Предисловие Рабочего Университета им. И.Б. Хлебникова
Объективное понимание реальной жизни Корейской Народно-Демократической Республики ее экономического и политического строя приобретает в наши дни все большую актуальность. Сегодня это требуется не только для разоблачения антикоммунистических мифов и легенд, но и для защиты международного мира и безопасности от реальной угрозы развязывания на Корейском полуострове новой империалистической войны, вполне способной стать детонатором всемирной ядерной катастрофы.
Увы, до сих пор в этом вопросе преобладает концептуальный вакуум, порожденный информационной блокадой и каждодневно, с подачи буржуазных СМИ, «заполняемый» ложью и клеветой, а часто и прямо-таки клиническим бредом. Хотя сегодня это уже вопрос не столько идеологических споров, сколько ответственности (или ее отсутствия) за жизнь корейского народа и всего человечества.
Статья М. Викулина, предлагаемая вашему вниманию, – явление незаурядное уже потому, что автор стремится подойти к вопросу с позиций марксистско-ленинской методологии, при этом отправляясь не от заведомо недобросовестных комментариев, а от первоисточников. Особенно важно ознакомление отечественного читателя с программными положениями недавнего VII съезда Трудовой партии Кореи, дружно замалчиваемыми как откровенно буржуазными изданиями, так и различного рода «левыми».
Тенденциозное отношение к КНДР многих из нас, считающих себя коммунистами, определяется не только влиянием оппортунизма, но и укоренившимся в нашей среде, вопреки всем клятвам «диаматом и истматом», философско-историческим идеализмом и утопизмом. Отсюда – осознанное или неосознанное отношение к реальному социализму только как к удачному или неудачному осуществлению теории марксизма-ленинизма. Как будто сами классики не повторяли десятки раз, что общественное сознание определяется общественным бытием, а не наоборот. Что и самая передовая идеология, при всем ее значении, когда становится массовой и тем более государственной, неизбежно приводится в соответствие с объективными условиями общества. При этом она не может не впитывать в себя культурно-исторические традиции народа.
Автор статьи убедительно показывает реально социалистическую сущность экономики и политической власти КНДР, полную бездоказательность утверждений об обратном. «Базис северокорейского общества вполне соответствует основам социализма: собственность обобществлена, частное присвоение отсутствует, производительные силы адекватны переходному периоду от капитализма к коммунизму — социализму».
Что же касается «местного колорита», мне еще не приходилось встречать столь ясного понимания именно объективных факторов формирования идеологии чучхе, а впоследствии и политики Сонгун (приоритет армии и военному делу). Это, «во-первых, национально-освободительный характер антияпонского движения Ким Ир Сена; во-вторых, необходимость лавировать между КНР и СССР в период раздора в социалистическом лагере; в-третьих, «осадное положение» страны».
Принципиально важной представляется следующая мысль: «Очень важно понимать, что «окоп» — это не выбор корейцев, их буквально заставили так жить путём введения всё новых и новых санкций, постоянными провокациями и намёками на покушение на суверенитет, что вызвало ответную реакцию — политику сонгун, то есть приоритет военного дела. Корейская революция доказала, что умеет защищаться».
В этом плане трудно переоценить приводимые в статье программные положения материалов VII съезда ТПК. Очень похоже, что корейские товарищи внимательно изучили причины падения СССР и сделали для себя выводы.
Взять хотя бы программу развития базовой отрасли – энергетики – путем создания единой энергосистемы при ведущей роли ГЭС, максимальном использовании силы ветра и приливов, а также развитии атомной энергетики. Автор делает вывод: «Имеются все основания полагать, что в ближайшие годы КНДР обзаведётся собственной АЭС, которая покроет большую часть расходов электроэнергии». Не потому ли враги устраивают истерики вокруг ядерной программы суверенной страны, что видят в ее осуществлении залог не только военной, но и энергетической ее неуязвимости?
Или успешно реализуемый план обеспечения продовольственной безопасности страны рискованного земледелия, с дефицитом пригодных к обработке земель: «Проложены самотечные оросительные каналы протяженностью более 10 тысяч километров, что создало гарантию роста производства зерновых». Это вам не позднесоветские и прочие кампании против «переброски рек»!
