«Объективность» пристрастных

Давно и всерьёз занимаясь изучением и изданием сталинского наследия, мы постоянно сталкиваемся с ситуацией, когда товарищи, интересующиеся историей СССР и конкретно личностью И.В. Сталина, теряются в современном потоке книжной сталинианы и задают вопросы о научной ценности тех или иных изданий. Мы по мере сил, конечно, ориентируем их, обращая внимание, в частности, на отрицательные примеры книг тенденциозных и малоинформативных. При этом оказывается не столь важно, «с какой стороны» автор, ибо макулатуры, извините за резкое слово, издаётся предостаточно и ниспровергателями Сталина и апологетами. Каждый, конечно, волен иметь и излагать свою точку зрения. Другое дело, что книги, обещающие едва ли не откровение на основе новых архивных материалов, качественно новый взгляд и т.д. и т.п. на поверку оказываются этаким велеречивым блюдом, фактами начинённым мало или вольно, зато с избытком приправленным авторскими догадками, гипотезами и фантазиями.

Наиболее информативны, конечно, документальные сборники (по модели которых и создаётся многотомник «Сталин. Труды»). Как правило, участие в издании опытного архивного работника накладывает заметный отпечаток на результат, значительно повышая и научную ценность, и культуру подачи материала. Профессионализм в этом деле, быть может, как нигде позволяет провести строгую грань между личным отношением исследователя к материалу и историческим деятелям и самим материалом. Совершенно беспристрастным, равнодушным здесь быть не получится, да и, наверное, невозможно. Однако читатель должен чётко видеть разницу между, с одной стороны, документом, фактическими обстоятельствами, в которых он появился и бытовал, и, с другой, позднейшими оценками, не говоря уже о личном отношении исследователя. Ведь, публикуя архивные тексты, мы стремимся в первую очередь донести их до заинтересованного читателя, лишённого возможности лично работать в архивах, а не убедить его в чём-то, навязывая собственный взгляд. Путаница в этих целях неизбежно приводит к обесцениванию публикации, утрате ею статуса источника исторических сведений, превращению её в обычную публицистику.

Способность абстрагироваться, вывести, что называется, за скобки личное отношение настолько, чтобы оно не мешало получению читателем максимальной фактической информации, говорит в пользу квалификации исследователя, его профессионального уровня. К сожалению, изменения последних десятилетий в России сказались и здесь, причём не в лучшую сторону. Антисоветизм и антикоммунизм для многих современных историков и исследователей советской эпохи (как опытных, так и совсем молодых) настолько слились с их собственной натурой, что объективное изложение становится для них вещью почти немыслимой. И тогда выходит как в анекдоте: кто о чём, а вшивый о бане. В итоге, таких авторов подводит отсутствие вкуса и чувства меры. Не знаем уж как им пишется, но читать такую литературу скучно и малополезно...

К сожалению, в похожей ситуации оказалась и автор исследования «Сталин, Коба и Coco. Молодой Сталин в исторических источниках» О. Эдельман (ISBN 978-5-7598-1352-1, 128 с, Издательский дом Высшей школы экономики, М., 2016 г.). От историка, избравшего темой исследования документальные источники о юных и молодых годах И.В. Сталина, работающего в Государственном архиве Российской Федерации, где отложились уникальные собрания подлинных документов, читатель вправе ожидать текста, насыщенного фактическим материалом, бесценного для всякого источниковеда (да и просто читателя), интересующегося данной темой. Однако эти ожидания не оправдываются. Вместо полезных ссылок и информативных описаний читатель вынужден анализировать малообоснованные домыслы, а, подчас, и прямые выпады в адрес исторических персонажей, которым не посчастливилось угодить на кончик авторского пера.

