Итальянское рабочее движение во время Красного Октября

Авторы: Альберто Ломбардо, Гуидо Риччи

7 ноября 1917 г. залп крейсера «Авроры» и штурм Зимнего дворца, резиденции Временного правительства, открыл новую эру, в которой трудовой народ, во главе с рабочим классом, требующим всей полноты государственной власти, и его авангардом – большевикам вышли на передний план истории не как рабы капиталистического производства или пушечное мясо, а как хозяева своей исторической судьбы освободителей человечества от эксплуатации человека человеком.

Победа революции оказала и оказывает даже сегодня, когда первого рабочего государства в мире, рожденного ею, больше не существует, – необратимое воздействие: мир и история никогда больше не будут такими, как прежде. Конкретное доказательство, что революционное свержение капитализма и строительство социализма возможны, падение колониальной системы, победа над фашизмом, активная политическая борьба рабочего класса и его огромные политические и социальные завоевания во многих капиталистических странах после Второй мировой войны являются частью бесценного наследия Красного Октября. Само создание мировой системы социалистических стран после Второй мировой войны оставило неизгладимый след в сознании и исторической памяти трудящихся тех стран. Парадоксально, что этот след является еще более значимым сегодня, когда этой системы, свергнутой временной победой контрреволюции, больше не существует и её недостает для сохранения мира и стратегического равновесия, для поддержки борьбы мирового пролетариата, гарантии его завоеваний, как примера социальной справедливости и реальной свободы. Память об этом – не ностальгия, а ориентир и источник вдохновения, чтобы начать новый этап классовой борьбы между наёмным трудом и капиталом и возродить социализм в свете актуальных как никогда учений Октябрьской Революции.

Не менее важным является теоретическое и практическое наследие Красного Октября в плане развития стратегии и тактики социалистической революции, организации революционной партии рабочего класса, осуществления пролетарской диктатуры как наиболее передовой и демократической формы государственного строя, строительства общественного и коллективного хозяйства для создания материальной базы коммунизма, внешней политики, основанной на пролетарской солидарности, системного соревнования социализма и капитализма, сохранения мира.

Октябрьская революция и создание Коминтерна определили также глубокое изменения в итальянском рабочем движении, его политических партиях и профсоюзных организациях, в условиях их классовой борьбы.

Экономическое положение Италии в конце Первой мировой войны

В конце Первой мировой войны итальянская экономика переживает глубокий кризис. "Победа”, которая являлась результатом скорее тайных дипломатических соглашений, чем военных успехов[1], стоила 1 240 000 жизней солдат и гражданских лиц (3,48% населения), без учета смертей от эпидемии испанского гриппа [2].

Таблица № 1 показывает динамику ВВП и государственного долга до, во время и после Первой мировой войны.

 

Таблица № 1

ВВП, государственный долг и соотношение долг/ВВП

Как видим, в рассматриваемый период Италия не выходит из тяжелого экономического спада, за исключением двух военных лет: временный подъём объясняется допинговым эффектом военных государственных заказов. Несмотря на этот временный рост, ВВП в рассматриваемый период никогда не достигал уровня 1913 г., года начала кризиса. В 1918 г. государственный долг, при среднем годовом изменении +31,09% за весь период, увеличился почти в 3 раза по сравнению с 1913 г. и продолжал расти в последующие годы до почти 9-кратного размера долга базисного года. Также увеличилось соотношение долга к ВВП из-за сокращения последнего и одновременного быстрого роста самого долга. Кроме того, значительно увеличилось отрицательное сальдо платежного баланса, что способствовало быстрому падению стоимости лиры. Таблица № 2 показывает динамику заработной платы в промышленности и инфляцию в рассматриваемый период.

Таблица № 2

Номинальная и реальная заработная плата в день

и % инфляции, 1913-1921 [3] гг. 

В конце войны, в 1918 г., заработная плата в реальном исчислении уменьшилась в общем на 21,87% по сравнению с 1913 г., потеряв в течение всего рассматриваемого периода почти 4% своей стоимости, в основном из-за сильной инфляции.

Очевидное резкое ухудшение условий жизни городского и сельского пролетариата, вытекающее из этой экономической обстановки, вызвало резкое обострение классового противостояния. Кульминацией охватившей всю страну волны забастовок явился захват заводов в промышленных центрах севера, земель в Паданской равнине и на юге Италии. Историки назовут этот период «итальянское красное двухлетие» (1919-1920 гг.).

По сравнению с волнениями до 1917 г. новым явлением стал переход от чисто экономической борьбы к политической. Наряду с требованиями улучшения условий жизни и труда выдвигается ясно выраженное требование рабочей власти, организованной на основе заводских советов по примеру российских советов. Социализм в глазах масс из призрачной перспективы становится исторической действительностью, в тех формах и с тем содержанием, которые появились в результате Октябрьской революции. Этот новый характер пролетарской борьбы распространялся почти спонтанно, хотя на первых порах, больше благодаря мощному идейному воздействию Октябрьской революции, превращающему классовый инстинкт в зародыш классового сознания, чем организованной революционной деятельности Социалистической партии Италии. Официальная социалистическая пропаганда на страницах газеты «Аванти!» (что в переводе означает «Вперёд!»), руководимой Серрати, и в других печатных органах, контролируемых максималистами, ограничивалась лишь формальным восхвалением Октябрьской революции и молодой Советской России. На самом же деле руководство Социалистической партии и Всеобщей Конфедерации Труда не имели последовательной тактики и стратегии и не были способны управлять революционным процессом и вести пролетариат к победе.

Красное двухлетие в Италии

Грамши в так называемых «Лионских тезисах», принятых на III Съезде Коммунистической партии Италии, подпольно состоявшемся в Лионе в январе 1926 г., четко объясняет исторически сложившуюся обстановку в итальянском рабочем движении: «В Италии условия рождения и развития рабочего движения до войны не позволили сформироваться устойчивому марксистскому левому течению. В период становления итальянского рабочего движения оно было очень эклектичным; в нем слились разные течения, от идеализма Мадзини и неопределённого гуманитаризма кооператоров и сторонников взаимопомощи до бакунинизма, утверждавшего, будто и до развития капитализма в Италии существовали условия для быстрого перехода к социализму. Из-за запоздалой и слабой индустриализации страны в ней не успел сложиться сильный пролетариат, вследствие чего и раскол анархистов и социалистов тоже произошёл с двадцатилетним опозданием (1892 г., Съезд в Генуе).

