"Патриотический" гипноз. К выходу очередных томов издания «Сталин. Труды»

Глядя на то, как усердно на всех властных уровнях пестуется образ современного российского патриота, нельзя не подивиться специфичному устройству его сознания. Этот типаж как будто имеет представление о целом ряде событий отечественной истории начала XX века, ничего не зная об их общеисторическом и социальном контексте. Он, конечно, слышал об Октябрьской революции и Гражданской войне в России и уверен, что это события трагические, но чем они вызваны и откуда взялись, не понимает. Далее, он сразу переходит к энтузиазму первых советских строек и затем, опять же без связи, к «мрачной эпохе террора». Дальше — героика Великой Отечественной войны. Потом опять всё смутно, и от восстановления 50-х и космических достижений 60-х он смело шагает в 2000-е. Всё остальное внимания не заслуживает: остального просто нет.

Вместо общественного поведенческого эталона получили диагноз.

Медицине известны такие явления, как беспорядочная актуализация прошлого опыта, наплыв воспоминаний о случайных, малосущественных событиях. Называется это гипермнезией. Характерный пример гипермнезии — гипертрофированное внимание к столетию А.И. Солженицина на фоне гробового умолчания о 190-летии восстания декабристов и 110-летии декабрьского вооружённого восстания в Москве, — центрального события Первой русской революции. На фоне гипомнезического ослабления памяти больного в существенных пунктах отечественной истории, наблюдается замещение провалов памяти вымышленными, никогда не происходившими событиями (вроде расстрела НКВД польских офицеров под Катынью и Сталине, прятавшемся на Ближней даче в первые дни войны). Медики называют это конфабуляциями. Ещё более распространённое ныне явление — искажение памяти, выражающееся в том, что в качестве воспоминаний некритично присваиваются сведения, полученные от других лиц, из книг («историков» Солженицына, Радзинского и Сванидзе), события, произошедшие во сне (разума). Это — криптомнезия. Далее, «помня» события минувших эпох, пациент не удерживает в сознании того, чтобы было пять лет назад, год, вчера. Лишённый представления о социально-экономических связях между историческими событиями, он теряет ориентацию во времени и пространстве, постепенно, но неумолимо утрачивает социальную память и способность к элементарным общественным навыкам, выходящим за рамки примитивной модели потребления. Это болезнь Альцгеймера…

Итак, с одной стороны — широко декларируемое стремление государства к оздоровлению общества. С другой — неуклонное превращение его в собрание слабоумных и беспомощных пациентов. О чём говорить, когда в день Победы бодрая и симпатичная диктор центрального телевидения сообщает, что первый победный парад прошёл 9 мая 1945 года. А недавно корреспондент с видом искушённого исследователя поделился информацией, что первый раз крымские музеи подверглись опустошению со стороны англичан в Первую мировую войну… 

Что же происходит? Ответ на поверхности, и для постановки верного диагноза в этом случае не обязательно быть искушённым специалистом по социальным недугам.

*   *   *

В послании к Федеральному собранию президент говорит о недопустимости переноса в современность обид столетней давности и необходимости — во имя общественного единства — примирения потомков сторон, конфликтовавших в годы Октябрьской революции и Гражданской войны.

Странная постановка, словно речь о постыдном коммунальном скандале из-за примуса с оскорблениями и рукоприкладством, бросающем недобрую тень на мирных потомков склочных жильцов.

О каких «обидах» говорит сановный оратор?

Суть в том, что к началу XX столетия основания «обижаться» на «благословенных» Романовых, готовившихся «с помпой» отметить трёхвековой юбилей восшествия на престол, имело абсолютное большинство населения страны.

На царя «обижались» крестьяне, на три четверти безграмотные, обречённые на страшные регулярные голодовки, отлучённые от земли, выкупные платежи за которую им приходилось платить аж до 1907 года.

На царя «обижались» рабочие — новый российский класс, сравнительно с крестьянством малочисленный, но в силу стремительного развития промышленной революции и своей высокой концентрации игравший ключевую роль в России начала века. С лихвой вкусивший и произвола хозяев, и локаутов, и многомесячной миграции по стране в поисках работы, и полицейских кулака и нагайки за попытки отстоять законные экономические права.