Или развитие общественного транспорта с приоритетом железнодорожного, наиболее соответствующего природным условиям страны и возможностям социалистического строя.
И, наконец, самое главное сегодня: «Стратегическая цель осуществления модернизации и информатизации народного хозяйства – в том, чтобы осуществить автоматизацию, интеллектуализацию всех производственных процессов и превратить предприятия в полностью автоматизированные». Уже сейчас активно внедряются станки с ЧПУ, проводится максимально возможная автоматизация производства.
В этом контексте вполне понятно, что на съезде ТПК не объявлялось о рыночных реформах. Никакого «отхода» или «отступления» от централизованного государственного планирования не предвидится. Наоборот: «Интересы успешного строительства социалистической экономической державы требуют разработать и непременно осуществить научно обоснованную, реальную поэтапную стратегию развития народного хозяйства».
Вот определение «экономической державы», какой призвана стать КНДР: «…держава с экономикой знаний, которая у себя производит материальные средства, необходимые для нужд оборонного и экономического строительства, улучшения жизни населения, и в которой осуществлена интеграция науки, техники, производства и индустрия сверхсовременных технологий выполняет ведущую роль в росте экономики». Государственная стратегия развития предполагает в ближайшее время утроить число исследователей в области науки и техники. При этом, вопреки пропагандистским стереотипам, курса на самоизоляцию нет и в помине – еще Ким Чен Ир назвал ошибочным тезис, будто использование достижений иностранной науки противоречит принципу опоры на собственные силы.
Автор статьи делает вывод: «Всё это свидетельствует о том, что децентрализации в экономике КНДР не будет». Сказано верно, но этого, по-моему, недостаточно. Речь, судя по всему, идет о завершении формирования единого народнохозяйственного комплекса. «Средства производства максимально обобществлены — находятся в руках государства и управляются посредством централизованного планирования» - это и значит, что производство становится общественным не только «по форме», как ставит вопрос автор, но и по содержанию. Завершается переход от формального обобществления производства к реальному.
Но это лишь фундамент, на котором строится широкая социальная программа, для блокированной страны почти фантастическая. Речь не только о повороте экономики, после решающих успехов в обеспечении безопасности страны, к задачам подъема благосостояния народа. На примере автор напоминает современным читателям, что при социализме «прибавочный продукт распределяется между всеми членами общества посредством наличия бесплатной медицины, образования, социальных гарантий и так далее». Важно, что в решениях VII съезда ТПК социальные задачи не сводятся к материальному достатку, а мыслятся в соответствии с приоритетами нового общества. Они включают «безопасные условия труда, достаточные условия для отдыха и максимум социальных благ, чтобы все и каждый, считая социалистический строй основами настоящей жизни, самоотверженно боролись за социализм». Вот именно – «основами настоящей жизни», которые позволили украсть у себя народы нашей и многих других стран!
Съезд выдвинул план построения не только «экономической», но и «цивилизованной державы», под которой подразумевается «государство с развитой социалистической культурой, способствующей становлению людей в качестве сознательных строителей социализма, обладающих багажом знаний на уровне научно-технических кадров». В ближайшее время планируется создать ряд сельских, заводских и других вузов, где обучение будет строиться без отрыва от производственного процесса. Это – не только требование современной экономики, но и реальный шаг к разрешению противоречия между умственным и физическим трудом.
В статье, в целом очень содержательной, есть и конкретно-исторические, и сугубо теоретические моменты, побуждающие к спору. Так, автор утверждает: «Корея «перешагнула» через капитализм, и из феодализма прыгнула сразу в социализм, в связи с чем социализм вынужден был решать проблемы феодализма, которые разрешаются развитием капиталистической формации. На момент провозглашения Народно-Демократической Республики 9 сентября 1948 года в стране практически не было промышленности». Между тем – оставляя до другого случая разговор о формационной природе корейского и других восточноазиатских обществ до XX в. – японские колонизаторы отводили Северной Корее и соседней с нею Маньчжурии, богатым минеральными ресурсами, роль основы военно-промышленного комплекса своей империи. Революция здесь унаследовала отнюдь не отсталую аграрную, а аграрно-индустриальную экономику. Поэтому ее социальная база была в значительной мере пролетарской, что в первую очередь и объясняет сам феномен КНДР вплоть до настоящего времени.