В Итальянской Социалистической партии после Генуэзского съезда было два главных течения. С одной стороны, была группа интеллигентов, которая представляла собой не более чем приверженность к демократической реформе государства: их марксизм не выходил за рамки намерения поднять и организовать силы пролетариата для установления демократии (Турати, Биссолати и т.п.). С другой стороны, была группа, непосредственно связанная с пролетарским движением, выражающая интересы рабочего класса, но не имеющая необходимой теоретической подготовки (Ладзари). До 1900 г. партия не ставила перед собой никаких целей, кроме общедемократических. После завоевания свободы организаций в 1900 г. и начала демократического периода неспособность всех составляющих группировок представить себя как марксистскую партию пролетариата стала очевидной.

К тому же интеллигенция всё больше отдалялась от рабочего класса, а попытка, предпринятая другой группой интеллигентов и выходцев из мелкой буржуазии, создать марксистское левое крыло в форме синдикализма, не увенчалась успехом. Как реакция на эту попытку в партии восторжествовала фундаменталистская фракция. Со своим пустым примиренческим многословием, она была выражением основной характерной черты итальянского рабочего движения, что так же объяснялось слабо развитой крупной промышленностью и, соответственно, недостаточным политическим сознанием пролетариата.

Революционное течение в партии довоенных лет тоже сохраняло эту характеристику и не могло выйти за рамки популизма, дойти до строительства подлинной партии рабочего класса и последовательного применения марксисткой теории классовой борьбы на практике. Внутри этого революционного течения ещё до начала войны стала выделяться "крайне левая” группа, которая стояла на позициях революционного марксизма, но была еще не в состоянии оказать реальное воздействие на рабочее движение из-за своей слабости.

Этим объясняется непоследовательный характер антивоенной борьбы со стороны Социалистической партии. Этим также объясняется, почему после войны Социалистическая партия в условиях нараставшей революционной ситуации не поставила и не решила ни одного из основных вопросов, которые политическая организация пролетариата должна решить для выполнения своей задачи: в первую очередь, вопрос о классовой основе партии и ее необходимой организационной формы; затем вопрос о программе партии, вопрос о её идеологии и, наконец, стратегические и тактические вопросы, решение которых приводит к сплочению вокруг пролетариата тех сил, которые являются его естественными союзниками в борьбе с государством, и ведёт к завоеванию власти. Систематическое накопление опыта, способствующего решению этих вопросов, в Италии начинается только после войны. Только на Ливорнском съезде был заложен фундамент для создания классовой партии пролетариата. Чтобы стать большевистской партией и в полной мере осуществлять свою функцию, она должна ликвидировать все антимарксистские тенденции, традиционно свойственные (итальянскому) рабочему движению» [4].

На XVI съезде (Болонья, 5-8 октября 1919 г.) Социалистическая партия приняла решение вступить в III Интернационал, но сохранила формальное единство с реформистами, что фактически препятствовало принятию чёткого и последовательного курса. На съезде обсуждались четыре проекта резолюции, в которых отразились противоречия между различными партийными течениями:

1) максималисты с Джачинто Менотти Серрати во главе ставили цель установления социалистической республики советов, основываясь на механистическом детерминизме, они утверждали неизбежность социализма, но не отрицали, тем не менее, участия в выборах;

2) в предложении Костантино Ладзари ставилась та же цель, но утверждалось, что действия должны ограничиваться легальными способами борьбы;

3) левые реформисты с Филиппо Турати во главе правого крыла партии, наоборот, отрицали применимость советской опыта в Италии и не верили в революционный выход из кризиса, в связи с чем борьба якобы должна ограничиваться требованиями повышения зарплаты и улучшения условий жизни и труда, а социализм останется конечной, но далекой целью, к которой надо стремиться постепенным проникновением в государственные и прочие буржуазные учреждения путём выборов и парламентской борьбы;

4) проект резолюции Амадео Бордига, лидера коммунистов-абстенционистов, тоже ставил целью установление социалистической советской республики, но в отличие от максималистов, считал социализм не неизбежным, а достижимым только через активную революционную борьбу без участия в выборах и использования возможностей буржуазной демократии; кроме того, выдвигалось требование исключения реформистов и переименования партии в Коммунистическую.

После трёхдневной дискуссии, прежде всего об отношении к правому крылу партии, резолюция Серрати получила большинство.

Из-за колебаний Серрати и Ладзари съезд утвердил мнимое единство партии и не решил вопрос исключения левых реформистов, как этого требовало коммунистическое меньшинство для соблюдения условий приёма в Коминтерн. «Каждая организация, желающая принадлежать к Коминтерну, обязана планомерно и систематически удалять со сколько-нибудь ответственных постов в рабочем движении (партийная организация, редакция, профсоюз, парламентская фракция, кооператив, муниципалитет и т.п.) реформистов и сторонников «центра» и ставить вместо них надежных коммунистов – не смущаясь тем, что иногда придется вначале заменять «опытных» деятелей рядовыми рабочими» [5].

Далее: «Партии, желающие принадлежать к Коммунистическому Интернационалу, обязаны признать необходимость полного и абсолютного разрыва с реформизмом и с политикой «центра» и пропагандировать этот разрыв в самых широких кругах членов партии. Без этого невозможна последовательная коммунистическая политика.

Коммунистический Интернационал безусловно и ультимативно требует осуществить этот разрыв в кратчайший срок. Коммунистический Интернационал не может мириться с тем, чтобы заведомые реформисты, как, например, Турати, Модильяни и др., имели право считаться членами III Интернационала.

Такой порядок приводил бы к тому, что III Интернационал в сильной степени уподобился бы погибшему II Интернационалу»[6].

Участие в институтах буржуазии привело оппортунистов и реформистов к классовому сотрудничеству и к восприятию парламентской демократии как единственного возможного политического горизонта, дезорганизуя рабочий класс и подрывая доверие трудящихся масс к Социалистической партии. Ленин, который уже положительно оценил исключение правореформистской группы социал-шовинистов (Леонида Биссолати, Иваное Бономи и т.п.) на XIII внеочередном съезде партии (Реджио Эмилии, 1912 г.), неоднократно решительно подчёркивал необходимость окончательно порвать с ними.

По сути дела, Серрати и Ладзари не понимали, что именно сохранение формального единства партии её парализовывало и ослабляло, между тем как разрыв, удаляя из партии элементы, саботирующие революцию и сотрудничающие с буржуазией, сделал бы её политически сильнее.

