Гашек, скот и мясники в генштабах

«– Убили, значит, Фердинанда-то нашего, – сказала Швейку его служанка.

Швейк несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия признала его идиотом, ушёл с военной службы и теперь промышлял продажей собак, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные».

 

Трудно найти человека, который бы если и не читал «Похождения бравого солдата Швейка», то, по крайней мере, не знал бы его главного героя (лет тридцать тому назад читавшими оказались бы, наверное, практически все, но вот сегодня не знаю, не знаю…). Имя автора бессмертного романа тоже у всех на слуху. Однако биография и личность Ярослава Гашека (1883–1923) мало кому известны. А между тем личность эта была, в самом деле, неординарной: авантюрист, мистификатор, баламут и дебошир, любитель и мастер эпатажа, да вдобавок ко всему – полиглот!

Имя Гашека обросло легендами, к чему в немалой степени приложил руку он сам, распуская о себе всевозможные небылицы. С другой стороны, в современной Украине и других странах, проведших «декоммунизацию», биографию знаменитого писателя приходится стыдливо замалчивать. Замалчивается она весьма успешно, так что литературный отец Швейка у нас под каток «декоммунизации» пока не попал: даже во Львове, где Горький и Маяковский были переименованы ещё четверть века тому назад, тогда же, в 93-м, улица Гашека только появилась (!) – имя его получила улица Броневая близ танкового завода. И в Киеве бульвар Я. Гашека тоже сберёгся.

Быть может, депутаты по невежеству своему не в курсе, что Ярослав Гашек был коммунистом? И если б он просто был коммунистом! На простой факт членства того или иного деятеля культуры и науки в партии Ленина – Сталина у нас запросто закрывают глаза, тем более что «партбилетоносителями» выступали такие личности, весьма далёкие от коммунистической убеждённости, как Олесь Гончар и даже Иван Драч. Считается, что вроде как членство в компартии было чем-то отдельным от их светлого положительного творчества, а обычно оно служило не более чем фактором – такой себе «вынужденной жертвой»! – в продвижении их карьеры. А уж ежели какой поэт-коммунист писал «в стол» антисоветские стихи, так он и вовсе подвиг совершал!

Однако товарищ Гашек – совсем другой случай: он не просто состоял в партии большевиков, но служил комиссаром, политработником, был активным участником Гражданской войны, понятное дело – не на стороне всевозможных «визвольних змагань». Кстати, если верить правнучке Василия Чапаева Евгении, Гашек служил и в 25-й чапаевской стрелковой дивизии. Хуже того, Гашека обвиняют в участии его в «красном терроре»! Он ведь, в частности, занимал должность коменданта Бугульмы, заслужив характеристику партийца, «беспощадного к врагам революции».

Когда в конце 1920 года Гашек вернулся из России на родину, где в то время в чести и в героях были бойцы чехословацкого корпуса («белочехи»), писатель был подвергнут самой остервенелой травле. Газеты обвиняли его в убийстве тысяч чехов и словаков, сравнивая Гашека с «царём Иродом». Его ведь, между прочим, ещё во время войны трибунал белочехов официально осудил как «предателя»! Однажды его избила («люстрировала») компания озлобленных «легионеров». От писателя тогда отвернулись многие его прежние друзья, а полиция установила за ним наблюдение.

Большая Советская Энциклопедия[1] утверждает, что по возвращении в свою страну «Гашек отошёл от непосредственной политической деятельности в буржуазной Чехословацкой республике». Однако это не совсем так: в обстановке спада революционной ситуации в Чехословакии Я. Гашек продолжал сотрудничество в коммунистических газетах – не участвуя при этом, однако, в комдвижении организационно и ведя, что, видимо, изрядно смущало «товарищей», привычный ему богемный образ жизни. Зато он заявлял, что будь у него не одна жизнь, а десять, он пожертвовал бы ими ради торжества пролетарской революции.

Из этого правомерно сделать вывод, что Ярослав Гашек являлся коммунистом вполне осознанно и до конца жизни отнюдь «не исправился». Тем не менее, Гашека помнят и любят в современной, прошедшей «бархатную революцию» Чехии. В 2002 году опрос мнения поставил героя его романа в тройку главных символов-достояний нации, наряду с чешским хоккеем и чешским пивом. Интересно, что самый первый памятник Я. Гашеку в Чехии был установлен только в наше время – в 2000-х годах.