На царя «обижались» те, кого в империи презрительно звали «инородцами» — миллионы и миллионы людей, ограниченных в своём естественном праве на обучение на родном языке, лишённых доступа к высшему образованию, терпевших массу притеснений в таком основополагающем праве, как землепользование, привилегии на которое отдавались правительством переселенцам титульной нации.

На царя были «в обиде» все, кто не считал нормальным самодержавное устройство государства, пронизанное сословными пережитками и рьяно оберегаемое «держимордами» от последнего квартального до самого государя императора.

Перезревшие «обиды» вылились в самые масштабные в истории страны народные выступления — Первую русскую революцию 1905–1907 годов, в ходе которой власть самым доступным и наглядным способом — нагайкой, пулей, картечью и петлёй — объявила «обиженным», что к их требованиям прислушиваться не намерена, чем окончательно расписалась в своей неспособности адекватно руководить государством и предопределила неизбежное повторение социального взрыва. Ждать пришлось недолго: дело ускорила кровавая военная авантюра, в которую втравили страну царь и почуявшая сверхбарыши буржуазия.

Минуло десять лет, прогремел Октябрь 1917-го и в стране появились новые «обиженные». Кровно «обидели» помещиков и других землевладельцев, отобрав у них право паразитически наживаться на труде батраков и арендаторов. Незабываемую «обиду» нанесли владельцам заводов и фабрик, отобрав у них право наживаться на эксплуатации труда рабочих, а затем лишив и предприятий. «Обидели» аристократию, чиновничество, либеральную интеллигенцию, лишив их «естественной» привилегии руководить народом, наживая на этом капитал.

В сравнении со статрицатимиллионной армией «обиженных» царём и буржуазией, этих новых «обиженных» было не в пример меньше. Зато денег и прочих ресурсов у них было с избытком. На их стороне оказалось образование, в том числе и военное, и, главное, симпатии таких же монархов и буржуазии за рубежом. И, не желая расставаться с правом безбедно жить за чужой счёт, эти новые «обиженные» решили, как встарь, примерно наказать бывших холопов и тягловую силу. Так у рабочих и крестьян появились на бывших хозяев жизни новые «обиды».

Их «обижали», когда белым доводилось на время отбить бывшие поместья, «обижали» массовыми порками, расстрелами и виселицами. Изобретательные подручные романтизированного ныне англо-американского наёмника Колчака практиковали сдирание кожи живьём и групповое живьём же закапывание в землю. «Совдеповскую сволочь» сажали на кол, резали на спинах звёзды, вырезали сердце, над медсёстрами творили страшное. В мае 1918 года, в самом начале гражданского конфликта, красные шахтёрские эшелоны уходили из-под немецкой оккупации Луганска и Юзовки и пробивались сквозь красновские казачьи кордоны в Царицын. Казакам удалось на несколько часов захватить отстающий санитарный поезд с ранеными. Вскоре его отбили, но казачкам хватило времени, чтобы из более 500 раненых красноармейцев в живых осталось лишь несколько человек, остальные были замучены, зарублены или подвешены к потолкам вагонов вниз головой.

Зададимся вопросом: было ли расколото тогдашнее российское общество? Разумеется, да, иначе не возникают гражданские войны. Однако граница этого раскола пролегла так, что несмотря на усилия едва ли не всего тогдашнего «мирового цивилизованного сообщества», от финансовой и военной помощи до прямой военной интервенции в пользу одной из сторон конфликта, другая его сторона уверенно одержала победу. «Как такое возможно?» — спросит молодой патриот, воспринимающий стороны равноценно («у каждого своя правда, каждый по-своему любил родину» и т.д и т.п.). Очень просто: победившая сторона объединяла 9/10 населения страны, а народ победить невозможно. Самые толковые из белых поняли это ещё здесь, другим для этого потребовалось прокатиться в Бизерту и Галлиполи. И, между прочим, именно этот народ и первое поколение, рождённое и воспитанное при Советской власти, являя невиданные примеры массового героизма, отстоял в Великую Отечественную войну свою Советскую родину, что бы ни говорили нынешние историки-антикоммунисты. А за Россию несоветскую и антисоветскую самые разные персонажи сражались на стороне Гитлера. Естественно, многие, типа того же Краснова, из «обиженных» ещё в Гражданскую. Это с ними-то пришло время мириться?

