Как создать искусственный разум?.. И не только

Материалистически поставленный вопрос об искусственном создании мышления, равного человеческому, можно сформулировать и как вопрос о создании тела, которое мыслит. С этой постановкой вопроса согласны представители двух материалистичеких направлений: и те, кто мечтает о создании совершенного компьютера — машины, способной мыслить, и сторонники деятельностного подхода к человеку, утверждающие, что мышление — это момент человеческой предметно-практически-преобразовывающей деятельности, атрибут социальной формы движения материи. А каждый отдельный индивид является человеком и мыслит ровно настолько, насколько он освоил достижения культуры, создаваемые многими поколениями людей. Важно отметить, что представители обоих направлений имеют свои соображения о том, каким должно быть это тело, чтобы оно было мыслящим.

Поскольку все согласны с тем, что: «Хранимая личностью информация, выражающая ее жизненный опыт, свойственные ей особенности эмоциональной и интеллектуальной оперативности, все ее высшие психологические регистры так или иначе фиксированы в ее головном мозгу, воплощены в специфической организации мозговых систем, подсистем и элементов» ^{[1] [2]}, то в понимании вульгарного материализма даже не человеческий индивидуум как целое, а мозг является в конечном счете субъектом мышления. На языке механицизма ХVIII эта мысль была сформулирована следующим образом: мозг продуцирует мысль точно так же, как печень производит желчь. С этой точки зрения, мышление реальных живых людей объясняется особенностями строения мозга, определяющего тип и скорость «обработки информации». В конце концов, мышление сводят к прохождению электрических импульсов и химических реакций. Само же мышление отождествляется с процессами обработки информации. Отсюда идея того, что смоделировав связи по обработке информации, аналогичные тем, которые проходят в мозге человека, возможно, искусственно создать мышление.

Оставим пока в стороне гносеологический вопрос об отношении модели к моделируемому. Отметим только, что такое понимание мышления предполагает редукцию человека к организму. И какой бы далекой от философии не казалась она ее сторонникам, на самом деле — это завершенная философская концепция, которая делает человека предметом физиологии, анатомии, химии и т.д. Такая философия, которая отождествляет человека, в лучшем случае, с животным, а в худшем — с машиной, была очень популярна в ХVIІ-ХVIII в.в. в своем механистическом варианте, а начиная с ХIX и до сегодняшнего дня — в большей степени со ссылкой на биологические законы и физиологию высшей нервной деятельности. С этой точки зрения, источником любых идей (математических систем, философских и физических теорий) объявляются особенности строения мозга. Таким образом, не учитываются объективные, не зависящие от особенностей отдельных индивидов, исторические условия их возникновения. А ведь только в связи с развитием этих условий можно увидеть значение, роль и место определенной концепции в истории.

Если смотреть на человека под биологическим углом зрения, невозможно увидеть то специфическое, что отличает человека от животных и других природных объектов и делает его мыслящим существом. Не учитывается характер связи человека с природой — культура как способ существования человека. Эта культура определяет ВСЕ человеческое в человеке: и его тело как единство культурных определений, совпадающих со способами деятельности, и мышление как атрибут этого тела.

Материалистический деятельностный подход — это понимание человека как существа, творящего культуру, которое является тем, что оно делает. Причем, понятием тела человека здесь обозначается вовсе не организм индивида. Оно даже не ограничивается совокупностью живых тел человеческих индивидов, а включает в себя всю очеловеченную и находящуюся в процессе очеловечивания природу — мир вещей, созданных человеком для человека.

Какая бы не была сложная система опосредования человека и природы при помощи орудий труда, и на одном, и на другом конце должны быть явления и силы природы. Иначе, мышление человека оказывается, по ту сторону природы, а природа не сможет сама на себя воздействовать через мыслящее существо.

