Молодой Карл Маркс (фильм, субтитры)

Молодой Маркс вместе с Женни живут в изгнании в Париже, где Карл знакомится с Фридрихом Энгельсом. Впоследствии ставшими примером неиссякаемой дружбы и примером для других. Фильм рассказывает о становлении как Маркса, так и Энгельса. Быт, чувства, любовь и все то, что часто опускается без внимания.

Дружба между двумя столпами марксизма, изгнание из Парижа, семейные проблемы Фридриха, борьба за "Союз справедливых" и, наконец-то, написание "Манифеста Коммунистической партии".

На вопрос о том, что такое марксизм, Новодворская отвечала, что два немца в пивной ради хохмы придумали юмористическую теорию и только дураки русские во главе с Лениным восприняли их сочинения всерьез и сотворили революцию. Экранизацией примерно этой истории про немцев в пивной и занялся современный кинематограф ФРГ в лице гаитянского кинорежиссёра Рауля Пека.

Чтобы снять или написать биографию какой-либо исторической личности, необходимо как минимум понимать взгляды этого человека, исторические условия и владеть конкретными фактами истории. Создатели фильма «Молодой Карл Маркс» данным минимальным требованиям не смогли соответствовать.

Классовая борьба в искусстве XX-XXI веков зачастую происходит не только на поприще идей, но и в виде сознательного низведения качества массовой продукции. Киноиндустрия клепает не только буржуазную идеологию во всех смыслах, но и низкосортные поделки по форме, игнорируя законы сценарного, операторского искусства и принижая драматическую игру. Успешно развиваются только чисто технические аспекты кинопроизводства.

Подходить к таким историческим фигурам, как Маркс и Энгельс следует крайне щепетильно, потому что их объективное значение невозможно переоценить. Следовательно, очень легко наговорить глупостей, неправильно выделить главное, расставить неверно акценты. Но это, конечно, касается добросовестных художников. В нашем же случае речь идет о сознательном похабном издевательстве над фигурами величайших мыслителей и революционеров человечества.

Эти киношники специально взяли начальный период творчества Маркса и Энгельса, охватывающий 1843-48 года, чтобы было проще реализовать свою цель — низвержение титанов до уровня представлений современного обывателя. На материале фактов относительной молодости Маркса и Энгельса значительно легче спекулировать, показывая цепочку известных событий, но таким образом и обставляя такими деталями, чтобы создать выгодное для своих целей впечатление.

Здесь уместно вспомнить для сравнения многосерийный советско-германский шедевр «Карл Маркс. Молодые годы». В целом это добротное кино, снятое Кулиджановым, лишенное большинства недостатков современных картин. Но, при правильном общем посыле, в нём отсутствует должная глубина и имеются элементы похабщины. До того как автору довелось прочитать рассказ о создании данного фильма от сценариста Гребнёва, казалось, что я слишком строг в своих оценках. Мемуары всё расставили по полочкам — картина получилась неплохой вопреки воле создателей, под гнётом партийной цензуры, причём в основном даже не КПСС, а СЕПГ.

Гребнёв не без удовольствия расписывает, как он паразитировал на Советской власти, катаясь по заграницам и выполняя заказанный сценарий с фигой в кармане и к самому Марксу и тем более ко всем марксистам. Особо отмечает, как на него произвела впечатление книга разнузданного фашиста про Женни Маркс. Со смаком этот борзописец пересказывает все сплетни, которые он почерпнул в буржуазной печати о Марксе и Энгельсе. Свою работу Гребнёв называет «Сага о Форсайтах». Так назывался популярный телесериал BBC — экранизация Голсуори, одного из худших с идейной точки зрения писателей эдвардианской эпохи, — который в 60-е зачем-то купил СССР для показа по телевидению. Этакая «Санта-Барбара» своего времени.

