Цикл и спираль в истории

23 июня исполнилось 350 лет со дня рождения одного видного итальянского философа, который у нас известен не слишком хорошо, но который, тем не менее, оказал заметное влияние на весь ход развития мировой общественной мысли. Речь идёт о Джамбаттисте Вико (1668–1744), профессоре риторики Неаполитанского университета, авторе сочинения «Основание новой науки об общей природе наций» (1725), в котором им была сформулирована теория исторического круговорота.

Истоки этой теории, утверждающей, что развитие общества (или сообществ, «цивилизаций») идёт «по кругу», закономерно и последовательно проходя фазы (воз)рождения, подъёма и упадка, уходят ещё в античные времена. Такого рода представления были присущи также и древним китайским историкам, а в исламском (арабском) мире с ними чётко выступил в XIV столетии тунисец Ибн Хальдун (1332–1406), разрабатывавший свою «науку о культуре». Но именно начиная с Дж. Вико, означенная теория начинает утверждаться в западноевропейской мысли; значение же её состоит в том, что она выступила исторически первой формой историзма в понимании общественной жизни, послужив основой для историзма французских просветителей и Гегеля, – а через последнего, через его философию истории, она, соответственно, повлияла и на становление марксизма, исторического материализма.

Древние люди воспринимали человеческую историю лишь как несвязный хаос каких-то событий: смены монархов на троне, войн и восстаний и т. п. Однако уже у мыслителей древности возникла потребность внести в этот видимый хаос какую-то закономерность, некий «логос» (закон); и естественным был «перенос» ими на сферу явлений общества той цикличности движения, что воочию наблюдается человеком в природе: движение небесных тел по небосводу, смена времён года, круговорот воды и прочих веществ в природе. Природа регулярно, из года в год, возрождается, затем «цветёт и пахнет» и в итоге умирает, чтобы возродиться вновь, – это циклическое её движение служит основой цикличности всей хозяйственной деятельности человека, определяя его благополучие, и оттого оно отразилось в религиях мира, в культе умирающих и воскресающих божеств плодородия – «предтеч» Иисуса Христа.

Необратимое развитие, эволюция неживой и живой природы не наблюдается человеком «своими глазами», на протяжении его жизни, при жизни одного или даже нескольких поколений людей; такое развитие «не поддаётся» непосредственно- чувственному восприятию, и к его пониманию можно прийти только в результате длительного развития комплекса естественных наук и всей человеческой практики. Совсем другое дело – цикличность, которая просто-таки «бросается в глаза»!

Впрочем, уже в древности у людей возникли также и зачатки представлений о «линейности» развития общества. В приложении к обществу такие представления возникают как раз даже раньше, чем в приложении к природе. Во-первых, потому, что создаётся классовое, эксплуататорское общество, в котором люди труда, пусть и не осознавая себя как класс, остро ощущают нарастающую его несправедливость. Отсюда возникает их пессимистическое представление о регрессивном развитии человечества от благословенного «золотого века», когда не существовало никакого угнетения и все люди жили счастливо, к нынешнему жестокому «железному веку».

Во-вторых, на хаос в головах древних людей накладывается свойственная им религиозность мышления. Вся мешанина событий в человеческом мире обусловлена вмешательством богов и борьбой между ними, но ежели бог один, и он всемогущ, всеблаг и всеведущ, то, значит, во всей этой мешанине имеется некий божественный план. Так возникают представления провиденциализма (исторический процесс как осуществление божественного замысла) – о задуманном и направляемым Господом движении человечества к «тысячелетнему царству Божьему на Земле» (хилиазм).

Как нетрудно увидеть, первое представление, в котором выражены смутные воспоминания человечества о первобытном коммунизме, сугубо реакционно (это такой себе «реакционный коммунизм») – ибо оно есть мечтание о возвращении к прошлому. Второе представление может показаться абсолютным мракобесием, но как раз под знамёнами хилиазма, соответствующих «ересей», выступали многие средневековые народные восстания против феодалов, в которых уже намечались элементы утопического коммунизма (как у Томаса Мюнцера). Так или иначе, путь к пониманию действительной диалектики общественного развития лежал скорее через представления о цикличности – и в этом деле велика заслуга Джамбаттисты Вико.

