Очерк об утопии «Город Солнца» Томмазо Кампанеллы
В то же самое время, когда бывший лорд-канцлер барон и виконт Фрэнсис Бэкон Веруламский обдумывал свою «Атлантиду», на другом конце Европы, на юге Италии, монах, узник неаполитанской тюрьмы, переводил с родного языка на латинский свою книгу о справедливой стране на далеком острове. Он все еще был заключенным, когда за границей, в германском городе Франкфурте, в 1623 году появилась небольшая книга «Город Солнца».
Создатель этой книги не видел солнца целых 27 лет. Для Джованни Доменико Кампанеллы, принявшего в монашестве имя Томмазо, это была половина жизни. Вошел в сырую тесную камеру, низко наклонив (но не склонив!) голову, могучий, красивый человек, а вышел через много лет больной старик, полный, однако, духовных сил. Такой же непреклонный и яростный, каким был всегда.
Вот он глядит на нас с портрета несколько исподлобья. Монашеское черное одеяние с широким, свободным белым воротом, пристальные черные глаза под изогнутыми бровями, так же изогнуты губы, концы их резко опущены вниз, а сами губы крепко сжаты. Широкий лоб, двумя заливами заставивший отступить густые черные волосы. Лицо мужественного, сильного, неистового человека, который до поры до времени сдерживает свою страсть. А когда знаешь жизнь Кампанеллы, то понимаешь, что это лицо настоящего человека, который ничего не делал наполовину. Бороться – значит бороться до конца, верить – значит верить целиком и полностью, не колеблясь, не сдаваясь врагам. Молчать – так уж молчать и не склонять головы, что бы там ни было.
А молчать ему приходилось много. Инквизиторы годами требовали, чтобы он признал себя противником церкви, автором произведений, подрывающих веру в бога. От него добивались отказа от своих мыслей, раскаяния и покорности. Но сломить его не удалось. Он спорил с самыми учеными судьями, и в споре они были бессильны. Он симулировал безумие, и самые опытные медики путались в диагнозах. Он изображал себя ревностным католиком, часами читал на память отцов церкви, и самые опытные богословы не могли уличить его в ереси. Его снова били, выворачивали ему суставы. Но он молчал и не сдавался. Собственно говоря, он не переставал быть глубоко верующим католиком и ревностным защитником веры, но оставался при этом глубоко цельным, самостоятельным человеком со сложным внутренним миром, убеждениями, которые никто вытравить не мог.
За свою жизнь он сидел в пятидесяти разных тюрьмах, одна другой хуже: и в каменных мешках, где ни лечь и ни сесть, и по колено в воде, и в темноте, где не видно собственных рук. Шли годы непрерывных пыток. Наконец, окровавленного и полуживого, его бросили в яму. Он все равно молчал и не сдавался. Даже среди палачей-инквизиторов имя Томмазо Кампанеллы было синонимом твердости, стойкости, непреклонности. Таков был этот человек.
Он родился и вырос на юге Италии, в Калабрии. В то время – а это был конец шестнадцатого века – там хозяйничали испанцы. Юный Кампанелла рос в атмосфере глухого недовольства чужеземцами. Его первым учителем был монах-доминиканец, и пятнадцати лет, вопреки воле отца, который хотел видеть сына Доменико юристом, он ушел в монастырь. Конечно, у него было превратное, романтичное представление о монастыре как о братстве людей и центре учености. Юный монах яростно берется за книги и постигает премудрость средневекового богословия. Один из современников Кампанеллы писал, что он не читал, а пожирал книги. При этом, обладая поразительной памятью, он запоминал целые страницы. Впрочем, скоро представился случай Томмазо – совсем еще мальчику – доказать свою ученость.