Гребнёв выдал кредо всех этих интеллигентов антикоммунистов, в том числе тех, которые сделали фильм «Молодой Карл Маркс»:

«Сегодняшнему зрителю, с жаром доказывали мы [цензорам из СЕПГ], нет никакого дела до истин, изложенных в книге „Капитал“, которую не читал ни один нормальный человек. И рассказывать надо историю жизни, а не историю идей. Тайная помолвка — вот это то, что интересно людям. И этот внезапный отъезд по настоянию отца. Старый Маркс, зная характер сына, отправляет его из Трира в Берлин, так сказать, подальше от греха. Неблизкий свет по тем временам. И даже противится его приездам во время каникул. Почему? А все по той же деликатной причине — чтобы оберечь от искушения. Увы, напрасно. Как можно догадаться по каким-то намекам в письмах, наши молодые герои все же успели согрешить».

Двурушничество советской интеллигенции должно стать предметом изучения в том числе материалистической психологии. Вот как Гребнёв передаёт политическую выучку всей своей братии:

«Нечто подобное [марксистское] мог изречь при случае, хоть и не так складно, и кто-то из наших редакторов, но при этом и подмигнув слегка, то есть давая понять, что сам он вовсе так не думает: ты уж, старик, не взыщи, работа есть работа. У нас это называлось: человек все понимает.

Все всё понимали и думали примерно одинаково; так по крайней мере казалось… А тогда, в семидесятые, трудно было вообразить, чтобы человек, причастный к миру культуры, всерьез рассуждал о передовых идеях соцреализма, или социального оптимизма, или еще о чем-то в этом роде. И притом не на заседании под стенограмму, а в частной беседе, с глазу на глаз, за рюмкой водки. Не иначе, ребята придуриваются. Или осторожничают свыше меры, хоть мы со своей стороны повода к тому не давали».

Разница между Гребнёвым, Кулиджановым и, между прочим целым бывшим министром культуры Гаити, Пеком и его компаньонами только в том, что у первых прямым цензором была какая-никакая компартия, а второму была предоставлена свобода, ограниченная страхом вызвать недовольство у заказчиков картины, то есть самоцензура. А по сути и те и другие снимали «Сагу о Форсайтах», лепя из Карла, Женни Марксов и Энгельса заурядных обывателей, сбивая их с научного и революционного Олимпа, куда их вознес главным образом благодарный рабочий класс.

Идейно отличает старый советско-германский фильм от нового фильма из ФРГ то, что последний призван, кроме того чтобы марать титанов, ещё и всячески протащить мысль, что «марксов» пролетариат и современный обыватель — это что-то крайне различное, даже противоположное. Что современное «цивилизованное» общество все беды капитализма преодолело, и теперь осталось об учении Маркса вспоминать только из подобных биографических картин. Теперь то, что раньше было марксизмом, судя по последним кадрам, которые ввернул в картину Пек, стало «арабской весной» и Occupy Wall Street.

Буржуазная пресса после выхода картины потирала свои поганые лапки. «Интерфакс» писал:

«Несмотря на обилие потенциально занимательного материала, фильм получился слишком ровным; он не волнует, а ведь речь вроде бы идет о подготовке мировой революции. Пожалуй, главная революционная идея, которую можно вынести из картины, состоит в том, что Карл Маркс был молодым и у него был регулярный секс, но этого недостаточно, чтобы призвать к ее обязательному просмотру».

Консультант Фестиваля немецкого кино в Петербурге, некая Реутова:

«Картина прослеживает пять лет из жизни героев, с 1843-го по 1848-й. Реалии эпохи поданы вполне современно. Маркс представлен как оппозиционный журналист, чья радикальность идет вразрез с политикой редакции, Энгельс — как мажор с проснувшейся совестью. Личную жизнь отцов коммунизма тоже не обошли вниманием, тем более их возлюбленные ничуть не уступали им в смелости и харизме. Во второй половине, когда дело доходит до политики, фильм начинает ощутимо пробуксовывать. Кроме того, Пек слишком идеализирует своих персонажей. В финале под Боба Дилана перед зрителями проносятся документальные кадры: Че Гевара, Мандела, Occupy Wall Street, „арабская весна“… Все это выглядит очень романтично, однако идеи Маркса и Энгельса порождали и совсем другие вещи — в России об этом знают не понаслышке».