К XVII – XVIII векам, когда он жил, уже сложились все предпосылки к тому, чтобы теория исторического круговорота могла быть создана в развитом её виде. И дело не только в том, что люди имели перед собою яркие примеры великих империй прошлого, прошедших через пик могущества к крушению, – прежде всего, пример Римской империи, после распада которой наступили Dark Ages («тёмные века»), сменившиеся затем Возрождением (как бы возрождением античности). К таким воззрениям вело и развитие капитализма. До промышленных циклов дело ещё не дошло, но стихийное капиталистическое развитие обусловливало последовательную смену экономических лидеров в Европе: северо-итальянские торговые республики – Нидерланды – Англия; их смену, сопровождавшуюся упадком прежних лидеров.

Дж. Вико жил в Италии – в стране, начавшей Возрождение и давшей первые капиталистические мануфактуры, но ко времени его жизни испытывавшей упадок экономики (да и культуры тоже), а в политике переживавшей засилье реакции. Должно быть, оттого именно в Италии могла столь остро ощущаться – и найти выражение в теории – цикличность общественного развития – да, в Италии, а не, скажем, в Англии, испытывавшей быстрый экономический подъём, проводившей колониальную экспансию и прошедшей через успешную буржуазную революцию.

Джамбаттиста Вико был человеком незаурядным. Он вышел из небогатой семьи и долгое время в жизни испытывал материальные затруднения – ему довелось работать домашним учителем и даже писать под заказ стихи и речи. В молодости он бросил учёбу в иезуитской школе, поскольку его не удовлетворял уровень обучения в ней. Разносторонние знания он добыл путём самообразования – Вико блестяще знал древние языки, историю, философию и юриспруденцию, испытывал особенную любовь к античной и итальянской литературе – от Вергилия и Горация до Данте и Петрарки. Заслужив известность своими научными трудами и глубоким знанием языков, он сумел получить место в университете родного ему Неаполя. Но только лишь назначение его в 1735 году официальным историографом Неаполитанского королевства окончательно избавило Вико от каких-либо материальных проблем.

Главный его труд 1725 года стал, если выражаться современным языком, бестселлером, он сделал Вико известным во всей Европе, но в то же время и вызвал оживлённую полемику, критику, на которую учёному приходилось отвечать. Надо учесть, что книга им была написана в тёмной и запутанной манере, что, видимо, во многом и вызвало непонимание. К тому же Вико решил написать труд своей жизни не на латыни, а на итальянском языке, вернее даже и не на итальянском – единый литературный итальянский язык как таковой к тому времени ещё не сложился, – а на неаполитанском наречии, что дополнительно затрудняло восприятие его идей.

Суть теории Дж. Вико заключается в том, что каждый народ развивается по циклам, состоящим из трёх фаз: 1) божественная (отсутствие государства, общество подчинено жрецам); 2) героическая (аристократическое государство, монархия) и 3) человеческая (государство в форме республики или представительной монархии). А затем данное общество переживает кризис и распад, возвращаясь к первой фазе.

В его теории обнаруживается ряд положительных моментов. Прежде всего, Дж. Вико утверждает объективность исторического процесса, большое значение при этом уделяя в нём деятельности людей, их борьбе за свои интересы, – хотя он и допускает деистическую уступку религии, состоящую в том, что, по его мнению, законы исторического развития установлены свыше «провидением», божеством.

Законы исторического развития для всех народов и государств едины – Вико проводит принцип единства человечества, хотя основной исторический материал он черпает в истории Древнего Рима (что интересно, лишь историю Карфагена он рассматривал как исключение, не подчиняющееся его теории). Также он склонен исследовать каждое конкретное общество в целостности всех его сторон, включая экономику, социальные институты, религию, язык, право, мораль и всё прочее.

В представлении Вико человеческая фаза развития общества стоит выше, чем божественная и героическая фазы, – в этом явно просматриваются стремление к освобождению науки и общества от диктата религии (на Дж. Вико большое влияние оказали Дж. Бруно и Г. Галилей) и ограниченный демократизм мыслителя. По сути, для Вико вершиной общественного развития является буржуазное общество. Однако оно оказывается не вечным – оно в итоге тоже распадается в результате нарастания анархии, злоупотребления людей свободами, так что общество «откатывается» к первобытной дикости. Вряд ли Вико – при том уровне развития капитализма, что имел место в его время в его стране, – мог «схватить» противоречия капитализма, ведущие буржуазное общество к гибели. Однако, возможно, на формирование его воззрений таки повлиял факт упадка его раздроблённой страны после блестящего её раннекапиталистического расцвета в предшествующую историческую эпоху.