В те времена нередко происходили диспуты между университетами, факультетами, монастырями по различным, часто совершенно ничтожным и бесплодным, вопросам религиозного учения. Один из таких диспутов между монахами из ордена францисканцев и ордена доминиканцев должен был происходить в Козенце. Старый опытный спорщик от доминиканцев заболел, и на диспут послали юного Кампанеллу, так как другого выхода не было.
Томмазо выступал так, будто всю жизнь провел на кафедре. Все доводы оппонента он опровергал, разбивал и высмеивал. На память приводил цитаты из отцов церкви и был признан победителем. Такие споры укрепляли у него уверенность в себе.
Молодой монах уже не довольствуется книжной ученостью, он начинает думать самостоятельно. А в глазах церкви это было едва ли не самым страшным грехом. Все она могла простить и все прощала – обман и жадность, предательство и убийство. Ведь эти грехи можно замолить, откупиться от них. Покаявшись перед церковью, останешься зависимым от нее.
А когда человек начинает думать… Сегодня его просто заинтересуют какие-то явления в природе и события в обществе, а завтра он начинает сомневаться в правильности религиозного учения, хочет все проверить и понять разумом. Потом он может задуматься и над справедливостью того строя, который существует в стране. А затем и не просто задуматься, а от слов перейти к делу, к борьбе против власти, если она несправедлива.
Кампанелла увлекся сочинениями новейших итальянских мыслителей, и особенно Телезио. Вслед за Телезио он начинает сомневаться в неколебимой истинности сочинений, написанных полторы тысячи лет тому назад, призывает изучать природу, основным путем к знанию считая опыт. Он перебрал всю монастырскую библиотеку в поисках новых для него интересных книг, которые дали бы ответ на многие загадки природы и истории. Это было преступлением в глазах церковного начальства. Дело в том, что верующий католик, в том числе и монах, мог читать лишь строго ограниченное число книг. Даже библию запрещали читать самим. Чтобы свободно рыться в монастырской библиотеке, нужно было разрешение самого папы римского. Нарушителям грозило отлучение от церкви.
Ведь человек, роющийся в книгах, мог наткнуться на сочинения Демокрита и Эпикура – древних мыслителей, освобождавших человека от слепой веры и страха смерти. И на имя Коперника, опровергавшего традиционные представления о неподвижности Солнечной системы с Землей в центре. И на «Декамерона» Боккаччо, где монахи представлены жадными и глупыми животными. Мало ли что еще мог найти в библиотеке этот высокий и широкоплечий черноволосый юноша с быстрыми движениями и решительным взглядом.
По доносу Кампанелла был арестован, доставлен в Рим, однако на первый раз выпущен на свободу. Но мстительный глаз инквизиции уже никогда не выпускал его из виду.
После долгих скитаний по различным монастырям и городам Италии Томмазо Кампанелла возвращается туда, откуда рано начал свой путь, – в родные места Южной Италии, в калабрийский город Стило.
К этому времени он уже думал о том, как изменить существующее общество. Это были еще очень туманные проекты создания единого мирового государства, которое могло бы прекратить раздоры и установить мир на земле. Иногда эти мечты Кампанеллы облекались в религиозную форму, иногда он ссылался на расположение звезд и светил, которые будто бы управляют земными делами. До конца своих дней Кампанелла – смелый мыслитель – сохранял странную и наивную веру в могущество небесных тел, их власть над Землей. Но не это было главным в его идеях. Для создания единой справедливой власти нужно было свергнуть существующие государства, и прежде всего – власть испанского короля, который в ту пору был самым могущественным и самым ненавистным. Родная Кампанелле Южная Италия, как и многие другие земли, также принадлежала испанской короне.
…Шел к концу шестнадцатый век. Он был нелегким для Италии. Ее былое могущество неуклонно падало. Когда-то, лет сто – сто пятьдесят назад, сотни кораблей всей Европы бросали якоря в гаванях Генуи, Неаполя, на Адриатике. Через Альпы, через тирольские долины, через великую Дунайскую равнину двигались на север Италии торговые караваны, ехали купцы, менялы. За тяжелыми стенами банков Милана и Флоренции спокойно себя чувствовали и неторопливо двигались, считали, распоряжались некоронованные властители Европы.