Например, вызывает только смех попытка некой Цулаи выдать фильм Пека за серьёзную биографическую работу:

«Фильм Рауля Пека берет четыре года из жизни молодого пламенного философа — от момента его судьбоносной встречи с Энгельсом до написания манифеста коммунистической партии. Седая борода и „Капитал“ будут сильно позже, мир изменится, а основные положения марксизма в скверной интерпретации большевиков положат начало Октябрьской революции.

Режиссер Рауль Пек познакомился с работами Маркса в 18 лет, когда приехал учиться в Свободном университете Западного Берлина. Изучение его философии и критики стало основополагающим для становления взглядов режиссера на мир. Для сценария „Молодого Карла Маркса“ он изучил огромное количество источников — от биографий и научных исследований до многотомной переписки между основными героями. Именно письма, которыми обменивались Маркс и Энгельс, стали опорой для сценария и характеров персонажей.

Над „Молодым Карлом Марксом“ и документальным фильмом „Я тебе не негр“, получившим номинацию на «Оскар» в этом году, Пек работал практически одновременно.

…Во второй части, старательно восстанавливающей процесс создания радикальной идеологии (люди не братья; нужно бороться против буржуазного класса, объединив силы пролетариата), фильм Пека теряет и в динамике, и в обаянии. Создание доктрины, пусть даже определившей исторический путь целых стран, — это сюжет не самый захватывающий».

Пек сначала якобы изучил огромное количество источников, а потом снимал фильм параллельно с другим. Поэтому, наверно, и соответствующая «старательность» отображения процесса создания «радикальной идеологии», в котором марксизм выглядит если уж не либеральной оппозиционностью, то типичным анархизмом с портвейном «Три топора».

Каковы основные приёмы Рауля Пека по дискредитации Маркса и Энгельса, помимо прямой фальсификации исторических фактов и рассказа пошлых сплетен?

Во-первых, это образы главных героев. Маркс представлен кудрявым интеллигентным еврейским задротом-мечтателем, а Энгельс — мажорным хлюпиком, который протестует против отца. Если бы у гаитянца были бы хотя бы зачатки совести, которые, по-видимому, окончательно вырвали из его души ещё во время его учёбы в Свободном [от коммунизма] Университете Берлина, то ему бы хватило чтения «Размышлений юноши о выборе профессии» семнадцатилетнего Маркса, чтобы уяснить, что от юношеской мечтательности там было только слово «юноша» в названии. Ему бы хватило знакомства с «Письмами из Вупперталя» — произведением восемнадцатилетнего Энгельса, опубликованном в журнале «Германский Телеграф», — чтобы уяснить, что это будущий серьёзный учёный, а не маменькин сынок. Да что там! Хватило бы внимательного рассматривания фотокарточек Мавра и Генерала, чтобы осознать, что смазливые уродцы, которых изобразил Пек в своей картине, есть издевательство над исторической правдой.

Маркс был брутальным мужиком со шрамом под глазом после шпажной дуэли.

Вот как вспоминал Маркса, например, Анненков:

«Сам Маркс представлял из себя тип человека, сложенного из энергии, воли и несокрушимого убеждения, — тип, крайне замечательный и по внешности. С густой черной шапкой волос на голове, с волосистыми руками, в пальто, застегнутом наискось, он имел, однако же, вид человека, имеющего право и власть требовать уважения, каким бы ни являлся перед вами и что бы ни делал. Все его движения были угловаты, но смелы и самонадеянны, все приемы шли наперекор с принятыми обрядами в людских сношениях, но были горды и как-то презрительны, а резкий голос, звучавший как металл, шел удивительно к радикальным приговорам над лицами и предметами, которые произносил.

С первого же свидания Маркс пригласил меня на совещание, которое должно было состояться у него на другой день вечером с портным Вейтлингом, оставившим за собой в Германии довольно большую партию работников. Совещание назначалось для того, чтобы определить, по возможности, общий образ действий между руководителями рабочего движения. Я не замедлил явиться по приглашению.

