М. А. СУСЛОВ - А. Д. САХАРОВУ (проект 1971 года) Из архивов

В начале 1971 года А. Н. Яковлев (в то время исполняющий обязанности заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС) передал мне поручение П. Н. Демичева (кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК) подготовить вариант открытого письма академику Сахарову с выражением отношения партии к его взглядам и активности в зарубежной печати. «Письмо подпишет Суслов», - сказал Яковлев.

Написание текста я закончил в апреле, в дни завершения XXIV съезда КПСС. Яковлев меня не торопил, а когда я сообщил ему о выполнении задания, даже сделал вид, что о нем не помнит. Чтобы избежать возможной в подобных случаях чиновничьей «подставки», я вручил первый экземпляр материала не ему, а лично Демичеву. Дальнейшая судьба этих замысла и работы мне не известна.

Думаю, данное архивное извлечение может быть интересно товарищам, изучающим отечественную историю так называемого застойного периода, типичные тогда тревоги и предчувствия, надежды и настроения.

Упомянутые здесь политические фигуры хорошо известны. Суслов (член Политбюро, секретарь ЦК КПСС) – фактически ведущая личность в партийном аппарате «брежневского» 18-летия (1964 – 1982), образованный и консервативный хранитель советских традиций, исполнявший роль «серого кардинала» при номинально «первом лице». Яковлев – с 1973 года посол СССР в Канаде, проделавший по возращении на Родину парадоксальное превращение из официозного агитпроповца в плотоядного антикоммуниста. Он главный архитектор и прораб пресловутой горбачевской «перестройки», мотор компании, направленный на разложение партии и государства. Сахаров прославился как «отец» водородной бомбы, трижды Герой Социалистического Труда, наивно поверивший во внушенное ему заинтересованными силами ощущение себя «пророком» демократии и мира.

Р. Косолапов. Май 2009.

Письмо академику Сахарову

Уважаемый Андрей Дмитриевич! 

Вот уже третий год Ваше имя появляется на страницах западной, большей частью антисоветской, печати. К сожалению, причиной тому не научные и патриотические Ваши заслуги, справедливо оцененные народом и отмеченные высшими отличиями Советского государства, а письма по социально-политическим вопросам, опубликованные за границей и давшие там повод именовать Вас лидером «интеллектуальной оппозиции». 

Само по себе то, что Вы, видный ученый-естественник, проявляете большую склонность к общественной деятельности, является в условиях нашей социалистической демократии нормальным и естественным. Однако цели, которые Вы перед собой ставите, взгляды, которые проповедуете, приемы, которые при этом используете, нельзя считать бесспорными. Если быть откровенным, они несут на себе печать недодуманности и неполного сознания ответственности, о чем мне и хотелось бы высказать ряд соображений. 

Свое обращение к вопросам внешней и внутренней политики Вы объясняете очень большой озабоченностью, которая, по Вашим же словам, «питается сознанием того, что еще не стал реальностью научный метод руководства политикой, экономикой, образованием и военным делом». Это утверждение Вы без различия относите к государствам обеих социально-экономических систем – как капиталистическим, так и социалистическим. Уже здесь в Ваши рассуждения закрадывается неточность, которая делает неверным самый подход к поднимаемым проблемам. 

Нельзя в нашу эпоху судить о политике вообще, без учета полярной направленности социально-экономического развития в странах социализма и капитализма, без учета объективной противоположности классовых интересов трудящихся и эксплуататоров. И дело здесь не в чьем-то злонамеренном умысле усиливать «разобщенность человечества», которая, по Вашему мнению, грозит ему гибелью, а в реальных фактах, придерживаться которых заставляют нас элементарные требования науки. 

Ваши «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» (1968) получили высокую оценку антикоммуниста Л. Фишера. Он считает, что А. Сахаров «принимает историю гораздо серьезнее Маркса» и «ведет открытое наступление на КПСС». 