Во многом Дж. Вико предвосхитил и гораздо более поздние представления о классовой борьбе. Каждый переход от одной фазы развития к другой обусловлен ею и фактически представляет собой социальную революцию. Так, в «век богов» ведут борьбу «отцы семейств» с «домочадцами и слугами», и для обуздания вторых первые учреждают государство. Таким образом, Вико ещё и приходит к пониманию государства как органа господствующего класса для подавления угнетённых классов – и этим он стоит выше его английских и французских современников с их теорией общественного договора – как договора всех людей, заключённого якобы ими в их общих интересах для преодоления исходного состояния «войны всех против всех».

На второй фазе развития происходит борьба феодалов с «простым народом», который в итоге и побеждает, устанавливая демократическую республику (или, по крайней мере, ограничивая власть государя). Этот строй, по учению Вико, основан на разуме, совести и долге; все имеют равные права, развиваются науки и ремёсла – а был выдающийся итальянец, заметим, горячим поборником науки и просвещения.

Совершенно одностороннюю и ошибочную оценку учению Дж. Вико даёт, по-моему, Большая Советская Энциклопедия (2-е изд., т. 8, с. 53): «Теория круговорота Вико метафизична и реакционна, так как она изображает весь ход истории как некий замкнутый круг, а буржуазное общество рассматривает в качестве вершины общественного развития». Оценивать прогрессивность или реакционного того или иного мыслителя нужно как раз с позиции его времени: то, что в наши дни является безусловно реакционным, могло быть вершиной прогрессивности мысли триста лет тому назад! В этом состоит конкретность истины – если прилагать этот основополагающий гносеологический принцип к истории философии и науки. А во времена Джамбаттисты Вико представление об истории, движущейся по кругу, было уже немалым шагом вперёд в осмыслении исторического процесса, равно как большой заслугой его являлось рассмотрение буржуазного общества в качестве прогрессивной ступени общественного развития, «вершины» из всех возможных на тот момент форм жизнеустройства – причём видя это из страны, где буржуазное развитие было задавлено феодально-католической реакцией! В конце концов, не мог же Джамбаттиста Вико в его-то время проповедовать научный коммунизм!

К статье про Дж. Вико в БСЭ прилагается литература: письмо Карла Маркса Фердинанду Лассалю от 28 апреля 1862 года (во 2-м издании Сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса: том 30, с. 510–513). И как раз Маркс в указанном письме отмечает «немало проблесков гениальности» у Вико и очень рекомендует его «Новую науку» Ф. Лассалю (во французском переводе – ибо «С оригиналом ты вряд ли в состоянии будешь справиться, так как книга написана даже не на итальянском, а на очень замысловатом неаполитанском наречии»; надо полагать, к слову, сам Маркс с этим наречием справился, что свидетельствует о его филологических способностях!).

Будучи идеалистом, Вико даёт проблески самого настоящего исторического материализма; метафизически абсолютизируя при этом цикличность общественного развития, он развивает сложную диалектику отрицания отрицания в результате борьбы противоположных интересов групп людей. Да, он, бесспорно, противоречив – как противоречив практически любой крупный мыслитель, но противоречивость его в ходе дальнейшего развития общественной мысли принесёт ещё богатые плоды.

Г. В. Ф. Гегель и Маркс, создав диалектику, снимают старое метафизическое противопоставление поступательного, необратимого развития и циклического движения: они утверждают развитие природы и общества по спирали. Цикл, таким образом, «раскручивается» в спираль, он превращается в момент поступательного развития – прогрессивного в целом развития, если мы говорим об обществе, но с возможными «возвращениями» и «откатами» назад, с движением порой «по кругу», – да, развития противоречивого, не сводимого к прямолинейному движению вперёд.

Старая теория круговорота отразила действительную цикличность движения общества – просто она метафизически абсолютизировала этот момент движения.

И с того самого момента, когда был понят действительный характер развития, теория исторического круговорота, в самом деле, становится теорией реакционной, направленной против общественного прогресса, она служит ныне защите интересов старых, отживших своё классов, желающих любой ценой сохранить господство. Им бы, разумеется, очень хотелось «отменить» движение вперёд, «свернуть» спираль в бесконечные и бесплодные циклы – и в 1991 году, когда первый, пробный цикл нового общества завершился поражением и возвратом к старым порядкам, это им показалось возможным. Более того, конец цикла они приняли за «конец истории»!