К примеру, касаясь документальных примеров того, как Сталин в разное время противился публикациям материалов, неумеренно выпячивавших его роль в тех или иных событиях, не говоря уже о лубочных изданиях, посвященных его детским годам, автор говорит о «демонстративной "сталинской скромности"», как «важной части его образа, подчёркивавшейся пропагандой». И видит в его поведении «остроумный и дальновидный маневр: Сталин под видом нежелания "выпячивать" свою личность пресекал излишнее любопытство касательно своего прошлого...» (С. 27-28). Так ли это? Неизвестно, и на основании двух-трёх рассмотренных О. Эдельман примеров сделать такой вывод трудно. Но самому автору этого вполне достаточно. Несколько парадоксально выглядит другое авторское утверждение, о том, что «работа над сталинской биографией, вероятно, стоила Троцкому жизни». Здесь, не имея уже никаких документальных подтверждений смелой версии, автор просто апеллирует к мнению «ряда исследователей, считающих, что решение о ликвидации Троцкого было принято Сталиным именно из-за работы над сталинской биографией» (С. 21). И это всё?..

На фоне подобных «выводов» огорчает то, что огромный массив сведений, очевидно, хорошо изученный автором в процессе работы с архивными фондами, практически никак не обнаруживает себя в тексте. Вместо этого О. Эдельман выдвигает несколько выводов-тезисов, касающихся тех или иных старых и современных нападок на Сталина. Так, по поводу слухов и измышлений о том, что «Сталин был уголовником, налётчиком, главарём банды» О. Эдельман замечает, что «никаких сколько-нибудь достоверных подтверждений уголовного прошлого Иосифа Джугашвили мне найти не удалось, а всё известное о его характере, личности и биографии исключает такую возможность» (С. 21). Комментируя другую клевету - о сотрудничестве Сталина с царской охранкой - автор замечает, что «все архивные поиски не дали решительно никаких достоверных документальных подтверждений сотрудничества Иосифа Джугашвили с полицией, зато нашлось много серьёзных аргументов, опровергающих такие подозрения» (С. 23). Далее, характеризуя обвинения в адрес Сталина, якобы подвергавшего чисткам архивы в целях изъятия компрометирующих его документов, О. Эдельман квалифицирует их как «далёкие от действительности порождения богатой околосталинской мифологии» (С. 57).

Однако все эти выводы для серьёзных исследователей давно не новость. А для плодовитых «сталиноведов», типа Радзинского или Сванидзе, ценности они всё равно не представляют, поскольку противоречат выгодному для них взгляду на тирана. Кстати, навязчивое называние Сталина на протяжении всей книги не иначе как «советский диктатор» как раз и является ярким примером смешивания фактического материала и личного отношения автора. О. Эдельман не понимает, что это — ровно то же, что именовать Сталина «великим вождём и учителем». Положим, кому-то импонирует в научных исторических текстах, посвященных У. Черчиллю говорить как о нём, как о «бесчестном политикане, развязавшем холодную войну», а, например, Б.Н. Ельцина называть не иначе, как «государственный преступник» и «палач». А о В.В. Путине выражаться: «самый выдающийся руководитель современной России», или «марионетка в руках олигархов», или «тайный агент КГБ в буржуазной власти». Вероятно, во всех этих случаях у воображаемых авторов для подобных характеристик отыщутся вполне резонные основания. Но тогда и их исследования должны быть посвящены обоснованию подобных характеристик. В противном случае это уже не исторические исследования, а публицистические памфлеты. Историк О. Эдельман, к сожалению, этого не понимает. Мы ведь тоже, анализируя её работу, не пишем повсюду о ней исключительно как о многолетней сотруднице радио «Свобода» со всеми вытекающими последствиями, ибо твёрдо уверены, что на её объективные научные взгляды подобные обстоятельства не должны иметь влияния. Или, всё-таки, имеют?..

