В ночь с 5 на 6 апреля 1919 года (с 24 на 25 марта по старому стилю) тревожные гудки шахт "Николаевской", "Журинской", "Капитальной" разорвали тишину апрельской ночи, известие о восстании кольчугинских большевиков против колчаковских властей.
Внезапным восстание не назовёшь, оно долго и методично готовилось. В строгой конспирации росли ряды будущих повстанцев, накапливалось оружие. Кольчугинское восстание явилось закономерным результатом тех событий, которые развернулись в Сибири в 1918 году. Установление советской власти в Сибири происходило в конце 1917 - начале 1918 годов. В мае 1918 года вспыхнул белочехословацкий мятеж. Кольчугинские красногвардейцы, одни из первых в Кузбассе, выступили против восставших белочехов и сумели под Юргой на несколько дней задержать их продвижение на юг Кузбасса. Однако, это была временная победа и недолгое пребывание Советов у власти сменилось летом 1918 года. Появлением на сибирской политической арене целого ряда правительств, претендовавших не только на региональную, но и на всероссийскую власть. В том числе и правительства А.В. Колчака, после военного переворота 18 ноября 1918 года провозглашённого его организаторами Верховным Правителем Российского государства. Под контролем Колчака оказались Сибирь, Урал и Дальний Восток.
Настороженно, с глухим недовольством встретил рудник новую власть, которая сразу же заявила о себе возвратом к старым порядкам. Главной причиной нарастания негативного отношения пролетариата Сибири к прежнему режиму было ухудшение социального и экономического положения рабочих.
Уже в конце августа 1918 года в Кольчугино стала складываться подпольная организация, которая должна была в соответствии с решением первой сибирской подпольной конференции большевиков (18-22 августа 1918 года), развернуть подготовку вооружённого восстания. Нелегальная работа большевиков на Кольчугинском руднике получила наибольший размах по сравнению с другими районами Кузбасса.
У истоков подпольной организации стояли Филипп Сусленко и Демьян Погребной.
Конспирация была строжайшей, организация делилась на десятки. Члены десятка могли знать лишь своего старшего - не больше.
Тяжёлое положение рабочих способствовало росту подпольной организации. На шахтах 12-14 - часовой рабочий день, полное бесправие в оплате и охране труда. Нищета, голод. Заработная плата мастерового высшей категории составляла 300-325 рублей, чернорабочего - 200-220 рублей, а прожиточный минимум семейного шахтёра (жена и двое детей) равнялся 780 рублей 60 копеек. Ещё часть зарплату шахтёров уходила на приобретение инструмента, одежды, рабочей обуви, масла для шахтёрских ламп.
Цены, с учётом военного времени, постоянно росли. Прожиточный минимум с февраля 1917 года по январь 1919 года возрос больше чем в три раза. При этом заработную плату регулярно задерживали, часто вообще выдавали бонами, которые нигде, кроме потребительских предприятий Копикуза (Акционерное Общество Кузнецких Каменноугольных копий, просуществовавшее восемь лет - с 1912 по 1920 годы, владелец Кольчугинского рудника) не принимались. А не получая денег, рабочие не могли купить продукты на стороне, в лавках же Копикуза, где выдавались продукты по бонам, было пусто. К тому же по закону Сибирского Временного правительства рабочие угольных копей не имели права самовольно покидать работу и увольняться, они считались мобилизованными. За период июнь 1918 года - март 1919 года шахтёры рудника пять раз устраивали забастовки на шахтах в связи с тяжёлой обстановкой.
В октябре 1918 года Ф.Н. Сусленко, возвращаясь из Томска, был случайно арестован и расстрелян, подпольный комитет Кольчугино возглавил Д.И. Погребной.
Согласно рукописным "Материалам о революционном движении в Кольчугино", составленным в 1936 году семнадцатью участниками этого движения и хранящимся в Краеведческом музее города Ленинска-Кузнецкого, а также другими источникам, события последнего месяца перед восстанием развёртывались так.
В феврале из Томска для работы в кольчугинской подпольной организации приехали П. Голиков и Г. Моисеенко. С этого момента комитет начинает особенно усиленно готовиться к вооружённому восстанию. День восстания первоначально намечался на 23 марта. На заседании 7 марта решили послать Гужева, Моисеенко и ещё одного члена комитета для подготовки деревенских ячеек. Избрали делегатов на партийную конференцию, созывающуюся в Топках. На неё должны были прибыть также представители г. Щегловска (с 1932 года г. Кемерово).
