История дискуссий об особом пути России — это в значительной мере история упрощений, если не подмен. В разные периоды на повестке дня возникали мессианство, евразийство, славянофильство, западничество. Однако в рассуждениях об оригинальной национальной идее по преимуществу анализировалась не столько проблема, сколько прилагаемые к ней схемы. Между тем, сомнительна сама постановка вопроса о специфично российской особости, то есть какого-то отличия именно российского исторического государственного образования, категорически выводящего его из ряда других образований и требующего, соответственно, исключительного к нему подхода.
В диалектическом противопоставлении уникальности, своеобычности каждого народа и каждой страны объективным, для всех одинаковым законам общественного развития самый косный стереотип — это необходимость определиться, кто же мы по отношению к Европе, какие мы в глазах Запада и как нам вписаться в мировое сообщество. Это фундаментальное противопоставление России некой однородной, утратившей внутри себя различия общности, ёмко именуемой Западом, насчитывает уже несколько столетий. И отражает положение вещей не столько реальное, сколько желаемое и старательно культивируемое теми, кто в разные эпохи присваивал и присваивает себе право выступать от лица этого самого Запада. По сути, тезис об исключительности и уникальности «российского пути» в значительной степени есть реакция на утверждение западно-европейского пути развития. Пути не только как естественного и единственно правильного, но и столь же естественно разделившего все страны и народы на «развитые» и «цивилизованные», с одной стороны, и не развитые (развивающиеся) и не цивилизованные, с другой.
И вопрос не в том, объективен ли формационный переход от рабовладения к феодализму и от феодализма к капитализму, — здесь все точки над i были расставлены ещё в дискуссии социал-демократов с народниками. И даже не в том, что пока общественно-экономическое развитие проходит стадии антагонистические, подразумевающие борьбу и взаимное подавление классов, нет и не может быть единого общественного этического и нравственного идеала (что, понятно, не отменяет прогрессивного характера самого этого развития). Вопрос в том, что тезис о развитых, цивилизованных, передовых и т.д. странах и народах педалируется и навязывается как обязательный и влекущий за собой практические выводы для не развитых и не передовых именно тем классом, который осуществляет теперь диктатуру в странах Запада, то есть буржуазией (отсюда непременный идеологический мотив исключительности, наиболее откровенно и беззастенчиво проводимой на Западе в XX веке Гитлером и Черчиллем, а затем и поныне — США). Именно классовым происхождением обусловлен не только первый тезис об обязательности для каждой отставшей и неразвитой экономики прохождения всех стадий капиталистического развития вплоть до высшей, империалистической, но и тезис второй, объявляющий переход от капитализма к социализму тоталитарной ересью.
Не научность и откровенная классовая ангажированность обоих этих тезисов на сегодня вполне очевидна и должна быть положена в основу анализа ближайшего будущего России и объективно-исторически ассоциированных с нею стран. Беда в том, что в качестве объективной обществу преподносится буржуазная же реакция на эти тезисы, загоняющая страну в тупик. Ибо, по форме оппонируя жёсткой западной схеме, привлекая для идеологического конструирования «особого пути» такие фантомы как «многополярное общество», «традиционные ценности», «социальная ответственность», «национальный характер» и т.д., по существу отечественная буржуазная мысль с этими тезисами согласна. Отсюда по внешности доходящее до шизофренических форм расхождение между попытками отпора западной экспансии на международной арене и рыночно-фундаменталистской внутренней политикой, между благими телеувещеваниями и жестокими, немыслимыми даже при ельцинизме мерами по сокращению социальных прав и перераспределению реальных доходов в пользу имущих.
В условиях империалистического развития, уже более века определяющего мировой расклад сил, роль национальной буржуазии, пытающейся удержать контроль в рамках национальных государств, практически сошла на нет и её классовый потенциал несопоставим с возможностями буржуазии транснациональной. Конечно, в условиях неравномерного социально-экономического развития и качественного усложнения ситуации из-за взаимного влияния растущего числа факторов (где главенствующими являются специфика периферийного капитализма и общего социального регресса из-за приостановки первой волны социалистических революций) потенциал национальной буржуазии нельзя считать исчерпанным до конца. Однако буржуазия транснациональная на нынешней стадии империализма овладела, во-первых, навыками канализирования в периферию значительного объёма негативных факторов, присущих капиталистическому способу производства и со всё более сокрушительной силой продолжающих проявлять себя в мировых и региональных кризисах, а во-вторых, механизмами социально-экономической манипуляции, сгущения до взрывоопасного уровня социальных, межэтнических, межконфессиональных и пр. конфликтов, вплоть до уничтожения государственности (Ирак, Ливия) или наоборот длительного поддержания выгодных ей государственно несостоятельных и экономически необеспеченных режимов (Украина).