Первая посылка деятельностного подхода заключается в том, что мыслящий человек должен воздействовать на природу, а значит, он должен выступать по отношению к природе как природная же сила, быть природным существом. В процессе труда он осваивает логику природы, делая ее своей собственной логикой. "Труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам противостоит как сила природы. Для того, чтобы присвоить вещество природы в форме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы. Воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя её, он в то же время изменяет свою собственную природу" ^[3]. Здесь Маркс кратко и емко сформулировал не просто деятельностный, а материалистический подход к человеку. Чтобы процесс орудийной предметно-практической деятельности вообще мог состояться, человек должен иметь возможность создавать средства труда и пользоваться ими. Какая бы не была сложная система опосредования человека и природы при помощи орудий труда, и на одном, и на другом конце должны быть явления и силы природы. Иначе, мышление человека оказывается, по ту сторону природы, а природа не сможет сама на себя воздействовать через мыслящее существо. То есть, никакой процесс преобразования природных объектов человеком будет невозможен, а, значит, невозможно и мышление как момент и результат коллективной деятельности людей по созданию культуры в самом широком смысле этого слова. Из этого следует, что человек должен обладать органическим телом как природной данностью со всеми необходимыми для деятельности органами. Это органическое тело человека как мыслящего существа следует рассматривать двояко, как единство культурных смыслов и как природную данность.

Прежде чем перейти к вопросу о том, каким может быть это тело, следует указать на основные моменты истории становлении деятельностного подхода. Начиная с эпохи Возрождения тело перестало восприниматься как «тюрьма души», а рассматривалось как инструмент разумной деятельности человека на Земле. Развитие современного понимания человека и человеческого мышления опирается на эту общекультурную установку, появившуюся как момент самосознания становящегося капитализма.

В чистом виде вопрос о мыслящем теле, известный как психофизическая проблема, был поставлен Рене Декартом. Декарт, говоря о воздействии человека на природу, утверждал, что «Так как мы не сомневаемся в том, что есть неодушевленные тела, которые могут двигаться столькими же способами, как и наше тело, и даже более разнообразными, и в которых имеется столько же или больше тепла и движений (из опыта нам известен огонь, в котором значительно больше тепла и движений, чем в какой-либо из частей нашего тела), то мы должны полагать, что, поскольку все тепло и все движения, которые в нас имеются, совершенно не зависят от мысли, они принадлежат только телу» ^[4]. Это положение — полностью механистическое. Перед философом встала проблема: как возможна разумная деятельность тела в мире протяженных вещей, подчиняющихся законам природы (кроме законов механики другие законы природы еще не были открыты), или каким образом согласуются мышление и тело, которое действует разумно. Декарт редуцировал тело к протяженности вообще а мышление отдельного индивида (душу) к мышлению вообще. Дуализм Декарта состоял в том, что действующее тело и мышление для него были отделимыми, а значит отдельными друг от друга. Фактически из этого же исходят современные ученые, разрабатывающие компьютеры и программное обеспечение, в случае, если представляют мышление как информационную бестелесную программу, которая реализуется в компьютере-мозге. А ведь если между ними существует только взаимосвязь, а не единство, то для согласования они должны быть приведены к общему знаменателю.

Декарт вынужден был вводить третью силу, атрибутами которой является и мышление и протяженность (тело), чтобы согласовывать их в человеке. Этой силой для философа был бог. На примере рассуждений Декарта хорошо видно, каким образом идея о том, что мышление и тело это разные вещи, пусть даже изначально основывающаяся на материалистических (естественнонаучных) предпосылках, если ее додумать до конца, неизбежно приведет к идеализму. Разница только в названиях: если Декарт пользовался понятием души и отдавал себе отчет в своем отношении к богу, то современные естественнонаучные материалисты могут даже стесняться этого слова, но суть дела от этого не меняется.

Бенедикт Спиноза, решая вопрос, поставленный Декартом, утверждал, что тело и мышление это — одно и тоже, только рассматриваемое то под углом зрения протяженности (принадлежности к природным объектам), то — мышления. Мыслящее тело, в понимании Спинозы, существует как мыслящее только тогда, когда оно мыслит, ибо мышление — это способ существования (деятельности) мыслящего тела. Эта деятельность обусловлена не внутренними отправлениями этого тела и даже не взаимодействием его отправлений с окружающим миром, а природой как таковой, которая определяет и тело, и мышление как способ его бытия. Ведь «конечный ум не может понять бесконечного» ^[5]», и вообще — этот ум "сам по себе не может ничего понять, если только он не определяется чем-то вне себя», подобно тому, как он не имеет власти познать все сразу, он так же мало властен начать, например, познавать это ранее того, то раньше этого» ^[5]. Спиноза доказывал, что причина любой идеи в человеке — не его выдумка, а то, что объективно заставляет его узнавать одно раньше другого. Итак, мыслящее тело не определяется ни его конечным умом, ни самим собой, ведь тело ограничено, а может определяться только всеобщей причиной. Этой причиной он считал бога — отождествленного с миром в целом. С помощью таких аргументов философ опровергал взгляд на природу человека и мышление как субъективного идеализма, так и грубого материализма XVII века.