Портной-агитатор Вейтлинг оказался белокурым, красивым молодым человеком, в сюртучке щеголеватого покроя, с бородкой, кокетливо подстриженной, и скорее походил на путешествующего комми, чем на сурового и озлобленного труженика, какого я предполагал в нем встретить. Отрекомендовавшись наскоро друг другу и притом с оттенком изысканной учтивости со стороны Вейтлинга, мы сели за небольшой зеленый столик, на одном узком конце которого поместился Маркс, взяв карандаш в руки и склонив свою львиную голову на лист бумаги, между тем как неразлучный его спутник и сотоварищ по пропаганде, высокий, прямой, по-английски важный и серьезный Энгельс открывал заседание речью. Он говорил в ней о необходимости между людьми, посвятившими себя делу преобразования труда, объяснить взаимные свои воззрения и установить одну общую доктрину, которая могла бы служить знаменем для всех последователей, не имеющих времени или возможности заниматься теоретическими вопросами. Энгельс еще не кончил речи, когда Маркс, подняв голову, обратился прямо к Вейтлингу с вопросом: „Скажите же нам, Вейтлинг, вы, которые так много наделали шума в Германии своими коммунистическими проповедями и привлекли к себе стольких работников, лишив их мест и куска хлеба, какими основаниями оправдываете вы свою революционную и социальную деятельность и на чем думаете утвердить ее в будущем?“ Я очень хорошо помню самую форму резкого вопроса, потому что с него начались горячие прения в кружке, продолжавшиеся, впрочем, как сейчас окажется, очень недолго.

Вейтлинг, видимо, хотел удержать совещание на общих местах либерального разглагольствования. С каким-то серьезным, озабоченным выражением на лице он стал объяснять, что целью его было не созидать новые экономические теории, а принять те, которые всего способнее, как показал опыт во Франции, открыть рабочим глаза на ужас их положения, на все несправедливости, которые по отношению к ним сделались лозунгом правителей и обществ, научить их не верить уже никаким обещаниям со стороны последних и надеяться только на себя, устраиваясь в демократические и коммунистические общины. Он говорил долго, но, к удивлению моему и в противоположность с речью Энгельса, сбивчиво, не совсем литературно, возвращаясь на свои слова, часто поправляя их и с трудом приходя к выводам, которые у него или запаздывали, или появлялись ранее положений. Он имел теперь совсем других слушателей, чем те, которые обыкновенно окружали его станок или читали его газету и печатные памфлеты на современные экономические порядки, и утерял при этом свободу мысли и языка.

Вейтлинг, вероятно, говорил бы и еще долее, если бы Маркс с гневно стиснутыми бровями не прервал его и не начал своего возражения. Сущность саркастической его речи заключалась в том, что возбуждать население, не давая ему никаких твердых, продуманных оснований для деятельности, значило просто обманывать его. Возбуждение фантастических надежд, о котором говорилось сейчас, замечал далее Маркс, ведет только к конечной гибели, а не к спасению страдающих. Особенно в Германии обращаться к работнику без строго научной идеи и положительного учения равносильно с пустой и бесчестной игрой в проповедники, при которой, с одной стороны, полагается вдохновенный пророк, а с другой — допускаются только ослы, слушающие его, разинув рот. „Вот, — прибавил он, вдруг указывая на меня резким жестом, — между нами есть один русский. В его стране, Вейтлинг, ваша роль могла бы быть у места: там действительно только и могут удачно составляться и работать союзы между нелепыми пророками и нелепыми последователями“. В цивилизованной земле, как Германия, продолжал развивать свою мысль Маркс, люди без положительной доктрины ничего не могут сделать, да и ничего не сделали до сих пор, кроме шума, вредных вспышек и гибели самого дела, за которое принялись. Краска выступила на бледных щеках Вейтлинга, и он обрел живую, свободную речь. Дрожащим от волнения голосом стал он доказывать, что человек, собравший сотни людей во имя идеи справедливости, солидарности и братской друг другу помощи под одно знамя, не может назваться совсем пустым и праздным человеком, что он, Вейтлинг, утешается от сегодняшних нападков воспоминанием о тех сотнях писем и заявлений благодарности, которые получил со всех сторон своего отечества, и что, может быть, скромная подготовительная его работа важнее для общего дела, чем критика и кабинетные анализы доктрин вдали от страдающего света и бедствий народа. При последних словах взбешенный окончательно Маркс ударил кулаком по столу так сильно, что зазвенела и зашаталась лампа на столе, и вскочил с места, приговаривая: „Никогда еще невежество никому не помогло!“.