Фактическое бездействие Социалистической партии, колебавшейся между пустой революционной фразеологией максималистов и соглашательской, законопослушной и оппортунистической практикой реформистов и профсоюзной верхушки ВКТ, ещё до XVI съезда привело к образованию зародыша революционной марксистской фракции ленинской ориентации. Самые организованные ячейки возникли в Неаполе, где Амадео Бордига в декабре 1918 г. основал еженедельник «Совет», и в Турине, городе с большим количеством рабочих металлистов и механиков, где 1 мая 1919 г. группа молодых социалистов (среди них Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти, Умберто Террачини, Анджело Таска) основала «L'Ordine Nuovo [Новый Порядок], еженедельник социалистической культуры». Вокруг двух редакций собирались рабочие, интеллигенты и молодые социалисты, критически относившиеся к руководству Соцпартии и ВКТ.

Отходя от первоначальной интеллектуалистской установки Анджело Таска[7], которую Грамши самокритично определит, как «обзор абстрактной культуры, абстрактной информации…, произведение посредственного интеллектуализма, беспорядочно ищущего реальный подход и путь к действию» [8], журнал «L'Ordine Nuovo» изменил свой характер. Вступив в реальную борьбу и установив тесную связь с туринским пролетариатом, журнал стал центром теоретического анализа и практической организации классовой борьбы, сосредоточиваясь на проблеме, что станет одной из основных стратегических целей и задач пролетарской революции в Италии: развитие заводских советов, как основного ядра социалистического государства. «Вопрос развития Заводского комитета стал центральным вопросом, [центральной] мыслью «L’Ordine Nuovo»; это ставилось как основной вопрос рабочей революции; это был вопрос пролетарской свободы. «L’Ordine nuovo» стал для нас и наших сподвижников журналом Заводских советов» [9].

В это же время III Интернационал и Ленин, который следил с большим вниманием за развитием обстановки в Италии, занимают чётко определённую позицию по дискуссии в Соцпартии: «...Мы просто должны сказать итальянским товарищам, что направлению Коммунистического Интернационала соответствует направление членов "LOrdine Nuovo”, а не теперешнее большинство руководителей социалистической партии и их парламентской фракции» [10].

 

Ещё весной  1919 г . массивная волна забастовок и волнений охватила полуостров. Всё чаще на демонстрациях выражались солидарность с Советской Россией и намерение следовать её примеру.

 

Ещё весной 1919 г. массивная волна забастовок и волнений охватила полуостров. Вначале эти выступления были направлены лишь против подорожания продуктов питания, но волнения постепенно набирали большую остроту, и начинали выдвигаться более определённые требования: восьмичасовой рабочий день и повышение зарплаты. Всё чаще на демонстрациях выражались солидарность с Советской Россией и намерение следовать её примеру. Правительство премьер-министра Франческо Саверио Нитти дало распоряжение префектам королевства допускать забастовки экономического характера и жёстко подавлять любую политическую стачку. Перед мощным рабочим и народным протестом промышленники почти сразу уступили, согласившись на сокращение рабочего времени до восьми часов в сутки.

20-21 июля того же года была объявлена всеобщая забастовка в поддержку Советской России и против военного вмешательства Антанты и её союзников, охватившая все категории трудящихся, включая работников государственного аппарата. Внутреннее левое крыло Социалистической партии и анархисты выступали за бессрочную забастовку повстанческого характера, но умеренная верхушка ВКТ навязала соблюдение легальности, отвергая всякое революционное развитие забастовки и отказывая в провозглашении ее бессрочности. Это – один из самых очевидных примеров сотрудничества руководства профсоюза с государством и правительством буржуазии в соответствии с указаниями премьер-министра Нитти, который так распорядился: «В преддверии всеобщей забастовки и беспорядков, которыми угрожают самые ярые группировки экстремистов, префектам надлежит всячески пытаться поддерживать контакт с теми, кому больше следуют и доверяют в либеральных партиях, для того чтобы они, под правильным руководством и с необходимой поддержкой, поднимали дух сторонников порядка, а также для того, чтобы обеспечивать их сотрудничество в момент, когда власти не могут изолироваться, полагаясь только на чиновников и полицию. В городах, где существуют союзы и ассоциации ветеранов … если захотят сотрудничать для сохранения общественного порядка и подавления насилия и революционных попыток, то совершат патриотический поступок, добровольно отдавая себя в распоряжение властей и дисциплинированно воспринимая их руководство, которое не может не быть единым» [11].

Позиция правительства ясна: способствовать сотрудничеству «партий порядка», подавить «подрывные элементы», использовать в подавлении частные вооружённые формирования, такие как недавно созданное фашистское движение [12]. Менее объяснима умеренная и попустительская позиция реформистской верхушки профсоюза, которая дезориентировала и деморализовала массу рабочих, гася их революционное настроение.

Тем не менее способность мобилизации и боевой дух итальянского пролетариата немало напугали буржуазию.

В то время как землевладельцы и промышленники, при участии правительства и короны, наращивали свою поддержку недавно образовавшимся фашистам, используемым против рабочего и крестьянского движения, католическая церковь тоже мобилизовалась против распространения социалистических идей среди народа.

Сформулированное в 1874 г. указание Пия IX non expedit (в переводе: нецелесообразно) было расширено и ужесточено Святой палатой в 1886 г. при понтификате Льва XIII (non expedit prohibitionem importat, в переводе: нецелесообразность предполагает запрет), запрещая католикам участие в политической жизни Италии в ответ на конец светского суверенитета папы, достигнутый во время объединения страны в Королевстве Италии. В 1919 г. запрет был отменён Бенедиктом XV, и в том же году священник Луиджи Стурцо, вместе с другими католическими интеллектуалами, создал Итальянскую народную партию, католического направления и межклассовой ориентации, основанной на социальном учении церкви, таким образом знаменуя возвращение католиков к активной политической жизни. Грамши чётко понял роль этой новой партии: «Католицизм этим не соперничает ни с либерализмом, ни с мирским Государством; он соперничает с социализмом, стоя якобы на почве социализма, он обращается к массам, как социализм» [13].

На выборах 1919 г., проведённых впервые в истории Италии по пропорциональной системе, Социалистическая партия стала первой партией в королевстве, получив 32,28% голосов. Второй партией стала новорождённая Народная партия, получившая 20,5% голосов. Традиционные либеральные, демократические и радикальные партии потеряли большинство мест в парламенте. Это означало закат партий эпохи Рисорджименто (в переводе: воскресение, период освобождения от иностранного господства и становления национального государства), которые представляли собой лишь избирательные комитеты того или иного лидера разных секторов буржуазии, и выход на политическую арену современных массовых партий. Правительство в этом созыве, тем не менее, ещё останется под контролем традиционных партий, но с участием Народной партии и Социалистической реформистской партии, основанной Биссолати после исключения из Соцпартии в 1912 г. Коммунисты из «L'Ordine Nuovo» [14] чётко указали, как надо было воспользоваться избирательным успехом и к чему надо было стремиться: коммунистическую революцию нельзя осуществить переворотом… необходимо, чтобы революционный авангард своими средствами и способами создал материальные и духовные условия, при которых класс собственников больше не сможет мирно управлять широкими человеческими массами…

Сегодня такой цели можно достичь только через парламентскую деятельность непримиримых социалистических депутатов, контролируемых и дисциплинированных партией, понимаемую как деятельность, ведущую к параличу парламента, к срыванию демократической маски со лживого лица буржуазной диктатуры, раскрывая весь её ужас и отвратительное уродство.

