5 февраля Мексиканские Соединённые Штаты отмечают День Конституции – основному закону самого большого на планете (122 млн. жителей) испаноязычного государства исполняется 100 лет. В этой стране в том самом 1917 году принятием доныне действующей конституции завершилась их революция 1910–1917 годов, так что про современную Мексику можно с полным основанием утверждать, что это государство, рождённое революцией. Однако обостряющиеся внутренние проблемы и избрание президентом США Дональда Трампа бросают Мексике новые вызовы и снова ставят вопрос о фундаментальных переменах – политических и социальных.
Революция начиналась как восстание против диктатуры генерала Порфирио Диаса (1830–1915), вошедшей в историю под названием «порфириат» (1876–1911). П. Диас проводил политику привлечения иностранных инвестиций – в условиях жёсткого подавления оппозиции и установления полной социально-политической «стабильности». Экономика страны быстро росла, вот только плодами процветания воспользовалась лишь узкая кучка олигархов и помещиков, тогда как 96 % крестьян лишились земли, по большей части превратившись в долговых полурабов-пеонов.
Землю сконцентрировали в своих руках латифундисты, церковь и компании из США и Великобритании. Как и тогдашнюю Россию, Мексику «взорвал» земельный вопрос – к которому прибавилось острое недовольство рабочих, лишённых каких-либо трудовых прав, а также средних слоёв, интеллигенции и даже части буржуазии и землевладельцев из богатых северных штатов. Их представитель – либеральный демократ, богатейший помещик Франсиско Мадеро (1873–1913) – и возглавил первый этап революции, завершившийся падением режима П. Диаса в мае 1911-го.
Революционное движение сразу разделилось на два направления: либеральное и радикально-крестьянское. Борьба различных сил вскоре после свержения П. Диаса вылилась в долгую и кровопролитную гражданскую войну, в ходе которой погибло, по разным оценкам, от 500 тыс. до 2 млн. чел., или порядка 1/10 части населения.
Как и всякая революция, Мексиканская революция вызывает горячие споры и разноречивые оценки. Как бы то ни было, она увенчалась классовым компромиссом, что был закреплён в конституции, носившей для того времени весьма прогрессивный характер. Достаточно сказать, что ею установлен 8-часовой рабочий день, что для 1917 года было огромным завоеванием. Конституция провозгласила первоначальную собственность государства на землю и воду; она отделила церковь от государства и запретила церкви владеть землёй и прочей недвижимостью, эксплуатируя крестьян.
Крестьяне добились земельной реформы – причём на тех условиях, за которые они и боролись: с передачей помещичьих земель не в частную собственность, а во владение традиционных крестьянских общин (эхидос). Реформа, правда, проходила долго и трудно, но к середине века она более-менее привела к поставленным целям.
Нанеся удар по пережиткам феодализма, революция завершила консолидацию нации. Если при порфириате «в струе» была «европеизация» Мексики, то на волне революции «мехиканос» (на 90 % метисы и индейцы) обратились к самобытным своим индейским корням. Кстати, Мексика может гордиться тем, что именно она ещё в XIX веке дала Америке первого президента-индейца – Бенито Хуареса (1806–72, президент в 1861–64 и 1867–72 годах), национального героя, возглавившего отпор европейским интервентам в 1861–67 годах и проводившего прогрессивные реформы.
Ещё во время революции 1910–17 годов ставился вопрос о государственном контроле над нефтяной отраслью или даже о её национализации. Руководствуясь конституционным принципом национального суверенитета, президент (1934–40) Лáсаро Кáрденас (1895–1970), сам участник революции, национализировал в 1937–38 годах принадлежавшие американцам и англичанам нефтепромыслы и железные дороги. Это смелое решение вызвало восхищение во всей Латинской Америке.
Мексиканская революция, вообще, оказала огромное влияние на весь регион, а конституция 1917 года послужила образцом для основных законов ряда государств Латинской Америки. Рождённая революцией новая Мексика приобрела репутацию «строптивой» страны: она первой в Западном полушарии, в 1924 году, признала СССР, а после 1959 года одной из немногих на континенте сохранила нормальные отношения с Кубой. Мексика долго служила прибежищем для революционеров со всего Нового Света: на её земле в одной компании оказались аргентинец Че Гевара и кубинец Кастро – и с её берегов они отплыли на яхте «Гранма» свергать Ф. Батисту.
«Мексиканский Чапаев» и другие герои
Подобно «февральским» революционерам в России, мадеристы (сторонники президента Мадеро) упорно не желали решать ключевой – аграрный – вопрос. Что их режим и сгубило: против него выступили силы как справа, так и слева. Реакционный генерал Викториано Уэрта в феврале 1913-го сверг и убил Мадеро, а с радикальными крестьянскими требованиями выступили почитаемые народом герои: Франциско (Панчо) Вилья (настоящее его имя: Хосе Доротео Аранго; 1878–1923), родом из северного штата Чиуауа, и южанин Эмилиано Сапата Саласар (1879–1919).