Щегловская группа, состоявшая из рабочих химического завода, угольщиков, военнопленных и солдат местного гарнизона, была довольна многочисленна. В её распоряжении было до 150 винтовок и охотничьих ружей. План восстания был тщательно продуман. Но когда кольчугинские делегаты Голиков и Хорошевский приехали в Топки, оказалось, что щегловский комитет арестован.
Несмотря на провал щегловцев, кольчугинцы и топкинцы договорились о совместном выступлении. Но когда кольчугинский комитет 21 марта обсуждал сообщение своих делегатов, вернувшихся из Топок, внутри комитета выявились разногласия. Д. Погребной заявил, что восстание преждевременно. Фронт Красной Армии ещё далеко, да и весна не настала, а именно весной, в случае неудачи легче будет скрыться в тайгу. Голиков же настаивал на немедленном выступлении.
- Враг подходит к сердцу России, медлить нельзя, - говорил он. - Если весть о восстании дойдёт до фронта, она внесёт панику в ряды колчаковцев и активизирует Красную Армию.
Большинство поддержало Голикова. Хорошевский выехал в Томск, чтобы сообщить о готовности кольчугинцев к выступлению. Однако оказалось, что томский подпольный комитет вскоре после неудавшейся попытки восстания 1-го марта был арестован. Хорошевский связался с членами инициативной группы, которые передали ему 15000 рублей для кольчугинского комитете и сказали:
- Если можете, поднимайте восстание сами, а нам нужно ещё восстанавливать организацию.
Вечером 30 марта Хорошевский доложил комитету о результатах поездки.
Заседание было бурным. Разногласия обострились. Голиков настаивал на выступлении 2 апреля. Д. Погребной возражал, говоря, что повстанцы будут раздавлены войсками, - в Кольчугино в это время стояло человек 300 колчаковских добровольцев-уланов. По сведениям комитета они должны были скоро покинуть рудник. Решили дать спокойно выехать уланам, а за это время ещё раз проверить готовность к восстанию.
А. Роликов-Виноградов и ещё два члена комитета отправились по направлению к Бачатам и Кузнецку. Л. Дмитриев выехал в Томск. В их отсутствие, 2 апреля, ещё раз собрался комитет и постановил: начать восстание немедленно, как только уедут уланы. На заседании 4-го окончательно определили момент восстания: ночь с 5 на 6 апреля, с субботы на воскресенье. Л. Погребного на этом заседании не было.
Почему восстание было поднято в отсутствии ряда членов комитета, остаётся неясным. По некоторым сведениям, о немедленном выступлении настаивали представители гарнизона, заподозрившие, что охранка напала на их след. Возможно и то, что другие члены комитета, имея печальный пример Томска и Щегловска, боялись разоблачения и считали, что каждый день отсрочки может оказаться гибельным.
Не исключено также, что Голиков предпочёл не дожидаться возвращения разъехавшихся, так как опасался возражений с их стороны и хотел поставить их перед совершившимся фактом. Братья Погребные также не были уведомлены о решении комитета о восстании в ночь на шестое апреля.
Вечером пятого апреля в помещении рудничного клуба служащих был большой танцевально-семейный вечер, сбор с которого предназначался в пользу колчаковской армии. Весь цвет рудничной администрации и большинство офицеров гарнизона были на вечере.
В то же время в недостроенном помещении барака № 3 при свете огарка свечи начали собираться повстанцы. Пароль был "Москва", отзыв "Мушка". Пришло немного: человек 30. Из этих тридцати оружие имели только тринадцать. Но так велика была уверенность в победе, что люди порывались скорее выступить.
Пришли связисты от штаба гарнизона. Сообщили: выступать ещё рано, на местах ненадёжные люди. В 12.00 их сменят свои. Наконец наступил решительный час.
27 человек - Голиков, Гужев, Моисеенко, Жаркевич, Крюков и другие направились к штабу гарнизона. Четыре человека во главе с Хорошевским на захват железнодорожной станции Кольчугино. Всё вооружение четвёрки состояло из одного револьвера и берданки (однозарядная винтовка калибром в 4,2 линии (10,67 мм) с выдвижным затвором).
Штаб помещался в большом двухэтажном деревянном здании с мезонином. Повстанцы разделились на две группы, одна должна была занять низ, другая верхний этаж, на котором находилась офицерская комната. Караульные посты были сняты без единого выстрела.