Мы последовали его примеру и тоже вышли из-за стола. Заседание кончилось, и, покуда Маркс ходил взад и вперед в необычайном гневном раздражении по комнате, я наскоро распрощался с ним и с его собеседниками и ушел домой, пораженный всем мною виденным и слышанным».

Этот эпизод имеется в фильме, и читатель может сам убедиться, насколько смехотворными выглядят заявления о том, что Пек добросовестно прорабатывал источники и кропотливо воссоздавал образ своих героев.

Вот как писал одному своему другу о 23-летнем Марксе (за два года до начальных событий фильма) в тот момент довольно известный философ и социалист Гесс:

«Ты будешь рад познакомиться здесь с человеком, который теперь также принадлежит к нашим друзьям, хотя и живет в Бонне, где скоро начнет преподавать… Это такое явление, которое произвело на меня, хотя я и подвизаюсь с ним на одном поприще, очень внушительное впечатление. Короче говоря, ты должен приготовиться к тому, чтобы встретиться с величайшим, может быть, единственным из живущих теперь настоящим философом, который вскоре, как только начнет публично выступать (в печати или на кафедре), привлечет к себе взоры Германии. Он превосходит как по своим идеям, так и по своему философскому духовному развитию не только Штрауса, но и Фейербаха, — а последнее очень много значит… Д-р Маркс — так зовут моего кумира — еще совсем молодой человек (ему самое большее двадцать четыре года), который нанесет последний удар средневековой религии и политике; он сочетает с глубочайшей философской серьезностью самое едкое остроумие; вообрази себе соединенными в одном лице Руссо, Вольтера, Гольбаха, Лессинга, Гейне и Гегеля — я сказал, именно соединенными, а не сваленными вместе, — и ты получишь д-ра Маркса».

Нет сомнений, что образ Маркса в исполнении кинематографа ФРГ — гнилая поделка.

Посмотрев же на героя кинопошлятины, которого выдают за титана Энгельса, в противовес вспоминаются строки из книги воспоминаний эсера, ярого антикоммуниста Русанова:

«…Мужчины говорили между собой то по-немецки, то по-английски, а один из них, пожилой, высокий, с не по росту маленькой головой, большой, уже сильно седой бородой, обрамлявшей энергичное, темное лицо, поднялся при моем приближении с места и, услышав мою фамилию, подошел ко мне и крепко пожал руку:

— Я — Энгельс. Вас знаю немного заочно. Мне уже писал о вашей поездке мой друг Лавров, — сказал по-английски высокий мужчина и спросил, на каком языке я предпочитаю говорить с ним.

Я ответил, что по-французски, и вдруг почувствовал непреодолимое желание высказать Энгельсу свое глубокое уважение к нему. В то время я уже не был марксистом, но во мне улегся и мой воинствующий антимарксизм. И я мог оценить значение исторической личности, стоявшей передо мной у стола.

— Гражданин Энгельс, позвольте русскому социалисту выразить чувство искреннего восхищения человеком, который был достойным другом великого Маркса и который до сих пор является духовным главой социалистического Интернационала… Лично я еще в годы ранней молодости читал вашу работу о положении английского рабочего класса, и она произвела на меня сильнейшее впечатление, а с тех пор я, как и все социалисты в мире, с величайшим интересом прислушиваюсь к вашему мнению и знакомлюсь с каждой вашей новой вещью, как только она выходит… В вас я вижу живое продолжение, вижу воплощение Маркса…

Высокий человек с маленькой головой засмеялся и остановил меня жестом руки:

— Та-та-та, молодой товарищ… Полноте, к чему этот обмен любезностями между нами, социалистами? Нельзя ли попроще? У вас горло должно было пересохнуть от этого ораторского упражнения… Присаживайтесь-ка к столу и промочите его вот этой кружкой пива, — и Энгельс посадил меня рядом с собой.