Речь идёт об участии в некоторых избирательных институтах буржуазии, с целью не допустить того, что пролетарские массы «будут обмануты, что их заставят поверить в возможность преодолеть настоящий кризис парламентской деятельностью, реформами. Необходимо углубить разрыв между классами, необходимо, чтобы буржуазия доказала свою абсолютную неспособность удовлетворять потребности масс, необходимо, чтобы эти последние убедились на опыте в том, что существует резкая и безжалостная дилемма: либо голодная смерть, … либо героический, сверхчеловеческий подвиг итальянских рабочих и крестьян, чтобы создать пролетарский порядок… Только из таких «революционных побуждений» сознательный авангард итальянского пролетариата включится в избирательную гонку и прочно утвердится на «парламентской ярмарке». Не из-за демократических иллюзий, не от реформистского прекраснодушия, а чтобы создать условия для победы пролетариата и обеспечить успех революционной борьбы, направленной на установление пролетарской диктатуры, воплощенной в системе Советов, вне и против парламента» [15].

Совпадение взглядов Грамши и группы «L'Ordine Nuovo» с ленинскими взглядами и позицией Коммунистического Интернационала очевидно. Непосредственно полемизируя с Амадео Бордига, занимавшим абстенционистскую позицию (бойкота парламентских выборов), Ленин год спустя напишет: «Парламент есть продукт исторического развития, которого мы не можем вычеркнуть из жизни, пока мы не настолько сильны, чтобы разогнать буржуазный парламент. Только являясь членом буржуазного парламента, можно, исходя из данных исторических условий, бороться против буржуазного общества и парламентаризма. То самое средство, которым буржуазия пользуется в борьбе, должно быть использовано и пролетариатом, – конечно, с совершенно иными целями …

Часть пролетаризированной мелкой буржуазии, отсталые рабочие и мелкие крестьяне – все эти элементы действительно думают, что в парламенте представлены их интересы; против этого нужно бороться работой в парламенте и на фактах показывать массам правду. Отсталые массы не проймешь теорией, им нужен опыт … Нужно знать, каким образом можно разбить парламент …это невозможно без довольно длительной подготовки и что в большинстве стран еще невозможно одним ударом разрушить парламент. Мы вынуждены вести борьбу в парламенте для разрушения парламента» [16].

И далее: «Как вы обнаружите перед действительно отсталыми, обманутыми буржуазией массами истинный характер парламента? Если вы в него не войдете, как вы разоблачите тот или иной парламентский маневр, позицию той или иной партии, если вы будете вне парламента? Если вы марксисты, вы должны признать, что взаимоотношения классов в капиталистическом обществе и взаимоотношения партий тесно связаны между собой. Как, повторяю, покажете вы все это, если вы не будете членами парламента, если вы откажетесь от парламентской деятельности? … Можно ли себе представить какое-либо учреждение, в котором все классы принимали бы в такой же мере участие, как в парламенте? Этого нельзя создать искусственно. Если все классы втягиваются в участие в парламентской борьбе, то это происходит потому, что классовые интересы и конфликты получают свое отражение в парламенте. Если бы возможно было повсюду сразу организовать, допустим, решающую всеобщую стачку, чтобы одним разом сбросить капитализм, тогда революция уже произошла бы в различных странах. Но нужно считаться с фактами, а парламент представляет собой арену классовой борьбы» [17]. В избирательном абстенционизме и в отрицании парламентской деятельности Ленин видит признак организационной и идеологической слабости пролетарской партии: «Если вы не подготовите рабочих к созданию действительно дисциплинированной партии, которая заставит всех своих членов подчиняться ее дисциплине, то вы никогда не подготовите диктатуры пролетариата. Я думаю, что вы поэтому не хотите признать, что именно слабость очень многих новых коммунистических партий заставляет их отрицать парламентскую работу» [18].

Тем не менее Социалистическая партия не удовлетворила требования коммунистов из «L'Ordine Nuovo» и оказалась неспособной разрабатывать эффективную тактику, чтобы воспользоваться успехом на выборах в пользу пролетариата. Вместо того чтобы развивать парламентскую борьбу в направлении, указанном Лениным и Грамши, Социалистическая партия будет продолжать лавировать между революционностью на словах и «парламентским кретинизмом» [19] на деле.

С другой стороны, нерешительность Соцпартии, открытое сотрудничество её руководителей из реформистского крыла с правительством и классовым врагом, умеренность и инертность ВКТ раздражали рабочий класс. В начале августа рабочие завода ФИАТ-Центр распустили старый Заводской комитет и избрали новый, в состав которого входили передовые рабочие. Это был явный вызов руководству ВКТ и одновременно первый шаг к образованию Заводских советов.

Конфедерация Промышленности в это время готовила реванш и искала повод для конфронтации с рабочим классом с намерением любыми путями одержать окончательную победу. Поэтому провокационно отказывалась обсуждать вопрос увеличения зарплаты.

22 марта 1920 г. в связи со вступлением в силу декретного времени Заводской комитет завода ФИАТ – Металлургические Заводы потребовал, чтобы начало трудового дня тоже переносилось на час позже. Получив отказ, рабочие по собственной инициативе перевели часовые стрелки опять на час назад, в связи с чем руководство в качестве наказания уволило трёх членов заводского комитета и потребовало, чтобы шесть членов профкома были лишены права на избрание сроком на год, провокационно нарушая "пролетарские гражданские права” и самостоятельность рабочего класса в принятии внутренних решений. Часовые стрелки – только повод: на самом деле конфликт касался полномочий и роли заводских комитетов в ходе их преобразования в заводские советы. Настоящая цель – сломить рабочих, уничтожить их классовую самостоятельность и институты, в которых она воплощалась.