Вилью обычно рисуют таким себе «мексиканским Чапаевым» – в духе именно скорее кинематографического Чапая (к слову, 9 февраля исполнится 130 лет со дня рождения легендарного начдива). Талантливый крестьянский полководец, генерал (он, что интересно, применил в своих боевых рейдах мотоциклы Harley-Davidson), отчаянный сорвиголова с яркой простонародной харизмой – и человек неграмотный (едва умел читать и писать), политически неподкованный, по-селянски наивный, из-за чего Вилья легко попадал под влияние либералов и сдавал им плоды своих побед.
Большая Советская Энциклопедия [2 изд., т. 8, с. 80] так объясняет причины неудач революционеров: «Вилья не понимал необходимости объединения с рабочим движением для борьбы против мексиканских помещиков и капиталистов, против империализма США… …в силу стихийного характера крестьянского движения и отсутствия пролетарского руководства Вилья и Сапата не смогли создать революционного правительства и вынуждены были покинуть столицу [которую они взяли осенью 1914 года и даже провели грандиозный 50-тысячный парад – Д. К.]».
В действительности всё было немного сложнее. Надо заметить, что и Вилья, и особенно Сапата хорошо понимали интересы крестьянства и на подконтрольных им территориях проводили основательные социальные реформы, не ограничивавшиеся только перераспределением земель. Как отмечал американский журналист Джон Рид (1887–1920; впоследствии он напишет книгу «Десять дней, которые потрясли мир» и будет похоронен у Кремлёвской стены), Вилья «обладает необыкновенной способностью выражать чувства народных масс». А Э. Сапата, стоявший в плане политической зрелости на голову выше Вильи, тот, вообще, ещё осенью 1911 года заклеймил Мадеро как «предателя революции» (между тем как Панчо Вилья тогда ещё поддерживал либерала!) и выступил с «планом Айяла», предусматривавшим немедленную передачу земель крестьянам. Понимал Э. Сапата, всю жизнь упорно учившийся, работавший над собой, и необходимость соединения крестьянского движения с рабочим. В 1917 году он, кстати, приветствовал революцию в России.
Как раз наоборот, это скорее рабочий класс оказался глух к чаяниям селян! В рабочем движении Мексики доминировали анархо-синдикалисты, которые считали крестьян реакционным классом и поставляли рекрутов в правительственные войска (т. н. «красные батальоны» в армии генерала Альваро Обрегона, ставшего после революции президентом). Более того, и либерал Ф. Мадеро, и осуществлявший бонапартистское лавирование В. Уэрта, и взошедший на вершину власти под конец революции ещё один либерал и богач Венустиано Карранса (1859–1920) – все они заигрывали с пролетариатом, поощряли (и «приручали») профсоюзное движение (запрещённое при Порфирио Диасе), всячески противополагая рабочих крестьянам.
Таким образом, сама противоположность между городом и деревней – умело используемая либеральной буржуазией – расколола и революционное движение народных масс, сделав невозможной победу революции в её радикальном варианте.
Чего там вправду ещё не было – так это интеллектуального, идеологического руководства революционным движением крестьянства, в принципе неспособного, хотя бы уже в силу своей «забитости», «задавленности» каждодневным физическим трудом и отсутствия образования, к самостоятельной выработке теоретического классового сознания. Не было рядом с «мексиканским Чапаевым» своего «комиссара Фурманова»! По словам американского историка Фрэнка Танненбаума, «в Мексике не было Руссо, Вольтера, Монтескьё, Дидро… В Мексике не было Ленина».
Вилья и Сапата даже внешне были похожи на Василия Ивановича Чапаева – все трое носили знатные, лихо закрученные усы; только вместо бурки и папахи у горячих мексиканских мачо были бандольеры (патронные ленты, обёрнутые через плечо вокруг туловища) и сомбреро. Панчо Вилью можно назвать ещё и «мексиканским Котовским»: сын бесправного пеона, мстивший за обесчещенную сыном хозяина сестру, он в юности был разбойником, членом банды таких же, как он, беглых пеонов, грабившей помещичьи асьенды. Своё новое имя Франсиско Вилья он «унаследовал» от главаря банды, перед смертью завещавшего лихому парню возглавить их отряд.