Но все изменилось. Сотни кораблей двинулись не к востоку, в сторону итальянских гаваней, а на запад – через океан, к далеким берегам только что открытой Америки – Нового Света. В Средиземном море, в восточной его части, хозяйничали турки. Так что и с этой стороны Италия была отрезана от своих рынков. Внутри же страны единой торговли и единого хозяйства по существу не было, так как карта Италии была похожа на пестрое лоскутное одеяло – различные королевства, герцогства, республики, отделенные друг от друга и границами и таможнями, все со своими флагами и монетами, своими законами и стражниками.
Свертывалась торговля, корабли стояли на приколе с обвисшими парусами, закрывались мануфактурные предприятия. Хуже всех было, конечно, трудовому люду – подмастерьям, сезонным работникам, морякам, крестьянам. По дорогам Южной Италии бродили толпы бродяг, нищих; в каменоломнях, не таясь, располагались разбойники. А кроме нужды и голода – испанское иго. Поэтому на юге Италии было достаточно горючего материала для великого пожара. Так что великая эпоха Возрождения – это не только грустные мадонны с золотокожими младенцами. Не только нарядные дворцы с лоджиями и балконами, не только ученые беседы гуманистов, изложенные книжной латынью. Расцвет отдельных личностей оплачивался унижением большинства. Поэтому у Возрождения был и другой лик – толпы смятенных, одиноких людей. Жестокость, напряженность страстей. Время рождало людей не только талантливых, но и бесстрашных, людей удивительного размаха, силы духа, деятельных. Одним из них был Кампанелла. Он готовил вместе с друзьями восстание. Чего же они хотели? Прежде всего очистить Калабрию от иноземцев, выбросить испанцев из родных сел и городов. Затем, не попадая под власть какого-нибудь герцога, создать здесь, на юге Италии, республику. Они наивно полагали, что эта республика принесет людям равенство и защитит их дома от разорения. Все было готово к общему восстанию. Привезли оружие, раздавали его верным людям, готовили планы захвата испанских укреплений. Кроме того, руководители восстания рассчитывали на помощь Турции, где на флоте было немало беженцев из Италии. Кампанелла, руководя подготовкой к восстанию, показал себя смелым и решительным человеком. Он не только читал книги и мечтал, он хотел драться за справедливость.
В назначенный день и час к калабрийским берегам подошли турецкие военные корабли под командой одного итальянца, принявшего мусульманство и служившего у турок. Флот стоял вблизи берега, а берег был пустынным. Никто не встречал корабли. А ведь по замыслу организаторов заговора турецкий флот вместе с вооруженными отрядами, куда входила городская беднота – рыбаки и монахи, местные дворяне и даже разбойники, – должен был выступить против ненавистной власти.
Корабли стояли на рейде у пустынного берега. Два предателя выдали план восстания, и власти жестоко расправились со смелыми и свободолюбивыми людьми. Кого казнили, кого бросили в подземные казематы. Кампанелла был арестован, когда он переодетым пытался бежать в Сицилию. Его не казнили немедленно и вместе со всеми лишь потому, что кроме подготовки к восстанию он обвинялся в ереси, в отступлении от религии. А за это наказывать испанские власти не могли, это было правом лишь папы римского. Церковь и власти ведут чудовищную и лицемерную борьбу за право умертвить Кампанеллу: испанцы – как заговорщика, римская церковь – как еретика. Но, прежде чем казнить, и те и другие стремились заставить его покаяться, просить прощения, выдать товарищей по заговору и единомышленников по взглядам. Так началась страшная, нечеловеческая жизнь в сырых темницах. Пятьдесят раз захлопывались с лязгом железные ворота пятидесяти тюрем, отгораживая Кампанеллу от мира. Эта жизнь в тюремных каменных мешках продолжалась бесконечно. Казалось, конца ей не будет и уже никогда не увидеть ни ослепительного моря, ни синего неба, ни родных коричневых скал.
