Понятие атеизма в античной философии

Атеист — это чудовище среди людей...
Это темное и страшное учение,
незрелый плод мозга какого-то слепого мыслителя; странное и отвратительное извращение интеллекта, чудовищное разрушение разума.

П. Б. Шелли. Опровержение деизма

Атеисты — лучшие люди на земле...
Их религия — это та естественная любовь, которая заставляет сочувствовать несчастьям другого и побуждает людей объединиться для оказания помощи пострадавшему.

С. Марешаль. Культ и законы общества безбожников 

 

В истории человечества атеизм редко осознавался как явление положительное, к тому же далеко не всеми членами общества. На протяжении многих веков атеисты и атеизм третировались общественным мнением, правящими слоями, законодательством. Традиция неприязненного отношения к атеизму, вообще к неверию в Бога или богов, с течением времени обогащалась все более изощренными аргументами, язвительными эпитетами, сравнениями, афоризмами и т. п., глубоко проникая в сознание и подсознание людей. Атеизм разоблачали не только профессиональные проповедники религии, но и знаменитые философы, например, Лейбниц, Ф. Бэкон, Локк и даже провозвестник свободомыслия А. Коллинз. В последние десятилетия издавалось и переиздавалось множество богословских и религиозно-философских работ, направленных против атеизма, в том числе сочинение архиепископа Серафима (Соболева) «Русская идеология», где выразительно сказано: в будущем государственном законодательстве нужно предусмотреть «закон, сурово — вплоть до смертной казни — карающий пропаганду атеистических воззрений» (М., 1992. С. 100).

Существует и другая традиция, в рамках которой атеизм осмысливается иначе. Она с великим трудом пробивалась в условиях тотального господства религии. В процессе социального и культурного прогресса понятие атеизма наполнялось позитивным — и в моральном, и в интеллектуальном планах — смыслом

Для того чтобы лучше разобраться в существе этих традиций, стóит посмотреть, какой смысл вкладывался в понятие атеизма в разных исторических обстоятельствах, в каких терминах это понятие обозначалось людьми разных мировоззренческих ориентаций. Неоднозначный характер восприятия разными людьми одних и тех же слов понимали уже богословы. Как справедливо писал еще Григорий Богослов, «нередко одним и тем же словом означаются разные понятия, а иногда разными словами — одно и то же, и, наконец, различными наименованиями — различные предметы»[1]. Да и Августин отметил, что смысл одних и тех же слов может быть противоположным[2].

Несмотря на многочисленные варианты смыслов, вкладываемых в понятие атеизма, в общем и целом в нем фиксировался факт неверия в Бога или в богов, признание самодостаточности природы и человеческого происхождения религии; при этом оценки самого явления могли быть прямо противоположными. Уже в Ветхом Завете сообщается о существовании людей, не веривших в Бога: «Сказал безумец в сердце своем: “нет Бога”» (Псл. 13:1). Им отказано в здравомыслии, это «безумцы», притом аморальные. Но в древности были и иные оценки неверия.

Если речь идет о понимании атеизма в Древнем мире, то, наверное, интересно рассмотреть это в наиболее развитых обществах того времени, где уже сформировалась философская мысль, — в Греции и Риме. Независимо от того, из каких сословий происходили вольнодумцы античности, они, как правило, отражали настроения и интересы демократических слоев общества[3].