Солдаты - члены подпольной организации, присоединились к повстанцам, остальные растерялись и не оказали никакого сопротивления. Повстанцы забрали пулемёт, винтовки.
Офицеры, засевшие наверху в своей комнате, стали отстреливаться. Бросили в наступавших гранату, но она почему-то не взорвалась. Когда один из офицеров был убит, другой, выскочив из дверей с криком "Ура!", попытался прорваться, но был поднят на штыки повстанцами. Какой-то юнкер выпрыгнул из окна и, крича: "Восстание, восстание!", скрылся в темноте. Как выяснилось потом, он прибежал в клуб и с тем же криком ворвался в зал. Все перепугались. Часть офицеров, во главе с начальником гарнизона Зеленковым поспешила к штабу. Зеленков был пьян. Он, размахивая наганом, стреляя вокруг, кричал: "Какая это сволочь взяла штаб!?" Зеленкова убили, остальные офицеры успели скрыться с рудника.
В перестрелке три подпольщика были ранены. Потери белогвардейцев - 22 человека убитыми. Кроме начальника гарнизона, подпоручика Зеленкова, погибли заведующий колонией военнопленных Ситников, офицеры, солдаты и милиционеры. Хоронили их через три дня подоспевшие каратели.
Заняв штаб, Голиков тотчас сообщил об этом на шахты. Загудела "Николаевская", за ней "Журинская" и "Капитальная". Часть повстанцев приступила к арестам и обыскам, часть отправилась на помощь группе, ушедшей занимать станцию.
Перед четвёркой, ушедшей на станцию, была нелёгкая задача. Если группа, занимавшая штаб, рассчитывала на помощь солдат гарнизона, то этой четвёрке на первых порах приходилось надеяться только на свои силы. Дорогой распределили роли. Захаров разоруживает дежурного милиционера, Широков занимает телеграф, Котляров идёт в вокзал, а Хорошевский в пассажирское помещение и провозглашает власть Советов.
Подойдя к станции, четвёрка уже хотела приступить к делу, как к перрону подошёл пассажирский поезд. Это непредвиденное обстоятельство осложнило задачу. В зал повалили пассажиры, среди них было немало солдат и офицеров. В поезде началась проверка документов. Что было делать? Ждать помощи? За это время белые узнают о взятии штаба, организуются, сообщат по телеграфу о восстании в Топки, Томск или Кузнецк, и на Кольчугино немедленно двинутся каратели. Медлить было нельзя, и повстанцы приступили к осуществлению плана. Когда пассажиры разместились в зале, они обезоружили милиционера, заняли телеграф, а Хорошевский, войдя в зал, встал посередине, выстрелил в потолок и крикнул:
- Ни с места, руки вверх!
Пассажиры подняли руки.
- Вся власть Советам, - продолжал Хорошевский. - Кольчугино взято без боя и крови!
Раздались гудки, извещавшие о взятии штаба. Скоро на станцию пришла помощь с рудника. Пассажиров до рассвета продержали в зале, проверив документы, отпустили. Комендантом станции был назначен Хорошевский.
Все эти события застали колчаковцев врасплох. Никто из них и не подозревал, что на руднике существует подпольная большевистская организация, способная выступить с оружием в руках. Правда, контрразведка догадывалась, но весьма смутно. Позднее, в показаниях по делу о кольчугинском восстании, начальник контрразведки или, как она называлась, военного контроля штабс-капитан И. Жарков заявил так: "По должности начальника военного контроля я имел сведения, что среди местных рабочих... была подпольная организация, вёдшая противоправительственную работу. Выяснить личный состав этой организации мне и моим сотрудникам не удалось. Всё же мне иногда удавалось добыть те или иные ценные сведения. Так, например, мною было установлено, что рабочие находились в контакте с солдатами гарнизона. Они были осведомлены обо всём, что составляло повседневную жизнь гарнизона. Установить, из каких источников рабочие черпали эти сведения, не удалось. Оставалось предположить, что эти сведения доставлялись солдатами. Но кто именно из солдат был осведомителем рабочих, установить не представлялось возможным".
Насколько неожиданным было выступление кольчугинцев для колчаковских властей, видно ещё и из того, что, расследуя обстоятельства восстания, они пришли к следующему заключению: "Восстание было организованно посторонней группой человек в 40, прибывшей в Кольчугино по железной дороге за несколько дней до этого...