Спиноза понимал мышление как действие протяженного тела в мире протяженных вещей по контурам этих вещей, которая заранее не задана строением этого мыслящего тела. Мышление всегда является действием в пространстве и времени. Под такое понятие мышления подпадает не только способ деятельности человека. Эта характеристика, по меньшей мере, присуща также и высшим животным, которые способны двигаться в пространстве с учетом размещения предметов, которые их окружают. Эта мысль имеет значение для дальнейшего исследования происхождения человека. Для того, чтобы понять, в чем состоит качественное отличие разумной деятельности человека в мире от животного поведения, а значит, чем тело человека отличается от любых других природных тел, в том числе и животных, нужно четко обозначить и то, что у них общего.

«Иными словами, единственной альтернативой спинозовскому пониманию оказывается представление, будто бы мысль может существовать где-то и как-то сначала вне тела мысли и независимо от него, а уж потом "выражать себя" в действиях этого тела» ^[6] — утверждал Э.В. Ильенков. И это не просто личное мнение Спинозы, а вообще материалистическое понимание мыслящего существа как деятельного, хотя и очень общее. Единственное, на что Спиноза не обращал специального внимания, и за что справедливо был раскритикован идеалистами — сторонниками деятельностного подхода, так это то, что человеческое тело движется не по готовым контурам природных тел, а преобразовывает их.

Если же мы отказываемся от этого положения, то вынуждены или заниматься вопросом «согласования субстанций», или отказать мышлению в возможности воздействать на природу, и тогда оно оказывается потусторонним по отношению к материальному миру, а значит в мире не проявляющимся и через него непознаваемым. В первом случае мы приходим к богу, если речь идет о человеке, а если предположить, что мышление реализуется в программе на сервере, то нужен «программист», который будет согласовывать программное «мышление» и действующее тело, чтобы оно могло воздействовать на природу как сила природы. Во втором случае получается субъективный идеализм. Материальный мир подводится с мышлением под общий знаменатель тем путем, что этот мир объявляется порождением или бессознательной деятельностью индивидуального сознания, а вопрос о существовании мира за его пределами и даже вопрос объективного существования тела индивида объявляется бессмысленным для познания. Субъективный идеализм — единственное поле для отступления, на котором можно открещиваться от материалистического положения о мыслящем теле и требовать единства мысли и действия. В самом развитом фихтеанском варианте мир рассматривается как самодеятельность Я ^[7]. Такой, субъективно-идеалистический вывод характерен для части представителей «чистой науки», пренебрежительно относящихся к философии, а потому то и дело наступающих на старые философские грабли, тем более, что эти «грабли» неразрывно связаны с сенсуализмом. «Тут уж выбирайте: либо Фихте, либо Спиноза. Либо сначала «интериоризация» внешних действий во внешнем пространстве (Спиноза), либо с самого начала экстериоризация всего «внешнего» мира из априори заложенных внутри (безразлично — называют это «мозгом» или «душой», церебральными структурами или экзистенцией) условий» ^[8].

В становлении деятельностного подхода к человеку немаловажную роль сыграли мысли Д.Дидро. В своих работах он показывал, что человек — это продукт собственной деятельности. К тому же не просто деятельности сознания, так или иначе проявляющейся во «внешних поступках», а наоборот предметно-практической деятельности. Специальным анализом этой деятельности Дидро не занимался, ограничившись лишь некоторыми замечаниями. Однако это чуть ли не единственный пример в истории домарксового материализма, когда человек рассматривается как создатель собственных души и тела, как существо, производящее себя в процессе непосредственного производства вещей для себя, или для другого представителя рода человеческого. В работе «Письмо о слепых, предназначенное зрячим» ^[9] он определил руку как орган мышления слепого человека и поставил одну из проблем, без практического решения которой невозможно овладение человеком условиями производства мышления. Это — вопрос о возможности полноценной жизни людей с различными физическими недостатками. К тому же, за меру такой полноценности берется не возможность потребления тех или иных предметов культуры, а степень развития способностей, позволяющих создавать их.

