Доклад о политическом положении (Бухарин)

Вопрос о текущем моменте разбивается на 3 части: 1) о международном положении, 2) о политическом кризисе и 3) об экономическом кризисе.

Первый вопрос, который подлежит обсуждению, это — почему империалистская война продолжается 3 года, несмотря на обессиление воюющих стран. Первая причина этого та, что ее размах стал еще больше чем раньше. В войну вошла Америка. Вы знаете, что недавно Китай, это громадное государство, под давлением коалиции союзников объявил войну Германии. В настоящее время можно сказать, что война сделалась в настоящем смысле слова мировой войной. Теперь война переживает новый фазис, в нее влиты новые силы.

Есть и другая причина продолжения войны: она лежит в политике господствующих классов по отношению к рабочему классу. За последнее время, когда окончательно наметился революционный протест пролетариата, перед капиталистическими правительствами стали вырисовываться перспективы социалистической революции, пролетарского восстания. Наиболее прозорливая часть буржуазии еще в начале войны предсказывала такие перспективы: так, например, деловой орган английского финансового капитала «Экономист» писал, что пролетариат последний раз дает вести себя на бойню, что после войны предстоят кровавые дни. За последнее время эта перспектива стала совершенно ясно вырисовываться, но, вы знаете, наименее благоприятной обстановкой для развертывания революционных действий международного пролетариата является обстановка войны, которая приводит в действие милитаристский аппарат и требует целого ряда репрессий, которые направлены против тех, кто против этой войны протестует. И так как военно-милитаристская клика во время войны является господствующей, то совершенно естественно, что эти органы государственной власти получают небывалое влияние не только на фронте, но и в стране. За примерами ходить недалеко: когда у нас началось наступление, когда Корнилов окреп на фронте, крепнут Корниловы и в тылу. Поэтому в расчеты буржуазии входит продолжение войны. Итак, война продолжается в силу двух причин: 1) в силу захвата в орбиту капиталистической бойни новых стран света, 2) в силу расчета буржуазии продолжением бойни подавить революционное движение внутри страны.

Для буржуазии особенно опасным моментом в развитии международных отношений является, несомненно, русская революция. Буржуазия всех стран отличается от социал-патриотов одним — умом. Социал-патриоты не видят дальше своей страны, учитывают только то, что у них под носом. Другое дело — буржуазия: она смотрит дальше своих границ, она учитывает все изменения, она оценивает и ведет свою политику, исходя из мировой ситуации. У нее есть аппарат, который все эти данные обрабатывает научным путем. Несомненно, российская революция не могла не приковать к себе внимания буржуазии всех стран. Она неизбежно должна была оказать влияние на состояние умов пролетариев других стран, и она это влияние окажет. Революция 1905 г. оказала влияние на рабочее движение других стран, нашла отклик и в ряде восточных стран. После революции 1905 г. австрийские рабочие получили всеобщее избирательное право. Революции в Китае, Турции, Персии были отзвуком революции 1905 года. Если революция 1905 г. оказала такое влияние, то тем более тот сдвиг, который произошел у нас теперь, не мог не отразиться так или иначе на остальных странах. Русская революция 1917 г. отличается от революции 1905 г. не только широтой размаха, но и качественно, потому что она произошла в обстановке войны. Последнее обстоятельство особенно важно и особенно учтено буржуазией. Для буржуазии в качестве основного решающего аргумента против пролетарского движения служил тот аргумент, который гласил: во время войны немыслима никакая классовая борьба, ничего нельзя делать. Эта аргументация была тяжелой артиллерией для социал-патриотов, которые служили орудием влияния буржуазии на пролетариат. И эта аргументация была сшиблена не на словах, а на деле русской революцией. Это имело глубокое принципиальное значение для всего международного пролетариата. Если плехановцы раньше нам твердили, что во время войны революции делать нельзя, то русская революция послужила фактическим опровержением этого, показала на деле возможность революционного восстания во время войны. С этой точки зрения русская революция была сугубо опасна для буржуазии, потому что она была набатным колоколом, звавшим международный пролетариат к восстанию во время войны. Если бы братание на фронте усилилось, оно уничтожило бы весь капитализм с его наемным рабством. И эта перспектива втягивания в борьбу против империализма, которая развилась бы в восстание народных масс, была особенно грозной для международной буржуазии. Вот почему русская революция стала бельмом на глазу у международной буржуазии, и все ее силы были направлены на задушение революции в России, ибо она сделалась очагом революции для всего мира.

Когда революция началась, союзная буржуазия ничего не имела против небольшого расшатывания устоев царского режима, потому что царское самодержавие мешало ведению войны. И Ллойд Джордж правильно сказал, что немецкие пушки разбивают те цепи, которые сковывают Россию. И вот когда революция началась, буржуазия союзного капитала, с одной стороны, приветствовала революцию, с другой — с самого же начала стала вести борьбу с дальнейшим развитием ее.

