петропавловки, и особняка Кшесинской. Находившиеся в крепости моряки во главе с товарищем председателя Кроштадского совета Ф.Ф. Раскольниковым и председателем Кронштадского горкома РСДРП(б) С.Г. Рошалем представляли грозную силу. Раскольников и Рошаль 3-4 июля пытались вести агитацию среди других частей гарнизона, разъясняя лживость антибольшевистской клеветы и важность единства революционных солдат и матросов перед лицом соглашательской политики ЦИК. Однако тактический успех был на стороне реакции, дальнейшее противостояние грозило разразиться кровопролитием, в котором большевистские отряды столкнулись бы с обманутыми частями гарнизона. ЦК направил Сталина в Петропавловскую крепость с целью «уговорить гарнизон из матросов не принимать боя, так как положение повернулось таким образом, что мы можем оказаться против Советов» (из выступления Сталина на экстренной конференции Петроградской организации РСДРП(б) 16 июля 1917 года). Заручившись готовностью моряков, Сталин и меньшевик Б.О. Богданов отправились к помощнику начальника Петроградского ВО эсеру А.И. Кузьмину — формальному источнику ультиматума — и сумели уговорить его воздержаться от применения оружия.
Впрочем, не для того затевалась антибольшевистская провокация, чтобы с ленинцами договариваться. Последовали решения ЦИК о разоружении рабочих и об аресте В.И. Ленина, Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева и др.
27 декабря 1917 года (9 января 1918 по новому стилю) Сталин вёл в Петрограде переговоры с делегацией Донского войскового круга и представителями Минского полка. Предмет переговоров был весьма щекотливым: казаки приехали с уверенностью, что Совнарком объявил Дону войну. Задача была непростой — разъяснить делегатам, что с точки зрения Советской власти войсковой атаман А.М. Каледин и трудовое казачество — не одно и то же. В отличие от июльских переговоров с ЦИК и Кузьминым на этот раз до нас дошла стенограмма. Этот любопытный документ опубликован в томе 7 издания «Сталин. Труды».
В течение нескольких лет Сталину в процессе работы над конституированием автономных областей РСФСР неоднократно приходилось вести непростые переговоры с представителями различных национальных меньшинств. Осенью 1920 года он совершил большую поездку в Закавказье, где тесно общался с партийным и советским активом. В марте 1922 года, выступая на XI съезде партии, В.И. Ленин так оценил его работу: «Что мы можем сейчас сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомнаце, чтобы разбираться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Ведь это все политические вопросы! А разрешать эти вопросы необходимо, это — вопросы, которые сотни лет занимали европейские государства, которые в ничтожной доле разрешены в демократических республиках. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей наций мог бы пойти и подробно рассказать, в чем дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина».
Обратите внимание на эти ленинские слова. Как они сочетаются с тезисами о сталинских грубости и капризности? Кто и зачем пойдёт с важнейшими вопросами национально-государственной политики к взбалмошному грубияну, и что в этом случае за «положение в Наркомнаце» будет обеспечено?
Эта сталинская черта — готовность отойти от сухих форм дипломатического этикета — не раз проявится в ходе встреч с разными иностранными представителями.
В 30-50-х годах регулярной практикой становится общение Сталина с иностранными руководителями и дипломатами. Одними из первых таких документированных контактов стали встречи с первым послом США Уильямом Буллитом 20 декабря 1933 года (Foreign Relations of the United States. The Soviet Union? 1933-1939. Pp. 59–62) и 19 июня 1935 года с премьер-министром Французской Республики Пьром Лавалем (Майский И.М. Дневник дипломата. Лондон 1934–1943. Книга 1. 1934 – 3 сентября 1939 года. М., 2006. С. 110–111) (обе они до сих пор не вошли в сталинские сочинения). Знакомство с ними очень интересно с точки зрения того, как Сталин подходил к этому новому для себя делу, сочетая прагматизм руководителя страны с радушием хозяина. Эта сталинская черта — готовность отойти от сухих форм дипломатического этикета — не раз проявится в ходе встреч с разными иностранными представителями. Часто это позволяло найти общие точки в переговорах с заведомо сложной, неоднозначной повесткой. Впрочем, каков гость, таков и беседа; с союзниками говорили по-одному, с противниками по-иному. Только вот не всегда было ясно — союзник перед тобой или враг…
В сентябре 1939 года Сталину дважды пришлось общаться с министром иностранных дел фашистской Германии И. фон Риббентропом. Это были именно дипломатические беседы, выверенные обмены мнениями сторон, каждая из которых, не скрывая, взвешивала потенциальные плюсы и минусы неожиданного сближения. В декабре 1939 года Сталин встречается с послом по особым поручениям и главным экономическим экспертом МИД Германии К. Риттером с целью определения форм и содержания хозяйственного сотрудничества СССР и Германии. Из беседы видно, насколько обеими сторонами проработаны самые разные сферы возможного обмена сырьём, технологиями и промышленными товарами. В январе и феврале 1940 года состоялись ещё две аналогичные встречи. Интересно, что встречи с германским послом происходят не в сталинском кабинете, что подчёркивает их рабочий, технический характер, а Сталин сам выступает в роли эксперта.
В июле 1940 года по просьбе правительства Великобритании Сталин принял посла Р.С. Криппса. Сделав всё, что от них зависело, чтобы в прошлом, 1939 году советско-англо-французские переговоры о военном союзе закончились ничем, спустя год оказались после разгрома Франции один на один с Гитлером. Англичане стремились прощупать в Москве почву, сколь крепок советско-германский договор и есть ли надежда на желанное развитие германской экспансии на Восток. Это было очевидно для всех, и построенную Сталиным беседу едва ли можно назвать открытой и доверительной.
В годы Второй мировой войны дипломатический фронт стал для Сталина столь же привычным и ежедневным поприщем, как и решение стратегических вопросов. Аналогия эта не случайна, ибо противостояние в «большой тройке» носило упорный и опасный характер, и ни одно достижение Советского Союза в этой сфере не далось Сталину даром. Этой интереснейшей теме был посвящён цикл лекций, прочитанных в Рабочем университете им. И.Б. Хлебникова более десяти лет назад. О некоторых ярких моментах этого периода мы расскажем в следующей заметке.
Почитать все "Заметки на полях издания «Сталин. Труды»" вы можете по тегу «Заметки на полях»