Классическая реакционная теория исторического круговорота в наше время – в эпоху империализма: теория Освальда Шпенглера (1880–1936) – и как раз в этом году отмечается 100 лет со дня выхода в свет его знаменитой книги «Закат Европы».

Шпенглер дописал и издал свой главный труд в самом конце Первой мировой войны – а войны за мировое господство он и считал одним из признаков увядания европейской цивилизации. Так или иначе, он, в общем-то, верно подметил первые признаки общего кризиса западного жизнеустройства – только он, понятное дело, не мог правильно объяснить причины этого, не мог осмыслить это явление как кризис и угасание буржуазного общества. Будучи идеалистом, он рассматривал явления культуры в отрыве от экономического базиса общества: «культура» (О. Шпенглер всего выделял восемь таких культур – от египетской до европейской), как некий замкнутый «организм», развивается по своим внутренним законам, за тысячу лет проходя цикл эволюции до превращения в противоположность – в «цивилизацию».

Сегодняшний Евросоюз – это и есть, по Освальду Шпенглеру, «цивилизация» под властью «евробюрократов», есть нечто бездушное, мертвящее, бесплодное; это технократическая рутина и механическая «работа», заменившая «геройские деяния» прошлого. В сегодняшнем Евросоюзе всё регламентировано тысячами стандартов, и там под внешним благополучием погребены, вытеснены потребительством и «масс-культурой» все истинные сокровища тысячелетней западноевропейской культуры.

Кризис сегодняшней европейской цивилизации наиболее выпукло проявляется в демографической катастрофе и миграционном кризисе, рассорившем европейские элиты и безжалостно смахнувшем самодовольный налёт «европейских ценностей».

Самое поразительное то, что Шпенглер в годы революции в России интуитивно предсказал – несмотря на неприятие им большевизма, который он позже сравнивал с ордами Чингисхана, – рождение новой, девятой культуры – «русско-сибирской».

Шпенглеровская концепция культурно-исторических циклов подменяет собой то понимание истории человеческого общества, которое исповедует марксизм: последовательное восхождение от одного способа производства к другому. Однако ведь на самом-то деле гибель шпенглеровских «культур» – это есть не что иное, как гибель определённых способов производства, в рамках которых выделенные О. Шпенглером культуры развивались. Греко-римская («аполлоновская») культура погибла вместе с античным рабовладением. Византийско-арабская («магическая») культура попросту не пережила кризиса феодальных отношений, подточившего Византию и арабские государства. Упадок европейской («фаустовской») культуры отражает общий кризис капитализма, который сильнее всего поражает ныне во все «болевые точки» именно «старые» капиталистические страны, страны Европы и «англо-саксонского мира». История каждого общественного строя представляет собой цикл: рождение, становление, подъём, расцвет, угасание и гибель – но только за этим циклом следует новый исторический цикл, цикл более прогрессивного способа производства и жизнеустройства. И эти мегациклы (внутри которых можно, безусловно, выделить более «мелкие» циклы развития отдельных стран и народов, их «культур») складываются в поступательное историческое движение общества.

Признание прогрессивного поступательного развития общества – движения от одного общественного строя к другому, более высокому – отнюдь не «отменяет» цикличности развития общества – нужно только правильно понимать диалектику исторического развития, диалектику поступательности и цикличности, диалектику «линии» и «круга», складывающихся в «спираль». Более того, изучение объективно сущих циклов экономического, политического, культурного развития необходимо для понимания поступательного движения общества, человечества.

Капитализму же чрезвычайно присуща цикличность движения – цикличность, носящая фундаментальный характер и проявляющаяся в сложном переплетении циклов различного «шага»; и наряду с «классическим» промышленным циклом, исчерпывающее объяснение которому дал К. Маркс, немалое значение имеют т. н. «длинные волны» Кондратьева. Отрицание теории Николая Кондратьева (1892–1938), пренебрежение ею в своё время в СССР как «антимарксистской лженаукой» обусловлены непониманием диалектики общественно-экономического развития – но, с другой стороны, её можно рассматривать только в контексте поступательного развития капитализма, иначе же легко скатиться к метафизической абсолютизации «длинных волн» и к превращению указанной теории в реакционную апологетику.

