Почему Катрин Денев и другие выдающиеся француженки осудили #metoo

Несмотря на побуждение рассмотреть выступление актрисы Катрин Денев и других как некий присущий французам взгляд на вещи, дело не в кажущейся очевидной культурной разнице.

Утром прошлого лета я шла по делам неподалеку от моего жилья в Париже. Мне понадобилось позвонить, и я остановилась, прислонившись к стене. Прежде чем я осознала, что происходит, мужские руки ощупали мою грудь и живот. Я была на восьмом месяце беременности и  чувствовала себя особенно уязвимой. Я не могла ни пошевелиться, ни заговорить из страха, что он нанесет вред моему ребенку. Он отошел на полквартала, прежде чем я собралась и выкрикнула худшие ругательства, которые только пришли мне в голову. Я пошла в полицию и сообщила о случившемся в надежде, что на случай его очередного нападения у них уже будет, что ему вменить. Это был мерзкий и малозначимый случай, о котором я не вспоминала до вчерашнего дня, когда узнала, что сотня француженок, включая актрису Катрин Денев и писательницу Катрин Милле, подписали колонку в Le Monde в защиту «права на настойчивость, неотделимой части сексуальной свободы».

«Право на настойчивость» — вот тогда я впервые о нем услышала. (Эти женщины использовали слово «importuner», значения которого разнятся от попыток донимать кого-либо до причинения серьезного беспокойства. Вне зависимости от уровня неудобств, очевидно, что это нежелательное поведение). Что же это за новая европейская свобода, что-то вроде права на забвение? Не надо вчитываться дальше, чтобы понять — это утверждение по сути очередная апология посягательств на половую неприкосновенность и харассмента. «Изнасилование это преступление», — так начинается колонка в Le Monde. «Но настойчивые или неловкие попытки приударить не оскорбление, так же как галантность не шовинистическая агрессия». Когда второе утверждение противоречит указанной неправомерности изнасилования, вы понимаете, что участвовать в этом, как споре о какой-то безделице, не выйдет.

Денев и другие подписавшиеся перечислили ряд набивших оскомину аргументов, смешав порицание сексуального насилия с цензурой и превратно истолковав феминизм #metoo как «ненависть к мужчинам и к сексуальности». Инициатива, пишут они, изображает женщин «вечными жертвами, несчастными маленькими созданиями под влиянием демонических фаллократов, как в добрые старые времена бабкиного ведовства». (Дафна Меркин выбрала другой временной период для колонки комментатора в Times, написав: «Кажется, мы возвращаемся к парадигме жертвы для молодых женщин, в которой их воспринимают, и они сами воспринимают себя хрупкими домохозяйками викторианской эпохи».) Сотня подписанток в Le Monde сочла концепцию информированного согласия глупой. Они выступили в защиту Романа Полански, обсудили «религиозных экстремистов» и поглаживания коленок, ни слова не сказав в адрес мужчин, мастурбирующих и требующих минетов за закрытыми дверями. Эти мелкие нападки демонстрируют враждебность к #metoo в целом, а не только к его пиковым проявлениям. «Женщина может одновременно быть главой рабочего коллектива и наслаждаться тем, что представляет для мужчины сексуальный объект, завтра, и не быть "шлюхой" или дешевой приспешницей патриархата», — пишут они. Леди, эти утверждения не составляют смыслового ряда! Секс по согласию не более относится к фроттерингу в метро, чем питье вина к опаиванию [жертвы; подразумевается опаивание с использованием препаратов]. Женщина может поддерживать оплату пополам [на свиданиях] и не любить принуждения или сэндвичей с тунцом. Никакой связи.

Где корни такого непонимания? Несмотря на широкие попытки, в том числе в интернете, найти причину во французском мировоззрении, дело не в кажущейся очевидной культурной разнице. #Metoo и его французский аналог #BalanceTonPorc («заяви о свинье») гремели во Франции так же, как и везде; наплыв историй привел к предложениям принять законы о штрафах за уличный харассмент и усилить ответственность за случаи нападений, где жертвами выступают несовершеннолетние. «Эта колонка родная сестра бурчания недалекого дядюшки, не понимающего, что происходит», —отметила сегодня во Franceinfo другая группа француженок под лидерством феминистки и политика Каролин де Хаас, снисходительно пройдясь по «нафталиновым воспоминаниям» группы из Le Monde. Женщины этой группы в основном (пускай и не все) белые представительницы профессионального и творческого класса: журналистки, эксперты, актрисы, профессора, психоаналитики, доктора, певицы. Они не домохозяйки, не водители автобусов, и не выказывают осознания, что всё может быть сложнее, если женщина не является лидером профессиональной команды, как очень часто случается с женщинами. Концепция интерсекциональности, исходя из которой феминистка видит не только преследование от мужчины, чья «единственная провинность» заключается в «попытке украсть поцелуй, или поговорить об «интимных» вещах за деловым обедом», кажется, не очевидна для подписавшихся.