Тем временем гости ушли, и мы остались вдвоем с Энгельсом, если не считать молодой женщины, которая сидела у окна и, по-видимому, вся ушла в разборку писем, брошюр, книг, лежащих перед ней на круглом столике.

Энгельс очень внимательно расспрашивал меня о сведениях, которые мы, русские социалисты, получаем из голодающей России, осведомлялся о планах „группы Лаврова“, как он назвал нас, и, в общем, был очень любезен, за исключением некоторых поворотов разговора, когда он чересчур подчеркивал „истинную социалистическую деятельность Плеханова и его друзей“ и противопоставлял ей „политический романтизм“ их противников…

— Нет, за исключением немногих лиц, вы, русские, еще слишком отстали в понимании общественной эволюции собственной страны. Для вас политическая экономия все еще абстрактная вещь, потому что до сих пор вы не были достаточно втянуты в водоворот промышленного развития, которое выбьет из вашей головы всякий отвлеченный взгляд на ход экономической жизни… Теперь это положение вещей меняется… Шестерня капитализма уже крепко врезалась местами в русскую экономику… Но вы в большинстве случаев не отказались еще от архаических понятий… Впрочем, повторяю, это не ваша вина: сознание отстает от бытия…

Вдруг Энгельс быстро встал и воскликнул:

— Да вот, я кое-что прочту вам из старой русской библиотеки Маркса… Большинство его русских книг я раздал в другие учреждения и людям, которые могут лучше пользоваться ими… Но некоторые вещи я оставил у себя…

И дружески Энгельс попросил меня пройти с ним в соседнюю комнату. То было такое же светлое, такое же обширное помещение, — судя по длинным, приделанным к стене шкафам, библиотека. Энгельс по-прежнему быстро подошел к одной из полок, с мгновение поглядел на нее, сразу, не колеблясь, достал с нее в старом переплете книгу и показал ее мне: то было одно из первых изданий пушкинского „Евгения Онегина“».

Из письма Энгельса от 22 февраля 1841 года (также за два года до начальных событий фильма) известно, что он, например, в очередной раз дрался с кем-то на дуэли и нанес своему противнику «знатную насечку на лбу, ровнехонько сверху вниз, великолепную приму». Кроме того, 20-летний Энгельс усиленно занимался литературным трудом, писал статьи для «Телеграфа» и «Утренней газеты», сочинял революционные стихи и рассказы, переводил Шелли, вел переговоры с издателем о напечатании своего первого романа, не испытывая ни малейшего страха перед цензурой. Он ушёл на военную службу уже сложившимся и наделавшим шуму литератором.

А то, что показал Пек… это больные фантазии филистера. В фильме не Энгельс, а смазливый слюнтяй.

Маркс и Энгельс были гениями как личности, энциклопедистами по знаниям, вождями по харизме и научному авторитету, великими революционерами и величайшими учёными по историческому значению. И в быту, и в политике, и в науке. Всюду были таковыми. И их молодость есть процесс их становления. Впрочем, в 43-48 годах, которые охватывают фильм, это уже были зрелые мыслители и революционеры, а не два юнца.

В 1845 году, когда Маркса выслали из Парижа в Брюссель, на новом месте полицией было заведено дело оперативного учёта с подробной информацией о месте проживания, которое менялось шесть раз, и информацией о том, что убежище Маркса стало центром революционного движения Европы. Маркс развил активную деятельность среди бельгийских и немецких рабочих, основал Немецкий союз рабочих, в котором читал лекции, был вице-президентом Брюссельского демократического общества и регулярно писал в «Немецко-брюссельской газете».

А что об этом периоде нам показал Пек? И это второй приём — образ деятельности и борьбы героев. Фильм «Молодой Карл Маркс» показывает пьянки, гулянки, посиделки, постельные сцены и т. д. Фильм сознательно создаёт впечатление, что марксизм создавался «по приколу» на пьяную голову двумя смутьянами, мечтающими «изменить мир». Или того хуже — герои Пека следуют за своими мелочными амбициями, уесть гегельянцев, потом Прудона и захватить в своё распоряжение «Союз Справедливых».