Она организовывала контрреволюционные силы внутри России, совершенно определенно спелась с основной партией русского империализма — кадетами. Эта политика велась сперва в прикрытой форме, потом все более наглой и привела к тому, что русская буржуазия сделала шаг, который является поворотным пунктом в истории русской, а следовательно, и международной революции. Я говорю о политике наступления. Политика наступления положила конец одному процессу, против которого бешено кричала вся буржуазия и ее социалистические и несоциалистические агенты. У нас на фронте одно время фактически не было войны. У нас было братание, которое все расширялось и имело шансы переброситься на другие фронты. Эта перспектива братания, которое могло задушить войну на месте, была ужасом и безумием для господствующих классов. Это означало бы, что мир будет заключен народами через головы правительств. Это означало бы восстание пролетариата и крестьянства против капиталистов, это означало бы крах империалистской политики. Это и был самый опасный пункт в русской революции для европейского капитала. Поэтому совершенно естественно, что буржуазия имела двойной ядовитый зуб против братания, против фактического перемирия. И она пытается сорвать это братание, создавши необходимые предпосылки для военной диктатуры в России.

Политика союзного капитала увенчалась успехом. Наступление началось после того, как в Россию приезжала масса различных делегаций. Давление союзного капитала возымело свое действие. Нет сомнения, что союзный капитал поставил ультиматум: или наступление, или закрываем денежные сундуки. Русская буржуазия на три четверти распродала уже Россию, а потому ей больше ничего и не оставалось, как согласиться. Этим объясняется то невероятное явление, что министр сегодня говорит о небоеспособности армии, а завтра отдает приказ о наступлении. Вы знаете, товарищи, что было только одно воззвание к армии со стороны Советов, и после того «Известия» стали бить отбой, доказывая, что они выбрасывают лозунг не наступления, а подготовки к наступлению. Социал-патриоты круто повернули в другую сторону, когда они стали перед фактом наступления. Совершенно ясно, что вся история с наступлением объясняется внушительным нажимом кнопки в банкирских конторах наших союзников и покровителей. Это наступление было поворотным пунктом в истории русской и международной революции. Победа сторонников наступления привела к тому, что открывавшиеся было перспективы заключения мира действительно демократическим путем стали исчезать. Налаживавшееся единство между пролетариатом разных стран было сорвано этим наступлением. Гражданский мир, который лопнул по всем швам в Германии, получил моральное подкрепление благодаря этому наступлению. То же явление мы наблюдаем в союзных и других странах. В первый момент наступления у большинства воюющих рабочих союзных стран появился луч надежды, что война скоро придет к концу. То же самое настроение было и у тех солдат, которые говорили: еще один-два удара — и мы получим мир. Буржуазия играла без промаха: если она выиграет наступление — будет хорошо, если она проиграет, — у нее в запасе большевики. Она знала, что тогда можно будет поднять дикий крик против революционной социал-демократии, как партии революционного пролетариата, и усилить тенденцию к созданию военно-монархической диктатуры в России. В данном случае буржуазия имела хорошо продуманный план, и этот план она провела. Этому весьма способствовала политика мелкобуржуазных партий: эсеров и меньшевиков. Наши крестьяне еще не доросли до империалистской позиции германского крестьянства. В Германии есть тип хозяев, которых у нас еще нет. Но и наше крестьянство является собственнической группой, и в этом корень глубокого принципиального различия между крестьянством и пролетариатом. Если пролетарий может дойти до антиоборонческой точки зрения, то это может сделать только пролетарий, потому что он не связан с собственностью. Крестьянину есть что терять, и он настроен оборончески, он не может стать на интернационалистскую точку зрения. Он может стать на антизахватническую позицию, но не на антиоборонческую. Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей, крестьянин же имеет клочок земли. Пролетарий может дойти до того, что интересы своего класса станут для него выше интересов государства. Другое дело — крестьяне; они могут быть против империализма, но всё их существо проникнуто оборончеством, подоплека которого — защита своей земли. Но, раз став на путь обороны страны, они были втянуты буржуазией на путь империализма. Совершенно ясно, что мелкобуржуазные партии должны были вступить в блок с российскими империалистами, а через него и с союзными империалистами и со своими родными братьями в Западной Европе — социал-патриотами.