Человек не падал духом, не сдавался и, когда появлялась возможность писать, стал писать жадно и неотрывно. Пригодилась цепкая память, схватившая еще на воле тысячи страниц различных книг. Если бы Кампанелла только участвовал в восстании, его имя осталось бы лишь в документах, среди тысяч имен смелых и справедливых. Но он – сын своего века – мечтой вырвался вперед.
…Вот перед нами эта небольшая книга – «Город Солнца». Вспомним, что ее писал ночами, часто стоя в воде, избитый, больной, но все еще крепкий, несгибаемый человек, у которого рухнула мечта жизни – перестроить общество, освободить людей. Все, все в этой книге – и любовь к жизни, и вера в справедливость, и гнев городской бедноты, чьим пророком выступил Кампанелла. На первых же страницах книги мы снова встречаемся с моряком – здесь он назван старинным и чуть сказочным словом – мореход. Пришедший из далекого плавания, генуэзец рассказывает гостиннику – заведующему монастырским домом для приезжих – о чудесном государстве.
Мореход-генуэзец побывал в Городе Солнца на острове Татрабан – так именовался на карте шестнадцатого века остров Шри Ланка. Именно туда и поместил свой утопический город Кампанелла. Многое в его устройстве было навеяно идеями Платона, монастырскими порядками прошлых веков, но главное внесла бесстрашная мысль самого Кампанеллы – ученого, борца, мыслителя.
…Над широкой долиной поднималась гора, точнее – высокий холм с отлогими склонами. Вершина холма срезана, издали холм – как застывший вулкан. На этом верхнем срезе возвышается храм.
Сооружение кажется еще более высоким, так как не окружено стенами и держится на колоннах. В центре храма – алтарь. Но это алтарь необычный – внутри него два глобуса: больший – с изображением всего неба и меньший – Земли. На своде главного купола храма написаны все известные звезды неба.
По склонам холма кольцами, как на древесном срезе, расположились стены. Они делят весь город-государство на семь поясов. Так что центральный храм и окружающие его семь кругов – это как бы изображение Солнечной системы: посредине Солнце и вокруг семь планет, вращающихся по круговым орбитам.
В каждой стене, отделяющей одно кольцо от другого, проделаны четыре прохода, соответствующие сторонам света. Между стенами расстояние шагов в семьдесят. Там расположены здания и галереи для прогулок. Стены должны защищать город от внешних нашествий – они укреплены башнями, бастионами и рвами.
Таков внешний вид города. Пройдем по его улицам. Днем взрослых почти не видно, но очень много детей, которые почему-то не бегают, а медленно, очень медленно бредут вдоль стен и с внутренней и внешней стороны и что-то пристально разглядывают. Дети идут босиком, с непокрытыми головами, вместе с ними – руководители весьма почтенного возраста.
А вот и взрослые – высокие, ловкие, легкие мужчины и женщины, одетые почти одинаково. У них белые рубахи и плащи, только у женщин плащи подлиннее.
В больших светлых домах нижние помещения заняты мастерскими, кухнями, кладовыми, столовыми, прачечными. Перед домами фонтаны, солнечные часы и флаги, показывающие направление ветра.
В верхних этажах – спальни и галереи для обучения и прогулок. Все выглядит ярко и нарядно, совсем как в домах аристократов на набережной Неаполя.
Но только в Городе Солнца эта чистота белых комнат, солнечный свет, удобства не для избранных, а общие. Всё для всех.
Каждые шесть месяцев люди меняют свое жилище. Это – чтобы ни у кого не было никаких привилегий и преимуществ. Все вместе едят в столовой за большими столами. В домашнем хозяйстве участвуют все, и, как пишет Кампанелла, горе уклоняющимся!