Военными действиями бунтовщиков руководил какой-то военно-революционный комиссар, прибывший по некоторым сведениям в Кольчугино 4 апреля с поездом № 4".
Всё это не соответствовало действительности. Восстание планомерно готовилось в самом Кольчугино. Начав выступление численно небольшой, к тому же слабо вооружённой группой, повстанцы с полным основанием рассчитывали на широкую поддержку шахтёрской массы. Они прекрасно знали меру ненависти, накопленной рабочими - да и крестьянами - против существующего режима. В самом деле, лишь только раздались гудки, к штабу начали стекаться рабочие. Была открыта запись в Красную Гвардию. Кто-то написал большими буквами афишу и прикрепил к двери штаба: "Товарищи! Если вам дорога Советская власть, берите оружие, вооружайтесь против угнетателей! Кто не с нами, тот против нас!"
Желающих вступить в отряды оказалось так много, что скоро всё оружие было разобрано и запись пришлось прекратить. Часть вооружённых заняла караулы, часть пошла обыскивать и арестовывать белогвардейцев и администрацию. Остальные готовились к отправке на станцию, чтобы оттуда двинуться по железной дороге на север, по направлению к магистрали.
Радостная весть о перевороте быстро разнеслась по руднику. Утром 6 апреля снова раздались гудки, созывая рабочих и служащих на митинг. Председательствовал Г.В Чепелев - председатель рудничного профсоюза горняков, впоследствии зверски расстрелянный карателями. Первым слово взял П. Голиков. Он говорил о тяжёлом положении рабочих после свержения Советской власти, о произволе и бесчинствах колчаковской военщины. Заявив, что одновременно с Кольчугино произошли восстания в Томске, Новониколаевске (с 1925 года город Новосибирск), Красноярске, других центрах Сибири, он призвал избрать местный Совет и создать отряд Красной гвардии. Затем выступил Моисеенко. Он подтвердил слова Голикова о всеобщем восстании и прибавил, что сам он приехал из Красноярска для связи и совместных действий.
Сообщения об одновременных повсеместных восстаниях не соответствовали истине и делались для того, чтобы поднять дух рабочих. Нужно признать, что это имело и оборотную сторону, слишком оптимистические заверения привели к тому, что многие из повстанцев успокоившись, стали "праздновать победу". Впрочем, и сами руководители надеялись, что, узнав о Кольчугинском восстании, другие населённые пункты тоже поднимут знамя восстания.
Тут же на митинге избрали Совет, в который вошли С. Голев, П. Голиков, Ф. Жаркевич, М. Герасимов, С. Климов, М. Рыжков и другие.
Следственная секция Совета начала свою деятельность, допрашивая пленных и приговаривая их к различным наказаниям от тяжести совершённых преступлений.
Крестьяне окрестных деревень, узнав о восстании, потянулись на рудник. К полудню вся базарная площадь была заполнена подводами. Деревенские подпольщики, горя желанием действовать, обращались к членам Советов за инструкциями.
С радость встретили восстановление Советской власти, находившиеся на руднике военнопленные. Из дверей их барака слышались песни, в окнах алели красные флаги. Они тотчас устроили суд над заведующим лагерем военнопленных бывшим урядником Ситниковым, который жестоко с ними обращался. Часть военнопленных, вооружившись, несла караульную службу на руднике.
Тем временем на станции готовили эшелоны для отправки к магистрали. Железными и мешками с песком укрепили американскую углярку, поставили на этот самодельный броневик, захваченный в штабе гарнизона пулемёт, водрузив на паровозе красный флаг, первый отряд повстанцев под командой десятника Петухова с шахты "Капитальной" с песнями двинулся по направлению к станции Раскатиха. Через некоторое время вслед за ним отправился второй эшелон. В это же время в сторону Гурьевска был послан отряд в 22 человека под командой солдата гарнизона Мухлядова, чтобы там восстановить Советскую власть.
Задача отрядов, направившихся к магистралям, заключалась в том, чтобы захватить Топки, которые уже были готовы к этому, затем, быстро продвинувшись до магистрали, взорвать мост через реку Томь и разрушить железнодорожное полотно. Однако, колчаковцы уже успели принять меры против осуществления этого плана.