У нас же получается интересная вещь: французский писатель-коммунист Луи Арагон, поддерживавший советский режим лишь пером, угодил в «чёрные списки Вятровича», тогда как Ярослав Гашек, боровшийся за Советскую власть не только словом, но и маузером, – нет! Впрочем, кто у нас сегодня помнит, кто такой Арагон, а вот Гашека и его Швейка знают все! С Гашеком-то всё сложнее, его так просто не «выкинешь»: вместе с ним пришлось бы и солдата Швейка «декоммунизировать», а с этим возникли бы проблемы. На Йозефе Швейке на Украине ещё и денежки делают: это «раскрученный бренд», сполна задействованный в туристической индустрии.

Существуют туристические маршруты «Дорогами бравого солдата Швейка». Изваяния Швейка – иногда довольно симпатичные, но часто пошлые и безвкусные – украшают входы в питейные заведения – как, например, в одесский «Гамбринус». Во Львове пан Йозеф с непременным «кухлем» пива (все уверены в том, что, будучи в Лемберге, он выпил не один литр львовского пива!) заседает у входа в «Віденську кав’ярню», что на проспекте Свободы. Туристы кидают ему в кружку монетку «на счастье» – направляя далее стопы свои к памятнику Леопольду фон Захер-Мазоху!

Столица ультрапатриотичной Галичины, вообще, очень любит коммерчески эксплуатировать культурно-историческое наследие Австрии и Польши, невзирая на то, что те веками гнобили украинцев! А раз уж это приносит какой-то прибыток, так можно и Ярослава Гашека «считать не коммунистом», закрывать на это глаза…

Жизнь его вправду тесно связана с Украиной. Ещё в молодости, в ходе пеших странствий, он побывал в Галиции. В Галиции же он в 1915 году воевал, в русский плен сдался под Дубно, а затем находился в лагере для военнопленных в Дарнице. В Киеве Я. Гашек сотрудничал в чехословацкой газете, агитируя своих земляков-военнопленных воевать против Габсбургов в составе Чехословацкого легиона. Жил в гостинице «Прага» на улице Владимирской (на ней установлена памятная доска).

И что, пожалуй, наиболее ценно для нас: своего рода пролог к «Похождениям бравого солдата Швейка» – повесть под названием «Бравый солдат Швейк в плену» – был издан именно в Киеве в 1917 году (сам же персонаж, выведенный поначалу в рассказах, появился ещё до войны). Что ещё интересно, большую часть этой повести Гашек написал на гауптвахте в Борисполе, куда его посадили за драку в ресторане.

 

Безалаберный талантище

За свою короткую жизнь (он немного не дожил до 40-летия) Я. Гашек написал полторы тысячи различных литературных и публицистических произведений – хотя, заметим, почти всё, написанное им, значимой литературной ценности не имеет. В молодости Гашек, вышедший из бедной семьи и испытавший с ранних лет нужду, писал исключительно ради денег, ориентируясь на примитивные вкусы «низов». Благодаря этому он быстро приобрёл популярность, тачая бесчисленные юморески для разнообразной бульварной прессы – он поставил всё это писательство на поток. Бессмертие ему принесло всего одно произведение, воплотившее в себе весь его дар.

 

Он в той или иной мере овладел огромным множеством языков, начиная со всех языков Австро-Венгерской империи и до цыганского, татарского, башкирского, китайского и корейского

 

Гашек обладал великолепной памятью и незаурядными лингвистическими способностями: он в той или иной мере овладел огромным множеством языков, начиная со всех языков Австро-Венгерской империи и большинства славянских языков – и до такой экзотики, как цыганский, татарский, башкирский, китайский и корейский. Фактически, везде, куда его заносила судьба, Гашек, общаясь с людьми, «на лету» схватывал местный говор. Живя в Иркутске, он даже умудрился издавать газету на бурятском языке (это, кстати, было одно из первых в истории печатных изданий на языке бурятов), не зная его! Его статьи для неё переводили помощники.