Была у Мексиканской революции ещё и своя «Анка-пулемётчица»: солдатка («сольдадера») Аделита, своим боевым примером вдохновлявшая повстанцев на подвиги. В народной песне 1914 года поётся: «А если вдруг я погибну на войне и мой труп похоронят – Аделита, Богом заклинаю тебя – приди оплакать меня на мою могилку!». Мелодию «Аделиты» знает каждый рождённый в Советском Союзе: это «Марш весёлых ребят» из прославленной кинокомедии! Григорию Александрову, когда он вместе с Сергеем Эйзенштейном работал в Мексике, очень понравилась эта мелодия, и её использовал, выполнив музыкальную обработку, Исаак Дунаевский.
Но Аделита – личность полулегендарная, а вот одна из реальных сольдадер – Петра Эррера – дослужилась до полковника; однако Ф. Вилья не пожелал возвести женщину-командира в генералы, и она ушла от него, создав свой женский отряд.
Сапате принадлежит известное выражение: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» (как вариант: «Лучше смерть в бою, чем жизнь раба!»). Позднее его иными словами перескажет Долорес Ибаррури. И Вилья, и Сапата продолжили свою партизанскую борьбу и после принятия конституции, формально завершившего революцию. (Вилья в 1920 году пошёл на примирение с правительством и отошёл от борьбы, занявшись сельским хозяйством.) Оба – и Вилья, и Сапата – были подло убиты реакционерами (погиб, кстати, и старший брат Сапаты Эуфемио), однако это тот случай, когда сама гибель превратила их имена в легенды, в знамя народной борьбы, – примерно так же, как это произойдёт спустя ровно полвека с Че Геварой.
В наше время наследницей революционного сапатизма стала Сапатистская армия национального освобождения (ныне, после заключения в 1995-м мирного соглашения с правительством, – легальный Сапатистский фронт национального освобождения) – леворадикальная организация, вышедшая из южного штата Чьяпас, идейным лидером которой до недавнего времени был загадочный и неоднозначный субкоманданте Маркос. Одним из требований неосапатистов заявлено принятие новой конституции, которая б утвердила собственность народа на землю и недра.
Искусство революции, революция в искусстве
Мало кто знает, что весёлая песенка «Ля Кукарача» – это тоже сатирическая песня мексиканских революционеров, близкая по духу к нашим «Яблочку» или «Цыплёнок жареный…». Тараканами (исп. la cucaracha, ср. англ. cockroach) звали солдат правительственных войск. Кроме того, в одном из вариантов «Кукарачи» содержится намёк на узурпатора Уэрту, который много пил и употреблял марихуану («…таракан уж не может ходить, оттого что у него нет “травки” покурить!»).
На период Мексиканской революции пришёлся расцвет жанра народных песен-баллад корридо, повествовавших о её героях – Мадеро, Вилье, Сапате:
Сеньоры, печали полна моя песня
И струны гитары стонут:
Убит в Чинамеке изменой Сапата,
Защитник и друг пеонов.
Среди всех стран Латинской Америки, пожалуй, одно лишь изобразительное искусство Мексики широко известно во всём мире. Это искусство, представленное такими именами, как Хосе Давид Альфаро Сикейрос (1896–1974), Диего Ривера (1886–1957), Хосе Клименте Ороско (1883–1949), Леопольдо Мендес (1902–69), было рождено Мексиканской революцией, выразило в художественных образах её идеи и само стало революцией в искусстве XX столетия. Мастера мурализма (от исп. mura – «настенная роспись», англ. mural, – молодых художников, расписывавших, начиная с 1920-х годов, стены общественных зданий, стали называть муралистами), возродили на новой идейно-эстетической основе древнее, возвышенное искусство стенной росписи. Они сочетали народность, глубокое социальное содержание и обращение к глубинам национальной истории с самыми смелыми экспериментами в области формы и техники (сочетание фрески, мозаики, силикатных красок и др.).
В 1911 году Сикейрос, будучи студентом Академии художеств Сан-Карлос, участвовал в студенческих волнениях. Он принял участие в гражданской войне на стороне т. н. конституционалистов (каррансистов), дослужившись до офицерского звания, – напомним, что многие мексиканские леваки не приняли крестьянскую войну Вильи – Сапаты, выступив против восставшего крестьянства. В 1922 году Сикейрос учредил «Революционный синдикат работников техники и искусства» и в том же году вступил в Мексиканскую коммунистическую партию, основанную как раз по окончании революции, в 1919 году. Являлся членом ЦК партии, редактором её газеты El Mundo, активным организатором профсоюзного движения в стране.
О Мексиканской революции он писал: «Мы вышли из горнила войны другими людьми, художниками нового типа. Мексиканская революция, момент глубокого исторического кризиса, заставила нас задуматься о родине, о нашем прошлом, о наших проблемах, она заставила нас поездить по стране и задуматься о нашей сущности, войти в контакт с нашими традициями и нравами. Революция заставила нас увидеть и оценить национальный дух, который стал для нас откровением».