Подведём итог. Кто, кому и какие «обиды» должен простить и забыть? Мне, чьи предки с незапамятных времён крестьянствовали на Рязанщине, у кого первый в роду человек, получивший высшее образование — мой отец? Мне, чьи дети при царе-батюшке ничего бы кроме чёрного труда не видели? Это мне и другим потомкам всей трудовой России в 1917 году надо забыть про столыпинские галстуки на шеях моих предков, забыть про звёзды на спинах и про подвешенных к потолкам вагонов красноармейцев, замученных озверевшими белоказаками? Есть для забывателей обид на Руси поговорка: кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет — тому оба. Забывать такое нельзя! Потому что нельзя забывать цену свободы, завоёванной в бою. А право жить на своей земле, учить детей, право на труд, на врачебную помощь, на отдых — это и только это есть подлинная свобода человека-хозяина своей страны.

Кто же предлагает нам забыть и простить эти «обиды»? Идеологические наследники тех, кого так страшно разобидели в 1917-м и кто добился реванша в 1991-м. Они возвратили частную собственность на землю, присвоили себе народные заводы и фабрики, а с ними — право паразитировать на эксплуатации чужого труда. Превратили образование и здравоохранение в малодоступные беднякам и середнякам блага. Усиленным трудом за двадцать пять антисоветских лет сумели воссоздать в стране многомиллионный отряд официально нищенствующих граждан.

Каждая власть стремится к социальной стабильности и спокойствию в обществе. Президент как-то заявил, что нам не нужно иной идеологии, кроме любви к России. Но вот беда: о какой России он говорит, ведь России-то сегодня две.

В одной — за минувший год на 40% выросли продажи Lamborghini (от 13 до 18 млн. руб. за штуку), прибыль Сбербанка составила свыше 500 млрд рублей, а государственные чиновники официально получают премии в десятки и сотни миллионов.

В другой — задолженность по зарплатам превысила 3,8 млрд руб., просрочка по кредитам — 245 млрд рублей, а телевидение бравурно рекламирует грядущее повышение пенсий на 5,4%.

Представляется сомнительным, что две эти страны можно объединить путём настоятельных рекомендаций ограбленным трудящимся поскорее позабыть, во имя чего их предки сражались в Гражданскую с бывшими помещиками и интервентами, и спокойно наблюдать, как бизнес и чиновничья «элита» жируют за народный счёт.

*   *   *

Любители кататься на чужом горбу всегда громко возвещали о своих обидах. Вот как говорилось об этом в Письме Реввоенсовета Царицынского фронта к донской бедноте, выпущенном в октябре 1918 года и подписанном И.В. Сталиным:

«Посмотрите на улицы Новочеркасска, Ростова, взгляните на командный состав, кто командует, кто прожигает жизнь в донских городах. Обиженные? Обездоленные? Да, это верно: все те, кого обидели рабочие и крестьяне, у кого отняли землю, фабрики, заводы, рудники, кого лишили погон и сытных должностей. Вот все эти обижены. Эти несчастненькие. Вся эта золотопогонная накипь, все эти буржуазные отбросы, дворянские последыши, все эти господа, которые всю жизнь не видали на своих руках мозолей — это они собрались на тихом Дону, это они гонят тебя, донская беднота, гонят в бой за их дворянское дело. Это они лгут вам про Советскую Россию. Потому что они хотят вернуть земли, фабрики и заводы и все свои привилегии, но вы, товарищи, смотрите за ними, их дело проиграно».

«Обиженные» дворяне и «обездоленная» буржуазия желали удовлетворения и, благодаря не замедлившей поддержке из-за рубежа, спровоцировали Гражданскую войну в России. При этом и страны Антанты, и Германия не скрывали своих аннексионистских устремлений, предвкушая безраздельное пользование щедро отторгнутыми от России территориями. Но борцов с «совдепией» за торжество белого дела это мало тревожило, настолько велики и нестерпимы были «обиды», причинённые революцией.

