16. Полигон современного фашизма
Утром 2 октября 1965 г., когда миру еще не был известен исход противоборства в Джакарте, на другой стороне земного шара – в Гаване – открылась учредительная конференция Коммунистической партии Кубы. На ней Фидель Кастро зачитал письмо Эрнесто Че Гевары о решении сложить с себя официальные посты на Кубе и лично включиться в революционную борьбу с империализмом.
8 октября 1967 г. – точно во вторую годовщину фактического запрета КПИ – «рейнджеры», формально подчиненные главе боливийской хунты Рене Баррьентосу, а фактически исполнявшие приказы Вашингтона, убили Че, взятого в плен раненым. Это военное преступление было совершено точно так же, как убийство Айдита: без следствия и суда, сразу после краткого допроса. Да и совпадение дат едва ли случайно – почерк специалистов ЦРУ бьет в глаза.
Сукарно и в кошмарном сне не могло привидеться, каким образом его пророчество:
«Сегодняшний день Джакарты – это завтра Азии и Африки»1
История выполнит и перевыполнит, прибавив к этим двум континентам Латинскую Америку. Империалистические спецслужбы и транснациональные корпорации высоко оценили индонезийский опыт зависимого «партнерства» государства-монополии с иностранным монополистическим капиталом и превращения армии в «суперпартию», обеспечивающую такое «партнерство» путем репрессий. Подобный, для того времени новый, механизм переворота был использован в 1967 г. даже в одной из европейских стран – Греции. Но главной его ареной стала Латинская Америка.
В крупнейшей латиноамериканской стране – Бразилии – еще весной 1964 г. произошел военный переворот, во многом предвосхитивший сухартовский. Но до индонезийской трагедии ни одному из латиноамериканских реакционных режимов не удавалось тотально уничтожить коммунистов, революционеров. В середине 60-х гг. в практике террора происходит перелом, явно связанный с применением индонезийского опыта ЦРУ, Пентагона и их «коллег». Особым спросом пользовалась методика «эскадронов смерти» – иррегулярных «полувоенных» банд, сколачиваемых из отставных (или переодетых в штатское) военных и полицейских, ультраправых боевиков и уголовников. Это позволяло обходиться даже без видимости правосудия и в «ускоренном» порядке расправляться со всеми, на кого укажут спонсоры, не отвечая за содеянное.
Фашистские режимы Гватемалы и Парагвая, объединившиеся с восточноазиатскими мастерами террора в рядах Всемирной антикоммунистической лиги, открыто подражали Сухарто. С 1966-67 гг. они приступили к тотальному истреблению левых активистов. К середине 70-х гг. Гватемальская партия труда и Парагвайская компартия, потерявшие несколько поколений кадров, были обескровлены. Резко усилился террор «эскадронов смерти» в Бразилии, Колумбии, Венесуэле.
Чилийская трагедия, сопоставимая по международному значению с индонезийской, тоже разыгрывалась под ее прямым влиянием. Вскоре после победы Народного единства на выборах 1970 г. контрреволюция, руководимая спецслужбами США, начала воспроизводить до мелочей сценарий «Джакарты». Место «берклийской мафии» заняли чикагские питомцы Милтона Фридмана, отца неолиберальных догм. Католический университет Чили, еще в конце 60-х гг. поставленный под начало «чикагских мальчиков», сыграл видную роль в подготовке переворота. Многие его студенты вступили в фашистскую организацию «Патриа и либертад», став такими же штурмовиками, как их предшественники в Индонезии. Незадолго до переворота стены Сантьяго испещряли кроваво-красные надписи: «Джакарта приближается!»; сотням левых активистов рассылались открытки с такой же надписью. И это были не просто слова. Как и в Индонезии, в Чили был состряпан «план» левого переворота и репрессий против офицеров, который так и не был подтвержден ни единой уликой, но послужил основанием для действительного переворота и подлинно массовых репрессий. ЦРУ подготовило в Чили такие же проскрипционные списки, как в Индонезии, и точно так же передало их хунте.
В середине 70-х гг. гватемальский фашист, работавший на ЦРУ, вручил аргентинскому временщику и покровителю «эскадронов смерти» Хосе Лопесу Реге «План «Джакарта». В нем излагались критерии отбора имен для черных списков печально известного «Аргентинского антикоммунистического альянса», руководимого фашиствующими военными и посольством США. От пуль и бомб ААА и прочих «эскадронов смерти» гибли рабочие, студенты, интеллигенты, политики, профлидеры, священники и опальные военные. Ознакомившись с планом, Лопес Рега вроде бы изрек:
«Здесь, в Аргентине, нам не придется убивать миллион, как в Индонезии, здесь и с десятью тысячами мертвецов проблема решается!»2
На основании тех списков было убито около тысячи человек, когда же временщика сменила хунта «профессионалов», число жертв достигло минимум 30 тысяч.