В ответ на 29 марта была объявлена забастовка солидарности, которая вошла в историю под названием "забастовка часовых стрелок”. 14 апреля борьба распространилась на всю область Пьемонте, превращаясь во всеобщую стачку с участием трудящихся других секторов. Руководство Социалистической партии и профсоюзная верхушка и на этот раз отвергли просьбу заводских советов и группировки "L'Ordine Nuovo” расширить борьбу с вовлечением всех категорий трудящихся по всей национальной территории, доведя её до революционного столкновения. Без поддержки со стороны Соцпартии и под угрозой вмешательства 50 000 военных, отправленных правительством на охрану города, 24 апреля рабочие прекратили забастовку, ничего не добившись, и вышли из конфронтации побеждёнными. Грамши так прокомментировал итог столкновения: «Туринский рабочий класс был побеждён и не мог не быть побеждённым. Туринский рабочий класс втянули в борьбу; он не имел свободы выбора, не мог отложить день схватки, потому что инициатива в классовой борьбе ещё принадлежит капиталистам и власти буржуазного государства … Широкое капиталистическое наступление было тщательно подготовлено, а "генштаб” рабочего класса не заметил, не обеспокоился: это отсутствие организационного центра стало условием борьбы, страшным оружием в руках промышленников и государственной власти, причиной слабости местных руководителей металлургического сектора. Промышленники провели действия с большим мастерством. Промышленники разделены между собой из-за прибыли, из-за экономической и политической конкуренции, но перед рабочим классом они становятся стальным блоком...» [20]. Рабочие потерпели поражение, но голову не опустили: «Туринский рабочий класс уже доказал, что не вышел из борьбы со сломленной волей, со сломанной совестью. Он будет продолжать борьбу на два фронта. Борьбу за взятие власти государственной и индустриальной; борьбу за завоевание профсоюзных организаций и за пролетарское единство … Необходимо координировать Турин с революционными профсоюзными силами всей Италии, чтобы разработать действенный план обновления профсоюзного аппарата, позволяющего массам выражать свою волю и толкающего сам профсоюз в лагерь борьбы III Коммунистического Интернационала» [21].

Вследствие пролетарских демонстраций 1 мая, жестоко подавленных Королевской гвардией, и новой забастовки против подорожания хлеба 9 июня 1920 г. премьер-министр Нитти ушёл в отставку, и король поручил восьмидесятилетнему Джованни Джолитти сформировать новое правительство.

18 июня 1920 г., ИФМР (Итальянская федерация металлургических рабочих, профсоюз рабочих-металлистов) направил в Федерацию механической и металлургической промышленности запрос о приведении зарплаты в соответствие с повышением стоимости жизни. По примеру ИФМР профсоюзные организации других отраслей сделали то же самое. Промышленники ответили категорическим отказом и 13 августа сорвали переговоры. Тогда ИФМР решила применить тактику белой забастовки: замедление темпов производства, отказ от сдельщины, строгое применение норм трудовой безопасности, не прибегая к саботажу.

Преисполненные решимости вести бой до победного конца, промышленники приняли ответные меры. 30 августа 1920 г. механический завод Оффичине Ромео и К° осуществляет локаут. В тот же день рабочие отвечают вооружённым захватом металлургических и механических заводов Турина. 31 августа Конфедерация промышленности объявляет локаут на всей территории Италии. С этого момента захваты быстро распространяются от Турина на заводы Милана, Генуи, Флоренции, Болоньи и Неаполя и вызывают стихийную солидарность трудящихся других отраслей, особенно железнодорожников, докеров, батраков и постоянных сельских наёмных рабочих. На захваченных заводах рабочие берут на себя управление производством, формируют первые отряды Красной гвардии, которым поручаются защита заводов и, в случае необходимости, боевые действия против армии, начинают выпускать боевое оружие для продолжения борьбы.

Правительство выбирает на этот раз тактику посредничества между рабочими и промышленниками с целью перевода конфликта в чисто профсоюзный русло и недопущения вооружённого столкновения в ожидании истощения боевого духа движения не без помощи реформистских лидеров ВКТ.

В это время Социалистическая партия и ВКТ оказались вынужденными решить вопрос о том, как и куда вести движение, которое на деле оказалось гораздо более решительным, чем его вожди. С 9 по 11 сентября в Милане собрались Генеральные штаты пролетариата.

9 сентября Исполнительный комитет ВКТ обсудил вопрос о всеобщей забастовке. Реформистское большинство профсоюзных руководителей высказалось против нее и коварно предложило свою блоковую отставку и передачу руководящих мандатов революционно настроенным деятелям, если они согласны принять ответственность на себя. Коммунистическая фракция, которую представлял Тольятти, не попала в ловушку, ясно понимая цель этой затеи: спровоцировать революционную схватку, её изолировать и саботировать, позволяя подавить ее военной силой, а затем обвинить революционных руководителей в безответственности и авантюризме и представить их как ответственных за провал. На самом деле успех восстания мог быть обеспечен только распространением борьбы и ее координированием на национальном уровне, чего еще не могла обеспечить тогда коммунистическая фракция в Соцпартии.

Предложение об отставке было повторено на совместном заседании исполкома ВКТ секретариата Социалистической партии, состоявшемся 10 сентября. В нём секретариат Соцпартии, словно Пилат, решил предоставить решение Национальному комитету ВКТ, который соберётся на следующий день.

Национальному комитету были представлены две резолюции: одна предлагала передачу управления движением Социалистической партии, чтобы вести его к революционному восстанию для осуществления социалистической программы–максимум, а вторая, выдвинутая секретариатом ВКТ, ставила единственной целью увеличение зарплаты и признание со стороны хозяев профсоюзного контроля на предприятиях. Эта последняя резолюция и получила подавляющее большинство, санкционируя отказ превратить захват заводов в пролетарскую революцию. Социалистическая партия на основании Пакта о союзе с ВКТ, подписанного в 1918 г., ещё могла бы взять на себя управление движением, т.к. еще сохраняла авторитет. Однако она отказалась воспользоваться этим правом в открытом заявлении её тогдашнего секретаря, Эджидио Дженнари, фактически выходя из боя.

Поняв, что Социалистическая партия и ВКТ отбросили всякое революционное намерение, премьер-министр Джолитти развернул свою посредническую деятельность, и 19 сентября 1920г. ВКТ и Конфедерация промышленности подписали предварительное соглашение, предусматривающее увеличение зарплаты и нормативные улучшения по отпускам и увольнениям в обмен на прекращение захвата заводов, возобновление работы. Также предусматривалась подготовка правительством проекта закона о рабочем контроле, который, кстати, никогда так и не был подготовлен. Окончательное соглашение было подписано в Милане 1 октября 1920 г., после возвращения захваченных заводов владельцам.