Раскол общества на «своих» и «чужих» — проблема, радикально обостряющаяся в пору социальных потрясений, и порождающая массу обид, разочарований и трагедий. Сталин, входивший летом 1918 года в руководство обороной Царицына, столкнулся с ней самым непосредственным образом. Эта тема сплошь и рядом подымается в материалах, вошедших в тома издания «Сталин. Труды», охватывающие начальный период Гражданской войны (том 8, апрель – июнь 1918 года, том 9, июль – август 1918, том 10, сентябрь 1918 – январь 1919 года). Не подлежало сомнению, чьи интересы защищала Советская власть, отдав землю крестьянам, а заводы рабочим. Было очевидно и то, кто пострадает в первую очередь, если победу одержат враги Советской власти, намеревавшиеся землю и заводы вернуть «хозяевам». Но безусловный и неоспоримый классовый интерес не всегда осознаётся отдельным его представителем как интерес личный (достаточно взглянуть на сознание нынешних рабочих, тотально монополизированное буржуазной пропагандой). В 1918 году ситуация осложнялась тем, что миллионы крестьян едва вернулись из окопов мировой империалистической бойни, вернулись на свою землю, к изголодавшимся и измучившимся семьям и были совершенно не готовы к тому, что землю эту, завоевание Октябрьской революции, надо отстаивать с оружием в руках. В условиях же экономической и транспортной разрухи — этого наследия правления Романовых и «временных» — встала масса заводов. Этому активно способствовал и саботаж со стороны буржуазии, стремившейся экономически задушить Советскую власть. Так что положение рабочих в городах, лишённых в отличие от крестьян возможности хотя бы кормиться со своих огородов, было ещё горше. Но чтобы заняться социалистическим строительством, необходимо было прежде всего отстоять власть рабочих и крестьян, отвести угрозу монархически-буржуазного реванша. Эта необходимость заставила Советскую власть перейти от добровольного принципа комплектования Красной Армии к мобилизационному. А крестьян устал и не хотел снова «под ружьё», видя подчас в Советской власти и большевиках чуждую принуждающую силу. Спустя год, в сентябре 1919-го, Ленин так говорил об этом: «…Тяжелой ценой десятков тысяч расстрелянных и засеченных сибирские рабочие и крестьяне поплатились за свою доверчивость. Мы перенесли тяжкий опыт кровопускания сибирских рабочих и крестьян, но мы знаем, что этот опыт будет уроком для них. Этот опыт — лучший учитель большевизма для рабочих и крестьян… Авантюра Деникина, который на Украине повторяет урок Колчака, заставит украинских рабочих и крестьян понять свою ошибку, которую они теперь совершают, недостаточно энергично вступая в борьбу с ним. Мы знаем, что после хозяйничания Деникина на Украине украинские рабочие и крестьяне выйдут окрепшими и уже не на словах, а на деле будут защищать власть рабочих и крестьян, как это теперь делают сибирские наши братья. Рабоче-крестьянская власть говорит крестьянам и всем трудящимся: “Идите с нами, стройте ваше пролетарское государство. Посмотрите на опыт Колчака и Деникина, и вы увидите, какова жизнь не при Советской власти”. Для нас этот опыт — самая лучшая агитация».

Но пока «на дворе» был июль–август 1918 года.

О том, насколько ожесточённый характер носили схватки с белоказаками и «добровольцами», ярко свидетельствует следующий фрагмент сводки 1-го Революционного Царицынского полка: «Первый Царицынский полк в 3 часа утра перешёл в наступление на Калач, продвигаясь с боем до окопов… в последних кадеты стойко держались, приходилось выбивать с усилием и переходить неоднократно в атаку; уже подойдя к окопам на расстояние двух-трёх шагов, начали выбивать ручными бомбами и были заняты лишь тогда, когда в них все поголовно были выбиты. Перейдя окопы, наш полк стал двигаться вперёд, но везде и всюду встречал со стороны неприятеля сильное сопротивление. Повсюду разбивая кадетские банды поголовно, товарищи дали себе клятву не отступать ни на один шаг назад, что исполняют, несмотря на ураганный огонь неприятеля и потери товарищей. Левее нас борется 2-й Коммунистический полк, правее — отряд Крачковского, далее — 5-й Луганский полк. Мы уже находимся от Калача на расстоянии 1 версты, а правый фланг немного далее. В настоящее время силы неприятель перебросил на правый фланг — на участок 5-го Луганского полка, где идёт сильный бой. Вас, товарищи, просим не забывать нас, а мы, в свою очередь, позаботимся исполнить свой долг и во что бы то ни стало будем стойко держаться и бить поголовно проклятых кадет».