Нетрудно, конечно, догадаться, что я не могу разделять этот восторг. Причем сопоставление Вас с Марксом и противопоставление ему не кажется мне случайным. Л. Фишер сумел уловить ту особенность Ваших «Размышлений», что написаны они так, будто до сих пор вообще не было серьезного осмысления социальных процессов, общественной науки - марксизма-ленинизма, партий и правительств, которые эту науку кладут в основу своей политики. 

По опыту Вы знаете, сколь неуместны в любой области естественнонаучного знания попытки, пусть даже гениальные, игнорируя опыт предшественников, вновь и вновь начинать с чистой страницы, да едва ли это и возможно. Почему же подобный прецедент допустим в отношении наук о закономерностях общественного развития, к тому же получающих практическое применение в деятельности социалистических государств? Что сказал бы физик профессиональному политику, философу, экономисту или историку, если бы они «на основе взаимности» вторглись в малознакомую им область естественнонаучного знания и стали поучать, что, как, где и когда следует делать. Многие естествоиспытатели до сих пор вспоминают некомпетентные суждения отдельных философов о теории относительности и кибернетике в 40-50-х годах. Это была серьезная ошибка, она вскрыта и преодолена. Зачем же опять повторять этот печальной памяти опыт – но на сей раз по отношению не к естественным, а к общественным наукам и научному обоснованию политики? 

Весьма симптоматично, что наши противники, которые быстро ухватываются за любую возможность поставить под сомнение научный коммунизм, правильность линии партии, правомерность и жизнеспособность социалистического строя, активно стали выискивать в Ваших «Размышлениях» подходящие места. «Что же нужно для того, чтобы «научный метод руководства» стал реальностью? - спрашивает некий Аф. Толщин в эмигрантской антисоветской газете «Русская мысль» (13 августа 1970 г.). Конечно же, прежде всего необходим отказ от тех «массовых мифов», которые, по словам академика А. Д. Сахарова, «бросают целые народы и континенты во власть коварных и жестоких демагогов»».

Аф. Толщин хочет не больше, не меньше, как «разоблачить марксистский миф о классах». Он признает, что вполне реальны, существенны такие понятия, как «хозяин» и «работник», «буржуй» и «пролетарий», «миллионер» и «бедняк», что имеют место неравенство и борьба. Однако классовый конфликт, составляющий ось всей общественно-политической жизни и борьбы, этот автор хотел бы низвести до уровня личных дрязг по-разному обеспеченных людей. Вот почему, по словам Аф. Толщина, якобы «мифологичны, лишены всякого реального, существенного содержания понятия «буржуазия» и «пролетариат»». Нет нужды специально доказывать что перед нами очередная попытка вырвать из рук трудящихся ариаднину нить, основное средство правильной ориентировки в сложнейших перипетиях современного мира.

Но что представлял бы собой отказ от марксистско-ленинского учения о классах и классовой борьбе с точки зрения науки об обществе? Примерно то же, что опровержение учения об атомно-молекулярном строении вещества в физике и химии, учения о происхождении видов в результате естественного отбора - в биологии. Такой обскурантизм, очевидно, политически выгодный сторонникам эксплуататорских порядков, как правило, маскируется фразами о реальности одного только понятия «общечеловеческое». Коммунисты беспощадно разоблачают эту демагогию. И не потому, что они будто бы выступают против самого понятия, а потому, что ссылка на него нередко служила и служит оправданием антинародных интересов крупных собственников, классовых преступлений капитализма и империализма.

Трудно не поверить в искренность Вашей тревоги в связи с опасностями, которые угрожают цивилизации и человечеству. В числе их Вы называете возможность термоядерной войны; нехватку продовольствия в значительной части мира; заражение вредными для человека отходами производства природной среды обитания; расизм, национализм и милитаризм; оболванивание человека «массовой» культурой и системой информирования. Любой сознательный советский гражданин согласится с Вами в общей постановке этих вопросов. Однако Ваше конкретное их истолкование рождает серьезные возражения.