Борьба рабочих была основным, но не единственным социальным столкновением Красного двухлетия. В сельскохозяйственных районах страны, в том числе и на юге, имели место многочисленные случаи захвата земель батраками и постоянными наёмными сельскими рабочими, ожесточённые стычки с землевладельцами, которые всё чаще использовали фашистских чернорубашечников для запугивания и подавления сельского пролетариата. Волнения охватили даже армию, которая часто использовалась как подкрепление Королевской гвардии для сдерживания и подавления беспорядков. Наблюдалось много случаев, когда рядовые солдаты солидаризировались с бастующими. В Анконе в ночь на 25 июня солдаты 11-го полка берсальеров [в итальянской армии – элитные пехотные части высокой мобильности], обезоружив и взяв в плен своих офицеров, восстали против отправки войск в Албанию во исполнение Лондонского пакта. Начались ожесточённые бои с карабинерами и Королевской гвардией, которым было поручено подавление мятежа. Трудящиеся Анконы поддержали берсальеров, и скоро бои охватили области Марке и Умбрию. Пока железнодорожники блокировали пути к городу, в Милане была объявлена двухдневная забастовка солидарности с берсальерами и трудящимися Анконы, а в Риме – бессрочная забастовка, несмотря на несогласие ВКТ. Чтобы подавить мятеж, правительство решило использовать военно-морской флот. 28 июня, после тяжёлого корабельного обстрела, мятеж был подавлен. Тем не менее восстание берсальеров посодействовало выводу из Албании итальянских войск и подписанию Тиранского соглашения.

Несколько лет спустя Грамши так прокомментирует тяжёлое политическое поражение, которым закончилось Красное двухлетие: «Итальянские рабочие, захватившие заводы, как класс справились со своими задачами и функциями. Все вопросы, поставленные перед ними нуждами движения, были блестяще решены. Не смогли решить вопросы снабжения и сообщений потому, что железные дороги и флот не были захвачены. Не смогли решить финансовые вопросы потому, что банки и торговые предприятия не были захвачены. Не смогли решить крупные национальные и международные вопросы потому, что не захватили государственную власть.

Этими вопросами должны были заниматься Социалистическая партия и профсоюзы, которые, наоборот, позорно капитулировали, ссылаясь на неразвитость масс. На самом деле руководители, а не класс, были неразвиты и недееспособны. Поэтому в Ливорно произошёл раскол и создалась новая партия, Коммунистическая партия»[22].

Создание Коммунистической Партии Италии

Как видно из исторического изложения событий, идейный толчок, приданный Октябрьской Революцией итальянскому рабочему движению, привел, конечно, к повышению интенсивности классовой борьбы, но одновременно показал всю слабость и неподготовленность рабочей партии того времени. Из победы революции в России и, параллельно, из поражения рабочего движения в Италии, а также в Венгрии, Баварии, Германии и Польше, итальянские революционные марксисты извлекли важный урок: полный разрыв с оппортунизмом и реформизмом социал-демократии, тормозящей и саботирующей революцию, является предварительным условием победы самой революции. Еще одна истина вытекает из победоносного опыта Красного Октября: разрыв с социал-демократией необходим, но недостаточен. Для победы классовый авангард должен организоваться в партии нового типа, отличающиеся от старых рабочих партий строго централизованной, сплоченной, свободно и сознательно разделяемой железной дисциплиной и вертикальностью армейского типа, состоящие из кадровых профессиональных революционеров, крепко связанные с массами и способные осуществлять эффективную стратегию и ставить конкретные тактические цели в качестве ступеней революционного пути.

Эта необходимость, непосредственно вытекающая из примера Красного Октября, лежит в основе самокритичной оценки Грамши, как управлялось движение по захвату заводов, в том числе и коммунистическими группами внутри ИСП, и, безусловно, является катализатором объединения разных течений итальянского коммунизма в единую организацию, несмотря на некоторые различия во взглядах и тактических подходах. Процесс отделения/объединения не был ни быстрым, ни лишенным внутренних столкновений, даже драматических.

Фронт «непримиримых» был очень разнообразным и, помимо «коммунистов-абстенционистов» Бордиги, группы «Коммунистическое Воспитание» Грамши и «Коммунистов-унитаристов [за единство]» Серрати, включал так называемых «коммунистов-выборщиков» (Тольятти, Террачини, Таска), миланских радикальных «операистов» (Репосси, Фортикиари) и группу левых максималистов Ансельмо Марабини. Уже в последние два года войны эти течения объединяло намерение сдвинуть ИСП с невнятного лозунга в отношении войны «ни участвовать, ни саботировать», чтобы ответить на ленинский призыв превратить империалистическую войну в гражданскую революционную войну, как было сделано в России. После войны объединяющим началом становится намерение вступить в Коммунистический Интернационал и стать частью мирового революционного процесса, порвав с практикой уже умершего II Интернационала. Расхождения в позициях начинают сглаживаться в процессе образования настоящей фракции. Хотя расхождения в понимании партии, государства и революционной тактики между Бордигой и Грамши остаются острыми, другие течения постепенно сливаются, собираясь вокруг то журнала «Совет» под руководством Бордиги, то журнала «L'Ordine Nuovo» под руководством Грамши. Основной вопрос – разрыв с реформизмом, как этого требует Коминтерн. Поскольку коммунисты-унитаристы против исключения Турати и реформистов, разрыв с Серрати тоже становится неизбежным. Более того, Серрати станет главной мишенью критики образующейся коммунистической фракции.

Теперь необходимо порвать не только с правым крылом, но и с центром партии. Ведется ожесточенная борьба с максималистами-унитаристами, наиболее беспощадным вдохновителем которой является Бордига. Ей присущи жесткие идеологические требования, выходящие за рамки тактических и политических требований III Интернационала. Тольятти вспоминает: «Раскол в Ливорно был, по существу и преимущественно, проявлением борьбы с центризмом … Мы основательно боролись с Турати и Модильяни, а Серрати мы ненавидели … Главным препятствием были не реформисты, а максималистский центризм»[23]. Год спустя Ленин призовёт итальянских коммунистов воссоединиться с максималистами, верными III Интернационалу, а новая партия окажет сильное сопротивление; этим объясняются и большое влияние Бордиги на партию, и трудность, с которой Грамши удалось привести партию к принятию тактики «единого фронта», принятой Коминтерном в 1923 г. Полемика с ИСП настолько остра в первые годы существования КПИ, что даже максималисты, вошедшие в неё с 1922 г. по 1924 г., выступят с глубокой самокритикой, фактически отрекаясь от собственной прошлой принадлежности к Соцпартии, которая считалась ответственной за поражение «красного двухлетия». Даже Серрати, ставший уже членом КПИ, незадолго до смерти определит позицию, занятую им в Ливорно, как «единственную крупную ошибку в жизни: я поддержал своими способностями и доброй совестью, движение, которое я считал стоящим на позициях революционного пролетарского единства, между тем как оно, наоборот, таило в себе всё, кроме революционности» [24].