Реализации редкостных талантов молодого человека мешало, однако, полное отсутствие у Ярослава всякой усидчивости. Гашек действительно был слишком незаурядным талантом, чтобы пройти по жизни по накатанной карьерной дорожке. По всей видимости, в писатели он подался именно потому, что оказался неспособен сидеть, скучая, в банковском офисе, подчиняясь какой-либо трудовой дисциплине.

 

 

Литературовед-богемист (спец по Чехии) Олег Малевич в своём предисловии к «Похождениям…»[2] сравнивает Я. Гашека с Франсуа Вийоном, поэтом XV века, гулякой и бретёром, певцом парижских низов. Гашек, набираясь картинок реальной народной жизни, вращался в специфической социокультурной среде, которую можно сопоставить со своеобразной культурой польских «батяров» – весёлых и романтичных бездельников-повес с их задушевными «пьёсэнками» «под каву» и пиво («Tylko we Lwowe) – в старом, межвоенном Львове.

Самый надёжный источник сведений по биографии Я. Гашека: полицейские донесения, в которых зафиксированы факты драк, потасовок, мелкого хулиганства и т. п. с участием писателя. «Вышеозначенный в нетрезвом состоянии справлял малую нужду перед зданием полицейского управления» – вот один лишь из его «подвигов»!

Да, такой он был человек: Гашек мог, например, в домашней одежде выйти за пивом в ближайший трактир – и загулять на несколько дней! Или вообще уехать в другой город. Или мог учудить такое: таскать по кабакам новорождённого сына, демонстрируя его дружкам, – и в половине ночи до него вдруг дошло, что он забыл младенца где-то на «маршруте» – и не помнит уже, где! На поиски дитяти пришлось отправиться супруге. Представляю, как с этим охламоном намучились его жёны!

Разгульный и безалаберный образ жизни являлся, по сути дела, неотъемлемой частью его творчества – погружением в глубины жизни, откуда писатель черпал материал для своих юморесок и незабвенного романа. Надо помнить, что большое влияние на Гашека оказал Максим Горький – особенно его «босяцкие» рассказы. Но «за маской неунывающего бродяги, завсегдатая кабачков, добровольного шута скрывалось беспощадно-трезвое видение мира и добросердечие гения, для которого жизнь и творчество были неразделимы», – написал о Гашеке Олег Малевич.

 

Человек, переживший тысячу смертей

Одной из причин ранней смерти Гашека, несомненно, стал его беспорядочный образ жизни – что усугубили и лишения военных лет. На похороны его не пришли его пражские друзья: они все решили, что «Ярда», склонный к розыгрышами, просто их дурачит! Так или иначе, за 40 лет жизни Ярослав Гашек «умирал» неоднократно!

В 14 лет он участвовал в антинемецких беспорядках в Праге и был задержан полицейскими с камнями в карманах. Власть тогда ввела чрезвычайное положение в городе, и следователь – то ли беря мальца «на понт», то ли просто так шутя, то ли вполне всерьёз, – пригрозил ему расстрелом по законам чрезвычайного положения. И Ярослав чиркнул домой записочку: «Дорогая мамочка! Завтра меня к обеду не ждите, так как я буду расстрелян. … Когда будут мои похороны, ещё неизвестно».

Пока Гашек жил и воевал в России, чешская пресса «хоронила» его несколько раз – он был расстрелян, повешен, зарезан и даже четвертован! Впрочем, Гашек, и в самом деле, не единожды был близок к гибели. Однажды, скрываясь под Самарой от патрулей белочехов, Ярославу пришлось даже прикидываться умственно отсталым.

Мастером же мистификации наш герой был просто первостатейным!

Как-то заполучил он довольно тёпленькое местечко редактора журнала «Мир животных». Вполне солидное издание – но в таком издании Ярославу было явно скучно, и он принялся выдумывать несуществующих в природе животных, давая им яркие, фантастические описания, принимавшиеся кое-кем из читателей «за чистую монету». Вершиной «зоотворчества» Гашека стал ископаемый ящер «идиотозавр».

В другой раз пан редактор «открыл» древнейшего предка блох Palaeopsylla. Статья выглядела настолько убедительной, что её перепечатали некоторые научные журналы, и в учёном мире даже развернулась дискуссия по поводу «праблохи»!