Военно-фашистские режимы Аргентины, Бразилии, Уругвая, Парагвая и Боливии объединили усилия в истреблении лучших сынов и дочерей своих народов. Над Южной Америкой распростер крылья «Кондор» – такое кодовое название носила сеть террора, учрежденная на секретном совещании в Сантьяго 25 ноября 1975 г. Лишь недавно сдвинулось с мертвой точки расследование преступлений «Кондора». Но как бы не помешали «политические суды» над президентами, тоже скопированные с индонезийских…
Уже в 80-х – начале 90-х гг. новая волна государственного терроризма унесла сотни тысяч жизней в Колумбии, Перу, Сальвадоре, Гватемале. На этот раз был востребован и другой элемент индонезийского опыта – использование религиозных экстремистов как исполнителей террора. Особенно отличилась гватемальская хунта во главе с Э. Риосом Монттом, членом фундаменталистской протестантской секты: за неполные два года десятки тысяч индейцев были вырезаны и миллионы превратились в беженцев. То же самое творилось в Перу при президенте А. Фухимори, связанном семейными традициями с японским фашизмом.
Как и в Индонезии, в Латинской Америке массовые репрессии были не просто формой классовой борьбы, а функциональным элементом транснациональной политико-экономической модели. Теперь эта модель стала неолиберальной: «рынок» определяет (якобы) цены всех товаров, за исключением рабочей силы – ее цену на предельно низком уровне удерживает террор.
Доктрина «территориальной войны», автором которой считают Насутиона, легла в основу «Доктрины национальной безопасности» правых военных режимов Латинской Америки. Они также осуществляли на селе «социальные» программы, чтобы лишить повстанцев опоры. Но диалектика истории неисчерпаема. Со временем среди военных ряда стран оформилось левопатриотическое крыло, решившее преобразовать эту доктрину из средства подавления народа в средство служения ему. Так было в конце 60-х – 70-е гг. в Перу и Панаме, а с 90-х гг. – в чавистской Венесуэле. Военно-гражданские «миссии» были переосмыслены как способ осуществления социальных преобразований в условиях, когда путь «низовой» народной революции перекрыт неблагоприятным соотношением сил в стране и мире. Однако и путь, избранный левыми военными, обременен двоевластием того же индонезийско-чилийского типа. Путей его прогрессивного разрешения история пока не открыла.
Переворот в Индонезии подвел черту под наиболее серьезной попыткой выступления «третьего мира» как сплоченной международной силы. В то время Гавана, приняв эстафету у сукарновской Джакарты, готовила конференцию стран Азии, Африки и Латинской Америки. Но марокканского революционера Бен Барку, который должен был возглавить «Триконтиненталь», в ноябре 1965 г. ликвидировала французская спецслужба. Перед самым открытием конференции (январь 1966 г.) Африку накрыла волна военных переворотов, свергавших где прогрессивные режимы, имевшие много общего с сукарновским, а где и буржуазные правительства, не сумевшие навести неоколониальный «порядок».
Сегодня, когда ударной силой реакции в мировом масштабе стал исламский фундаментализм, уместно напомнить, что и этому злу один из первых импульсов придала «победа» над коммунистами и светскими националистами, одержанная в Индонезии в немалой мере руками исламистских «эскадронов смерти». Особо тесные отношения связывали индонезийских клерикалов с первой в мире исламской республикой – Пакистаном. Именно ее военщина ближе всего повторила катастрофу 1965 г. В Пакистане, первую четверть века состоявшем из двух частей, этнически разнородных и разделенных тысячами километров индийской территории, Восточная Бенгалия оказалась на положении внутренней колонии. В конце 1970 г. голосами бенгальцев на выборах победила массовая демократическая партия Народная лига. Режим генерала Яхья Хана ответил по-сухартовски. В Восточной Бенгалии, как недавно в Индонезии, в буквальном смысле потекли кровавые реки. За несколько месяцев 1971 г. военщина и исламистские боевики успели и здесь вырезать не менее двух миллионов человек. Правда, пакистанским ученикам Сухарто не удалось, как ему, «осесть» у власти на тридцать лет – помешала новая война с Индией, ими развязанная и проигранная. Но и Восточная Бенгалия, став независимой Бангладеш, не избежала реакционного переворота 1975 г. с убийством первого президента М. Рахмана и его сподвижников, а затем – долгой череды генеральских диктатур3. В Пакистане переворот 1977 г., совершенный военщиной при опоре на исламистских погромщиков, стоил народу многих лет полицейских репрессий и клерикального мракобесия. Самым же тяжким результатом стал экспорт контрреволюции в соседний Афганистан.