В Древней Греции безбожниками именовались «безумцы», совершившие преступления против религии, пренебрегавшие почитанием общепризнанных богов и тем более отвергавшие существование богов. Такая позиция именовалась «безбожием». Слова, обозначающие подобные понятия по-гречески, образуются из слова «θεός» и отрицательной частицы «α». Отсюда ό ἄθεος — безбожник, ή ἀθεότες — безбожность, атеизм. Термин же θεϊος (божественный) в Древней Греции использовался и применительно к высокоодаренным людям[4]. Уже из этого можно сделать вывод о том, что слово ἄθεος, напротив, выступало в общественном сознании как обозначение человека примитивного и малокультурного, хотя оно нередко использовалось и для дискредитации заведомо интеллектуальных людей. Судя по всему, это слово не применялось тогда в качестве самоназвания людей, отвергавших бытие и необходимость почитания признанных официальными богов, — оно использовалось в качестве ярлыка, сигнализирующего о совершении государственного преступления. В V–IV вв. до н. э. становится распространенным слово ἀσέβεια (нечестие, безбожность), означающее непочитание официально принятого пантеона[5]. Античная религия, как известно, не посягала на внутренний мир индивида. Во II–I вв. до н. э. некоторые мыслители — Панэций Родосский (180–100 до н. э.), Муций Сцевола (140–82 до н. э.), Марк Теренций Варрон (116–27 до н. э.) предлагали различать в античной религии три ее разновидности: мифическую (поэтическую, баснословную), введенную поэтами, не обязательную ни для кого; философскую (естественную, физическую), которая различным образом показывает, откуда берутся боги и всегда ли они существовали, — она непригодна для государства и должна быть удалена с форума; наконец, это гражданская (политическая) религия, введенная государственными властями, обязывающая гражданина участвовать в общих государственных культах. Знатоками последней являются жрецы — они знают, каких богов почитать публично, какие совершать жертвоприношения и обряды[6]. Видимо, пренебрежение почитанием богов было связано и с критическим философским отношением к пантеону. Немало тех, кого обвиняли в атеизме, подвергали преследованиям. Анаксагор (500–428 до н. э.), чьи взгляды на небесные явления расходились с общепринятыми религиозными представлениями, был отдан под суд и изгнан из Афин. Протагор (480–410 до н. э.), написавший: «Я не могу сказать о богах, существуют ли они и каковы они», — был обвинен в безбожии, приговорен к смерти, бежал и умер, утонув в море[7]. К смертной казни был приговорен и Сократ, обвиненный в отрицании богов, признанных обществом, а также во введении новых божественных существ и в развращении молодежи. Таким образом, безбожие ассоциируется не только с государственным преступлением, с отрицанием традиционной мифологии, но и с нравственным изъяном.

Насколько же было распространено свободомыслие в античном мире? Судя по литературе того времени, вольнодумцев было немало, — настолько, что уже в древности были составлены так называемые каталоги атеистов[8]. О них пишет современный польский исследователь истории атеизма Анджей Новицкий, ссылаясь при этом на М. Виннарчика. Первый каталог был создан около 2100 лет тому назад Газдрубалом из Карфагена. В возрасте 40 лет он поселился в Афинах и принял греческое имя Клитомах (ок. 175–110 до н. э.). Он был учеником знаменитого философа-скептика и атеиста Карнеада из Кирены (ок. 214–129 до н. э.). В отличие от Карнеада, не оставившего письменных свидетельств, Клитомах написал почти 400 сочинений, в которых представил и объяснил взгляды своего учителя. Сам он тоже был атеистом. Одним из аргументов против существования богов стал для него тот факт, что боги не защитили его родину от нашествия римлян. М. Виннарчик нашел 45 сведений об атеистах в сочинениях 20 античных авторов. Чаще всего встречается имя Диагора из Мелоса (29 раз), затем — Феодора из Кирены (23 раза), Евгемера (13 раз), Гиппона (8 раз), Крития (5 раз), Продика (3 раза). Каталог атеистов, составленный Клитомахом, не сохранился до наших дней, но известно, что из него черпали сведения Цицерон и Секст Эмпирик. Цицерон считал, что учения Диагора, Феодора, Протагора «не только уничтожают суеверия, заключающие в себе пустой страх перед богами, но также и религию, которая состоит в благочестивом поклонении богам. А те, которые утверждают, будто все представления о бессмертных богах были измышлены мудрыми людьми в интересах государства с целью воздействовать на тех, на кого не могут подействовать доводы рассудка? Разве они не разрушили религию до основания? А что оставил от религии Продик из Кеоса, учивший, что в число богов люди включали то, что шло на пользу человеческой жизни?». Цицерон пишет о тех, кто считает, будто «вовсе нет никаких богов» (Диагор и Феодор), о тех, которые считают, что боги вовсе не пекутся о человеческих делах (эпикурейцы), «которым кажется, что Эпикур только на словах сохранял богов, чтобы не подвергнуться нападкам со стороны афинян, а на деле он богов уничтожил»[9]. У Цицерона помимо атеистов описаны античные мыслители, свободно полемизирующие о религии: академик (скептик) Котта, стоик Бальб и эпикуреец Веллей. И хотя Котта в какой-то момент беседы назвал учение Эпикура «постыдным», — он тут же спохватился: «забыв о дружелюбии, я перехватил через край». Цицерон достаточно основательно излагает взгляды эпикурейцев, усматривая в них атеистический подтекст. И как бы оправдывая вольнодумство мыслителей-философов, пишет: «Все философские предписания применимы к жизни; и в общих, и в частных делах я поступал так, как предписывают рассудок и наука». Секст Эмпирик тоже зафиксировал наличие атеистов в Древней Греции: против существования богов, пишет он, «высказываются те, кто получил кличку безбожников, например, Эвгемер, старец-обманщик, безбожные кем нацарапаны книги, Диагор Мелосский, Продик Кеосский, Феодор и много других»[10].