Сикейрос прожил исключительно бурную, как для художника, жизнь. Его не раз арестовывали за его политическую деятельность, он сидел в тюрьме и находился в ссылке. Воевал в Испании под командой легендарного генерала Энрике Листера и получил в республиканской армии звание полковника («Меня называли Лихим Полковником» – так живописец озаглавил свои воспоминания). Наконец, Сикейрос принял участие в покушении на Льва Троцкого, получившего убежище в Мексике.
В отличие от молодого Сикейроса, Ороско в годы революции симпатизировал сапатистам и остро воспринимал весь трагизм крестьянского движения: «Мир вокруг нас раскалывался. Отправлялись на бойню войска. Взрывались поезда. У церковных порталов поспешно расстреливались несчастные крестьяне Сапаты, попавшие в плен к каррансистам. Люди привыкли к убийству, к пресыщению чувств, к самому безжалостному самомнению, к скотской разнузданности». Художник выставлял на публике карикатуры на президента (1914–20, до 1917 года – временный) Каррансу.
Диего Риверы в то время на родине не было – он с 1907 по 1921 год жил в Европе, дольше всего – в Париже, где дружил с Пикассо, Модильяни и Эренбургом. Художник прошёл непростой идейно-политический путь: так же, как и Сикейрос, он в 1922 году вступил в компартию, приезжал в Советский Союз на празднование 10-летия Октябрьской революции; затем, в противоположность Сикейросу, сошёлся с Троцким; но позже порвал с троцкизмом и вернулся в лоно компартии. Его самой необычной работой стала фреска «Человек на распутье» («Man at the Crossroads») в Рокфеллеровском центре Нью-Йорка. В этой цитадели капитализма он умудрился изобразить торжество социализма над буржуазным миром угнетения и паразитизма – да к тому ж ещё и с образом В. Ленина, соединяющего руки трудящихся разных рас! Неудивительно, что заказчик решил уничтожить роспись – вопреки протестам людей искусства. Позже Ривера воспроизвёл фреску в Мехико во Дворце изящных искусств.
Непосредственно бурным событиям Мексиканской революции посвящена фреска Давида Сикейроса «Революция против порфирианской диктатуры» (1957–60, Национальный музей истории, замок Чапультепек в Мехико). Её героем выступает народная масса, движущаяся неостановимым, всепобеждающим людским потоком. Идея социального и культурного прогресса, служения интеллигенции простому народу воплощена в мозаиках того же автора «Народ – в университет, университет – народу!», которые украшают ректорат Национального автономного университета Мехико. Чаяния крестьянства, неудовлетворённость половинчатыми результатами революции, воля народа к дальнейшей борьбе нашли выражение в обострённо экспрессивной графике Л. Мендеса (линогравюра «Я жажду!», 1948) и его школы («Мастерская народной графики», основанная в 1937-м при поддержке Сикейроса).
Мексиканцы находились в авангарде столь характерного для нового времени синтеза искусств – архитектуры и монументального изобразительного искусства, – что воплотилось в творениях Хуана О’Гормана (1905–82). Несомненна и связь с мурализмом формирования стилистики политического и социального граффити.
Мексиканское искусство оказало решающее влияние на новейшее искусство Аргентины, Бразилии, Перу, Чили. Но, между прочим-то, Мексиканская революция заметно повлияла и на становление в то время Голливуда, на его ковбойский жанр.
Классикой стала лента 1952 года «Вива, Сапата!» (режиссёр – Элиа Казан, по сценарию Джона Стейнбека), в котором заглавную роль исполнил Марлон Брандо, а Энтони Куинн, сыгравший Эуфемио Сапату, получил «Оскара» за роль второго плана. Роль же Панчо Вильи в разное время исполнили Юл Бриннер (известный всем по вестерну «Великолепная семёрка»), Антонио Бандерас и Джонни Депп.
И снова «порфириат»?
Спустя сотню лет, в начале XXI века, на пике неолиберализма неплохой рост экономики Мексики – который, правда, снизился в 2013–15 годах до 1,4–2,3 %, а до того, в кризис 2009-го, экономика страны и вовсе рухнула на целых 6,2 %! – ведёт к социальной ситуации, чем-то напоминающей обстановку на излёте порфириата.
Общество раздирает неравенство. По данным за 2012 год, доходы 10 % самых богатых граждан превышали доходы 10 % беднейших людей в 21 раз (!) – хоть этот показатель и снизился несколько с конца 80-х. Коэффициент Джинни составляет 48 (по его шкале 0 – абсолютное равенство, 100 – абсолютное неравенство; значения порядка 50 – это очень много!). Доля бедных по национальному порогу бедности выросла с 49 % в 2008 году до 53,2 % в 2014-м, а более 10 % мексиканцев до сих пор живут менее чем на 3 доллара США в день (в 90-е их доля превышала порою 30 %!).