Ядро защитников Царицына составляли добровольческие и партизанские отряды крестьян, рабочих, шахтёров, красных казаков, которые не нуждались в дополнительной мотивации, ибо взялись за оружие сознательно, испробовав «на своей шкуре» попытку возвращения власти помещиков и буржуев. Но нехватка бойцов и возрастающая активность наступающих белогвардейских частей потребовали прибегнуть к широкой мобилизации. 11 августа на заседании Военного Совета Северо-Кавказского военного округа решено мобилизовать пять возрастов с 1891 по 1894 гг., а также объявить в Царицыне военное положение. Эта принудительная мера ожидаемо повлекла за собой такие негативные явления, как уклонение от призыва по самым разным предлогам (чаще всего — по «липовым» медицинским заключениям) и дезертирство. Последнее вызвало к жизни особый Приказ Военного Совета, в котором говорилось: «Первое: принять срочные и самые энергичные меры к задержанию всех вышепоименованных лиц как дезертиров. Второе: из дезертиров составлять особые штрафные роты и в спешном порядке отправлять их на самые опасные участки фронта по указанию Военного совета. Третье: в тех семьях, которые укрывают дезертиров, в тех домах, квартирах, учреждениях, которые прикосновенны к укрывательству дезертиров, немедленно мобилизовать всё мужское население, способное к службе в войсках, в возрастах от 18 до 40 лет. Четвёртое: способных к работе женщин, замеченных в укрывательстве дезертиров, принудительно привлекать с красноармейским жалованием и довольствием на работу в санитарные и прочие военные учреждения, в которых может быть применён женский труд».

Совсем плохо обстояло дело с мобилизацией казаков. Даже беднейшее казачество оставалось заложником сословного порядка, в основе которого лежала жёсткая полувоенная иерархия. В Войсках верховодила состоятельная верхушка, именно она получала доход от эксплуатации «иногородних» и «инородцев», вынужденных платить немалую арендную плату за пользование землёй. Но при этом в сознании даже бедного казачества иногородний и инородец, претендующие на «исконные казачьи земли», воспринимались как враги. А большевики, требовавшие уравнения прав землепользования — пособниками и защитниками этих врагов. 11 июля 1918 года Сталин констатирует в письме в Москву: «Мы все с вами ошиблись, объявив отдельную казачью мобилизацию: а) мы опоздали в сравнении с Красновым, б) у нас не оказалось революционного казачьего ядра, могущего сплотить за Советскую власть массы казаков… Этим, собственно, и объясняется, что объявленная нами мобилизация казаков пошла на пользу Краснову: мобилизованные казаки, получив оружие и пушки, тысячами перешли на сторону Краснова…».

Но самый острый конфликт вызревал не в боевых порядках строевых частей, а в штабах. Разными путями приходили на службу Советской власти бывшие офицеры и генералы. Были среди них и идейные её сторонники. Многие руководствовались патриотическими соображениями, встав в ряды Красной Армии ещё в феврале 1918 года, когда стране угрожало новое германское наступление, а затем чётко разглядев в белом движении реализацию, прежде всего, зарубежных интересов. Много было и таких, кто отправился служить за паёк, значительно превышавший всё, что они могли получить в тылу, если бы даже и нашли применение своим знаниям и способностям. Существовали, конечно, и последовательные и убеждённые антисоветчики, сознательно шедшие на службу к красным с целью нанести максимальный вред. Как правило, в какой-то момент, они переходили линию фронта, обезглавливая части и соединения, сообщая планы, занимая посты в белых штабах.

Так, 13 октября 1918 года во время боёв под Орлом в селе Золотарёво бывший генерал-майор, участник Первой мировой войны Антон Павлович Станкевич с группой комсостава попал к белым в плен. Это произошло в результате измены начальника его же штаба, бывшего подполковника Генштаба Лаурица. В результате 55 дивизия подверглась фактическому разгрому, а комдив Станкевич, оставшись верен присяге, был корниловцами повешен.