Дело в том, что, несмотря на быстрое занятие телеграфа, и телефонной станции, повстанцы не сумели воспрепятствовать немедленному распространению известия о восстании. Так, например, дежурному по станции Кольчугино, пользуясь тем, что караульный, поставленный в телеграфную комнату, ни имел никого представления о механизме телеграфной передачи, удалось ещё ночью сообщить о восстании управлению дороги. Ещё пример: помощник начальника станции Круковский, услышав гудки, позвонил по телефону на центральную станцию: "Где телефонистка?" - ответили - "Ушла домой" - "Тогда позовите дежурного милиционера" - "Тоже ушёл домой". Встревоженный такими странными ответами, помощник начальника станции вышел на перрон. В это время повстанцы уже заняли вокзал. Круковский осторожно добрался до квартиры начальника станции, и они оба пешком отправились на станцию Раскатиха. Придя туда на рассвете, они сообщили о случившемся в Топки и, испортив телеграфный аппарат, скрылись.
Словом, уже рано утром 6-го апреля начальник Щегловского гарнизона не только был осведомлён о событиях, но и успел выслать по направлению к Кольчугино вооружённый отряд в 40 человек под командой подпоручика Вагина. Отряд встретился с эшелоном повстанцев около станции Раскатиха.
Отряды повстанцев продвигались по линии железной дороги в самом радужном настроении. Вдали показались здания станции Раскатиха. Несмотря на разыгравшийся буран, можно было разглядеть, что на путях стоят два каких-то эшелона. Остановив поезд у семафора, Гужев выслал на станцию разведку. Приблизившись к эшелонам, разведка дала по ним несколько выстрелов. Этого оказалось достаточно: белогвардейцы отступили, и повстанцы заняли Раскатиху.
Первая лёгкая победа ободрила красногвардейцев. От железнодорожных рабочих они узнали, что численность противника невелика, но белогвардейский отряд забрал с собой со станции все инструменты, очевидно, намеревается разобрать путь. Повстанцы стали торопить командира двигаться вперёд, чтобы воспрепятствовать порче пути. Однако, Гужев, которому никак не удавалось связаться со штабом, колебался. Не зная, что аппарат попросту испорчен, по-видимому, он предполагал самое худшее, тем более что ему было известно, как непрочно положение повстанцев. И толь когда уже стемнело, он дал приказ двигаться дальше. В десятке километров от Раскатихи имелась казарма, из которой Гужев надеялся по фонопору связаться со штабом. К полночи достигли казармы, и Гужев зашёл в помещение, Гед находился фонопор.
Вести были малоутешительные. Хотя власть на руднике по-прежнему держали повстанцы, но ожидаемой поддержки со стороны других пунктов всё ещё не было. Гужев, желая поднять дух красногвардейцев, и, по-видимому, надеясь, объявил им, что известия об успешных выступлениях большевиков в Томске, Новониколаевске, Красноярске подтвердились. Ободрённые красногвардейцы вернулись к вагонам, и эшелоны двинулись к станции Плотниково.
Между тем, белые разобрали путь на 151-ой версте и, отступив в Плотниково, ждали подкрепления. Вследствие темноты и всё усиливавшегося бурана, а может быть, ещё и недостаточной внимательности наблюдателей, повреждения пути повстанцы заметили слишком поздно, и передний паровоз с бронеугляркой, прицепленной впереди, сошёл с рельс. Тотчас человек двенадцать красногвардейцев соскочили с углярки и закопались в снег, чтобы отразить возможное нападение белых, поскольку путь разобран, естественно было ожидать засаду. Остальные пытались исправить дело.
Задние эшелоны, увидев какую-то суматоху, пришли в замешательство. Гужев выслал разведку. Разведчиков заметили бойцы первого эшелона, и между своими завязалась перестрелка, пока не разобрались в чём дело. В это время повстанцы с первого эшелона продолжали работу, паровоз расцепили с угляркой и тихим ходом направили на рельсы. Гужева всё не было. Тогда шесть человек направились к Раскатихе, чтобы успокоить товарищей и вернуть их для соединения с первым эшелоном. Но на станции их ждала новость: Гужев проехал на Кольчугино. Связь с рудником отсутствовала. Шесть повстанцев решили, во что бы то ни стало добраться к утру до станции, там они связались со штабом по телефону, им приказали явиться в штаб и доложить обстановку. Но на руднике в штабе их ждала засада, сорганизовавшиеся колчаковский добровольцы, которые тотчас разоружили всех шестерых.