Главное, что отличает Город Солнца и жизнь его граждан – соляриев – от всех окружающих городов и всех вообще государств, – это общность имущества. Здесь все общее и все одинаково: и жилище, и одежда, и еда, и все хозяйство. Общий доступ к знаниям и веселью. У всех равные возможности, и поэтому никто не может себе ничего присвоить, чтобы возвыситься над другими.
У них не только коллективная собственность, но и равная обязанность трудиться. Так же, как в Утопии Мора, в Городе Солнца нет бездельников, людей, не занятых ничем.
Намного опережая свое время, Кампанелла рядом с военным делом, обычно окруженным ореолом славы, ставит обработку земли и разведение скота. Наиболее похвальными занятиями в Городе Солнца считаются самые тяжелые работы – кузнечные и строительные. Солярии издеваются над приезжими, которые, вопреки здравому смыслу, считают работников, мастеров неблагородными, а благородными именуют тех, кто не знает никакого мастерства, живет праздно и даже надевание своего платья перекладывает на слуг. В чем же их благородство?
В Городе Солнца, где обязанности, художества, труды распределены между всеми, каждый работает не более четырех часов в день.
Из сырых темных подвалов Кампанелла увидел счастливый труд свободных людей. В Городе Солнца, говорит Кампанелла, где обязанности, художества, труды распределены между всеми, каждый работает не более четырех часов в день. Остальное время – наука, беседы, чтение, прогулки, игры.
Труд для соляриев – праздник. Наверное, во всей Европе и в Азии не было ни одного такого города, все жители которого считали бы труд счастьем и праздником. Какой же это праздник – с утра до ночи в смрадном и душном кузнечном цеху или под палящим солнцем до боли в спине бить киркой по непокорному граниту или тащить этот же камень на гору, укрепляя великую и бесполезную стену вокруг императорской столицы – Пекина – или возводя стены дворцов в Вене, Праге, Кракове, Риме. Праздник – это минуты безделья, кружка вина в трактире, холод камней в гулком соборе, когда стоишь на коленях и слушаешь хор.
В Городе Солнца все по-другому. Здесь люди идут на поля с трубами, тимпанами, знаменами. Они передвигаются с поля на поле на телегах, оснащенных парусами, которые могут, благодаря особой колесной передаче, двигаться и против ветра, и даже вовсе без ветра. Спокойный, даже суховатый, деловой рассказ вдруг прерывается. Кампанелла не может сдержать радости, он восклицает: «Прекрасное зрелище!»
Общая собственность и совместный труд перерождают людей. Зависть, жадность, лень теряют свою почву. Для чего откладывать трясущимися руками монетки, когда все есть у людей. Когда все общее и всего в достатке, дружба может и должна проявляться не в подарках. Настоящая дружба – это помощь людей друг другу: на войне, или во время болезни, или при соревновании в науках.
Нельзя обижать человека, провозглашает Кампанелла. Обливаясь кровью и теряя сознание, годами он был на грани жизни и смерти. Однако веру в человека палачи не сломили. Кампанелла не ожесточился. В бессонные ночи, весь избитый, он думал о том, что люди не смогут быть жестокими палачами, если с детства станут дышать воздухом равенства и справедливости.
Не случайно граждане Города Солнца, как пишет Кампанелла, «самым гнусным пороком считают гордость, и надменные проступки подвергаются жесточайшему презрению». Так, например, в городе любую службу и любую работу, приносящую пользу людям, считают почетной. Никто не считает и не может считать для себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ходить за больным. Ненавистнее чумы неблагодарность, злоба, отказ в должном уважении друг к другу, ложь. В городе-государстве Солнца утвердится уважение не только к отдельным людям, а ко всем, достойным этого. Такое совершенно новое и необычное отношение к человеку проявится в равной доступности образования.
