Нынешняя степень разделённости индидов уже стала притчей во языцех. Это обсуждают все — от простых обывателей до интеллектуалов всех мастей. Под разговоры и воспоминания о том, что раньше молодёжь уступала место, а сосед помогал соседу, общество, воплощённое в отдельных его представителях, стремительно атомизируется. Кое-где разрыв настолько велик, что для обычных дружеских объятий требуется пройти над пропастью продажи своей рабочей силы. Например, Южная Корея и Япония стали печально известными из-за сервисов наёмных друзей и наёмных подруг, создающих вам иллюзию дружбы за ваши кровно заработанные деньги.
А в чём же собственно дело?
Теоретики правого крыла видят беду в разрыве духовных скреп, некогда связывающих общество в одно целое под знаменем царя ли, нации ли, религии ли или чего-нибудь ещё другого. Внешний символ подобрать не трудно. Сторонники национальной или расовой идеи считают, что разрыв происходит там, где его подпиливает острая ножовка глобализированного капитала, транснациональных корпораций, несущих за собой внутрь некогда единой цепи массовую культуру и общество потребления. Традиционно это связывается с американским образом жизни. Эта точка зрения недалека от истины, но она сама по себе весьма ограничена, потому что рассматривает условия атомизации только в тех условиях, когда американский капитал доминирует в мире. Так ведь можно прийти к умозаключению, что проблема в национальном происхождении капиталов (американский капитализм отчуждает, а вот наш, национальный, русский или немецкий, японский или индийский, — «правильный» капитализм и его предназначение объединять). Но история показывает явную противоречивость этих теоретических структур. Когда в 1914 году национальные тюрьмы народов начали бойню друг с другом, то на одном полюсе оказалось патриотическое сплочение внутри страны, а на другом ненависть к таким же представителям общества из «тюрьмы» с другим флагом и языком. История, конечно, расставила всё по своим местам, показав простым солдатам разных сторон их настоящих врагов — помещиков и капиталистов. Она сплотила их на основе того фактора, который существует в действительности, а не в идеологии правящего класса.
Чтоб определить этот фактор, теоретикам начала ХХ века необходимо было воспользоваться методом научного анализа, воплощённого Марксом в таких работах как «Капитал» или «Экономических рукописях 1857—1858 годов». Суть этого метода в том, что для определения всеобщего (в проблеме атомизации нам необходимо найти то всеобщее, которое разъединяет индивидов при капитализме любого исторического этапа) мы восходим от абстрактного, то есть чего-то одностороннего, но потому присущего всем рассматриваемым формам, к конкретному, то есть анализу тех или иных исторических промежутков или общественных отношений в их связи с этим всеобщим. Всеобщим для всех исторических эпох является производство вообще, взятое как абстракция, но как та абстракция которая конкретно воплощена во всех исторических этапах. Сейчас мы рассматриваем капитализм, и чтобы понимать, как капитализм приводит к максимальной атомизации, следует смотрет, как общество производит.
Парадокс капитализма заключается в том, что, с одной стороны, капиталистическое производство наиболее производительно по сравнению с остальными историческими эпохами, но, с другой стороны, оно же создаёт наиболее оторванных и отчуждённых индивидов. Как это объяснить? Очень просто. Ещё в 1844 году в «Философско-экономических рукописях» Маркс описал процесс отчуждения работников друг от друга и от самих себя. Впоследствии различные «философы» всячески опошлили термин «отчуждение», очень извратив его понимание. Суть же его в том, что при капитализме мы теряем в себе человека. И он, как бы не говорили всякие экзистенциалисты, уходит не вглубь нас, скрываясь за «наслоением общественных рамок и стереотипов», а переходит в производство стоимости. Капитализм рассматривает отдельного человека как придаток к машине, как ту часть в цепи капитал — товар — капитал, которая приводит в действие весь мёртвый металл станков, автомобилей, самолётов. Как тот уникальный товар, который только и может создать новую стоимость. Стоимость рабочей силы переходит в новую форму, в стоимость товара иного качества, присоединяется к ней. Но частная собственность на средства производства и, как следствие, собственность на продукты производства отбирает у человека продукт его труда и передаёт его в руки владельца средствами производства. Обратно же действительный производитель получает стоимость, воплощённую в товарах, не в полной мере отданной им самим рабочей силы, крови и пота, а на литр — пару литров меньше, чем он пролил. Работу, место, где создаётся новая стоимость, производитель начинает ненавидеть, потому что она его убивает, принося ему только убытки, не возвращаясь ему всё, что он положил на алтарь производства.
При капитализме мы теряем в себе человека. Он переходит в производство стоимости. Капитализм рассматривает отдельного человека как придаток к машине.