Афганский апрель 1978 г. многими чертами напоминает индонезийский сентябрь 1965 г. В обоих случаях ударной силой контрреволюции выступил исламский клерикализм с теократическими амбициями. Подготовка реакцией, при поддержке извне, массовой резни не оставила революционерам, имевшим влияние в армии, иного выбора, кроме упреждающего захвата власти в надежде на последующее расширение социальной базы. Как и тогда, роковую роль сыграл раскол мирового социализма. Пекин, дорожа «особыми» отношениями с Исламабадом, подключился вместе с ним и со всем империалистическим лагерем к необъявленной войне против революционной республики; Москва и Кабул, опасаясь международного противостояния, не решились предотвратить или купировать войну на афганской территории, поддержав пакистанских противников хунты и национальное движение разделенных народов – пуштунов и белуджей.
Еще раньше индонезийская трагедия серьезно повлияла на ядро исламского мира – Ближний и Средний Восток. Впрочем, здесь речь должна идти о взаимовлиянии. В одной из стран данного региона геноцид КПИ был буквально прорепетирован. Истребление иракских коммунистов в ходе переворота 1963 г., несомненно, вдохновляло индонезийских исламистов на аналогичные «подвиги», а Сухарто брал пример с иракских военных, истребивших немногочисленных демократов в погонах и развязавших «инициативу» фашиствующей мелкобуржуазной Вандеи. Имело место и прямое вмешательство Багдада в события в Джакарте: иракское посольство, где укрылся Насутион, на несколько решающих часов стало «точкой опоры», позволившей перевернуть страну.
Иначе обстояло дело с Египтом, носившим тогда программное название Объединенной Арабской Республики. Режимы Сукарно и Насера были сходны и во внутренней, и во внешней политике. Начало арабо-израильского противостояния, создание и распад «большой» ОАР, поддержка революции в Йемене – все это до мелочей напоминает ирианский и малайзийский фронты Индонезии. Каир и Джакарту, несмотря на ряд политических противоречий, связывало прочное партнерство. Попытка упреждающего удара по военному заговору в Индонезии инициировалась из столицы ОАР. А через неполных три месяца после лишения «бунга Карно» остатков власти, накануне последней попытки реванша его сторонников, на Ближнем Востоке вспыхнула «шестидневная война». Ее причины не сводились к арабо-израильским противоречиям. Не меньшую роль подспудно сыграло противостояние насеровской ОАР и Саудовской Аравии – главного плацдарма как нефтяных ТНК, так и исламского клерикализма. Этот реакционный блок, усиленный и ободренный индонезийским переворотом, подталкивал Израиль и арабов к войне, стремясь подставить Насера под удар и свергнуть его по той же схеме, что Сукарно. Хотя при поддержке народа Насер был восстановлен у власти, военное поражение привело к тем же последствиям, к каким дважды приводило в Индонезии. В очередном – 1970 г. – черном сентябре в Египте взяла верх контрреволюция. Вскоре началось возрождение разгромленного при Насере теократического движения «Братья-мусульмане» – родоначальника большинства течений исламского экстремизма.
В соседнем Судане, где коммунисты обладали максимальным в регионе влиянием, события развивались будто по лекалам индонезийских. С 1964 г. развернулась национально-демократическая революция, у власти встал блок типа НАСАКОМ. Коммунистов то включали в правительство, то выводили из него. Июль 1971 г. стал аналогом джакартского «черного сентября»: левые военные попытались упредить установление реакционной диктатуры, ненадолго захватили власть, но в итоге потерпели поражение, и если не всю компартию, то ее руководящее звено постигла участь КПИ.
Сочетание военных переворотов с террором «эскадронов смерти», как национал-фашистских, так и исламистских, стало с 70-х гг. особо характерным для турецкой реакции, ведущей перманентную войну против рабочего движения, угнетенного курдского народа и патриотических сил соседних стран. Индонезийский почерк отчетливо различим в террористических мятежах в Алжире 90-х гг., Ливии и Йемене 2011 г., Мали и Нигерии последних лет.
Из стран Ближнего Востока поставить «цунами» преграду удалось лишь Сирии. В марте 1966 г. в Дамаске власть перешла в руки военных, принадлежавших к левому крылу Партии арабского социалистического возрождения. Извлекая уроки из поражений, они первые из арабских националистов пошли на стратегический союз с коммунистами. Революционному государству удалось взять в свои руки командные высоты экономики и отбить все попытки реакционного переворота. Если Сирия единственная в регионе с честью выдержала удары израильской агрессии, а в наши дни героически противостоит империализму и клерикальному фашизму, – это потому, что ее революционеры предыдущего поколения совершили то, чего не смогли достичь индонезийские. Но и коллективная интервенция под зелеными и черными флагами, который год опустошающая сирийскую землю, – логичный итог пути, начатого исламской реакцией в том черном сентябре полвека назад.
<<< Предыдущая глава | Следующая глава >>>
Оглавление
1. См.: Капица М.С., Малетин Н.П. С. 235.
2. Alberto Rojas Andrade. El "Plan Yakarta".
3. Лишь в ноябре 2015 г. в Бангладеш приведен в исполнение смертный приговор двоим военным преступникам, считавшихся до недавнего дня «лидерами оппозиции».