Что же произошло на руднике? Повстанцы из отряда Гужева, вернувшегося в Кольчугино, сообщили, что передний эшелон был взят в плен, на рудник движутся белые, нужно спасаться. К этому моменту П. Голиков и другие руководители восстания знали, что кольчугинцы остались в одиночестве. Попытка поднять рабочих Гурьевска окончилась неудачей, ожидаемой поддержки, со стороны других городов, тоже не было. С часу на час можно было ожидать наступления на рудник карательных отрядов. Вот почему известие Гужева удручающе подействовало на комитет.
Остаётся неясным, почему повстанцы даже не выслали разведки и не организовали отступления. В описании событий, составленном, семнадцатью участниками революционного движения в Кольчугино, по этому поводу говорится: «Точно установить не можем, почему руководство подпольного комитета – Голиков, Гужев, Моисеенко покинули штаб, уехали из Кольчугино, взяв с собой небольшое количество вооружённых рабочих, человек 80, после того, как власть Советов была восстановлена без жертв со стороны повстанцев. Эти руководители, уходя, даже не поставили в известность об отступлении большую часть вооружённых рабочих, военнопленных, предоставив их беспощадной расправе карателей».
Поспешность бегства тем более странна, так как первый карательный отряд вступил на рудник только 8 апреля в 6 часов вечера. В распоряжении повстанцев было ещё целых полтора суток, чтобы организовать отступление. О том, что для паники не было никакой реальной причины, свидетельствуют и данные колчаковских следственных органов, в документах которых написано: «В полночь с 6 на 7 апреля банда бунтовщиков без всякого давления извне бежала из Кольчугино, очистив сначала станцию, а затем утром 7 апреля и село, и рудник».
По-видимому, здесь дала себя знать некомпетентность главных руководителей восстания и, прежде всего, самого Голикова. Хотя, по отзывам, это, был человек горячий, способный зажечь людей и увлечь за собой, но мало организованный и разбрасывающийся. Не закончив одно дело, брался за другое, действовал не столько по заранее обдуманному плану, сколько под непосредственным впечатлением от совершающихся событий.
К тому же ответственные поручения давались порой людям недостаточно доверенным, просто потому, что они таковые попадались на глаза.
Серьёзной ошибкой было назначение начальником гарнизона поручика Л. Степанова. Это был единственный из колчаковских офицеров, не скрывшийся с рудника в момент восстания и, тем не менее, оставшийся в живых. Ранее он служил в Кольчугино учителем, в гарнизоне среди солдат пользовался репутацией «хорошего офицера», и его пощадили, даже избрали начальником гарнизона. В момент избрания Степанов был пьян и отпросился домой проспаться, а на другой день сказался больным. Зато, когда началось отступление повстанцев, он развернул весьма активную деятельность в качестве организатора белогвардейцев.
Ошибкой было также избрание Совета на митинге, в первый же день восстановления Советской власти. В результате в Совет попал ряд людей случайных, некоторые сразу же ушли домой и никакого участия в его работе не принимали. Первое время власть, разумеется, должен был взять в свои руки революционный комитет, заранее составленный из наиболее надёжных и работоспособных членов подпольной организации.
Один из руководителей восстания - Гужев, ставший во главе отрядов, направленных к магистрали, был неопытен и молод. Ему тогда было не более 19-20 лет.
В тот момент, когда отряд Гужева принёс паническое известие о том, что на рудник якобы движутся неместные белогвардейские силы, многие из активных участников восстания, не спавшие уже вторые сутки, ушли домой отдохнуть.
Таким образом, кольчугинские рабочие, поднявшиеся по зову большевиков на защиту советской власти, не имели, по сути дела, достаточно стойких и опытных руководителей. Силы, разбуженные восстанием, не были введены в нужное русло, и его результаты оказались гораздо менее значительными, чем можно было ожидать.
Легко представить себе недоумение и тревогу участников восстания, когда утром 7 апреля они увидели полный развал и узнали о бегстве руководителей. В отчаянии они разыскивали своих товарищей, чтобы узнать, что же случилось. Однако, никто ничего не знал толком.
Между тем у штаба уже собирались колчаковские милиционеры и добровольцы. "Утром я пошёл к штабу и приветствовал стоявших возле крыльца солдат, назвав их "товарищами", - рассказывает один из очевидцев восстания, - "но, солдаты, которые вчера были красными, за ночь снова превратились в белых, что я вполне почувствовал, получив в ответ на приветствие удар по спине прикладом, после чего я с трудом успел скрыться в свою квартиру, где и просидел до вечера, так как опасался выйти на улицу"".