Сам Николай Кондратьев был подвергнут в Советском Союзе репрессиям: после того как в 1926 году он изложил свою теорию в докладе, в 1928 году он был снят с должности директора института, в 1932 году – посажен за «антисоветскую деятельность», а в 1938-м – расстрелян. Видимо, в тогдашнем СССР, где многие ожидали близкий, скорый крах капитализма и видели его загнивающее развитие исключительно «линейно» и поступательно, очень не понравилась идея Кондратьева о цикличности – и в рамках её относительной «приспособляемости»! – капитализма.

Но ведь именно неоднократное «возрождение» и усиление капитализма в определённые периоды, «волны» наступления глобальной реакции противоречат упрощённым представлениям о быстром неуклонном и необратимом «загнивании капитализма» – и тем самым они дискредитируют тот марксизм, что проповедуется его наиболее примитивными адептами. Развитие капитализма оказалось куда более сложным, чем многие марксисты себе его представляли; это очень живучий строй!

Живучесть капитализма требует убедительного объяснения; идеологические же штампы про «загнивание капитализма» поднимаются на смех антикоммунистами и с радостью пережёвываются обывателями, которые видят лучшее опровержение «сказкам о загнивании» в сладких запахах, исходящих из переполненных товарами супермаркетов. Но если отбросить шутки: на наш взгляд, для того чтобы объяснить живучесть капитализма и понять пределы этой живучести, – для этого необходимо исследовать долговременную цикличность развития этого строя, смену периодов его ослабления и усиления, особенности каждого последующего «длинного» цикла – и, главное, связь экономических циклов с циклами, «волнами» классовой борьбы.

По сути, все те фундаментальные тенденции развития капитализма, которые открыл Карл Маркс, реализуются циклически, в чередовании «повышательных» и «понижательных» фаз. Для примера: закон тенденции средней нормы прибыли к понижению – движение её носит сложный характер в рамках как «обычных» 10-летних (в среднем), так и длительных («кондратьевских») циклов. Короче, нельзя понять движение капитализма иначе, как изучая всё многообразие его цикличности.

Теория Кондратьева остаётся спорной. В литературе можно встретить разные хронологические периодизации циклов, кто-то выделяет до настоящего времени пять циклов, а кто-то – всего четыре. «Длинные волны» выделяются не столь чётко, как циклы десятилетние. Чтобы их выделить, необходимо обрабатывать огромный массив эмпирического материала – и уже выбор его, наверное, неминуемо вызывает споры. Сам Н. Кондратьев исследовал такие показатели, как добыча угля и золота, выплавка чугуна и свинца, масштабы внешней торговли, индексы цен, движение государственных бумаг, заработная плата. Очевидно, что в наше время некоторые из этих показателей потеряли своё значение (выплавка чугуна и особенно свинца), но в то же время возникает необходимость анализировать другие показатели, связанные, в частности, с развитием вычислительной техники. Но тогда возникает вопрос: а корректно ли сравнивать разные эпохи, характеризующиеся разными показателями?

Согласно той периодизации, которая мне представляется наиболее адекватной, сейчас мы находимся в самом конце «понижательной» фазы пятого «длинного» цикла (в «повышательной» фазе среднегодовые темпы экономического роста выше, чем в «понижательной»). Если это верно, то тогда в самом скором времени должен произойти ещё один циклический (в рамках «короткого» цикла) экономический кризис особенной силы (типа того, что случился в 2008–09 годах), а после него начнётся «повышательная» фаза, начнётся новый, шестой уже цикл Кондратьева. Одновременно нам обещают «четвёртую промышленную революцию», которая в корне перевернёт промышленное производство и, вообще, жизнь человека.

Такой сценарий дальнейшего развития подтвердил бы ту гипотезу о природе «длинных волн», согласно которой они обусловлены особенностями и масштабами накопления капитала в те или иные периоды, фазы движения капитализма. Причём речь здесь идёт не о количественной, а о качественной стороне накопления: не об объёмах капиталовложений как таковых, не о простом экстенсивном расширении производственных мощностей (строительство заводов, увеличение рабочих мест и т. д.), но именно о вложении капиталов в инновации, в принципиально новые средства производства и коммуникации, в машины и технологии, существенно повышающие производительность труда. Капитализм вовсе не развивает технику и технологии так охотно и быстро, как полагают его поборники, – на самом деле, он вкладывается в научно-технический прогресс, в инновации как бы «толчками», «рывками», и это происходит только тогда, когда его «прижмёт», когда он уже просто не может иными путями, «работая по старинке», поддерживать приемлемую для него норму прибыли. В другие же периоды капитализм, напротив, задерживает научно-технический прогресс (особенно это касается монополистического капитализма!), проявляет себя как весьма инертная общественно-экономическая сила. Капитализм нуждается в периодических «толчках», они «оживляют» его, выводят из ступора.