Своеобразна и вызывает удивление уже Ваша основная позиция: встать «выше» столкновения двух миров, умозрительно предлагать «рецепты» и примирения и сближения. 
Не будем пока квалифицировать ее как утопическую, попытаемся определить главную черту Вашего взгляда на вещи и главную ошибку.

Как мне кажется, она может быть обнаружена на первой же странице «Размышлений». «Перед лицом опасности любое действие, увеличивающее разобщенность человечества, – пишете Вы, – любая проповедь несовместимости мировых идеологий и наций – безумие, преступление». Иначе говоря, общая угроза будто бы обязывает все государства мира, все общественные системы и классы отказаться от взаимных споров и пойти на идеологическое сосуществование. 

Но как Вы его представляете?

«Лишь всемирное сотрудничество в условиях интеллектуальной свободы, высоких нравственных идеалов социализма и труда, с устранением факторов догматизма и давления скрытых интересов господствующих классов, – говорится далее в «Размышлениях», – отвечает интересам сохранения цивилизации» (стр. 1). Эти слова означают – и иначе истолковать их невозможно, – что Вы проповедуете повсеместное распространение социалистических общественных отношений и нравственных принципов, причем от проповеди сосуществования идей остается лишь бледный след. Но не совершаете ли Вы тем самым «безумие, преступление», предлагая все-таки выбор в пользу лишь одной из противоборствующих социально-экономических, политических и мировоззренческих систем? Или Вы думаете, что владельцы крупных капиталов охотно откажутся от своей экономической монополии и политического влияния и будут удовлетворены лишь обещанной «интеллектуальной свободой»?

Эта двойственность и непоследовательность, утверждение себя как убежденного сторонника социалистического строя, с одной стороны, и безреволюционного развития капиталистического мира – с другой, пронизывают «Размышления» от начала до конца.

Вряд ли кто-либо более квалифицированно, чем Вы, может судить об огромной разрушительной силе термоядерного взрыва, стоимости ракетно-термоядерного оружия и возможностях защиты от массированного ракетно-ядерного нападения. По этим вопросам у нас спора нет. Но когда дело касается определения ответственности за очаги военной опасности в различных районах мира, Вы, на мой взгляд, допускаете ошибку.

Справедливо осуждая агрессию американского империализма во Вьетнаме, где «целый народ приносится в жертву предполагаемой задаче остановки «коммунистического потопа»» (стр. 7), Вы в другом случае, в связи с ситуацией на Ближнем Востоке, возлагаете «косвенную ответственность» и на США и на СССР. Вы считаете «безответственным» поощрение арабского единства и оправдываете нападение Израиля, якобы «перед лицом угрозы уничтожения», на арабские страны в 1967году, хотя всем известно, что арабское единство выступает как сила антиимпериалистической национально-освободительной, а Израиль – как база империалистического влияния.

«Международная политика, – заявляете Вы, – должна быть всецело пропитана научной методологией и демократическим духом, со стремлением к бесстрашному учету всех фактов, взглядов и теорий, с максимальной гласностью точно сформулированных главных и промежуточных целей, с принципиальной последовательностью» (стр. 8). Если бы так! Неужели Вы думаете, что наше государство и страны социалистического содружества чужды этих идеалов? 

Советская власть начала свою внешнеполитическую деятельность с того, что предложила всем воюющим государствам заключить мир без аннексий и контрибуций, порвала все неравноправные договора, обратилась со своей мирной проповедью не только к буржуазным правительствам, но и через их голову – к народам.