Сам факт существования в обществе мыслителей, критически относившихся к религии, свидетельствует о том, что в обществе была социально-психологическая основа их свободомыслия: пишущие о чем-либо, как правило, пишут не для себя, они имеют социальных адресатов. Учениками Анаксагора были Еврипид и Перикл. Плутарх (45–127) писал, что «Анаксагор был одним из тех (выделено мной. — З. Т.), в ком видели людей, сводящих божественные начала к слепым неразумным причинам, к неизбежной последовательности событий». Апулей (ок. 124–?) в «Апологии» свидетельствовал: «Тех философов, которые исследуют простые причины тел, считают нерелигиозными; по той же причине считают, что они отрицают существование богов: в этом обвиняли Анаксагора, Левкиппа, Демокрита, Эпикура и прочих, изучавших природу» (выделено мной. — З. Т.). «Многие», «прочие»... — это не простые обмолвки. К тому же вольнодумцы не были разобщены[11]. Когда Анаксагора, обвинив в безбожии, изгнали из Афин, он уехал в Лампсак, где жил Метродор, смелый толкователь греческих мифов. Много позже, во II в. н. э., описывая «чудеса», совершаемые ненавистником учения Эпикура лжепророком Александром, Лукиан из Самосаты (120 — после 180), показывает и реакцию на них «многих из тех, кто имел разум», — они «восстали против него, в особенности друзья Эпикура. Их оказалось много, и они в разных городах постепенно раскрыли весь обман его пустых представлений»[12].

Любопытно, что мыслители, названные безбожниками, которые внесли значительный вклад в критическое осмысление религии, не сделали объектом своих размышлений само явление атеизма, во всяком случае, до Лукреция Кара (96–55 до н. э.), а также Цицерона.

Попытки выявить сущность атеизма мы найдем у Платона (427– 347 до н. э.). В «Законах» он начинает рассуждения об атеизме с нравственно-правовой оценки последнего. Верящие в существование богов согласно с законами, говорит он, не совершают нечестивых дел; совершают же «нечестивое дело» и высказывают «беззаконное слово» те, кто не верит в существование богов, а также те, кто, хотя и верит в их бытие, однако, отрицает их вмешательство в человеческие дела. Платон считал, что неверие, по существу, есть некая одержимость болезнью, которая с возрастом проходит, т. е. одну из причин атеизма он усматривает в особенностях психики тех, кто отвергает богов.

Отметим, что Платон зафиксировал наличие внушительного материалистического направления в философии, говоря о «странном учении», «которое большинство людей считает самым мудрым из всех» (речь идет о софистах). Сущность этого «странного учения» Платон усматривает в рассуждениях о том, что все вещи обязаны своим возникновением частью природе, частью искусству, частью случаю, а вовсе не уму или какому-нибудь божеству. О богах же, говорит Платон, эти люди утверждают: «Боги существуют не по природе, а в силу искусства и некоторых законов, причем в различных местах они различны сообразно с тем, какими каждый народ условился их считать при возникновении своего законодательства»[13]. Несколько ниже философ констатирует распространенность такого рода учений: если бы это было не так, «то не было бы нужды защищать учение о бытии богов. Но теперь это необходимо». Подчеркнем, что Платон связывает атеизм с материалистическими учениями: их приверженцы, говорит он, «смотрят на огонь, воду, землю и воздух как на первоначала всех вещей, и именно это-то они и называют природой. Душу же они позднее выводят из этих первоначал»[14].