«…большая проблема Мексики – распределение богатства. Часть населения страны очень богата, но большинство людей (около 40 %) имеют крайне низкий доход и живут на грани или за гранью бедности. …самый богатый человек на земле, по версии американского журнала Forbes, – мексиканец Карлос Слим Элу. Тем не менее, некоторые сообщества на юго-востоке Мексики живут настолько бедно, что их можно сравнить со странами Центральной Африки. А на среднем западе и в некоторых крупных городах страны есть районы, которые можно назвать одними из самых богатых в мире» [Эдгар Эрнандес Мендоса. Украина – Мексика: народная дипломатия. Хотя и без крупных проектов. – газ. «2000», 2013, № 1–2 (637)].
2017 год в Мексике начался с многотысячных народных протестов против gasolinazo – владельцев бензоколонок, а вернее – против резкого (одним махом на 20 %) повышения цен на бензин и дизельное топливо. В стране, являющейся одним из крупнейших в мире поставщиков нефти, среднестатистическому гражданину, как подсчитала одна местная газета, нужно проработать целых 12 дней, чтобы заправить полный бак автомобиля! Тогда как канадцу или норвежцу для этого хватит полдня.
С начала 1990-х годов правящие либералы стремятся приватизировать всё и вся, добравшись теперь и до нефтяной промышленности. Есть мнение, что одной из причин вздорожания бензина стала политика либерализации рынка нефтепродуктов, отказа от государственного контроля над нефтяной отраслью. Нефтепереработка стала переходить в руки североамериканских корпораций, а те по каким-то своим соображениям предпочитают перерабатывать мексиканскую нефть на заводах в США, поставляя затем нефтепродукты обратно в Мексику, – она ныне ввозит более половины потребляемого топлива! (Подобная ситуация с НПЗ знакома и Украине, импортирующей нефтепродукты, в то время как простаивают и приходят в упадок свои, построенные при СССР нефтеперерабатывающие мощности.) Эти комбинации монополистов на «свободном рынке» и взвинтили, по-видимому, цены на горючее.
Но ведь высокие цены на моторное топливо, как мы понимаем – и хорошо это знаем! – это ещё и рост цен на жизненно необходимые товары, в себестоимость коих входят транспортные издержки. «Газолинасо» больно бьёт по малообеспеченным людям, усугубляя их бедствия. Особенно же мексиканцев возмутило то, что для депутатов и части чиновников введены льготные талоны на бензин, оплачиваемые из бюджета, то есть из средств налогоплательщиков. Ситуация с бензином стала той самой «последней каплей», что вывела народ на улицы, заставив прибегнуть к столь крайним формам протеста, как захват автозаправок и блокирование дорог, и всё это сопровождалось мародёрством, разграблением сотен магазинов и бензоколонок.
Власть ответила арестами протестующих, применением против них полицией оружия. Есть раненые и погибшие. Рейтинг правого президента Энрике Пенья Ньето (род. 1966), креатуры Барака Обамы, резко падает – его немедленной отставки, не дожидаясь окончания полномочий в 2018 году, также требуют манифестанты. Ньето пришёл к власти в 2012 году в результате очень сомнительных выборов (возникли небезосновательные подозрения в подтасовке их результатов). И, похоже, он, не ограничиваясь демагогией, что, мол, «сегодняшняя Мексика – сильная, динамичная, конкурентоспособная страна», готов ради удержания власти применять силу.
Что показательно, идя к власти, Ньето клялся не допустить повышения цен на бензин, а либеральные реформы в нефтеперерабатывающей отрасли были призваны увеличить производство бензина и снизить цены на него. Но снова мы видим, как стихия рынка приводит к результатам, прямо противоположным поставленной цели!
Мексика – страна с одним из самых высоких в мире уровнем преступности, чему способствует то обстоятельство, что через Мексику проходит основной канал «траффика» в США наркотиков и нелегальных мигрантов из Центральной Америки. С 2007 по 2012 год – во многом как результат неолиберальных реформ, урезания расходов на образование, бросившего бедняцкую молодёжь в объятья наркомафии, – число убийств на 100.000 жит. возросло с 7,8 до 21,3, похищений людей – с 0,4 до 1,5 в 2013-м. Одним из главных обещаний президента Ньето было снизить уровень преступности наполовину. Вроде бы в 2015 году удалось снизить его на четверть.