Что она получила в ответ? Наступление германского империализма. Тяжелейший и унизительнейший Брестский мир, на который пришлось пойти во имя спасения первой победоносной социалистической революции. Интервенцию Антанты, когда та развязала себе руки в войне против Германии. Союз международной контрреволюции с внутренней…

Вы можете сказать, что времена переменились, но вряд ли стоит забывать уроки второй мировой, Великой Отечественной войны. Попустительство Гитлеру со стороны западных держав и прямое науськивание его на единственную тогда страну социализма, вероломное нарушение гитлеровской Германией пакта о ненападении – пакта, который не оставлял надежд на прочный и длительный мир, но давал нам хоть какую-то отсрочку начала войны, - разве все это свидетельствует о том, что мы преувеличивали (как утверждается на стр. 13) противоречия с капиталистическими странами?

Конечно, никто не вправе забывать, что нашими союзниками по антигитлеровской коалиции были США, Англия, Франция, что наши народы сообща добыли победу над коварным и жестоким врагом. 

Но как повели себя западные державы после разгрома германского фашизма?

Вряд ли Вы не помните, что в момент вступления Советского Союза во имя исполнения союзнического долга в военные действия против милитаристской Японии, когда исход борьбы был предрешен перевесом сил, союзники сбросили на мирные японские города первые атомные бомбы. Ядерный смерч потряс своей сатанинской силой, казалось бы, давно привыкший к разрушениям и убийствам мир. Этим устрашали отнюдь не островную державу, и без того находившуюся на грани капитуляции. Цель была иная. Советскому Союзу, который не располагал тогда таким оружием, давали понять, кто в послевоенном международном устройстве намерен диктовать свою волю. Всему революционно-освободительному движению, переживавшему новый подъем, демонстрировали как средство сохранения капитализма и империализма альтернативу тотального уничтожения миллионов. Атомным гипнозом стремились вызвать оцепенение сил социального прогресса и социализма. Как показал опыт десятилетий, парализовать давление этой военно-технической мощи реакции можно было только создав такую же или превосходящую мощь свободных народов. С этой задачей мы справились. Во имя ее вдохновенно трудились многие советские ученые, конструкторы, инженеры, техники, рабочие, в том числе Вы.

Возможно, Вам, загруженному повседневными заботами, было недосуг основательно поразмыслить о глубинных мотивах и политическом смысле той деятельности, которой приходилось посвящать все свое время. Но нетрудно было догадаться, что миролюбивая социалистическая страна, понесшая гигантский урон в людях и ресурсах, может расходовать огромные средства на создание ядерного оружия лишь в силу настоятельнейшей жизненной необходимости, лишь выполняя свой интернациональный долг. Ибо ее капиталистические партнеры бесконечно далеки в своей международной политике от «научной методологии и демократического духа», от «стремления к бесстрашному учету всех фактов (факта революционно-социалистического, национально-освободительного, демократического движения, перспективы перехода к новому строю, например. – Авт.), взглядов и теорий (теории марксизма-ленинизма, научного социализма, в частности. – Авт.)», «максимальной гласности точно сформулированных главных и промежуточных целей», – и далеки потому, что они руководствуются не общечеловеческими интересами, не интересами народов, а интересами монополистического капитала, эксплуататорской общественной системы. Им не откажешь в последовательности. Непонятно только, как это Вы проглядели, из-за чьих попыток затормозить ход исторического прогресса, снизить темпы развития и истощить ресурсы социализма, из-за чьей склонности к насилию в отношениях с другими государствами ведущие державы мира не базируют свою международную политику на единых общих принципах сосуществования и конструктивного сотрудничества.

Коммунистическая партия Советского Союза на своем XXIV съезде выдвинула широкую всеобъемлющую программу мира. Эта программа аккумулирует мирные предложения Советского государства за многие годы. В искренности наших устремлений усомниться трудно. Их поддерживает вся прогрессивная общественность. В свете этой мирной программы ясно виден подлинный смысл и направленность политики любой страны.