Некоторые, также ничего не подозревая, приходили в штаб и спрашивали: "Где здесь записывают в Красную Гвардию?". Но записывали их уже белые, и не в Красную гвардию, а в списки смертников.
Повстанцам оставалось только спасаться отступлением из Кольчугино. Но это было не так просто: место кулачьё и белогвардейцы уже устроили заставы на дорогах, ведущих из Кольчугино. Приходилось скрываться у знакомых, в подвалах, на заброшенных участках шахт.
Отступление было настолько поспешным, что забыли даже уничтожить список вступивших в Красную гвардию и получивших оружие. Он был оставлен в помещении штаба, и карателям достался важный документ для расправы с рабочими.
Отступив от Кольчугино, повстанцы собрались в селе Байкаим, в нескольких километрах от рудника. Оттуда рано утром 7 апреля послали разведку, которая донесла, что на руднике полная неразбериха и что белые уже организуются. После этого часть повстанцев рассыпалась по окрестным деревням, а часть направилась на соседние с партизанскими отрядами.
Что же произошло с передним эшелоном, застрявшим близ станции Плотниково?
Повстанцы, тихим ходом благополучно заведя паровоз на рельсы, принялись восстанавливать путь, чтобы по возращении отряда Гужева продолжать наступление.
Не знали они, что задние эшелоны и не думали возвращаться. Светало, дальше ждать было бесполезно. Отряд белых отсиживался на станции Плотниково, но повстанцы имели все основания опасаться быть отрезанными от Кольчугино. Уверенные, что на руднике советская власть держится крепко, оставив углярку, которую так и не удалось поднять, двинулись в Кольчугино. Но на станции Кольчугино их встретил поручик Степанов с отрядом белогвардейцев. Степанов объявил митинг. И считая его "своим", солдаты-повстанцы выстроились на привокзальной площади. И здесь он показал "своё настоящее лицо".
- Солдаты! Власть Верховного правителя нерушима по всей Сибири. Вы должны искупить свою вину, иначе будете расстреляны вместе с рабочими, которым вы служили.
Солдаты были разоружены и арестованы. Позже Степанов пытался доказать свою преданность "белым", лично участвуя в расправах над рабочими и крестьянами.
8 апреля в два часа дня в Кольчугино вступил карательный отряд под командой полковника Буланцева, состоявший из уральских и сибирских казаков-добровольцев. Нашитое на рукавах шинелей изображение черепов с двумя перекрещенными костями под ним ясно говорило о назначении отряда. Заняв станцию, каратели тот час расстреляли пять железнодорожников, и с песней
"И мы готовы умереть
За Всесибирского правителя..."
двинулись на рудник. Они оцепили барак военнопленных и, отобрав по списку семь человек, отвели на кладбище и расстреляли. Во всю заработал военно-полевой суд.
В первый же день, 8 апреля, было расстреляно 30 солдат и 60 рабочих - участников восстания. Каратели пользовались не только оставленными списками получивших оружие и избранных в Совет. Как оказалось, писарь, которому во время раздачи оружия поручили записывать фамилии рабочих и номера выданных винтовок, сумел тайком от повстанцев сохранить подлинник списка и передал его следственным органам белых. Фотограф Флейшман сделал во время восстания ряд фотоснимков, которые тоже дали материал для обвинения.
Разумеется, никакие списки, и снимки не могли бы дать ужасной цифры в шестьсот человек расстрелянных и замученных. Ясно, что не сами каратели отобрали эти 600 жертв из общего числа рабочих рудника. В этом им помогла администрация.
9 апреля была объявлена регистрация всех рабочих и служащих. Для приманки пообещали выдать аванс. Рабочие поневоле пошли на регистрацию, а администрация, оказывается, уже заготовила списки всех, кто не явился на работу в дни восстания, т.е. 6 и 7 апреля. Когда такой рабочий приходил на регистрацию, у него отбирали рабочую книжку и заменяли "талоном на аванс", который, якобы, перед получением денег надо было визировать в штабе гарнизона. А в штабе с таким талоном арестовывали. Списки всех, не пришедших на регистрацию, также передавались в белогвардейский штаб. Окончательное решение судьбы того или иного рабочего также происходило при непосредственном участии администрации копей.