Хоть возраст подписанток и разнится, есть в дискуссии и некая поколенческая подоплека. Они возражают против установления новых правил для существующих фигур. «В это время мужчин вынуждают бить себя в грудь и рыться в прошлом в поисках "неодобряемого поведения" десяти-, двадцати- или тридцатилетней давности, за которое теперь они должны принести покаяние», — говорят они. Мне пришла на ум недавняя беседа с француженкой далеко за шестьдесят. Она рассказала мне, что в 1974-м перед своим венчанием ей пришлось рассказать о своем сексуальном опыте священнику. И я поняла, каким ошеломляющим событием должна по-прежнему казаться сексуальная революция тем, чьих жизней она коснулась. Я размышляю, не недооцениваем ли частенько мы, рожденные позже, сражающиеся в других битвах, примат сексуального освобождения в глазах предшествующих поколений.

Я рассказала историю о том, как на меня напали этим летом, чтобы выразить сочувствие идее о том, что женщины могут быстро оставить позади мелкие проявления сексуального харассмента. Они могут, я смогла. Но я не настолько не осведомлена о разнице человеческих характеров и обстоятельств, чтобы игнорировать право женщины быть травмированной подобным инцидентом. Здесь есть почва для разумной критики, и она может приветствоваться, но Денев, Милле и прочие, поставившие свои подписи, исказили её. Попытки донимать женщин нежелательным образом не проявление артистического темперамента, без которого мир лишится своей магии. Часто это продукт самоубеждения (возможно, очень хорошего) мужчины в том, что перед ним нельзя устоять и ему должны. Очарование сотни женщин таким типажем мужчин подавляет сочувствие к их жертвам. Их точка зрения тем печальнее, что обнаруживает отсутствие того самого человеческого качества, которое помогает разгораться столь ценимой ими сексуальной энергии. Неумение понять, что другая женщина – человек с другой историей, другими ценностями, другими предпочтениями и неприязнью к другим вещам, — может не приветствовать вторжений в личное пространство есть полное отсутствие воображения.

Перевод О. В, 

Лорен Коллинз


 

От редакции

Автор, опонируя письму Катрин Денев и прочих, касается лишь одной из граней проблемы угнетения женщин, не описывая ни прочих её проявлений, ни истоков. Пускай формат такой колонки подразумевает лишь ответ в рамках открытой дискуссии и не требует углубляться в теорию, мы считаем необходим сделать это за автора в кратком комментарии: описанная проблема как уличного харассмента, так и домогательств в производственной сфере, лежащая в одном смысловом ряду с насилием разной степени тяжести, включая домашнее насилие и т.д., происходит из экономического неравенства. Можно бороться с его проявлениями, ограждая женщин законодательно, строя шелтеры для жертв домашнего насилия и повышая осознанность мужчин и женщин об особенностях гендерной социализации (и не будем отрицать, что всё это может дать и нередко даёт приличный результат), но решить проблему насилия и угнетения на всех уровнях кардинально можно только устранив её причину. Женщина уязвима и слаба, пока капитализму выгодно загонять её в рамки, где она готова «исполнять своё предназначение», выполняя неоплачиваемый труд, служа «украшением» и играя благодаря особенностям патриархальной культуры роль объекта для любого облеченного минимальной властью человека. Ряд образованных и обеспеченных женщин может постараться максимально оградить себя от таких неудобств, но бедным это часто недоступно — у них нет на то ни знаний, ни средств. И пока существует бедность, будет существовать патриархальное угнетение. Пока существуют экономические предпосылки к неравенству, гендерные особенности, которые суть культурная надстройка, не будут устранены.

Устранить их окончательно можно лишь разрушением классовой системы. И понимать это следует всем нам, если мы хотим, чтобы в будущем мы не имели серьезной нужды в шелтерах и как можно реже объясняли очевидное, как сделала автор колонки.