Объединение коммунистической фракции начинается 15 октября 1920 г. в Милане, после того как Бордига, предварительно не использовав условие абстенционизма, принял предложение Грамши о разработке совместной платформы. Опубликованный программный манифест – доктринальный перевод решений II Конгресса Коминтерна, в стиле Бордиги. В нём подчёркиваются понятия дисциплины, подчинения Центральному Комитету и централизма без прилагательного «демократический» и упоминания об избрании руководящих органов нижестоящими инстанциями, согласно понятию «органического» централизма, отстаиваемому Бордигой. Ничего не говорится о взаимоотношениях партии с классом, о советской демократии как форме пролетарской диктатуры, о парткомах по месту работы, как основе партийной организации (и на самом деле они не будут учреждены). И хотя его доктринальная жёсткость и крайность позиций уже подверглись широкой критике со стороны Ленина, особенно в работе «Детская болезнь "левизны” в коммунизме», Бордига является главой, вдохновителем и организатором фракции, что признаёт и Грамши. Бордига задаёт тон пропаганде, с ним молодёжь, но только методичная и неуклонная агитация активистов «L'Ordine Nuovo» на заводах создаст для будущей партии первые ядра подлинно рабочих организаций. Коммунистическая фракция формально образуется на Конференции в Имоле 28 ноября 1920 г. Конференция состоялась сразу после важной ассамблеи туринской организации ИСП, где осуществилось слияние с коммунистами-абстенционистами.

Грамши и группа "L'Ordine Nuovo” приняли решение: без Бордиги и абстенционистов невозможно создать Коммунистическую партию, ради этого слияния надо пожертвовать любыми принципиальными спорами о различиях. Принятая в Турине резолюция не только закрепила объединение коммунистических группировок в духе разрыва с «центризмом», но и представляла собой аналитический и программный итог революционного движения периода «красного двухлетия». В ней проводилась демаркационная линия между коммунистами и социал-демократами, определяемыми, как «те, кто считает, что переход от капиталистического режима к интегральному коммунистическому режиму возможно осуществить путём коалиции с буржуазией, т.е. до завоевания политической власти пролетариатом» [25], подчёркивалась роль заводских советов, как органов советской власти итальянского рабочего класса, намечался процесс строительства Коммунистической партии как процесс завоевания трудящихся от заводов до профсоюза, чётко отделяясь от анархистов, указывались «образовательные кружки» как необходимый элемент коммунистических парторганизаций и Районных комиссариатов Заводских советов. Словом, резолюция отражала программу "L'Ordine Nuovo”. Из всего этого в платформе Имолы остались только антицентристская направленность и осознание, что было необходимо немедленно действовать, поскольку поражение движения «красного двухлетия» показало, что уже слишком много времени было потеряно, перед тем как начать организовывать революционные силы. Всё остальное было принесено в жертву во имя объединения с Бордигой, который, между прочим, высоко оценил поддержку, оказанную ему в тот момент Грамши. Независимо от того, что произойдёт в ближайшем будущем – либо социал-демократический эксперимент коалиции социалистов с буржуазными партиями для выхода из кризиса, как ошибочно считает Бордига, либо революция, как ещё многие думают, либо развязывание реакции и ужасного террора, как начинает предчувствовать III Интернационал вместе с Грамши – в любом случае необходимо перегруппировать революционные силы, чтобы обеспечить пролетариат тем «боевым подразделением», которого не хватало во время «красного двухлетия».

Конференция избирает также ЦК фракции, в котором представлены все течения, в том числе молодежь в лице секретаря Полано, с преобладанием бордигистов. Новая Коммунистическая партия фактически уже образовалась за два месяца до начала Ливорнского съезда. Кто-то ещё верил, что фракция сможет получить большинство голосов делегатов на предстоящем XVII съезде ИСП, в убеждении, что в партии и в классе преобладают революционные настроения. История докажет, что это было не так, но тогда ничто уже не могло повлиять на развитие событий: правого или левого крыла, как меньшинства или большинства, раскол был уже предрешен.

XVII Съезд ИСП проходил с 13 по 21 января 1921 г. в театре им. Гольдони в Ливорно. Центристы в проекте резолюции Серрати подтверждают своё желание вступить в III Интернационал и принять 21 пункт, но требуют автономии в темпах и способах их соблюдения, ссылаясь на особенности обстановки в Италии. Конфронтация между коммунистами и центристами крайне ожесточённа. Несмотря на полную и недвусмысленную поддержку со стороны Коминтерна и его представителей (Христо Кабакчиев, Матиаш Ракоши, Анжелика Балабанова), коммунисты не добиваются большинства: центристская резолюция получает 98 028 голосов, реформистская – 14 695, а коммунистическая – 58 783. 21 января. После оглашения результатов Бордига констатирует раскол, созывает I Съезд КПИ в соседнем театре Сан Марко, и делегаты-коммунисты покидают социалистический съезд под пение «Интернационала». Неожиданное происходит после их выхода из театра Гольдони. Делегат-максималист Бентивольо предлагает резолюцию о вступлении ИСП в Коминтерн и безоговорочном принятии его решений и способе их выполнения, обращаясь к его Исполкому как к апелляционному суду, с тем чтобы на предстоящем заседании в Москве Комитет дружески разрешил конфликт с коммунистами, а ИСП обязуется соблюдать его решение как окончательное и безоговорочное. На удивление, резолюция прошла единодушно, в том числе получив голоса Турати и реформистов. Даже они не смели оспорить авторитет Коминтерна.

 

В  1923 г . Грамши, защищая коминтерновскую линию «единого фронта», соотнесёт подъем фашизма не с расколом пролетариата, всех левых сил, а с условиями его осуществления.