На окраине рудника был глубокий ров Камышанка, туда обычно сваливали навоз и мусор. В дни расправы на Камышанку днём и ночью группами в несколько человек уводили рабочих каратели, получив по два рубля и по стакану спирта за каждого расстрелянного. Казалось, они хотели потопить в крови саму мысль о восстании. Не щадили ни стариков, ни детей. Среди расстрелянных подростки - пятнадцатилетние Бородачёв и Конев, шестнадцатилетний Жуков.
Вот одна из бессмысленных жестоких сцен. Шёл из бани дряхлый старик с веником под мышкой. Навстречу ему отряд полупьяных карателей вёл группу рабочих на расстрел. Не разобрав, в чём дело, старик вежливо посторонился, снял шапку, сказал приветливо: "Здравствуйте, товарищи!". Караульный тут же втолкнул старика в кольцо вооружённых и вместе со всеми увели на Камышанку.
"В начале апреля, - рассказывает один из очевидцев восстания, - у нас на глазах повели на расстрел товарища Чепелева и кочегара товарища Воронцова, а на другой день мы увидели, как на базаре продавали ботинки Воронцова".
Садов Иван, рабочий, был избит карателями до полусмерти. И только потому, что дал взятку жандарму Суховольскому, не был расстрелян.
Нужно упомянуть случай предательства и среди шахтёров. Он не имел отношения к подпольной организации, а лишь случайно отирался около повстанцев в дни восстания. Каратели пообещали ему жизнь, если назовёт пятьдесят участников восстания, или просто на митинге, в штабе, а когда его сведения исчерпались, стал называть просто случайных людей, даже не причастных к восстанию. Получив информацию, каратели его расстреляли.
Шестьсот человек убитых только в самом Кольчугино, а, сколько избитых до полусмерти шомполами и нагайками, искалеченных, брошенных в застенки! Сколько жертв в окрестных сёлах и деревнях, куда тотчас устремились карательные отряды, преследуя отступивших повстанцев! В газете "Ленинский шахтёр" за 6 апреля 1936 года есть воспоминания участника восстания Д. Антонова: "Это было в конце апреля. Нечаев Михаил, Садов Иван и я отправились на братскую могилу и под страхом смерти поочерёдно осмотрели могилы (один стоял в карауле). Могилы были большие, и можно было предполагать, что в одну могилу бросали до полсотни человек. Из могил сочилась кровь, тут же валялся ободранный подбородок мужчины.
- Это наша кровь, - печально сказал М. Нечаев.
И на братских могилах мы дали клятву отомстить за погибших товарищей".
Несмотря на поражение Кольчугинского восстания, и партизанское движение, и забастовки в Кузбассе расширялись. Тыл колчаковцев оказывался для них по существу вторым фронтом, что подтверждается многими документами. Уже в августе 1919 года снова стало складываться подполье в Кольчугине - под руководством большевика Бескова, поступившего работать в контору рудника под фамилией Муратов.
В средине декабря 1919 года части Первой Томской партизанской дивизии под командованием В.П. Шевелёва, в том числе и партизанский отряд Роликова-Виноградова, освободили Кольчугино от белых, а вскоре в посёлок вступили части Красной Армии. Власть, за которую погибли кольчугинцы, победила.
Главными причинами поражения восстания в Кольчугино было его узколокальный характер, преждевременность выступления, слабость руководства и нерешительность командиров сформированных отрядов. Руководители восстания, безусловно, проявили поспешность. Они не взвесили всех обстоятельств, не изучили должным образом обстановку в районе Кольчугино, готовность к восстанию ближайших городов и промышленных районов.
Следует учесть и то, что восставшие были слабо вооружены и не в состоянии были всерьёз противодействовать регулярным войскам белогвардейцев и интервентов.
Можно говорить и о значимости Кольчугинского восстания, в контексте установления советской власти в Сибири. Кольчугинское восстание, как и другие городские восстания большевиков в зимне-весенний период 1919 года в Сибири, внесло дезорганизацию в планы и военные действия колчаковцев, вывело на время из строя средства железнодорожного сообщения и связи, которые задерживали переброску на фронт воинских формирований, оружия, боеприпасов, снаряжения и продовольствия. В Кольчугино колчаковцы вынуждены были увеличить воинский гарнизон для несения полицейской службы. Революционные выступления в городах, как и партизанское движение, отвлекали на себя полки и дивизии белых, тем самым облегчалось положение Красной Армии.