С присущими советскому человеку благородством и чувством интернациональной солидарности Вы ставите вопрос о помощи экономически развитых стран мира тем слаборазвитым районам, в которых ухудшается продовольственное положение. Ваше практическое положение – ввести «своеобразный налог на развитые страны в сумме порядка 20% их национального дохода на протяжении, примерно, 15 лет», который якобы «приведет автоматически к значительному уменьшению расходов на вооружение» (стр. 11).

Но приведет ли? Не ставите ли Вы телегу впереди лошади? Не вернее ли начать с ограничения или же вообще прекращения гонки вооружений с тем, чтобы часть высвобождающихся средств направить на указанные Вами цели? Если принять в расчет, что СССР и другие страны социализма при всей масштабности их возможностей пока не располагают избытком материальных средств, именно этот путь наиболее полно отвечает интересам братских народов и в состоянии обеспечить гармоническое сочетание нашего развития с ликвидацией отсталости и нищеты в других районах мира. 

Нельзя не согласиться с постановкой Вами проблемы «геогигиены». «Спасение нашей среды обитания, – пишете Вы, – настоятельно требует преодоления разобщенности и давления временного местного интереса». В данном случае Ваше мнение совпадает с мнением всей советской общественности, соответствует интересам нынешних и будущих поколений нашего народа. Вопросы рационального использования естественных богатств страны и охраны природы ныне подняты на уровень государственной политики. Это с особой силой подчеркнул XXIV съезд КПСС. Как заявил на съезде Генеральный секретарь ЦК партии товарищ Л. И. Брежнев, «наша страна готова участвовать совместно с другими заинтересованными государствами в решении таких проблем, как сохранение природной среды, освоение энергетических и других природных ресурсов, развитие транспорта и связи, предупреждение и ликвидация наиболее опасных и распространенных заболеваний, исследование и освоение космоса и Мирового океана». Так что очередь сказать свое слово за теми странами, которые готовы и хотели бы с нами сотрудничать.

К наиболее патетическим местам Ваших «Размышлений» относятся те, где Вы выступаете против расизма, национализма и милитаризма, против «демагогических, лицемерных и чудовищно жестоких полицейских и диктаторских режимов». К сожалению, однако, расизм, национализм и милитаризм, представляющие собой достаточно известные орудия мировой реакции, не пользуются у Вас должным вниманием и не получают надлежащей оценки. Основная – и довольно неразборчивая – страсть обрушивается на «режим Сталина, Гитлера и Мао Цзэ-Дуна, а также ряд крайне реакционных режимов в меньших странах (Испания, Португалия, ЮАР, Греция, Албания, Гаити и ряд латиноамериканских стран)» (стр. 13), при этом главной мишенью избираются проявления культа личности в нашей стране. 

Было бы, видимо, излишним говорить здесь о том, что именно наша партия, сознавая ответственность перед народом, взяла на себя инициативу в разоблачении и пресечении нарушений социалистической демократии и законности, имевших место в 30-50-х годах. Вы сами пишете об этом, положительно отзываясь о линии XX съезда КПСС. Однако при рассмотрении этого вопроса Вы впадаете в какой-то странный экстремизм, надо полагать, невольно становясь на позиции наших противников, пытавшихся утверждать, что культ личности смог изменить природу общественной системы СССР, якобы привел к ее перерождению.

Вы называете свои взгляды «глубоко социалистическими», но с этим заявлением совсем не вяжутся прямо-таки кощунственные определения нашего строя, когда во главе партии и государства стоял И.В. Сталин, как «антинародного режима», «лжесоциализма», «социализма лицемерия и показного роста – в лучшем случае количественного и однобокого роста с утерей качественных характеристик», отождествление его с помощью тенденциозно подобранных отрицательных фактов с… фашизмом и т.п. И это тогда, когда научным, согласно Вашей же декларации, считается «метод, основанный на глубоком изучении фактов, теорий и взглядов, предполагающий непредвзятое, бесстрастное в своих выводах открытое обсуждение» (стр. 1). Где же в данном случае глубина Вашего анализа, непредвзятость и бесстрастность? Неужели Вы своим талантом могли служить «фашизмоподобному» порядку, став, кстати, академиком в 1953 году?