Списывать все несимпатичные нам явления на недостаточное развитие капитализма, который-де «призван устранить клановое деление общества, дабы облегчить развитие экономики, минимизировать воздействие бюрократии и тому подобное» – это занятие лучше всего оставить неолибералам. По всему миру, включая развалины советского социализма, мы только и видим, как капитализм «оправдывает» подобного рода ожидания…
Непонятно, откуда взято утверждение, что «на современном этапе развития существует только два класса: буржуазия и пролетариат, каких-либо других классов нет». Как в таком случае быть с классом мелкой буржуазии, которую, как справедливо подчеркивает автор, «нельзя так просто ликвидировать»? Кстати, наёмные работники при капитализме получают в виде заработной платы не «стоимость своей рабочей силы», а ее цену, которая бывает иногда выше стоимости, а иногда – ниже ее.
Не представляется обоснованным предложение автора понимать под «строительством социализма» в КНДР «развитие социализма от момента становления новых производственных отношений до перехода ко второй фазе коммунистической общественно-экономической формации». Сам термин «строительство» предполагает именно продолжающееся становление социалистического строя, который еще далеко не во всем вышел на уровень, обозначенный классиками марксизма как первая фаза коммунизма. Этого уровня вообще вряд ли возможно достичь в полной мере в масштабе отдельной страны, тем более небольшой, испытывающей многообразное воздействие капиталистического окружения. Рассматривая смешанные предприятия и другие формы сотрудничества КНДР с иностранным капиталом, автор верно отмечает: «Иностранный капитал — это не только деньги, это ещё и технологии, которыми КНДР не обладает».
М. Викулин задается вопросом: «А где тот момент, та граница, перешагнув через которую торговые отношения с капиталистическими странами отпадут за ненадобностью?» И отвечает: «Социалистический блок должен быть полностью самодостаточным. Вероятно, это требует, чтобы социалистический лагерь производил более половины мирового совокупного общественного продукта, превосходил капиталистические страны в средней производительности труда и иных важных экономических показателях». По-моему, при современном уровне международного разделения труда, в которое по-своему включена даже блокированная КНДР, и уж подавно при завтрашнем, еще более высоком, вопрос «кто – кого» в планетарном масштабе политически решится прежде, чем сбудутся былые представления о «соревновании двух систем».
Автор прав, когда к числу необходимых условий устойчивой победы нового общества относит, наряду с созданием качественно новых производительных сил, установление диктатуры рабочего класса в мировом масштабе. Но отсюда логически следует, что говорить о второй фазе коммунизма ранее планетарной победы революционных сил над империализмом – значит порывать с основами исторического материализма и впадать в упрощенчество в духе печальной памяти третьей Программы КПСС.
По существу, это признает и автор статьи. Анализируя материалы последнего съезда корейских коммунистов, он отмечает: «Согласно официальной позиции Трудовой партии Кореи, «сильное социалистическое государство» представляется исторической стадией социалистического строительства, когда укрепляются его основы и достигается полная победа социализма». Но разве «это лишний раз подтверждает правильность нашей трактовки слов «строительство социализма» как перехода от первой фазы коммунизма ко второй»? Наоборот, выделенные мною слова недвусмысленно показывают обратное – речь идет о решении задач, самое большее, первой фазы коммунизма, а скорее всего, второй половины переходного к ней периода. О какой второй фазе коммунизма может идти речь, если КНДР «сейчас находится в положении РСФСР до заключения Рапалльского договора, в положении, аналогичном «военному коммунизму»»? Если задачей приходится ставить, как и в СССР 30-х гг., создание «сильного социалистического государства», а не отмирании «государства в собственном смысле»? Все это, вопреки другим утверждениям статьи, никак не может быть равнозначно «прохождению первой фазы коммунизма и переходу ко второй, то есть уничтожению классов».
Отмечая, что «необходимость внешней обороны, противостояние миру капитализма, ограниченность ресурсов неизбежно приводят к отступлениям от строго научной программы развития социализма к полному коммунизму, возможному только в мировом масштабе», автор делает следующий вывод: «КНДР является деформированным социалистическим государством… Основы социалистического строя в КНДР налицо, но при этом ряд явлений в идеологии и общественной жизни страны не соответствуют научным марксистским принципам, в чем и состоит деформированность социализма». Впрочем, с его точки зрения, «деформированным так или иначе является любое социалистическое государство, вынужденное существовать в капиталистическом окружении».