Если же мы рассматриваем мышление, как такое, которое может существовать отдельно от действующего тела, а лишь потом может выразиться в нем или действовать через него, как через «проводник», мы тем самым переходим на сторону идеализма. При этом, нужно помнить, что именно идеалистическая философия в лице своих лучших представителей выступала за деятельный подход к человеку и разрабатывала его. Начнем с обьективно-идеалистического варианта деятельностного подхода. Он был сформулирован Лейбницем. У него получилось, что для того, чтобы приводить в движение природные силы, дух должен иметь тело. Поэтому самодеятельность единичных духов (монад) как «бестелесных автоматов» все же нуждается в телах как в «природных автоматах». Тела лишен только бог. Так, объективный идеализм, основывающийся на деятельностном подходе к человеку, приходит к выводу, что «Я должно иметь тело» ^[10], который даже возводится в ранг морального императива. Это общее положение объективного идеализма, характерно и для немецких классиков. Гегель, рассматривая «субъективный дух», был вынужден говорить о теле человека и о природе, как об инобытии объективного духа, который становится через субъективный. Тело для него — инобытие духа, его материальность. Хотя собственно как деятельность объективным идеализмом признается только деятельность сознания, все же оно нуждается в теле на уровне «субъективного духа» и даже связано с ним на уровне духа объективного.

Влияние теории Ч.Дарвина^[11] о происхождении человека и признание факта происхождения человека от животного сделали объектом критики деятельностное понимание, выработанное идеалистической философией. Поскольку стало очевидно, что человек такое же природное существо как и животное, необходимо было по-новому определить границы человека. Оставим в стороне социал-дарвинизм, отождествляющий человека с животным, пусть даже сложным и развитым, а человека с индивидом, борющимся за существование. Это — еще один вариант отождествление человека с организмом. Нас интересует, какую роль в становления материалистического деятельностного подхода к человеку сыграла теория Дарвина.

В социологии, социальной философии, и культурологии, которые в то время формировались как отдельные отрасли знания, начали разрабатываться подходы к обществу как к целостному телесному феномену (в отличие от имплицитно господствующей теории общественного договора, базирующейся на индивидуализме). Рассматривая мир культуры как организм с определенными стадиями развития, представители активно развивающихся новых наук о человеке отходили от механистического стиля мышления. Правда, они противопоставляли ему эволюционистский взгляд на мир, так же абсолютизируя его. Но такой подход все же, позволял осмыслить тело культуры как целостный исторический феномен, который закономерно развивается. Это невозможно с точки зрения «социальной механики». Общество в целом и различные социальные институты рассматривались как организмы, эволюционирующие в процессе приспособления к внешним условиям. Для нас важно даже не то, каким образом понимали закономерности развития тела общества, а сам факт того, что антропология и культурология в процессе своего формирования ориентировались на изучение человека как действующего тела, которое не было удостоено внимания идеалистической философией. Причем, для этих наук было важно не только функционирование тела общества как целостности, а и момент единства тела индивида и тела культуры, то, каким образом тело индивида вписано в тело культуры и является его моментом. Здесь стоит упомянуть работы Дж.Мак-Леннана^[12], Дж.Фрейзера ^[13], Ф.Джевонса ^[14], Л.Морган ^{[15] [16]} М. Мид ^[17], Е.Тайлора ^[18], Л.Уайта ^[19].

Представители антропологии (этнологии), которые занимались изучением первобытных обществ, так же как и марксисты, рассматривали человека и его тело как момент и продукт соответствующей культурной деятельности. Маркс даже отмечал, что Л.Морган параллельно с ним открыл материалистическое понимание истории.