Вопрос, о котором здесь идет речь, несомненно, носит политический характер. Чтобы разобраться в нем основательно, необходимо различать по крайней мере две его стороны – фактическую и принципиально-теоретическую. 

С фактической стороны дело историков – взвешивать и уточнять меру заслуг и меру вины Сталина в труднейший для нашего народа период становления советского социалистического общества, отмеченный ожесточенной классовой борьбой и ее рецидивами, напряженными усилиями в хозяйственном, культурном, партийно-государственном строительстве, в отражении агрессии империализма и восстановлении разрушенного войной народного хозяйства.

Я говорю – дело историков, потому что нагнетание одних негативных моментов и попытки, исходя лишь из них, характеризовать три десятилетия поистине героической борьбы наших соотечественников закономерно вызывают у многих советских людей ответную отрицательную реакцию. Возмущенные стремлением изображать историю советского общества исключительно в мрачных тонах, они противопоставляют этому стремлению действительно яркие и славные ее страницы. При этом если одни лица тщетно стараются прикрыть ладонью солнце социализма и грешат очернительством нашего пути, то другие нередко впадают в идеализацию прошлого, - и спор становится неразрешимым. Не думаю, что Вы как ученый претендуете на окончательное суждение, и оно пока что не доступно не только Вам одному. Поэтому лучше обратиться к принципиально-теоретической стороне вопроса.

Партия не для того мужественно пошла на критический пересмотр сложного этапа своей деятельности, чтобы потом возвращаться к отвергнутым методам руководства. Это было сделано сознательно, в полном соответствии с революционным духом марксистско-ленинского учения, в целях высвобождения новых потенциальных сил социалистического общества, развертывания инициативы масс и отдельных личностей, во имя ускорения строительства коммунизма. Как отметил товарищ Л. И. Брежнев на XXIV съезде КПСС, «опыт истекших лет убедительно подтвердил, что преодоление последствий культа личности, а также субъективистских ошибок благотворно сказалось на общеполитической и прежде всего идеологической обстановке в стране».

Какая другая партия прибегала к подобной нелицеприятной самокритике и при этом не утрачивала, а, напротив, укрепляла доверие к ней трудящихся, – не теряла, а, наоборот, увеличивала свой политический вес и авторитет, – не ослабляла, а усиливала свою руководящую роль? Какому иному строю было под силу выдержать столь серьезный морально-политический экзамен и упрочить свои позиции, усовершенствовать свои демократические институты, создать благоприятные условия для их дальнейшего развития?

Вы не назовете мне никакой другой партии, кроме коммунистической. 

Вы не укажете другого строя, кроме социализма.

А это, между прочим, означает что, увлекаясь хлесткими сравнениями, Вы, мягко говоря, путаетесь в двух соснах. Строй, рожденный Великой Октябрьской социалистической революцией и открывший скачок человечества из царства необходимости в царство свободы, при всех ошибках и жертвах, без которых не обходится ни один действительный исторический поворот, ничего общего не имеет с режимом нацистского мракобесия, призванным монополиями к власти как раз для того, чтобы воспрепятствовать повторению германскими рабочими опыта Октября. 

Именно поэтому наш строй как единственно возможный принят народом, вошел в его представление о нормальном образе жизни. Именно поэтому наша общественно-политическая система явилась той решающей силой, которая обеспечила крах фашистского каннибализма. И вполне естественно, что Ваши слова о ее якобы «фашизмоподобии» не только должны быть отвергнуты как не соответствующие действительности, но и вызывают обоснованно резкий эмоциональный протест. Они звучат как надругательство над святой кровью, пролитой бойцами революции, гражданской и Великой Отечественной войн. Они, при любых Ваших оговорках, означают развенчание социалистических завоеваний в материальной и духовной сфере, в сфере раскрепощения личности. Они оскорбляют патриотов нашей Родины и дают им моральное право спросить: как Вы смеете сравнивать действия советских органов с махинациями человеконенавистнического режима – смертельного врага социализма, не разобравшись в вопросе по существу?