Однако хоть на словах власть и ведёт непримиримую борьбу с наркобаронами и прочим криминалом, на практике олигархия и коррумпированное чиновничество, а также «силовики», поддерживают тесные связи с организованной преступностью, используя её для выполнения «грязной работы»: для устранения тех, кто требует и добивается справедливости. Мексиканцы не забыли, как в 2014 году пропали без вести 43 студента, направлявшиеся на акцию протеста. Имеются доказательства того, что их выкрали и убили наёмные гангстеры по «заказу» чиновников, которым «надоели» протесты «вечно чем-то недовольных» активистов-смутьянов…
Вновь остро стоит в Мексике и крестьянский вопрос, что наглядно показали события 1994 года – неосапатистское восстание крестьян-индейцев в штате Чьяпос. Утверждение капиталистических отношений вызвало разложение общин-эхидос и расслоение крестьянства с разорением и маргинализацией значительной части его. Этот процесс вдобавок ускорился либерализацией внешней торговли, конкуренцией дешёвого продовольствия, ввозимого из США в рамках свободного рынка NAFTA.
Говорят, общинное земледелие показало свою неэффективность. Но нужно иметь в виду, что у индейцев, возделывающих свои участки сотни, если не тысячи лет, своё, принципиально нерыночное мировосприятие, не оперирующее принятыми у буржуазии критериями «экономической эффективности», – вследствие чего они и воспринимают все эти процессы крайне болезненно. Характерный эпизод: когда субкоманданте Маркос начинал свою революционную проповедь крестьянам Юга, они поначалу даже не понимали его – ибо для них земля не собственность, а «сердце общин»! И оттого они по-прежнему отстаивают своё общинное землевладение.
Под пятою северного соседа
Решение президента Дональда Трампа возвести новую, более основательную стену на границе с Мексикой (да ещё и за счёт её самой!) иначе как издевательством над мексиканцами назвать нельзя: ведь их хотят отгородить от их же исторических, исконных земель! Должно быть, мистер Трамп забыл: практически весь нынешний Запад США американцы отобрали у Мексики в войне 1846–48 годов (включая т. н. «Покупку Гадсдена» (Gadsden Purchase) 1856 года) – а это примерно такая же по площади территория (ок. 2 млн. км2), какую Мексика занимает ныне (1,96 млн. км2)!
Земли южного соседа американцы «отжимали» в типично своей манере. Для начала граждане США заселили Техас, создав там свои плантации. В 1835 году они подняли мятеж, при поддержке США разбили мексиканские войска и провозгласили независимое государство Республика Техас, позже вошедшее в состав Соединённых Штатов. В начавшейся из-за аннексии Техаса войне отсталая Мексика, не способная защитить обширные территории, потерпела поражение, американцы оккупировали её Север, после чего предложили соседу продать де-факто потерянные им земли.
Сделку оформил договор Гуаделупе-Идальго – Мексика получила в качестве компенсации 15 млн. долл., да плюс правительство США оплатило долги Мексики гражданам США. Сценарий этот был отработан американцами ещё в 1819 году, когда они точно так же захватили Флориду и… предложили Испании продать её!
Согласно упомянутому договору, мексиканцам, оставшимся жить на землях, отходивших к США, гарантировались гражданские права и право собственности, но при ратификации договора Сенатом США указанное положение из текста исчезло.
Более того, аппетиты зарождавшейся супердержавы распространялись куда дальше – на полуостров Калифорния и ещё ряд районов, и их Штаты наверняка тоже «оттяпали» бы, но этому помешала борьба разных интересов и сил в самих США.
В ходе событий Мексиканской революции Соединённые Штаты Америки также регулярно вмешивались в дела Мексики – они вели борьбу за неё, как за свою сферу влияния, против английских империалистов, и в эту схватку ещё попытались «влезть» Германия и Япония. Поводы для вмешательства американцы находили самые благозвучные – президент Вудро Вильсон (1856–1924, глава государства в 1913–21 годах) позиционировал себя поборником «демократических ценностей».
Так, североамериканцы воспользовались т. н. «делом Бентона». Британский подданный землевладелец Уильям Бентон с оружием в руках заявился в ставку Ф. Вильи и потребовал вернуть ему экспроприированные у него земли. За попытку покушения на генерала Вилью Бентона «пустили в расход», и Вашингтон от имени Великобритании (она не признавала правительство Каррансы, боровшегося против диктатора Уэрты, а Вилья тогда был за Каррансу) потребовал разбирательства.
С апреля по ноябрь 1914 года флот и морская пехота США оккупировали стратегически важный порт Веракрус, а в 1916 году генерал Джон Першинг гонялся по пустыне за Панчо Вильей. Но сопротивление мексиканского народа и негативная международная реакция заставили США отказаться от продолжения их действий.
Да, мексиканцы никогда не были просто беспомощными жертвами агрессии с севера! Но в последнее время Мексика проявляла себя самым верным и послушным союзником Вашингтона к югу от Рио-Гранде! Теперь ситуация может измениться.