В итоге профессиональное чувство меры в отношении к предмету своего исследования оказывается не самой сильной чертой О. Эдельман. Она мимоходом позволяет себе заметить, что Сталина неизбежно и постоянно сравнивают с Гитлером (С. 48). Кто сравнивает, где сравнивает и почему сравнивает? Этого она не уточняет, вкладывая своё далёкое от научного отношение в слово «неизбежно». И это ещё не самый сочный пример. Касаясь темы царских репрессий против революционеров, автор позволяет себе красноречивейшую сноску. Вступая в спор с утверждением мемуариста о том, что «царские жандармы, поймав революционера, немедленно его расстреливают», историк пишет: «Это один из характерных штрихов революционной мифологии, известный по истории бунта на броненосце "Потёмкин". Там тоже утверждали, что матросы восстали после угрозы немедленного расстрела тех, кто отказался есть борщ из плохого мяса. Это, конечно, было грубое и бесстыдное враньё. В Российской империи революционеров расстреливали крайне редко и карали явно недостаточно для пресечения их деятельности» (С. 91).

Едва ли здесь стоит развивать тему неисчислимых и кровавых преступлений царских палачей против народа в целом и революционеров, боровшихся с тиранией самодержавия, в частности. Также считаем излишним вникать, что за политические или гражданские взгляды могли заставить образованную женщину, учёного допустить столь дикий публичный выпад в адрес беспощадно замученных борцов за свободу. Наверное, Эдельман в своей острой нелюбви к большевизму позабыла, что большевики, боровшиеся с романовской тиранией и подчас погибавшие в этой борьбе, были одним из отрядов значительно более широкого демократического фронта. Можно быть монархистом, можно быть искренним поклонником персонально Николая Романаова, но так вот, походя, подобными «оговорками» ставить под сомнение авторитарную и бесчеловечную практику русского самодержавия, подтверждённую тысячами надёжных свидетельств и документов к лицу разве человеку малограмотному, но никак не историку.

В конечном счёте, мы не собираемся полемизировать с провокационными выпадами, по недоразумению озаглавленными «Молодой Сталин в исторических источниках» и имеющими обманчивые внешние признаки научно-исследовательской исторической работы. К сожалению, в данном случае расчёт читателя на информативный текст, водящий в научный оборот и открывающий широкой аудитории малоизвестные страницы архивных фондов, посвященных молодым годам И.В. Сталина, совершенно не оправдан. Информативность книги с учётом непосредственного знакомства автора с ценнейшими архивными документами до обидного ничтожна. И лучше всего тип подобной литературы охарактеризован самой же О. Эдельман в собственном предисловии, где она упрекает мемуаристов за то, что содержание их воспоминаний «то и дело менялось в зависимости от смены политического и идеологического курса, поэтому зачастую важно не столько то, что говорит рассказчик, сколько дата, когда рассказ записан» (С. 12). Как метко замечено! Открыв книгу О. Эдельман и через полвека (если она, конечно, к тому моменту где-нибудь сохранится), по её содержанию можно будет безошибочно сказать, что написана она в первые постсоветские десятилетия, когда культура исторического исследования в среде специалистов пала столь низко, что воспринимать предмет исследования непредвзятым взглядом слишком многие из них были уже не в состоянии.

Быть может, беда таких специалистов в том, что им незнакомы образцы действительно профессиональных исторических исследований? Да нет, знакомы. Так, на странице 45 своего труда О. Эдельман позволяет себе пожурить не что-нибудь, а монографию ленинградского профессора А.В. Островского «Кто стоял за спиной Сталина». Мол, та «не лишена недостатков», ибо «критический настрой [автора] по отношению к источникам то перерастает в настоящую подозрительность, то вдруг исчезает вовсе». А между тем, речь идёт о единственном в своём роде и уникальном по охвату привлечённых материалов фундаментальном труде, посвященном дооктябрьскому периоду в жизни Сталина. Написанном, кстати, учёным, не замеченным в славословии по адресу «советского диктатора», зато не раз критиковавшем Джугашвили, всегда обосновывая свои оценки.

Впрочем, видимо, на современный взгляд историка-профессионала, как раз главным недостатком книги Островского и является то, что автор не насытил её страницы уничижительными характеристиками описываемого персонажа и злобными выпадами в адрес большевиков...