О вашей безгрешности в понимании отличия социализма от капитализма можно судить по предложению «признать, что не имеется качественной разницы в структуре общества по признаку распределения и потребления» (стр. 30). Те у нас, кого Вы именуете «начальством» и кто по классовому положению не отличается от основной массы трудящихся, приравниваются Вами по социальной природе к правящим кругам США, а оплата сложного квалифицированного и ответственного труда в условиях социализма отождествляется с нетрудовым присвоением капиталистической прибыли.

Не воспримите это как окрик, но, откровенно говоря, по-человечески обидно за Ваши взгляды, которые, как Вы пишете, «формировались в среде научной и научно-технической интеллигенции…» (стр. 1). В каком свете Вы выставляете воспитавшую Вас среду!

Касаясь стиля Ваших «Размышлений», эмигрантский «Новый журнал», издаваемый в Нью-Йорке, заявлял «что трудно допустить чтобы крупнейший ученый, человек с редкостно живым умом, писал таким мертвенным, канцелярским языком» (1969, кн. 96, стр. 193-194). Но плохой стиль еще полбеды. Куда хуже и огорчительнее упрощенно-поверхностное отношение к социально-политическим проблемам, к той всемирно-исторической миссии, которая полвека назад выпала на долю нашей Родины. 

Еще Александр Блок, говоря об Октябре, призывал русскую интеллигенцию «слушать ту великую музыку будущего, звуками которой наполнен воздух и не выискивать отдельных и визгливых и фальшивых нот в величавом реве и звоне мирового оркестра». 

«Горе тем, – писал поэт, – кто думает найти в революции исполнение только своих мечтаний, как бы высоки и благородны они ни были. Революция, как грозовой вихрь, как снежный буран, всегда несет новое и неожиданное; она жестоко обманывает многих; она легко калечит в своем водовороте достойного; она часто выносит на сушу невредимыми недостойных; но – это ее частности, это не меняет ни общего направления потока, ни того грозного и оглушительного гула который издает поток. Гул этот, все равно, всегда – о великом.»

Быть на этой благородной позиции гражданина-революционера сегодня значит уметь проникновенно слушать величавую симфонию коммунистического созидания, не ставя своей целью во что бы то ни стало выискивать фальшивые ноты или вызвать диссонанс, самоотверженно трудиться со всем народом, не мучась мелкими страхами, которые старательно нагнетают обыватели и прямые наши недруги.

Характерная особенность Ваших «Размышлений»: суровая разоблачительность и сарказм по отношению к отрицательным явлениям в нашем обществе вплоть до возведения их в абсолют – корректность и снисходительность по отношению к глубоко порочной системе капитализма. «Автор концентрирует внимание, – поясняете Вы свою позицию, – на том, что у него перед глазами и что мешает, с его точки зрения, общемировым задачам преодоления разобщенности, борьбе за демократию, социальный прогресс и интеллектуальную свободу» (стр. 16). Такой близорукий подход не даёт возможности определить то главное, что является преградой на пути обеспечения гармонического сотрудничества человечества, и мешает с достаточной твердостью и определённостью сделать выбор в пользу наиболее передовой общественной системы.