Думаю, что термин «деформированность» неосознанно возвращает автора к идеалистическому видению «чистых форм», неполно и несовершенно воплощаемых в «грязной» действительности. С позиций исторического материализма, «чистые формы» существуют только в теоретической абстракции. Применительно к реальному развитию общества речь должна идти не о «деформации» (чего?), а о конкретно-исторических задачах и путях их решения, всегда в решающей степени обусловленных объективно. Этот принцип в статье выдержан большей частью, но не во всем.
Рассматривая идеи чучхе, автор, с одной стороны, констатирует, что они «наследуют задачи и классовые принципы марксизма-ленинизма, признают его правоту и исходят из него», с другой – усматривает в них тезис об «устарелости» марксизма, который будто бы «учитывает только экономику». Но первое утверждение подкрепляется данными источников, второе же лишено ссылок.
О «замене» в КНДР марксизма-ленинизма «кимирсенизмом» мне приходилось слышать еще от лекторов-международников 70-х гг. Объективными данными о том, насколько это соответствовало реальности тогда и соответствует теперь, я не располагаю. Вполне допускаю, что «нет дыма без огня». Но это еще не основание утверждать, что идейное развитие КНДР «несостоятельно», и видеть в нем лишь «доведенное до крайности упрощенчество… превращение философии в утилитарно-прагматическое обоснование политики», по аналогии с так называемым «маоизмом».
Нам ли теперь не знать, на горьком опыте хрущевской «оттепели» и «революционной перестройки» по Горбачеву, как губительны для дела социализма поверхностная трактовка марксизма или, хуже того, заучивание коммунистических лозунгов, против чего еще Ленин предостерегал комсомольцев. Играть на «несоответствии» реальности социалистического строительства наивным представлениям, подкрепляемым цитатами из априори непогрешимых классиков, нашим врагам вчера оказывалось не труднее, чем сегодня – спекулировать на теме коррупции.
Опасность подобных «веяний», стимулируемых авторитетом и реальным влиянием соседних государств-гигантов, на порядок выше в небольшой стране, поставленной в положение перманентно осажденной крепости. Надо низко поклониться корейским товарищам за то, что они смогли эту опасность купировать «малой кровью», опираясь на чувства патриотизма и национальной самобытности, исторически укорененные в корейском народе как мало в каком ином. Что силу этих чувств они направили, в отличие от так называемых «маоистов», не против Москвы, реально виноватой во многом, а против империалистического врага и его агентуры. Что не позволили втянуть себя в советско-китайскую конфронтацию. Что благодаря всему этому восточный форпост антиимпериалистического фронта не рухнул подобно ГДР, а поныне стоит как скала, обеспечивая в том числе и нашу с вами безопасность. Пусть за эти стратегические достижения заплачено дорогой ценой, в том числе в идеологической сфере, – иной возможности история последней трети XX века корейцам, да и всем нам, не оставила.
И так ли уж примитивна идея, которую создатели чучхе считали основной: выдвигать на первый план народные массы в качестве субъекта революции и строительства нового общества, добиваясь и на идейном уровне «обеспечения самостоятельной, творческой познавательной и практической деятельности человека – преобразователя мира и вершителя своей судьбы», как подчеркивал покойный Ким Чен Ир?
Трудно не видеть прямую связь этой мировоззренческой установки с практическим политико-экономическим принципом, выраженным им же: «Основополагающие начала управления социалистической экономикой заключаются в том, чтобы народные массы стали реальными хозяевами в управлении экономикой. Иначе говоря, в том, чтобы они реально осуществляли свои права, обязанности и роль как главного лица в управлении экономикой». В статье справедливо подчеркнуто, что под «линией масс» в КНДР «подразумевается уважение мнения трудящихся, защита их интересов, а решение хозяйственных вопросов предполагается осуществлять путём подъёма «революционного энтузиазма и творческой активности». Все это призвано создать противовес как бюрократическим извращениям, так и «рыночному» делячеству. Тем более, что приоритет трудящихся масс мыслится не в форме расплывчатой «производственной демократии», а в неразрывной связи с политическим руководством партии в центре и на местах как основной гарантией «полного выявления творческих способностей народных масс в хозяйственной деятельности».