Наши мелкобуржуазные партии все время входят во все более тесное соприкосновение с рабочими-империалистами Западной Европы. Союзная буржуазия посылала своих социалистических агентов — Гендерсона, Тома и пр. — к нашей мелкой буржуазии, которая, совершив целый ряд империалистских грехопадений, должна была вступить в блок с западноевропейскими империалистами. Создался, с одной стороны, блок капиталистов, с другой стороны — блок рабочих-империалистов Запада и мелкобуржуазной демократии России. И этот блок стал поддерживать общее дело — дело союзного капитала. Россия оказалась втянутой в политику империализма, против которой она вначале протестовала. Россия, которая при первых шагах революции играла исключительную роль в международной обстановке, эту роль перестает играть. Когда в начале революции у нас было двоевластие, Советы выступали с манифестами ко всем народам, теперь этого нет абсолютно. В России была особенной структуры власть — политическое двоецентрие. С тех пор как мелкая буржуазия вошла в блок с союзными империалистами, Россия как очаг революции временно перестала существовать. То, что было особенностью для России, временно исчезло, и указание на это составляет центральный пункт в моей резолюции. Сейчас в России царит такая же военная диктатура, как в Англии, Франции и во всех остальных странах. Но такое положение дела отнюдь не связано с уничтожением революционных перспектив у нас, в России. История работает за нас. История идет по пути, который приведет неизбежно к восстанию пролетариата и торжеству социализма.

Дальнейший процесс войны обостряет те тенденции, которые наметились в самом начале войны. Промежуточные слои и мелкие производители исчезают. За первый год войны мелкая буржуазия вымерла на 40%. Все средства производства концентрируются в руках капиталистического государства. Нарастает государственный капитализм — господство кучки олигархов — последняя мыслимая форма капитализма. С другой стороны, мы видим страшное обострение социальных противоречий. Можно говорить об абсолютном обеднении рабочего класса в экономическом отношении, о полурабском положении благодаря прикреплению к фабрике. Теперь рабочий в Западной Европе — крепостной на государственной фабрике. И этот социальный антагонизм, с одной стороны, и величайшая подготовленность капитализма для перехода к социалистическому хозяйству, с другой, говорят, что социалистическая революция подготовляется с двух концов. Далее нужно отметить, что если намечаются перспективы революционного движения масс, то мы должны констатировать крах политики мира, которую вели социал-шовинистские фракции правящих партий. Путь умеренного давления на свои правительства, который избрали социал-патриоты, лопнул самым наглядным образом. Вы помните, как мы с самого начала восстали против политики Советов, которые приглашали порвать гражданский мир в Западной Европе, поддерживая в то же время гражданский мир у себя, в России. Жизнь оправдала нас: эти пути соглашательства окончились тем, что не они перехитрили буржуазию, а буржуазия окрутила их. Они раньше смеялись над Шейдеманом, но они стали в тысячу раз хуже Шейдеманов: те еще не сажали сами своих товарищей в тюрьму, а наши сажают. Зато условия, в которых протекает борьба рабочего класса в России, делаются все более сходными с условиями Западной Европы. В настоящее время с общей нивелировкой положения и задачи наши сближаются более, чем когда бы то ни было. Теперь путь свободной пропаганды для нас закрыт, и мы уравнены в наших правах и обязанностях с товарищами, занимающими ту же позицию в Западной Европе и Америке. Наша тактика: против всякого гражданского мира, против империалистов и против мелкобуржуазных агентов империализма. Я еще остановлюсь на одном. Победа контрреволюции у нас в России — победа временная. Крестьянин, как собственник, неизбежно должен был подать руку союзному империализму. Но если крестьянин и подал руку помещику и фабриканту, то, с другой стороны, крестьянин еще не получил земли, и он должен завтра порвать с помещиком, которому он сегодня подал руку. Крах блока неизбежен, и мы будем иметь новый большой подъем революционной волны. И тут могут быть два случая: либо наша крестьянско-пролетарская революция победит раньше, чем вспыхнет революция в Западной Европе и в других странах, либо в какой-нибудь из западноевропейских стран революция победит раньше чем у нас. В первом случае перед победившей рабоче-крестьянской революцией на очередь станет объявление революционной войны, т.е. вооруженная помощь еще не победившим пролетариям. Эта война может носить различный характер. Если нам удастся починить разрушенный хозяйственный организм, мы перейдем в наступление. Но если у нас не хватит сил на ведение наступательной революционной войны, то мы будем вести революционную войну оборонительную. Тогда мы будем иметь право заявить пролетариату всего мира, что мы ведем священную войну во имя интересов всего пролетариата, и это будет звучать товарищеским призывом. Такой революционной войной мы будем разжигать пожар мировой социалистической революции. Единственным действительно демократическим выходом из того тупика, в который зашли западноевропейские, а затем и американские страны, является международная пролетарская революция, скольких бы жертв она нам ни стоила. Никакого другого разрешения вопроса нет.

Очень часто нас упрекают в том, что мы ставим слишком широкие задачи, что мы не указываем конкретных шагов; рассуждают так: если бы была синица в руках, может быть, не понадобился бы журавль в небе.

Но такой синицы нет и быть не может. Они забывают, что политика воздействия на свои правительства, которая предлагается ими, потерпела крах. Поэтому идея международной социалистической революции должна всемерно поддерживаться, как единственный выход из создавшегося положения.