На лице человека не написано, кто он, в душу к нему не заглянешь. Будучи же изначально под подозрением, заслужить доверие непросто. В условиях, когда промышленный центр республики душил голод, а направление продовольствия с Юга страны зависело от успешной защиты от казаков и «добровольцев» железнодорожных и водных путей его транспортировки, объяснима требовательность чрезвычайного комиссара Совнаркома Сталина к комсоставу, с этой задачей не справлявшемуся. Не в измене обвинял он военкомов и штабных работников, а в вялости, безинициативности, халатности, отсутствии энергии, которые в критических условиях, сложившихся тогда на Юге Советской России, по своим последствиям граничили с изменой. В ситуации, когда от человека на его служебном посту требуется подвиг, он доверял большевику К.Е. Ворошилову, оказавшемуся волею судеб на командном посту и уже сумевшему себя проявить; большевику А.Я. Пархоменко, начальнику луганской Красной Гвардии; большевику К.Я. Зедину, морскому прапорщику, члену Центрофлота, военкому Северо-Кавказского военного округа; шахтёру Д.П. Жлобе командиру 3-го Революционного полка, а затем — отдельной бригады; большевику Г.К. Петрову, прапорщику, прорвавшемуся во главе крупного отряда Красной Армии на помощь Бакинской коммуне и в результате предательства Бичерахова вместе с другими комиссарами убитому британскими интервентами. Сталин понимал этих людей, он знал, что привело их на фронт вооружённой борьбы за Советскую власть, он сам был таким. За своих он стоял горой, с чужими боролся бескомпромиссно. Нет и не может быть другого закона в подобных условиях.

*   *   *

Желают ли коммунисты раскола в обществе? Но раскол, радикальный раскол на жирующих и нищенствующих, на паразитирующих и едва обеспечивающих семьи своим трудом — это факт, чего бы ни желали коммунисты. Хочет ли власть, тем не менее, общественного единства, то есть смирения ограбленных и обездоленных со своей участью, заклинаемых «патриотической» риторикой, больше напоминающей заклинания или гипноз? Вероятно, хочет. Однако не находит нужным при этом удерживаться от жёстких провокационных выходок типа реабилитации и чествования таких одиозных фигур, как Маннергейм и Колчак. Мало того, начавшийся уже юбилейный 2017 год, год столетия Великой Октябрьской революции, по тем «инициативам», которые уже озвучены относительно переименования улиц и площадей в российских городах, всероссийского поминовения под патронажем РПЦ «жертв большевизма» и т.д. и т.п. обещает массовое провоцирование граждан на вынужденный выбор позиции: с кем же я? И нет сомнений в том, что для очень большого числа наших сограждан никогда не будут «своими» почитающие военного преступника и врага России Колчака, злобно клевещущие на великого Ленина, оскорбляющие память миллионов рабочих и крестьян, отстоявших в Гражданской войне свободу и независимость Советской России от иностранных интервентов и находящихся на их содержании белых, извращающие идеалы наших дедов, сражавшихся в Великую Отечественную за Советскую Родину, миллионы из которых были коммунистами и комсомольцами.

Кому-то, видимо, кажется, что настало удобное время «зачистить» остатки советской идеологии и вбить-таки столь желанный кол в могилу коммунизма. Не замечая, при этом, в каком социально-экономическом состоянии находятся страна и народ в результате 25-летнего торжества буржуазной контрреволюции, и стремясь решить проблему мантрами о примирении и единстве. Они не видят исторических аналогий. Видимо, став жертвами собственного «патриотического» камлания, не знают своей истории и не в состоянии усвоить её суровых уроков. А это не проходит безнаказанно.

Юрий Алексеев

Заказать тома 4, 5, 6, 7 и 8 документального многотомника «Сталин. Труды», а также подписаться на издание целиком, вне зависимости от того, в каком регионе вы проживаете, можно, написав на электронный адрес sunlabour@yandex.ru или позвонив 8-967-132-48-63. Тома 1, 2 и 3 в настоящий момент недоступны для заказа и будут доступны позже.