Видимо, подобная идеологическая ориентация не в последнюю очередь позволяет удерживать социалистический вектор развития страны в неблагоприятных международных условиях. Перед нами, по существу, расширенная трактовка сталинского лозунга «Кадры решают все», закономерно повторяемого нынешним лидером КНДР.
В конкретных условиях Кореи, да и не ее одной, данный приоритет оказался неразрывно связан с явлением, в свое время получившим исторически некорректное название «культ личности». Некоторую дань этому представлению отдает и автор статьи, относящий подобную роль и восприятие высшего руководителя к разряду пережитков феодализма: «Так исторически сложилось, что корейцам, как, собственно, и всем восточным народам, свойственна мифологизация жизни своего лидера. Эта самая мистификация имеет корнями вековую забитость и угнетенность корейцев».
Такое «объяснение», на мой взгляд, весьма наивно. Почитание «священных царей» возникло у всех народов за тысячи лет до феодализма. Корни его уходят в систему отношений общинников доклассовой и протоклассовой эпох с природой и друг с другом, отражаемых сознанием магико-мифологического типа. История ряда стран, в том числе Кореи, сложилась так, что многие черты протоклассовых отношений и соответствующего им общественного сознания сохранились не только в Средневековье, но и в новое и новейшее время.
Отсюда, между прочим, и феномен политических династий, который, как отмечено в статье, отождествлять с монархией неправомерно. Если он налицо при буржуазной демократии (напомню о династиях Неру-Ганди в Индии, Бхутто в Пакистане, Бандаранаике в Шри-Ланке, Сукарно в Индонезии, Акино на Филиппинах), почему же ему не быть и при демократии народной? Судя по всему, обществами с определенными культурно-историческими традициями на данном этапе просто не удается устойчиво управлять в иной форме (чем отнюдь не определяется классовое содержание этого управления).
Все это не позволяет полностью согласиться с выводом статьи: «Чучхе — это, грубо говоря, марксизм, переведённый на корейский язык и деформированный местной спецификой». Здесь вольно или невольно отдается дань представлению об идейной «норме», которой должна соответствовать реальность.
«Переведенный на корейский язык» - это, безусловно, верно. Иначе теория никогда не станет руководством к действию. Но в чем видятся «деформации»?
«Националистические нотки, возвеличивание корейской нации»? Сам же автор показывает на конкретных примерах, что в корейском языке, как и во многих других, видимо, нет терминологического различия между понятиями «национализм» и «патриотизм». При этом он особо отмечает: «Чучхе не отрицает идею мировой революции, которая упоминается в официальных текстах вплоть до сегодняшних дней». Ничего себе «национализм»!
И то, что выглядит со стороны как «буквально обожествление вождя», вовсе не обязательно означает «привнесение субъективного идеализма в плане преувеличения роли личности в истории». В КНДР, судя по всему, дело совершенно в другом. В высшей степени показателен один из любимых лозунгов всех троих Кимов: «Поклоняться народу как Небу». Этот грандиозный образ, действительно, имеет мифологические истоки в регионе, где государь еще не так давно титуловался «сыном Неба». Но не ясно ли, что «личность» вождя как таковая тут решительно ни при чем? В условиях КНДР речь должна идти о слитности с народом и лидера, и венчаемой им кадровой вертикали, что выступает серьезным культурно-психологическим противовесом капиталистическому отчуждению и власти от народа, и личности от общества.
Сегодня мало сказать, что КНДР «достойна уважения хотя бы за то, что, несмотря на голод и прочие напасти, не свернула с пути строительства социализма». Страна вносит важнейший вклад в антиимпериалистическую борьбу – залог всего общественного прогресса. Уяснение реальных задач исторического момента подводит по-настоящему прочный фундамент под правильную мысль автора, лаконично выражающую основное значение его работы: «Несмотря ни на что, практика ТПК в сфере партийного строительства и ведения плановой экономики для коммунистов является бесценной».
<<< Оглавление | Предисловие автора >>>
А.В. Харламенко