Идейная борьба за создание первой коммунистической организации показана как мелкое интриганство. Создание великих произведений классиков марксизма — «Святое семейство» и «Нищета философии» — показано как написание кляуз и критиканских брошюр из склочных соображений. Создание, наконец, величайшего научного произведения, навсегда изменившего мир, — «Манифеста коммунистической партии» — представлено в фильме как написание статейки о том о сём… про голодающих рабочих.

Какие выводы следуют из выпуска такого фильма? Совершенно стандартные. Исторические фигуры Маркса и Энгельса не теряют актуальности, их учение продолжает угрожать господствующему классу, поэтому возникает заказ на поливание их грязью, на извращение и низвержение их фигур, на создание таких поганых фильмов, как рецензируемый.

Резюминуя сказанное, образы Маркса и Энгельса, а также их революционная борьба в фильме «Молодой Карл Маркс» могут быть приняты за чистую монету только людьми, которые не знакомы с творчеством основоположников марксизма и их практическим наследием. Этот фильм показывает, как бы хотелось нашим классовым врагам, чтобы выглядели наши великие учителя и вожди.

Г. Лазарев

2 марта в Германии вышел в прокат фильм «Молодой Карл Маркс», который снял Рауль Пек – талантливый режиссер гаитянского происхождения, человек сложной и достаточно необычной судьбы. Когда ему было восемь лет, его семья бежала от произвола гаитянского диктатора Дювалье в африканское Конго. Это во многом определило политические взгляды и мировоззрение будущего режиссера, который стал политическим беженцем еще в детском возрасте, и пережил множество лишений, пока его семья скиталась по всему миру в поиске убежища и лучшей судьбы. Пек учился в школах Нью-Йорка и Орлеана, получил высшее образование в Берлинском университете имени Гумбольдта, еще во времена ГДР, где защитил диплом экономиста. Затем он год работал таксистом в Нью-Йорке, мечтая снимать фильмы, а потом учился по другую сторону Стены, в западноберлинской Академии кино, которую окончил в 1988. Впоследствии Пек основал компанию «Velvet Film», чтобы снимать картины на социально-политическую тематику. Впервые этот режиссер приобрел большую известность в 2000 году – после биографического фильма о Патрисе Лумумбе, которым он интересовался еще в детстве, живя в Конго.

В 2016 году в Германии вышел документальный фильм «Я вам не негр», снятый по мотивам неоконченной рукописи американского писателя и борца за гражданские права Джеймса Болдуина. Эта картина, которая рассказывает об убийстве Мартина Лютера Кинга и Малкольма Икса, была номинирована на «Оскар» как один из лучших документальных фильмов прошлого года, и ясно обозначила левые взгляды гаитянско-немецкого режиссера.

Однако, он занимается не только документалистикой. И это подтвердила нынешняя премьера художественного фильма, который ожидала вся левая Европа. В канун двухсотой годовщины со дня рождения Карла Маркса Рауль Пек создал биографическую картину о молодых годах революционного философа. Следует отметить, что это не первая попытка рассказать о молодом Марксе, сконцентрировав внимание на периоде его становления. В 1979 году Лев Кулиджанов снял на киностудии имени Горького семисерийную эпопею «Маркс. Молодые годы», – причем, этот проект был реализован в совместном производстве с творческим коллективом восточногерманской студии «Дефа», и консультировался ведущими немецкими специалистами по марксовому наследию. Впрочем, наступала эпоха, которая едва ли требовала фильмов о Марксе. И поэтому фильм так и не стал серьезным событием в советской культурной жизни.

Фильм Пека, несомненно, претендует на большее. Он динамичен, и в нем нет затянутости, за которую справедливо ругали сериал Кулиджанова. Картина показывает Маркса в образе организатора подпольного политического сопротивления реакционному режиму, рассказывает о его преследованиях со стороны прусского правительства и принудительной депортации из страны. Это немаловажно, ведь многие представляют себе Маркса исключительно в академическом амплуа работающего в библиотеке ученого – а это односторонний, трусливый и филистерский взгляд современной буржуазии, которая не против канонизировать «Маркса-социолога», но с неприятием относится к Марксу-политику и Марксу-революционеру.