Материалистическое понимание истории — это и есть материалистический деятельностный подход к человеку. Открывателем его по праву считается К.Маркс. Тело человека как мыслящее тело в марксизме рассматривается как на 100% культурный или социальный феномен, а не как физический или биологический объект. На первый план выходят особенности функционирования и воспроизводства тела культуры как целостности. Способ существования, то есть способ деятельности тела культуры определяет способ «вписывания» тела индивида в тело культуры, а следовательно — его деятельность и его мышление. Тело культуры полностью совпадает с телом общества, включает как предметный мир — очеловеченную и находящуюся в процессе очеловечивания природу (неорганическое тело человека) — так и совокупность тел живых индивидов, из которых состоит общество, во всем многообразии их культурных связей.

Маркс ввел понятие неорганического тела человека: «Практически универсальность человека проявляется именно в той универсальности, которая всю природу превращает в его неорганическое тело, поскольку она служит, во-первых, непосредственным жизненным средством для человека, а во-вторых, материей, предметом и орудием его жизнедеятельности. Природа есть неорганическое тело человека, а именно — природа в той мере, в какой сама она не есть человеческое тело. Человек живет природой. Это значит, что природа есть его тело, с которым человек должен оставаться в процессе постоянного общения, чтобы не умереть. Что физическая и духовная жизнь человека неразрывно связана с природой, означает не что иное, как то, что природа неразрывно связана с самой собой, ибо человек есть часть природы» [14, с. 92]. Мыслящее тело понимается как единство органического и неорганического тела. С этой точки зрения человек выступает как природное существо и как человеческая природа.

Итак, мышление каждого отдельного индивида, в конечном счете, определяется спецификой единства исторически обусловленных органического и неорганического тела человека и его места в нем. Человек должен обладать природной определенностью, которая выступает по отношению к природе как сила природы и потому способна приводить в движение природные объекты. Без этого невозможна деятельность, а значит и мышление.

Теперь вернемся к вопросу, каким должно быть тело, чтобы оно было мыслящим? Природное тело индивида являться предпосылкой и условием для этого. Отметим: только предпосылкой и только условием — необходимым, но недостаточным. Тем не менее, его природная определенность очень важна, для того, чтобы вообще мог начаться процесс движения от просто природного тела к телу мыслящему, как в становлении общества, так и в процессе индивидуального становления. Каким должно быть природное тело, чтобы оно могло стать мыслящим? Какими органами оно должно обладать?

Мозг является органом мышления. Индивид без мозга мыслить уж точно не сможет. Но сам по себе мозг мыслить может так же мало, как и индивид без него. И даже с этим, по большому счету согласны все материалисты, как минимум признается важность наличия сенсоров, которые бы снабжали мозг необходимой информацией. Пожалуй, на этом общее по вопросу о мыслящем теле у естественнонаучного материализма ХVII века в современной его форме — форме позитивизма, и у диалектико-материалистичекского деятельностного понимания человека, заканчивается. С точки зрения деятельностного подхода мозг все же не мог бы быть органом мышления без тех органов, которые позволяют человеку творить культуру. Поэтому мозг только по преимуществу, а не исключительно — орган мышления. Органом мышления так же является рука, и все те органы, которые позволяют человечеству осваивать и создавать предметы культуры: органы чувств, сама способность ощущать, определенное строение апарата, при помощи котрого издаються звуки, органы, отвечающие за возможность включения и освоения такой важнейшей сферы культуры как половая любов и многое другое. Это тело в своих главных чертах должно быть такое же, как наше с вами (включая в том числе и половые различия между индивидами, принадлежащими к одному роду, и необходимость есть несколько раз в день). Оно должно быть живым и постоянно нуждающемся в природе и в других людях.