От Платона же идет традиция теоретического обоснования необходимости наказаний тех, кто не признает веры в богов или в Бога. Людей, заблуждающихся по поводу богов, надо, по Платону, подвергнуть наказаниям. Обличая мнение софистов об условном, договорном характере религии, Платон видит его опасность в провоцировании «смут»: «сколько здесь пагубного для молодых людей как в общегосударственной жизни, так и в частной, семейной!»[15] Род наказаний зависит от того, к какому типу неверующих может быть отнесен человек. Классификация проводится по моральному признаку. Платон выделяет, во-первых, тех, кто совершенно отрицает бытие богов, но при этом не совершает дурных поступков; во-вторых, тех, «у кого к мнению, будто Вселенная лишена богов, добавляется невоздержанность в удовольствиях и страданиях, хотя они и обладают сильной памятью и прекрасной восприимчивостью к наукам. Общая болезнь тех и других та, что они не признают богов; но первые творят меньше зла на пагубу остальных людей, чем вторые»[16], исполненные коварства и злокозненные; из них, пишет Платон, выходят прорицатели, тираны, демагоги, основатели частных таинств, а также софисты; они, лицемеры, «заслуживают более чем смертной казни», а неверующие другого типа «нуждаются в увещании и тюремном заключении». Несмотря на то, что Платон требует наказаний для всех, кто отвергает богов, в его рассуждениях есть конструктивная мысль: среди неверующих есть и такие, кто от природы обладают справедливым характером, ненавидят дурных людей, избегают людей несправедливых, а справедливых любят. Правда, при этом так или иначе отрицание бытия богов рассматривается как государственное преступление. Сам Платон, будучи защитником религии, собирался усовершенствовать ее, считая ознакомление молодежи с наиболее одиозными религиозными мифами делом вредным. Атеизм же, с его точки зрения, это социально-политическое зло, ведущее к смуте, а также гносеологический изъян, поскольку неверие основывается на субъективном, релятивистском подходе к религии; наконец, это нравственный порок. Удел атеистов — тюрьма или насильственная смерть.

Противоположная, позитивная, трактовка атеизма с материалистических позиций была дана позже. Наиболее выразительным в этом плане был Лукреций, с которого, собственно, начинается осмысление атеистической традиции. В его поэме «О природе вещей» нет специальных размышлений о сущности, причинах и роли атеизма, хотя он отстаивает и теоретически обосновывает именно атеистический взгляд на мир, человека и религию. Он считает религию нечестивой и преступной, безнравственной уже в силу того, что она порождена вымыслом, обманом; религия пагубно влияет на психику людей, вызывая страх перед смертью. Вместе с тем в поэме ясно обозначены достоинства позиции, отвергающей религию. Преодоление религии сулит победу над страхом смерти, проникновение в сущность природы и внутреннего мира человека, знание и просвещение. Атеистическая убежденность позволила Лукрецию свободно и легко подняться мыслью в мир, не знающий пределов и границ, сознание бесконечности и естественности которого составляет основу для бесконечного духовного совершенствования человека. Сам Лукреций испытывает ощущение духовного взлета, ставя перед собой задачу освобождения людей от власти суеверий. В начале четвертой книги он создает образ поэта, идущего по полям Пиэриды (Пиэрия — долина муз), «по которым раньше ничья не ступала нога». Он приник устами к свежим родникам, и музы увенчали его чело «чудным венком из цветов, доселе неведомых»[17].

Культурная традиция, которую Лукреций воспринял и развил, возводится им к Эпикуру. «Лукреций прославлял Эпикура как героя, благодетеля и спасителя человечества, указавшего людям путь к счастью»[18]. Эпикур для него — идеал, великий эллин, который «впервые один осмелился смертные взоры» обратить на религию и выступить против нее. Лукреция восхищает интеллектуальная отвага великого предшественника:

 

И ни молва о богах, ни молньи, ни рокотом грозным

Небо его запугать не могли, но, напротив, сильнее

Духа решимость его побуждали к тому, чтобы крепкий

Врат природы затвор он первый сломить устремился.

Силою духа живой одержал он победу, и вышел

Он далеко за предел ограды огненной мира

По безграничным пройдя своей мыслью и духом пространствам.

 

И далее:

 

Так, в свою очередь, днесь религия нашей пятою

Попрана, нас же самих победа возносит до неба[19].