Конечно, этот фильм не принесет больших открытий для тех, кто знаком с биографией выдающегося философа. Однако те, кто не изучал его жизненный путь, найдут в фильме множество интересных для себя деталей и фактов. Основой его сюжета является развитие личных и политических отношений Маркса и Энгельса – которые, несомненно, являются одним из самых замечательных примеров человеческой дружбы, которые известны нам из истории. Фильм также рассказывает о двух замечательных мезальянсах. Фридрих Энгельс, выходец из семьи капиталистов, знакомится с работницей хлопкопрядильной фабрики своего отца, ирландкой Мэри Бернс. Эта рыжеволосая работница отличалась не только своей красотой, но и лидерскими качествами. Прекрасно зная жизнь социальных низов Британии, она помогала Энгельсу в создании книги «Положение рабочего класса в Англии», которая принесла ему первую известность.

Отдельной сюжетной линией является повествование об отношениях Маркса и его жены Женни фон Вестфален. Прекрасно образованный и талантливый Карл происходил из еврейской семьи – а в консервативной Германии того времени этого было вполне достаточным поводом для того, чтобы аристократическая семья фон Вестфален категорически противилась браку своей дочери с молодым юристом. Однако, Женни не только идет против воли своей семьи, тайно обвенчавшись с Карлом, но становится единомышленницей Карла, переживая вместе с ним все трудности и преследования, помогая ему в политической и научной работе. Причем, не просто как секретарь – хотя разобрать мелкий неразборчивый почерк Маркса уже было подвигом, – но и как и ученый.

В фильме много прямых цитат из произведений Маркса, которые то и дело отсылают нас к ключевым идейным основаниям марксизма, не нарушая при этом динамику сюжета. При этом, друзья изображены в картине не в образе святых, а как живые люди, исполненные всех человеческих страстей – исходя из известных слов «Homo sum, humani nihil a me alienum puto», которые они повторяли в анкетах и переписке. Так, цитаты из «Манифеста» перемежаются со сценами эпикурейских возлияний Маркса и Энгельса. И если верить авторам фильма, знаменитый одиннадцатый тезис о Фейербахе был сформулирован Марксом во время одной из их парижских вечеринок.

При этом, картина показывает весь спектр материальных проблем, которые переживали на протяжении всей жизни и постоянно бедствовавший Маркс, и сын капиталиста Энгельс. Поскольку, несмотря на принадлежность к богатой семье, Фридрих многие годы зависел от известного своим крутым нравом отца, который отнюдь не сочувствовал его политическим и идеологическим взглядам.

В хронологическом плане события фильма проводят нас от ареста Маркса в Кельне до его политической победы над анархистом Бакуниным и его сторонниками в Первом Интернационале. При этом, Бакунин и Прудон выведены в фильме с большей симпатией, а Вейтлинг предстает перед зрителями блистательным оратором, который даже вызывает у Маркса и Энгельса зависть за свое умение держаться и выступать перед рабочими. И в этом смысле картина Пека представляет взвешенный, чуждый сектантству взгляд на политические коллизии времен основания социалистического движения.

Фильм Пека уже собрал хорошую прессу в Германии, удостоился специального приза на Берлинале и получил овации во время премьеры в знаменитом восточноберлинском зале «Интернационал». Мне удалось посмотреть его через день, в небольшом кинотеатре на Хакешермаркт. Интересно отметить, что в зале присутствовали только люди старшего поколения и молодежь – ни одного человека среднего возраста я не увидел. Конечно, это могло быть простым совпадением, и такую выборку вряд ли можно считать репрезентативной. Но некоторая тенденция все-таки угадывалась – фильм едва ли задумывался как мост между поколениями, но, тем не менее, стал им. И значит, это не только качественное, но и однозначно полезное кино.

Сергей Киричук