 

В театре Сан Марко собрание коммунистов больше походит на демонстрацию, чем на настоящий съезд. После приветствий иностранных делегаций, выступлений Бордиги и некоторых делегатов избирается ЦК, в большинстве состоящий из бордигистов. Грамши даже не выступает. Это свидетельствует о том, что ни он, ни Тольятти в то время не могли сравниться по популярности и авторитету с Бордигой. Процесс создания новой партии завершится 27 января, когда Федерация Социалистической Молодёжи, на бордигистских позициях, вступит в её ряды почти единодушно (35 000 членов из 43 000) и переименуется в Федерацию Коммунистической Молодёжи. "L'Ordine Nuovo”, под руководством Тольятти, становится официальным органом партии. Руководящий состав внешне кажется сплочённым, но таким не является. Партия тоже не однородна, и её ряды поредеют в последующие годы. Устав партии акцентирует строгую дисциплину и подчинение индивида коллективу и решениям руководящих органов; предусматривается шестимесячный период кандидатства новых членов, но все члены проходят периодические проверки на пригодность; те, кто без оправдания отсутствует на собраниях более трех раз, исключаются из партии; пресса и молодёжь контролируются ЦК; местные Исполкомы ответственны непосредственно перед Центральным Исполкомом, коллегиальным органом из 5 членов (пост генерального секретаря введётся через несколько лет); секретари местных парткомов не избираются, а назначаются ЦК; первичные организации – территориальные, поскольку Бордига опасался, что парткомы по месту работы могут превратиться в профсоюзные ячейки корпоративного типа, легко доступные для анархистов и немарксистов.

Так родилась КПИ под непосредственным влиянием Октябрьской Революции. У новой партии, однако, не было возможности развиваться в мирных условиях, поскольку реакция капиталистов и землевладельцев втянула Италию в гражданскую войну. В 1923 г. Грамши, защищая коминтерновскую линию «единого фронта», соотнесёт подъем фашизма не с расколом пролетариата, всех левых сил, а с условиями его осуществления. Раскол был неизбежным результатом на национальном и международном уровнях развития исторической борьбы коммунизма с социал-демократией, но количество пролетарских сил, которые в те годы удалось коммунистам привести на позиции Коминтерна, было ещё недостаточным, чтобы успешно противостоять реакции. В этом заключается смысл самокритики, которую Грамши предлагает партии: «Признать и исправить накопленные за время «красного двухлетия» недостатки и опоздание в строительстве сильной коммунистической фракции и отказаться от абстрактности доктринального подхода Бордиги, который ограничивал действие коммунистов формальными вопросами чистой логики, чистой последовательности и, после учреждения новой партии, не сумел продолжить специфическую миссию привлечения большинства пролетариата» [26]. Этот вывод в то время был драматичен, но не пессимистичен, наоборот, был поводом для гордости и стимулом для подготовки к предстоящей борьбе: «... захваченные событиями, мы стали, не желая того, одним из аспектов всеобщего разложения итальянского общества … У нас было утешение, за которое мы ухватились, что виноваты были все, а мы могли заявить, что мы математически точно прогнозировали катаклизм в тот момент, когда другие убаюкивались в самой беспечной и идиотской иллюзии. Только так мы можем оправдать наше поведение, нашу деятельность после Ливорнского раскола: необходимостью, сурово возникавшей в самой обострённой форме из дилеммы жизни и смерти, цементируя наши парторганизации кровью наших самых преданных активистов; мы были вынуждены превратить наши группы в самый момент их учреждения, их набора в боевые отряды для партизанской войны, самой жестокой и трудной войны, на которой когда-либо воевал рабочий класс. Нам это удалось, однако: партия была учреждена и укреплена; она – стальная фаланга...» [27].

Примечания

  1. Территориальное расширение Италии было уже тайно согласовано Лондонским пактом 1915 г., в обмен на её выход из Тройственного союза и вступления в войну на стороне Антанты (Франция, Англия и Россия). Предусматривалось расширение границ за счет Австрии-Венгрии и Турции и упрочение итальянского превосходства в Адриатическом море. Лондонский пакт — типичный пример тайной дипломатии империализма. Как и все остальные тайные соглашения, был обнародован именно большевистским правительством после Октябрьской революции. ↩
  2. Giorgio Mortara, La Salute pubblica in Italia durante e dopo la Guerra, G. Laterza & figli, 1925, стр. 28-29, 165, из официальных данных итальянского правительства. ↩
  3. Источник: V. Negri Zamagni, Salari e profitti nell'industria italiana tra decollo industriale e anni '30, Изд. Vita e Pensiero, Milano, 2002 г. ↩
  4. Грамши A. Scritti Politici. – Т. 3, Приложение. – С. 172, La situazione italiana e i compiti del Partito Comunista. ↩
  5. Ленин В.И. ПСС. – Т. 41. – С. 206, Тезисы ко II Конгрессу Коммунистического Интернационала, Условия приёма в Коммунистический Интернационал, пункт 2. ↩
  6. Там же, пункт 7. – С. 207. ↩
  7. Таска Анджело (1882-1960) будет исключен из КПИ в 1929 г. из-за правого уклонизма. ↩
  8. Грамши А. L’Ordine Nuovo, 14 августа 1920 г. ↩
  9. Там же. ↩
  10. Ленин В.И. ПСС. – Т. 41. – С. 248-254. ↩
  11. Франческо Саверио Нити. Циркуляр Префектам Королевства от 14 июля 1919 г. ↩
  12. 23 марта 1919 г. в зале Союза Промышленности на площади Сан Сеполкро в Милане, Бенито Муссолини учредил Итальянские боевые фасции. ↩
  13. Грамши А. L’Ordine Nuovo, 1 ноября 1919 г., I Popolar. ↩
  14. Грамши А. L’Ordine Nuovo, 15 ноября 1919 г., I rivoluzionari e le elezioni. ↩
  15. Там же. ↩
  16. Ленин В.И. ПСС – Т. 41. – С. 255-259. Речь о парламентаризме на II Конгрессе Коммунистического Интернационала, 2 августа 1920. ↩
  17. Там же. ↩
  18. Там же. ↩
  19. Впервые этот термин использовали K. Маркс и Ф. Энгельс. Как писал Энгельс, парламентский кретинизм «это неизлечимая болезнь…". ↩
  20. Грамши A. L’Ordine Nuovo, 8 мая 1920 г. ↩
  21. Там же. ↩
  22. Грамши A. L'Unità, 1 октября 1926 г., Ancora delle capacità organiche della classe operaia. ↩
  23. Тольятти П. La Nostra Esperienza, "Lo Stato Operaio”, г. V, № I, январь 1931 г. – С. 6. ↩
  24. Дж. Менотти Серрати, Vane difese massimaliste, "L'Unità”, 25 апреля 1926 г. ↩
  25. Резолюция полностью приводится в доклад Префекта г. Турина от 28 ноября 1920 г. (Центральный Госархив, МВД, ГУ Охраны общественного порядка, Г. I, б. 63). ↩
  26. А. Грамши, Contro il pessimismo, "L'Ordine Nuovo”, 15 марта 1924 г. ↩
  27. Там же. ↩