 

Лукреций ощущает себя преемником Эпикура: «За тобою я следую ныне и по твоим я стопам направляю шаги мои твердо». Он находит немало слов, призванных прославить интеллектуальный подвиг Эпикура: «доблесть твоя...», «дерзнувший впервые воздвигнуть столь ослепительный свет», «Греции слава и честь!», «...силой твоею открылась вся природа везде», «ты сущность вещей постиг», «богом он был...».

Лукреций обобщил завоевания античной атеистической мысли. Атеизм в его поэме представляет собой уже довольно стройную систему взглядов, — он основан на материалистическом мировоззрении, содержит аргументированную и разностороннюю критику религии, проникнут целью — освободить человека от религии, в которой, как и Эпикур, Лукреций усматривал зло. С этим связаны и методы, посредством которых Лукреций стремится помочь человеку освободиться от религии (выражаясь современным языком, это методы атеистического воспитания). Прежде всего это вовлечение человека в сферу знаний о природе посредством просвещения. Лукреций понимал, что усвоение нерелигиозного мировоззрения возможно лишь в результате обретения знаний о мире, человеке и религии. Одним из условий такого просвещения является доступное, яркое изложение мыслей:

 

Ибо, во-первых, учу я великому знанью, стараясь


Дух человека извлечь из темных тенет суеверий,

А, во-вторых, излагаю туманный предмет совершенно

Ясным стихом, усладив его муз обаяньем повсюду.

 

Знания помогут людям стать независимыми, свободными от всех суеверий, от страха перед богами. Тогда природа предстанет перед человеком свободной, «собственной волей все без участья богов создавая». По Лукрецию, представления о богах восходят к тем временам, когда на заре человечества царили невежество и темнота. Представления о богах — следствие «скудости познания» и отсутствия знания о вере. В V книге поэмы философ объясняет происхождение религии и ее воздействие на человечество:

 

О человеческий род несчастный! Такие явленья


Мог он богам приписать и присвоить им гнев беспощадный.

Сколько стенаний ему, сколько нам это язв причинило,

Сколько доставило слез и детям нашим и внукам![20]

 

Лукреций понимал, что одним из наиболее сильных страхов у человека является страх смерти, — а у греков он усугублялся представлениями об Аиде — и посвятил немало строк (именно с позиции атеиста), дарующих человеку утешение перед лицом смерти, воздействуя тем самым на эмоциональную сферу сознания.

Первым издателем и редактором поэмы «О природе вещей» был Цицерон, основательно осведомленный об эпикурейском учении и достаточно объективно изложивший его в сочинении «О природе богов». И хотя симпатии Цицерона на стороне Котты, «аргументы Веллея представляются в большинстве случаев весьма убедительными. Более того, в ряде мест и в самом тоне и способе аргументации Веллея вычитывается солидарность Цицерона с критическими замечаниями и недоумениями эпикурейцев»[21]. У Цицерона не вызывает возражений борьба атеистов с суевериями. Он не отгораживается ни в мировоззренческом, ни в моральном плане от тех, кого он считает разрушителями религии, находя с ними точки соприкосновения. В трактате «О дивинации» брат Цицерона Квинт говорит о Котте: «Мне кажется, что усердие его нападок против стоиков совершенно устраняет богов»[22].

Отношение к эпикуреизму в истории европейской мысли — пробный камень для определения мировоззренческой позиции и отношения к атеизму. Пожалуй, в античной культуре последним заметным приверженцем Эпикура и атеистом был Лукиан. Для него Эпикур — символ здравого смысла, идейная опора в разоблачении обмана религиозных авантюристов. Как было уже упомянуто, судя по Лукиану, в странах Средиземноморья оставалось еще немало вольнодумцев. Когда здесь появился религиозный обманщик Александр, против него восстали особенно друзья Эпикура. Лукиан четко проводит линию размежевания между Эпикуром и теми философами, на которых опирался Александр: «У Александра с Эпикуром велась война непримиримая и жестокая, и это вполне естественно. С кем же другим с большим основанием мог вести войну обманщик, друг всяких басен о чудесах, ненавистник правды, как не с Эпикуром, исследовавшим природу вещей, — единственным человеком, знавшим о ней истину?»[23] Лукиан описывает, с какой яростью расправлялся религиозный фанатик с книгой Эпикура «Основные положения»: он сжег ее на костре, «как будто сжигал самого философа», пепел же от нее бросил в море. Для Лукиана это «самая прекрасная из всех книг».