Ведь что мы имеем сейчас? Все последние десятилетия технический прогресс явно тормозился – простор ему дали разве лишь в сфере компьютеров и Интернета – да и то с акцентом на «развлекуху» и поддержку коммерции, но не на использование их в сфере материального производства, – ну, и ещё мобильной телефонии. А та же, скажем, робототехника стояла на месте, поскольку промышленность из развитых стран переносилась в страны «Третьего мира» с дешёвой рабочей силой, где роботов и другую продвинутую технику применять попросту невыгодно именно по причине дешевизны там рабочей силы. И лишь жесточайший экономический кризис 2008–09 годов, перешедший в длительную депрессию, дал, наконец, капиталистам стимул к внедрению, в общем-то, давно созданных уже машин и технологий – и они обещают нам теперь повсеместно поставить роботов и запустить беспилотные автомобили и поезда! А заодно обещают нам заменить изрядную массу «офисного планктона» и даже «“креативных” умников» «умными машинами», искусственным интеллектом!

Вдобавок ко всему, вызванный экономическим кризисом глобальный военно-политический кризис дал мощный толчок научно-техническому развитию в главной при капитализме сфере приложения технических новшеств – в военном деле.

Именно, капитализм, капиталистов «прижало» кризисом, деваться им некуда, и они оттого вынуждены начинать «четвёртую промышленную революцию»! Эта революция должна была состояться – почитайте футурологов середины прошлого века – ещё к 2000 году, но спрос на неё капитализм предъявил только сегодня.

Однако эта новая техническая революция, на которую молятся экономисты и политики, «заболевшие “цифровизацией”», принесёт большинству человечества не рост благополучия (в широком смысле, не сводимом к одному лишь материальному благосостоянию), но рост проблем и затруднений, борьбу за выживание и «место под солнцем». Мы можем ожидать – и об этом сейчас пишут многие – углубление и обострение социальных проблем и противоречий, рост безработицы и социального неравенства, поляризацию богатства и бедности на планете и в каждой отдельной стране. К этому ведёт применение капитализмом новой техники и технологии, уже выходящей за рамки материально-технической базы этого строя, – и «четвёртая промышленная революция» будет означать резкий и взрывной выход за эти рамки.

Нельзя забывать о том, что, по Кондратьеву, именно в «повышательные» фазы его циклов – тогда, когда технико-экономическое развитие ускоряется, когда идёт подъём, а не спад и застой, – чаще всего и происходят войны и революции. Что ещё интересно, они чаще происходят на «переломе» фаз «синусоиды» – либо в самом начале «повышательной» фазы (исторические примеры, «точки»: 1789, 1848, 1939–45 годы), либо на её «пике», на её завершении (1812, 1870–71, 1914–17, 1968 годы). То есть, либо «повышательная» фаза цикла начинается с какого-то общественного потрясения, которое разрешает противоречия, накопившиеся в «понижательную» фазу, и это даёт «толчок» дальнейшему развитию, – либо само ускоренное развитие капитализма создаёт и обостряет противоречия, находящие «крутое» разрешение.

Нынешнее глобальное военно-политическое обострение, чреватое Большой войной (а фактически Четвёртая мировая война в специфических, «гибридных», как сейчас модно говорить, формах уже идёт!), можно рассматривать как такое крупное общественное потрясение, при помощи которого капитализм пытается выйти из тяжёлого кризиса, получив толчок к началу очередного «кондратьевского» цикла. Естественно, разрешиться этот масштабный глобальный военно-политический конфликт необходимо должен крутым изменением расстановки сил в мире.

«Возрождаясь», оживая в «повышательную» фазу, капитализм тем самым оживляет и классовую борьбу. Развитие капитализма, экономическое его развитие – отнюдь не спад и застой в экономике – означает развитие, обострение противоречий капитализма. Поэтому связь циклов, «волн» накопления и движения капитала с «волнами» классовой борьбы совершенно естественна, логична и закономерна.