Вернувшись из Советской России, Гашек испытывал материальные трудности, и чтобы заработать, он выступал перед падкой на сенсации публикой с рассказами о своих «комиссарских» приключениях. Порою эти юморески внешне носили весьма антисоветский характер – и, видимо, это «напрягало» товарищей-коммунистов. Но на самом-то деле, Гашек всего лишь доводил до полного абсурда пропагандистские россказни и откровенно потешался над теми, кто смеялся над его «прибаутками».

Однажды какая-то дамочка спросила Гашека, правда ли – как об этом пишут в газетах, – что в России он питался мясом убитых им китайцев. И Ярослав ответил утвердительно, при этом поморщившись: дескать, мясо китайцев такое противное на вкус!.. Страсть к шуткам-розыгрышам роднит Гашека также и с Марком Твеном.

 

От «прикола» к серьёзной политике

Самое удивительное то – это поражает биографов Гашека! – что в Советской России он был совершенно другим человеком: собранным, дисциплинированным, ответственным. Гашек храбро воевал, не раз проявлял изрядное мужество. Он писал боевую, очень «злую» публицистику на русском языке. Другой вопрос, волнующий биографов: каким это образом он вдруг пришёл к коммунизму? (Весной 1918 года Я. Гашек вступил в чехословацкую секцию РКП(б) и, между прочим, лично слушал речь В. И. Ленина на заседании Московского Совета в Политехническом музее.)

Думается, столь крутой поворот был предопределён участием Гашека смалу в чешском национально-освободительном движении и рано выработавшимся у него критическим отношением к общественно-политическим порядкам в прогнившей Австро-Венгерской империи. Какое-то время он увлекался анархизмом. Надо иметь в виду, что по своей социально-классовой принадлежности он был близок к людям, именуемым неприятно звучащим словом «люмпены». Такой человек, если и может прийти к идеям социализма, то лишь каким-то нестандартным, «окольным» путём – через тот же анархизм, скажем, – и только если он человек творческий и думающий.  

В 1911 году Гашек с группой друзей, эпатируя публику, создал карикатурную партию. «Партия умеренного прогресса в рамках закона» собиралась в пивных, шумно и весело проводя там свою агитацию. В программу её были включены такие пункты, как возрождение рабства и всеобщая алкоголизация населения. Её лозунги очень приглянулись бы Критикану Политиканову из «2000»: избирателям партия гарантировала «всё, что они хотят», а конкретно: «пиво, водку, сосиски и хлеб»!

 

 

Можно усмотреть в этом некий прообраз сегодняшней украинской партии «Слуга народа». С одной только принципиальной разницей: за Гашека на выборах проголосовало то ли 20, то ли 38 человек – все отчётливо понимали, что это не более чем «прикол»; тогда как за всех наших политических клоунов готовы отдать голоса миллионы! И если Гашек уже тогда не испытывал никаких иллюзий и не внушал их другим, разоблачая предвыборное жульничество, – то Зеленский и «однопартийцы», вдоволь посмеявшись над лицемерием и подлостью власть имущих, собираются, так или иначе, работать на электоральную явку и поддержание веры обывателя в то, что в существующей гнилой политической системе ещё можно что-то исправить…

Однако, пожалуй, самую едкую свою политическую шутку Гашек приберёг на конец жизни. Вернувшись в Чехословакию, пан Гашек провёл второй съезд «Партии умеренного прогресса…» и объявил о её роспуске, поскольку программу партии уже восприняли чешские социал-демократы («социал-предатели», как сказал бы Ленин)!

 

Швейк марширует сквозь столетие

Непростой вопрос: в какой степени «Похождения бравого солдата Швейка» являются автобиографическим произведением? Считается, что прототипом Швейка явился денщик Франтишек Страшлипка, с которым Гашек служил в 91-м пехотном полку и который тоже любил «травить байки». Некоторые из сослуживцев писателя вошли в роман под их настоящими именами – как, например, поручик Лукаш.