Отметим важнейший момент: биологическая определенность человека заключается в его неопределенности. Человек от природы — ни к чему не приспособленное существо. В нем не заложен способ приспособления к окружающему миру, заставляющий его действовать только так, а не иначе. Но зато, именно благодаря этому и той степени свободы, которую ему предоставляет строение его природного тела, он обладает потенциальной способностью действовать по отношению к природе универсально. И эта потенциальная способность в определенных условиях становится действительностью. Любой человеческий индивид может освоить любой вид деятельности, живя и трудясь как член социо-исторического «организма», который сейчас совпадает с земным человечеством в целом. С этой биологической неприспособленностью человека неразрывно связано длительное детство и полная беспомощность человеческих детенышей. Биологическое тело некоторых приматов, в том числе и вида homo sapiens, обладает всем необходимым для того, чтобы быть мыслящим. И если мы когда-то встретим разумных существ на других планетах, то они будут очень похожи на нас с вами, не считая несущественных деталей. Способ же их существования будет человеческим — предметно-практически-преобразующей деятельностью.

Отметив главные моменты в характеристике природного тела, способного стать мыслящим, мы также должны указать на возможную вариабельность биологических предпосылок. На Земле, как известно, были люди не только нашего с Вами биологического вида, но людьми они от этого были не меньше чем мы. Современной наукой было открыто несколько видов таких людей. Известный период в истории неандерталец стоял на более высоком уровне культуры, чем кроманьонец — человек современного типа. У неандертальца было немного другое строение черепа и строение мозга, но в главном он был такой же, как мы. Он был способен к деятельности, моментом которой является мышление. Неандерталец как род и действовал, и мыслил. Возможно, когда-то медики-биологи смогут искусственно создать неандертальского ребенка, который будет биологически не такой как наши дети, но не в меньшей степени человеческим ребенком, если будет жить и воспитываться в нашем обществе. Возможно, в каком-то далеком будущем человечество откроет для себя тайны зародившейся на какой-то далекой планете кремниевой жизни и сможет последовательно провести линию развития от кремниевой клетки до кремниевого тела, способного стать мыслящим, то есть по сущности человеческим телом.

Вопрос создания искусственного мышления, равного человеческому, на первом этапе является вопросом создания тела — способного стать мыслящим, а компьютер и вообще вещь, для этого очевидно не подходит. Как минимум — это должна быть не вещь, а живое существо. И в этом плане человечество продвинулось довольно далеко. Вопрос об искусственном создании природного тела человека — уже не вопрос. На него находят ответ биология и медицина, познавая логику природы. Постоянно усовершенствуются био- и медицинские технологии, позволяющие это сделать. Но все, что можно сделать естественнонаучными методами, так это только воссоздать организм, способный превратиться в мыслящее тело — заготовку, но не само это тело.

Природное тело превращается в мыслящее, только в определенном процессе, а именно в процессе того, как оно учится обращаться с предметами по-человечески. В процессе этого его природные органы превращаются в человеческие — культурные. Лапа становится рукой, глаз — человеческим глазом, способным видеть по-человечески, ухо — начинает слышать, и т.д, мозг становится органом мышления. Более того, тело человека как единство органического и неорганического тела, вообще не обладает раз и навсегда установленными закрепленными органами. Осознание этого момента, выразолось в том числе и в метафоре «тела без органов» ^[20]. Они пребывают в постоянном процессе становления, постоянно изменяется, приобретая новые характеристики. Это очевидно, если говорить, например, о руке, человека. То, что она способна делать сейчас и каких-то 20, а, тем более, 100 лет назад — совершенно разные вещи, а значит и рука как культурный феномен — уже нечто совершенно другое. Хотя биологически она осталась той же, у нас по прежнему по 5 пальцев и большой — противопоставлен.

Такая культурная определенность собственно человеческих органов позволяет и должна в отдельных случаях культурно компенсировать физические недостатки отдельных индивидов. Рука, например, в определенных условиях может стать и глазами и ушами человека. В связи с этим, хотелось бы привести слова тогда еще студента Александра Суворова, человека, от рождения физически лишенного зрения и слуха. На реплику, выражавшую удивление тем, что он и его товарищи ничего не видят и не слышат, но понимают лучше других, он отвечал следующим образом: «А кто вам сказал, что мы ничего не видим и не слышим? Мы видим и слышим глазами и ушами всех наших друзей, всех людей, всего рода человеческого ... А что касается понимания ... Не знаю — наверное, нас просто правильно учили этому — понимать то, что видишь...» ^[21]. «Всего рода человеческого» — вот в чем дело. Рука может стать глазом потому, что у человечества уже есть глаза и уши, и этот новый кандидат в человеки может при помощи своей руки пользоваться этими глазами и ушами всего человечества. В обязанность же общества должно входить создание для каждого индивида условий, в которых он мог бы приобщиться к коллективным органам человечества и сделать их своими собственными органами, а его тело стало бы мыслящим. Такое тело простирается далеко за пределы органического тела каждого отдельного индивида, и включает в себя его неорганическое тело человека — предметный мир культуры. С помощью своих неорганических органов человек познает окружающий мир, делая его логику своей собственной, с помощью этих органов он, в конце концов, — мыслит. Любое понятие, даже понятие вещей, которые можно непосредственно воспринимать при помощи органов чувств, возникает не из-за этого восприятия, а только тем путем, что человек учится с ними действовать. Преобразовывать материю мы можем только по ее логике. Поэтому-то и мыслящая форма движения материи должна воссоздаваться тоже по ее логике.