Вообще, сейчас трудно просчитать, к чему приведёт задекларированная г-ном Трампом политика в отношении Латинской Америки. Одним из достижений его предшественника стало то, что ему с большим трудом удалось-таки обернуть вспять «левый поворот» на континенте, насадив кое-где проамериканских или, уж во всяком случае, лояльных к США президентов. То, что говорит и делает Трамп, ведёт к росту там антиамериканских настроений и «подставляет» проамериканские силы, которым (как, например, в Аргентине) и так нелегко справляться с недовольством.
Осенью, когда Трамп был ещё только кандидатом в президенты, Пенья Ньето попытался было «умиротворить» его, предложив личную встречу. Такая инициатива вызвала взрыв негодования сограждан, и, видимо, общественное мнение заставило теряющего поддержку главу государства пойти на демарш, отменив назначенный на 31 января визит в Штаты для переговоров с президентом Трампом. Мексиканцев поддерживают в Латинской Америке. Генсек УНАСУР (Союза южноамериканских наций) Эрнесто Сампер заявил 26 января: «От имени Секретариата УНАСУР выражаю своё неприятие вызывающего решения нового президента Соединённых Штатов, который стремится навязать мексиканскому народу унизительное обязательство оплатить строительство ещё более унизительной стены…».
Даже упомянутый мультимиллиардер Карлос Слим призвал к «национальному единству» ради того, чтобы вести переговоры с Вашингтоном «с позиции силы»! Это важно: часть мексиканской буржуазии, отстаивая свои интересы, тоже может выступить против диктата США. А заодно и против нынешней власти – буржуазия Севера крайне недовольна, прежде всего, разгулом бандитизма, с которым плохо справляется власть. Насколько известно, во времена правления в Бразилии Лулы в среде мексиканской буржуазной элиты всерьёз обсуждался вопрос, а не было б целесообразно и в Мексике внедрить бразильскую левоцентристскую модель.
Д. Трамп допускает введение 20%-го тарифа на импорт мексиканских товаров и услуг – для изыскания средств на постройку стены. Возможно, Трамп лишь ищет повод для возведения протекционистского барьера. Мексика особенно тесно связана со Штатами экономически – на северного соседа приходится ок. 80 % её внешнего товарооборота. Торговый протекционизм со стороны США очень больно бы ударил по экономикам Латинской Америки, но с чрезвычайной силой – именно по Мексике.
Как результат распада общин и обнищания крестьянства, т. е. как результат капиталистического развития и политики неолиберализма, возникла масса «лишнего люда», но она покамест находит выход в эмиграции в Соединённые Штаты – да ещё на машиносборочных предприятиях «макиладорес», поднявшихся в городах на границе с США. Благодаря этому в стране номинально низкий уровень безработицы – менее 5 %. Но всё изменится, ежели Трамп действительно добьётся возвращения рабочих мест в США и депортирует на родину миллионы нелегальных мигрантов.
Вы представляете, что будет, если в Мексику – и в другие страны Латинской Америки, но в Мексике этот эффект будет гораздо сильнее, – в самом деле вернутся миллионы озлобленных людей, лишившихся работы и устоявшегося уже быта?!
Так повелось, что левому Югу противостоит более богатый, поддерживающий правых и настроенный проамерикански Север, высокомерно считающий южан «бездельниками». В этом даже усматривали потенциальную угрозу распада страны. Однако политика Трампа может изменить общественные настроения и на Севере.
Забвение и наследие революции
Заряд революции 1910–17 годов угас уже к середине прошлого века. С 1929 по 2000 год Мексикой без перерывов правила Институционно-революционная партия (ИРП, современное название с 1946-го), как продолжательница курса революции. К этой партии принадлежал и Ласаро Карденас, ставший её наиболее радикальным лидером. Партия заявляла о «перманентном» характере революции, она проводила независимую политику и социальные преобразования, ратуя при этом за классовое примирение. Однако в условиях фактической монополии ИРП на власть партия всё более погружалась в пучину коррупции, и во второй половине XX столетия в Мексике наметился поворот от революционных традиций к реакции, к подавлению рабочих и студенческих протестов. Кульминацией этого стал кровавый расстрел манифестации студентов в Мехико 2 октября 1968 года («Резня в Тлателолько»).
Собственно, ИРП, продолжая считаться «левоцентристской» политсилой, и начала в 80-е годы – под нажимом США и международных финансовых институтов – либеральные реформы в экономике, приватизировав практически всё, что можно, кроме «нефтянки». Этот курс продолжили президенты от ещё более правой Партии национального действия (ПНД) – Висенте Фокс Кесада (в 2000–06 годах) и Филипе Кальдерон (2006–12) – и нынешний глава государства, представляющий снова ИРП.
При правлении ПНД, которая создавалась в середине прошлого столетия как партия правоконсервативная и клерикальная – в противоположность светской ИРП, усилились попытки ревизовать национальную историю, очернить Мексиканскую революцию и, напротив, обелить, представить в положительном свете порфириат.