После Лукиана атеистическая традиция надолго прервалась, слабо проявляясь лишь в тенденциях, заключенных в других формах свободомыслия — в скептицизме, религиозном индифферентизме, антиклерикализме. Развиваться она (а с нею и позитивное отношение к атеизму) стала лишь с эпохи Возрождения. Истоки атеистических учений последующего времени — в творчестве вольнодумцев Древней Греции и Рима.

 


Примечания

[1] Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова. СПб., 1912. Т. 1. С. 110.

[2] Августин Блаженный, еп. Иппонийский. Христианская наука или основания священной герменевтики и церковного красноречия. Киев, 1835. С. 201.

[3] Социально-политические обстоятельства, вызвавшие к жизни вольнодумную культуру Древней Греции и Древнего Рима, основательно раскрыты в книге: Ley Hermann. Geschichte der Aufklärung und des Atheismus. Band 1. VEB. Deutsche Verlag der Wissenschaften. Berlin, 1966. S. 155–160, 347–366.

[4] Лурье С.Я. Демокрит. Тексты, перевод, исследования. Л., 1970. С. 555.

[5] См.: Залюбовина Г.Т. Борьба за сохранение полисной религии в период кризиса гражданской общины // Традиционная культура народов Западной Европы: античность и средневековье. Благовещенск, 1996. С. 23.

[6] См.: Августин Блаженный, еп. Иппонийский. О граде Божием. Киев, 1906. Т. 1. С. 219, 312 и др.; Зелинский Ф.Ф. Древнегреческая религия. Киев, 1993. С. 10.

[7] Секст Эмпирик. Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1975. С. 254. Цицерон также свидетельствует: «Ведь за то, что в начале своей книги он поместил слова: “О богах — есть они или нет — не имею ничего сказать”, он по постановлению афинян был изгнан не только из города, но и из страны, а книги его были публично сожжены. Я так думаю, что это заставило многих более осторожно высказывать такое мнение, поскольку даже сомнение не смогло избежать кары» (Цицерон. Философские трактаты. М., 1985. С. 80).

[8] См. об этом: Nowicki A. Zarys dziejόw krytyki religii. Starožytność. Warszawa, 1986. С. 108–109.

[9] Цицерон. О природе богов // Философские трактаты. М., 1985. С. 98, 60–61.


[10] Секст Эмпирик. Соч.: В 2 т. Т. 1. С. 252.


[11] Это характерно, в частности, и для школы древнего кинизма, последователи которой (Антисфен, Диоген, Кратет Фиванский, Гиппархия, Метрокл, Онесикрит, Филиск, Моним) вели «неутомимую и бесстрашную борьбу с религией, суевериями и предрассудками». По словам И. М.  Нахова, основательно исследовавшего жизнь и творчество киников, «нет никакого сомнения, что уже при жизни основателей кинической школы к ней примкнуло, явно и неявно, большое количество людей, так или иначе связанных с судьбой наиболее эксплуатируемых слоев античного общества на его закате» (Нахов И. М. Философия киников. М.: Наука, 1982. С. 69, 94; Он же. Антология кинизма. Фрагменты сочинений кинических мыслителей. М.: Наука, 1984).

[12]  Лукиан из Самосаты. Избранная проза. М., 1991. С. 235.

[13]  Платон. Соч.: В 3 т. М., 1972. Т. 3. Ч. 2. С. 376, 380, 381, 382. 


[14] Там же. С. 384. 


[15] Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3. Ч. 2. С. 382.

[16] Там же. С. 407.

[17] Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983. Кн. IV, 1–10. С. 125.

[18] Шахнович М.М. Сад Эпикура. СПб., 2002. С. 122.


[19] Тит Лукреций Кар. О природе вещей. Кн. I, 67–75, 78–79.

[20] Там же. Кн. V, 1194–1197.

[21] Майоров Г.Г. Цицерон как философ // Цицерон. Философские трактаты. М., 1995. С. 23.

[22] Цицерон. Философские трактаты. С. 194.


[23] Лукиан из Самосаты. Избранная проза. С. 236, 243.