Каждый «кондратьевский» цикл не является замкнутым «кругом», он является циклом «открытым», именно «витком» спирали – поскольку из каждого такого цикла капитализм выходит другим, приспособляясь к новым реалиям. Первый цикл (примерно 1790–1850 годы) завершился тем, что капитализм утвердился в основных странах Европы, и зрелость этого строя проявилась в том, что начали периодически происходить кризисы перепроизводства. Второй цикл завершился к концу XIX века – капитализм перешёл в свою империалистическую фазу, и при этом он исчерпал себя как строй прогрессивный. В третий цикл (первая половина XX столетия) он испытал тяжелейшие удары в виде Октябрьской революции и Великой Депрессии, однако сохранился, приспособился, переняв у социализма отдельные методы регулирования и планирования экономики. В результате Второй мировой войны утвердилось господство одного только империалистического государства – США, сплотившего весь капиталистический мир для решительной борьбы против СССР и мирового социализма. Правда, при этом же мир раскололся, образовалась мировая система социализма, создалась ситуация противостояния двух супердержав.

Далее последовал четвёртый цикл (до начала 1980-х годов). В начале его – в «повышательной» фазе – продолжалось наступление социализма (победа революции в Китае, Вьетнаме, на Кубе, крах колониальной системы, неудача капитализма в космической гонке и поражение США во Вьетнаме). Одновременно капитализм посредством социальных реформ (создание «социального государства») сумел поднять уровень жизни своих простых трудящихся, тогда как социализм не смог реализовать свои преимущества и начал впадать (в СССР) в «застой». На «пике» цикла состоялся крах Бреттон-Вудской системы, то есть началась перестройка всей мировой капиталистической финансовой системы, исчерпало себя кейнсианство. В 70-е годы, на начавшейся «понижательной» фазе, сплочённый капитализм перешёл в решительное контрнаступление, началом чего следует считать переворот в Чили. Советский же Союз при позднем Брежневе «размягчился», слишком рассчитывая на «разрядку», – его руководство, видимо, уже начало исподволь готовиться к «сдаче».

Пятый цикл, завершающийся сейчас, разворачивался в условиях кризиса и последующего крушения СССР и системы социализма, упадка левого движения во всём мире. Во многом этим объясняется, почему капитализм «возродился» как неолиберальный капитализм (сделав, таким образом, шаг назад от прежней системы с сильным государственным вмешательством в экономику, спасшей капитализм в середине века) – начало «новой истории капитализма» положили «рейганомика» и «тэтчеризм». И, одержав победу над коммунизмом, неолиберальный капитализм предсказуемо и естественно принялся сворачивать развитую систему соцзащиты.

На «повышательной» фазе этого цикла, в силу его особенностей, вместо революций пошли контрреволюции, представляемые как революции. 1990-е годы – это не только ситуация мирового господства одной-единственной сверхдержавы, но и период расцвета либерального капитализма на Западе («благословенные 90-е»), что достигнуто было во многом за счёт разрушения и разграбления бывшего СССР, превращения его республик в рынки сбыта западных товаров, в источники сырья, дешёвой рабочей силы и «мозгов» для Запада. Важной чертой пятого цикла стала невиданно быстрая спекулятивная «накачка» финансовых рынков.

«Пик» пятого цикла – начало 2000-х годов: экономический бум, «раскрутка» потребительского кредита, раздувание всяческих «пузырей», включая «пузырь» на рынке недвижимости. Произошла серия империалистических войн, призванных закрепить господство Америки (Югославия, Ирак). Одновременно – раз это вершина «повышательной» фазы! – несколько оживилось революционно-освободительное движение, что выразилось в победе Уго Чавеса в Венесуэле и «левом повороте» в Латинской Америке. Ускоренный экономический рост Китая, Индии и Бразилии, оживление России благодаря высоким ценам на нефть создали феномен стран БРИКС – они бросили вызов «старым» капиталистическим державам во главе со США, возникли и углубились те противоречия, которые обострились в 2010-е.

Кризис 2008–09 года переломил ситуацию и кривую нынешнего цикла.  Мы проходим «яму» циклического движения капитализма. Что же будет дальше?