Утрачены и прогрессивные, боевые традиции мексиканского искусства. В стране, как и почти повсюду, господствует западная, американизированная или же как бы «колоритно-латиноамериканская» попса – все эти «мыльные оперы» и поп-звёзды типа колумбийки Шакиры. В жанре корридо, наряду с сохраняющимися ещё песнями социального содержания (о жизни рабочих, мигрантов и т. д.), широко распространилось т. н. нарко-корридо, прославляющее преступный способ жизни, пропагандирующее его среди молодёжи (что-то вроде нашего блатного «шансона»).
После того как ИРП полностью «деидеологизировалась» и утратила остатки былой «левизны», крупнейшей левой партией Мексики, следующей ещё в русле карденизма, стала Партия демократической революции (ПДР). Она сформировалась в конце 80-х годов – в неё влились бывшие коммунисты, ряд более мелких партий, а также левое крыло ИРП, которое возглавлял сын Л. Карденаса Куаутемок Карденас.
ПДР – партия социал-демократического толка. Её представители с конца 90-х бессменно занимают пост мэра Мехико. Лидер партии Андрес Мануэль Лопес Обрадор (род. 1953) в 2006 и 2012 годах был близок к победе на президентских выборах, но проигрывал, как считается, в результате фальсификаций, совершенно явных в 2006-м (при подсчёте 90 % бюллетеней Обрадор лидировал, однако в итоге уступил 0,5 %). Сторонники ПДР устроили тогда «Революцию кактусов», причём на одну из манифестаций вышел миллион протестующих (!) – однако та «революция» закончилась ничем, безрезультатно, «сдулась», и, видимо, это нанесло по левому движению Мексики достаточно тяжёлый удар, ввергнув его в состояние апатии.
Несколько более левые позиции занимает блокирующаяся с ПДР Партия труда. Возродившаяся в середине 90-х годов Коммунистическая партия Мексики и фактически тоже стоящая на позициях марксизма старая Народно-социалистическая партия слабы, малочисленны, не пользуются заметной популярностью в обществе.
Особняком стоят сапатисты, которые громко заявили о себе восстанием 1994 года. В начале 2000-х годов субкоманданте Маркос был в Мексике очень популярен – когда он устроил в 2001 году «мирный поход» на Мехико, его приветствовали громадные толпы. Это повторилось четыре года спустя. Но, как считают некоторые левые обозреватели, Маркос сыграл крайне негативную роль на выборах 2006 года, когда он отказался поддержать Обрадора, призвав бойкотировать голосование, – этим самым он расколол левые силы и позволил продолжить курс неолиберализма.
Возможно, то была большая ошибка, и, вообще, судя по всему, сапатисты продемонстрировали неспособность перейти от вооружённой борьбы к мирным формам политического противоборства, не развили успех на национальном уровне. Фактически они замкнулись в рамках самоуправляющихся сапатистских общин Чьяпаса, утонув в теоретизировании Маркоса, безобидном для правящего класса.
Таким образом, ни восстание 1994 года, ни «Революция кактусов» 2006-го не дали никакого толчка движению против существующих порядков и действующего курса. Через сто лет после революции Мексика нуждается в обновлении, и народ требует перемен, но вопрос состоит в том, кто бы возглавил это новое движение.
Пояснения к иллюстрациям:
Памятная банкнота 100 песо в честь столетия начала революции (2009)
На аверсе: поезд с повстанцами, фотография Аделиты и строфа из песни о ней: «Если Аделита уйдёт с другим, то я последую за ней через земли и моря: по морю – на боевом корабле, по суше – на бронепоезде».
На реверсе: фреска Давида Сикейроса «Революция против порфирианской диктатуры».
Памятная банкнота 200 песо в честь 200-летия начала борьбы Мексики за независимость (2009)
На аверсе: картина Хесуса Эльгьеры «Идальго». Мигель Идальго-и-Костильо (1753–1811), национальный герой Мексики, провинциальный священник, который начал борьбу за независимость тем, что 16 сентября 1810 года призвал прихожан к восстанию против испанцев и «дурного правительства». По своему классовому содержанию восстание изначально, опять же, было движением индейцев и крестьян с требованиями отмены рабства и передела земли – но его задавили богатые креолы. М. Идальго был казнён 30 июля 1811 года в городе Чиуауа. На картине он держит хоругвь Девы Марии Гваделупской, считающейся покровительницей Мексики. Борцы за независимость выбрали эту хоругвь своим знаменем.
На реверсе: статуя богини победы Ники, венчающая Колонну Независимости на центральном проспекте Пасео-де-ля-Реформа в Мехико. Под колонной погребён прах Мигеля Идальго. Колонна была установлена в 1910 году к столетию начала борьбы за независимость – и спустя всего несколько месяцев началась революция.