В век Кампанеллы неравенство и отчужденность людей начинались уже с первых лет жизни. Перед одними детьми в поклоне сгибались учителя, почтительно рассказывая маленькому герцогу или графу жизнеописание римских императоров, расположение звезд на видимом небе и правила латинского стихосложения.
Другие постигали премудрости сочинений отцов церкви в монастырских школах, где лишь клочок голубого неба с плывущими облаками напоминал о другой – красочной и полнозвучной – жизни. Это небо, деревья и силуэты старинных коричневых зданий мы видим и на картинах старых мастеров. Небо Италии… Его не видели школяры.
А третьи – их было большинство – вообще никак и нигде не учились. Их духовный мир запечатлевал невнятные проповеди священника на непонятном латинском языке, грубость ярмарочных балаганов, суеверия, фанатичные выкрики и мрачное равнодушие ко всему. Книги, карты, рисунки – все, что накопило человечество за многие века, – все это было накрепко отгорожено от людей стенами замков и монастырей, непроходимым частоколом сословных привилегий.
Для Кампанеллы уважение к человеку означало создание равных условий для всех. Науку, искусство, все знания об окружающем мире – на улицу, на площади, на воздух. Быть может, эти мечты были навеяны ему древними мыслителями. Ведь не в душных кельях и не бессловесных, равнодушных школяров учили Платон, Аристотель, Эпикур – великие греческие философы. Долгими днями и вечерами бродили они со своими учениками по паркам и садам, садились у подножия могучих тополей, слушали мерный шум потоков, молча стояли у белевших на зелени статуй, смотрели на размеренный, ритмичный шаг орнаментов по стенам зданий.
Человек должен быть лучше, чем есть. Нужно все сделать, чтобы он мог быть лучше. А для этого пусть наука станет общим достоянием, выйдет к людям на улицы и площади.
…Каждый вечер Кампанелла поднимается по ступенькам из подвала, прорубается сквозь толстые стены тюрьмы и, зажмурившись на ослепительном свету – голубое море и голубое небо, – медленно идет в гору, в свой солнечный город. Он видит все до мельчайших подробностей: стены – концентрические круги, опоясывающие городской холм, – расписаны изнутри и снаружи. Здесь в строгой последовательности запечатлены все науки.
Вот первый круг – на стене математические фигуры, определения и теоремы, затем изображения Земли в целом, карты отдельных областей, описание обычаев, нравов. Далее на стене – прикрепленные проволокой куски драгоценных камней, минералы и металлы. На стене между зелеными гроздьями винограда и вязью плюща – выступы, на них прозрачные сосуды с жидкостью – лекарствами, маслами и винами. Около каждого выступа – подробные надписи.
Затем идут рисунки всех видов растений и животных, рыб и птиц, пресмыкающихся. Круг за кругом – третий, четвертый, пятый – тысячи видов живых существ, весь бесконечный мир – зеленый, клокочущий, поющий и рычащий – представлен здесь. Затем идут «все ремесла с их орудиями», все изобретатели этих орудий и ремесел, все народы с их обычаями и нравами. Стены изгибаются все шире, обвивая холм, они несут на своих шершавых поверхностях все, что накопили люди за многие века осмысленного существования.
Вот и конец рисункам и подписям. Еще много свободных мест на сухой штукатурке и на пористых камнях. Ведь познание мира не закончено. Оно и не будет закончено никогда. Будут нанесены новые рисунки и новые письмена…
Так же медленно, как и поднимался, Кампанелла спускается с холма и снова, зажмурившись после ослепительного света, идет в темную камеру. Дописана еще одна глава книги. Снова впереди долгая, непроглядная ночь, сырость, соломенное ложе. Одиннадцать тысяч таких ночей прожил Кампанелла.
Завтра он снова будет прорубаться сквозь тюремные стены и снова подымется на холм, где расположен Город Солнца, город справедливости, город счастливых.
«Заговор справедливых. Очерки»