Таким образом, вопрос о создании искусственного мышления, равного человеческому, оборачивается, вопросом как обеспечить природной заготовке, о которой мы говорили, возможность стать человеком. А это уже вопрос, лежащий вне компетенции естествознания и развития техники. «Точно так же обстоит дело и с проектами машинных обществ, создания "искус­ственных людей" и другими подобными проектами, вокруг которых часто создается атмосфера нездоровой сенсации. Необходимо совершенно ясно представлять себе, что возможность реализации подобных проектов решается не в чисто техническом, а, прежде всего, в историческом плане и лежит поэтому вне компетенции киберне­тики или любой другой естественной науки. Ответы на подобные вопросы следует искать не в естественных, а в социальных науках. И этот ответ уже давно дан исто­рическим материализмом, а именно: во всяком реально существующем и развиваю­щемся человеческом обществе все созданное руками человека, в том числе и самые совершенные автоматы, является не более чем орудиями производства и не может быть в социальном плане равнозначным человеку» ^[22].

В связи с вышесказанным встает и другой вопрос: может ли человек с помощью технологий развивать свое органическое тело? Да, конечно же может, должен и постоянно делает это. Если мы с этим не согласны, то должны отказаться не только от медицины, фармакологии, но и от расчески и мыла, постели, одежды и т.п. — вообще от потребления как производства и воспроизводства тела индивида. Развитие продуктов, способов и форм потребления — не что иное, как развитие органического тела человека как природного тела и как единства культурных определений посредством неорганического. С точки зрения материалистического деятельностного подхода тут есть два важнейших направления, или, точнее, это одно и то же, но рассматриваемое с разных сторон направление: 1) возможность универсального развития для каждого (обеспечить всем биологические предпосылки); 2) сохранение и развитие здоровья, именно как человеческого здоровья, то есть возможности универсального развития. И тут будущее за био-медицинской технологией и то, что можно, наверное, назвать "технологией образа жизни".

Но не только эти, а вообще все технологии должны быть направлены в том числе на то, чтобы каждый от момента зачатия и всю жизнь был здоровым, то есть сохранял возможность дальнейшего универсального развития как человека. И в этом смысле, как раз главное — это освоение собственного неорганического тела, преобразование отношения человека к человеку и человека к природе. Речь идет об уничтожении общественного разделения труда, превращяющего отдельных индивидов в односторонние органы коллективного тела человечества, которые подчиняются логике вещей. Развитие органического тела следует рассматривать только в контексте развития телесности как единства органического и неорганического тела человека. А если смотреть на дело так, то бессмысленно пытаться сделать функции неорганического тела функциями органического. Поскольку все неорганическое тело человека — это продолжение его органического и ничего больше. Такая передача функций не будет развитием, и к телу человека ничего не добавит. Например, не нужно пытаться мышечную массу человека сделать настолько же сильной, как подъемный кран, если есть подъемный кран, поскольку сила крана — это не какая-то другая, внешняя по отношению человеку к сила. То же самое относится и к разнообразной компьютерной технике, которую человек создал для усиления своих мыслительных способностей. «Ибо в понятие коллективного человеческого разума всегда должно включаться и все то, что создано человеком для усиления его интеллектуальной мощи. Только при этом условии человеческий ра­зум является действительно всемогущим непреоборимым» ^[23].