Несомненно, однако, то, что в романе воплощён огромный специфический жизненный опыт самого Гашека. Швейк по книге является настоящим экспертом по части бесчисленных пражских пивнушек и кофеен – конечно же, только потому, что их всех исходил литературный отец Йозефа. Довелось Гашеку и «кинологией» на кусок хлеба себе зарабатывать: да, он тоже подбирал щенков, сочинял им липовые родословные и «втуливал» доверчивым клиентам. Подобно Йозефу Швейку, Гашек и в сумасшедшем доме однажды побывал – как результат его экстравагантного поведения. Впрочем, пребывание в психушке сатирик обратил себе на пользу – там он также набрался ценного жизненного материала для своих произведений.

Швейк – этот «официально признанный идиот» – на первый взгляд кажется очень простым литературным персонажем, и, наверное, таковым он представляется большинству туристов, что гуляют «маршрутами бравого солдата Швейка». Однако литературоведы вот уже сотню лет спорят о нём, пытаясь исследовать сложнейшую диалектику внутреннего развития его образа. «Швейк – не борец, не революционер, он – выразитель инстинктивного, часто пассивного сопротивления чешского народа национальному гнёту и империалистической бойне. В “Швейке”… нет чёткого положительного идеала… что делает картину жизни в талантливой эпопее Гашека несколько односторонней», – утверждает Советская Энциклопедия.

Но тогда почему датский писатель Мартин Андерсен-Нексё назвал Швейка «гениальной огромной фигурой революционного народного духа»? А Юлиус Фучик писал так: «Швейковщина – это прежде всего личная самооборона против безумия империализма, но вскоре эта оборона превращается в наступление». Швейк, «как червь подтачивает реакционный строй…», – продолжает далее Фучик. Сам Гашек вспоминал такой эпизод из жизни: «Однажды я услышал, как один ругал другого: “Ты глуп, как Швейк”. Это свидетельствует о противоположном».

 

Швейковщина – это прежде всего личная самооборона против безумия империализма, но вскоре эта оборона превращается в наступление

 

Швейк, может, и «пассивен», зато в его «идиотизме» выражается идиотизм начинающего рушиться старого мира, который погружается в безумие всемирной бойни, – но пока ещё не видно выхода из этого! Лучше всего в романе это передано в высказывании вольноопределяющегося Марека: «Ныне героев нет, а есть только убойный скот и мясники в генеральных штабах». Скорее всего, Гашек попросту не успел – из-за своей скоропостижной смерти – превратить Швейка в борца, не довёл его «пассивную оборону» до последующего перехода в «активное наступление».

Борцом-антифашистом Швейка сделали уже литературные преемники Гашека. В годы Второй мировой войны появляется целый ряд литературных произведений и кинофильмов, в которых гашековский бравый солдат храбро и находчиво сражается против «коричневой чумы» (в качестве примеров: кинокомедия «Новые похождения Швейка», снятая Сергеем Юткевичем в 1943 году, и того же года английская лента «Это случилось в полночь» чешского режиссёра Карела Ламача). Бертольд Брехт, который был «поражён огромной панорамой Гашека», сочиняет пьесу «Швейк на Второй мировой войне» – в её финале Швейк и Гитлер сходятся под Сталинградом.

Но и за Швейка тоже приходилось сражаться! В межвоенной Чехословакии и Венгрии роман Я. Гашека был изъят из школьных и армейских библиотек, немецкие нацисты сжигали эту книгу на кострах. После войны в одном западногерманском издании из текста романа ухитрились «вырезать» две пятых его объёма! «Швейка» искажали и извращали также в театральных постановках и кинофильмах, тщательно «вычищая» оттуда всё наиболее остросоциальное. Сегодня же «тактика» ещё более отвратительная: выхолостить образ Швейка, превратив его в коммерческий «бренд».

Да, многие б хотели превратить Йозефа Швейка в добродушного весёлого дурачка, с кружкой пива в руке завлекающего «фаршированных» туристов в пивной погребок. Но это – гораздо более сложная и многогранная литературная фигура, ещё не раскрывшая себя сполна; при всём своём внешнем идиотизме Швейк куда мудрее иных сегодняшних трезвомыслящих обывателей, делающих селфи у его изваяния.

 


Примечания

  1. 2-е изд., т. 10, с. 279
  2. М.: Художественная литература, 1982