Столь большая степень внешней управляемости национальных государств напрямую связанная с общим катастрофическим социально-экономическим регрессом, который переживает человечество ввиду временной сдачи позиций социализмом, знаменует новый качественный уровень империалистической глобализации. У нас на глазах, словно в компьютерной игре или виртуальной машине, активизируются экономические кризисы, разгораются давно, казалось бы, утихшие межэтнические конфликты, вызываются кровавые джинны межрелигиозных распрей. Империализм, всё больше превращаясь в планетарную систему на крови, напрямую моделирует неравномерность развития, регулируя региональный регресс, искусственно воссоздавая линии напряжённости. Дело, конечно, не в злом гении, лишь по прихоти сеющем распри и лишающем разума людей. «Развитые» и «цивилизованные» общества путём таких манипуляций «отводят» собственную социальную напряжённость, органически присущую капитализму и со временем только усугубляющуюся. Так в XX веке эксплуатация трудящихся в США и Европе укрывалась и демпфировалась неравноценным обменом с «третьим миром», которому диктовалась необходимость «полноценного развития рынка и демократии», на самом деле в условиях периферийного развития просто невозможные и гарантированно приводящие к абсолютному подчинению развитым странам и чудовищному в них самих социальному расслоению. С началом нового тысячелетия, в эпоху тотального диктата финансового капитала по отношению к капиталу производственному, доминирующим, ключевым фактором, определяющим мощь и распределяющим влияние, становится способность контролировать цены на энергоносители и биржевые котировки. «Мягкая экспансия» уступила место прямому социально-экономическому поглощению целых стран с полной утратой ими суверенитета, как это происходит в ЕС, как планируется в программах транстихоокеанского и трансатлантического «партнёрств». Либо ведению диверсионных и военных действий в районах углеводородных месторождений и возможных маршрутов доставки сырья. При этом предельно наглядно демонстрируется и эксплуатируется научное положение марксизма, определяющее доминирование экономического базиса над идеологической надстройкой. Сначала путём изменения рыночной ситуации или прямых санкций инициируется экономическая нестабильность, затем активизируются социальные конфликты, при необходимости в дело вступают силы «международного терроризма». Всё это — столетиями отточенные методы борьбы с конкурентами, перенесённые в межгосударственную сферу и приспособленные к обстоятельствам. И там, и тут в итоге доминирует монополист, самый крупный игрок на рынке. Он же определяет правила и решает, что законно, а что нет, кому и что можно позволить, а кто должен быть уничтожен и т.д.
Какой же собственный путь развития у буржуазной России? В разные годы из уст президента звучали такие характеристики, как «эволюционный» и «инновационный». Потом заговорили о «модернизации». Теперь — об «импортозамещении». Во внешнеполитической сфере любимым термином российской власти стала «многополярность». В условиях же принципиального следования концепции, в рамках которой «развивающаяся» Россия «догоняет» развитый Запад, всё это — только фантомы, словесные миражи. Тот факт, что сделать это («догнать» и стать «такими, как они») в условиях тотального финансового диктата Запада невозможно, сознательно не озвучивается. А минувшее десятилетие ещё и показало, что развитому цивилизованному Западу для простого поддержания стабильности недостаточно уже иметь развивающиеся страны в качестве сырьевых придатков. Теперь он нуждается в прямом контроле за их ресурсами, то есть — фактическом уничтожении их суверенитета. И на этом пути уже не останавливается и перед прямым военным вмешательством.
Каков же ожидаемый результат ежедневных и неустанных усилий российского руководства, призванных добиться «равноправных отношений», исключения «двойных стандартов», отмены «незаконных санкций», обеспечения «взаимного уважения» и т.д. и т.п.? Каковы стратегические перспективы у России, играющей на поле Запада и по правилам Запада, оказаться более эффективным игроком на этом поле, понудить сам Запад выполнять им же озвученные и им же нарушаемые правила, дать Западу образец честной капиталистической конкуренции и свободы предпринимательства, оказаться «святее папы римского» и т.д. и т.п.? Это вопросы риторические, ответы на них столь же неутешительны, сколь очевидны.
А, между тем, сто лет назад Россия уже выходила и выходила первой на действительно широкую, выстраданную дорогу. У неё был по-настоящему свой путь, на который рано или поздно придётся вернуться.