А ведь что есть «человек»? Что есть то «человеческое», качественно отличающее нас от зверей? Коммуникация? Нет, звери тоже коммуницируют. Хождение на двух ногах? Тогда человек — это просто менее заросшая обезьяна. Тоже мимо. Человека от животного отличает коллективная деятельность по преобразованию природы, то есть труд. И капитализм, отчуждая от человека человеческое, отбирает у него и тягу к труду как к преобразованию и созданию нового, оставляя у него тягу к животному, то есть к потреблению того, что в наличии, к удовлетворению потребностей. Отбирает капитализм и коллективность, единство сообщества в процессе созидания. Оттого и росли в XIX и XX веках и растут в XXI веке как грибы после дождя различные теории об идеальном человеке-одиночке, эдаком «сверхчеловеке», свободном от всех пут общественной связи, полным абсолютного цинизма ко всякому проявлению чувств, как ослабляющего его, вступающего в связи с обществом только в случае крайней необходимости. А мы с вами как плоды этого общества начинаем видеть всё вокруг только через призму стоимости, подвергаясь тому, что ещё в XIX веке назвали товарным фетишизмом.
Культура хиккикомори недаром ведёт свою родословную именно из тех стран, где капитализм получил своё наибольшее развитие, где он стал глобальным, империалистическим, распространив с собой эту же культуру и на полупериферию. Именно в этих странах, в упомянутых мною в начале Японии и Южной Корее, капитализм максимально разорвал всякие связи между отдельными представителями общества, скрепив их, однако, опосредованно, через капитал. Автор данного доклада, в прошлом человек довольно сильно подверженный затворничеству, задавался вопросом: Можно ли полностью отстраниться от общества и быть от него целиком независимым? Ведь на ресурсах, популярных среди «хикканов», очень часто случаются истерики с вопросами: «Почему? Почему же ты продолжаешь следовать за обществом?». А всё дело в том, что только живя в нынешнем обществе ты и получаешь возможность быть тем самым почти идеальным затворником, человеком-одиночкой. Для того чтоб ты, минимально связывая себя с обществом и живя в отдельной квартире, общество необходимо должно настолько плодотворно производить, чтоб у кого-то была возможность полностью или практически полностью находится на попечении общества. Те же самые дешёвые вещи, те же самые гаджеты и интернет стали возможны только тогда, когда на одном полушарии скопилось богатство, а на другом бедность. Ты можешь получить свой компьютер или смартфон с жидкокристалическим экраном по предельно низким ценам только в том случае, что вместо тебя где-нибудь в Конго материалы для производства этих вещей добудет маленький мальчик со средней зарплатой в 10$, а то и меньше. Этот мальчик ни за что в жизни не позволит себе купить iPad, для производства которого он накопал материалов.
Современные проблемы, поднимаемые женским движением, тесно связаны с этими вопросами. Жалобы о том, что «муж рассматривает меня как живой пылесос или любой другой механизм для удовлетворения его желаний» отражают ту самую противоречивость общества, когда любовь уже не является любовью, а является тем, что принято называть «отношениями». Отношениями субъектов которые «любят» друг друга постольку, поскольку они удовлетворяют друг для друга те или иные потребности. Отношения между ними опосредованы этими потребностями и только на них и строятся. Оттого и идёт, например, такое явление, как объективизация, от которой страдает множество девушек в погоне за приданием себе формы идеального товара на рынке отношений. Это всё, конечно, усугубляется исторически сложившимся положением женщин в обществе, где в определённый момент истории роль хозяина в доме перешла к мужчине, а женщина заняла подчинённое положение в системе общественного производства. Современный развитый капитализм предоставляет таблетку «сомы» в виде образа бизнес-леди или независимой женщины, эдакой самостоятельной львицы, не уступающей мужчинам ни в размерах обладаемого капитала, ни в общественном положении. Но давайте будем откровенными. Решает ли перераспределение богатств и мест на постах в пользу женщин коренные вопросы капитализма? Разве те же бизнес-леди перестают быть подвергнутыми требованиям объективизации? Разве исчезает из их отношений с другими опосредованность капиталом? Нет. Никуда это всё не девается. В этом и актуальность связи движения за освобождение женщины с движением за освобождение рабочего класса. С марксизмом.
Что делать?
Надо бороться. Хотя буржуазное общество и воспитывает в людях культуру борца-одиночки, террориста или эдакого супергероя способного в одиночку спасти Нью-Йорк от метеорита, но, как мы знаем из истории, преобразование осуществляет не герой и идущая за ним толпа, а только народные массы, не желающие жить по-прежнему и действующие как организованный субъект по преобразованию действительности. Однако корни борьбы не растут исключительно лишь из нашей воли или воли масс. Необходимы определённые условия для того, чтоб произошёл вообще подъём масс, чтоб некогда оторванные друг от друга фрилансеры, бухгалтеры, фрезеровщики и шахтёры осознали что у них есть один враг, что они-то в действительности являются определённым производящим нынешнее богатство классом общества и что только они могут настолько преобразовать действительность и построить новое общество на основе такой организации производства, когда труд будет не убивать человеческое, а наоборот укреплять и развивать его.
В своей борьбе необходимо выдвигать требования и действовать выходя за пределы капиталистического способа производства. Не подкрашивая капитализм, не перераспределяя (временно!) общественное богатство в пользу тех, кто был беднее, а устраняя вообще всякие основы того общества, где возможны богатые и бедные, работающие и неработающие.