Каждый «кондратьевский» цикл происходит по-своему, в своих особенных условиях. Каким образом капитализм будет «возрождаться» и набираться новой жизненной энергией теперь, на шестом цикле, – неизвестно. Неолиберализм себя дискредитировал, но отказываться от него «мейнстрим» не желает и не спешит. Трамп пытается вернуться от нынешнего глобализованного капитализма к «старым добрым» временам протекционизма – однако этот путь ведёт в тупик, он ведёт к ещё большему обострению противоречий во всем мире, создаёт предпосылки для войн – и не только торговых. Вероятно, в Европе капитал сделает ставку на миграционные конфликты, сделает ставку на разобщение трудящихся масс по расово-культурному признаку, доведению их до вялотекущей гражданской войны – чтобы на этой почве перейти к ультраправой диктатуре, к каким-то изощрённым формам фашизма.

Особенности каждого последующего «кондратьевского» цикла обусловлены тем, что они разворачиваются в ходе последовательного, необратимого развития капитализма, в ходе углубляющегося в последние циклы (временами ослабляясь!) общего кризиса капитализма. Прежде всего, бросается в глаза то, что длительность «волн» Кондратьева сокращается: от 50–60 лет у первых циклов до около 40 ныне.

Последние полстолетия чётко проявляется тенденция к общему замедлению темпов роста капиталистической экономики – и эта тенденция сказалась в том, что даже на самом «пике» пятого «кондратьевского» цикла, в «нулевые» годы, темпы прироста ВВП, превозносившиеся буржуазными экономистами, не превышали 5 %. Получается, что со временем как бы «стирается» различие «повышательных» и «понижательных» фаз, первые становятся всё менее выразительными, приближаясь по динамике экономического развития ко вторым – в чём, на наш взгляд, как раз и проявляется общий кризис капитализма, ослабление его потенциала. Не исключено поэтому, что шестой «кондратьевский» цикл пойдёт совершенно по-иному, не дав, вообще, чётко выраженной «повышательной» фазы. Возможно даже своего рода «смешение»: «повышательная» фаза с элементами, чертами «понижательной».

Впрочем, сначала нужно пережить грядущий неминуемый новый циклический (обычный, «классический») кризис и те политические последствия, которые он может вызвать. Кризис этот способен привести к «взрывному», катастрофическому разрешению накопившихся противоречий, к «прорыву» гнетущей международной напряжённости. После чего в мире начнётся новый мегацикл политической борьбы.

P. S. Тем временем об этом грядущем кризисе говорят всё больше, указывая на то, что к нему ведёт – или к нему подталкивает – протекционистская политика президента США Д. Трампа, ломающего всю сформировавшуюся за последние десятилетия глобализации систему международных экономических отношений.

Эти разговоры следует понимать правильно. Кризис, конечно же, неминуем, но он произойдёт не из-за политики Д. Трампа, а в силу объективных противоречий капитализма. Политика Трампа кризис способна не более чем подтолкнуть, дать ему бóльшую остроту и силу. Но дело в том, что в ожидании нового кризиса защитникам капитализма необходимо заранее найти виноватого. И Трамп со свойственным ему нахрапистым авантюризмом, с его самонадеянностью – для этой роли лучше всех.

В 2009 году вину за острейший со времён Великой Депрессии экономический кризис целиком возложили на банкиров и топ-менеджеров, погрязших в биржевых спекуляциях и щедро выписывавших самим себе запредельные бонусы и «золотые парашюты». При этом всячески подчёркивали, что кризис этот является финансово-экономическим, то есть он якобы не связан с перепроизводством товаров, а вызван исключительно субъективными ошибками при проведении денежно-кредитной политики. Ещё раньше, в 2000 году, виноватыми в тогдашнем кризисе оказались руководители «доткомов» и заправилы приснопамятной корпорации «Энрон».

В общем, виноваты «нехорошие люди», виноваты банкиры и спекулянты, но только не капитализм. О том, что всех этих нехороших людей, совершающих какие угодно авантюры, лишь бы заработать очередной миллиард, и раскачивающих этим «лодку», порождает строй, основанный на стремлении загрести как можно большую прибыль любой ценой, как-то особо не задумываются. И «нехороший человек» Д. Трамп, стирающий последнюю грань между бизнесом и политикой, низводящий международные соглашения до уровня «сделок», хваткий делец, заработавший свои миллиарды в сфере строительства и недвижимости (органически связанной – мы это хорошо знаем – с криминалом, с оргпреступностью), – плоть от плоти этой системы.

Но может, такие люди – олигархи непосредственно во власти, капиталисты- разрушители – тоже станут одной из черт шестого «кондратьевского» цикла?