«Автор очень хорошо понимает, – говорится в документе, – какие уродливые явления в области человеческих и международных отношений рождает эгоистический принцип капитала, когда он не испытывает давления социалистических, прогрессивных сил; он думает, однако, что прогрессивные люди на Западе понимают это лучше его и ведут борьбу с этими явлениями» (стр. 16). Кроткий, щадящий тон этой критики явно контрастирует с теми страстными «филиппиками», которые обрушиваются на головы советских руководителей. Начиная с прихода Гитлера к власти, они, по Вашему мнению, не в меньшей мере, чем монополистический капитал, оказываются виновными во всех международных коллизиях. Явно забывая о сути борющихся социально-политических систем, Вы становитесь на почву «спора на равных» и, пользуясь шахматной терминологией, легко отдаёте противнику тяжелые фигуры. Временами Ваши «социалистические» взгляды выцветают настолько, что становится трудно брать на веру Ваши же слова. 

«На равных» капитализм и социализм рассматриваются Вами и тогда, когда речь заходит об угрозе интеллектуальной свободе. И здесь основной огонь опять-таки сосредоточивается на нашей системе.

Вы возмущаетесь ««массовой» культурой с намерением или коммерчески обусловленным снижением интеллектуального уровня и проблемности, с упором на развлекательность или утилитарность, с тщательно охранительным цензурированием» (стр.19). Резонно здесь отметить, что такая «культура» культивируется не в социалистическом, а в буржуазном обществе. Система средств массовой информации, располагающая современной и высокоэффективной техникой, обрушивает на индивида поток специально обработанных сведений и программирует тем его социальное поведение. Вместе со службой всевозможной политической и коммерческой рекламы эта система делает всё, чтобы заполонить сознание человека таким содержанием, которое цепко удерживает его в рамках буржуазного образа жизни. О типичных случаях растворения духовных ценностей под влиянием внушённых потребительских интересов, «овеществления» индивидуальностей Вы могли бы знать хотя бы по мастерскому изображению их западными писателями Жоржем Переком в книге «Вещи», Симоной де Бовуар – в «Прелестных картинках», Веркором Икоронелем – в «Квоте, или Сторонниках изобилия» и т.д. Культ собственности и денег, культ силы и белого человека, культ секса и индивидуализма, пугающие химеры антикоммунизма – из этих пропагандистских и нравственных тенет, окутывающих человека с детских лет, удаётся вырваться далеко не каждому. 

Понимание последствий «управления через информацию» делает Вам честь. Антидемократическое применение науки, её подчинение целям реакционного эксплуататорского меньшинства, действительно, создаёт «страшную опасность основным человеческим ценностям, самому смыслу жизни, которая скрывается в злоупотреблении техническими и биохимическими методами и методами массовой психологии». Более того, логика современного антикоммунизма, если продолжить её до конца, ведёт либо к глобальному ядерному конфликту, либо к стремлению превратить человека, как Вы пишете, «в курицу или крысу в известных опытах, испытывающую электронное наслаждение от вделанных в мозг электронов» (стр. 20), т.е. к модернизации на современном научно-техническом уровне фашизма. Но делаете ли Вы из всего этого правильные выводы?

Опять нет. По существу отводя критику от системы экономического и духовного порабощения личности при капитализме, Вы сосредоточиваете всё своё внимание на требовании «интеллектуальной свободы»… в нашем обществе.

«Нельзя не видеть опасности, – пишете Вы о системе образования, – в излишней апелляции к авторитетам, в определённом сужении рамок дискуссии и интеллектуальной смелости выводов, в том возрасте, когда происходит формирование убеждений» (стр. 20). 

Но о каких авторитетах идёт речь? 

Нет на земле такого общества, которое, как наше, столь высоко ставило бы авторитет истины и науки. Первейшие наши авторитеты – Маркс, Энгельс, Ленин – были основоположниками науки об обществе, революционерами-коммунистами, подлинными Прометеями нашей эпохи. Вам как учёному апелляция к таким авторитетам должна не претить, а импонировать. Или же Вы по-иному смотрите на этот вопрос? 

Нигде, как у нас, так не высок авторитет писателя, нигде, как у нас, освоение массами бесценных сокровищ мировой культуры не выступает в качестве изо дня в день последовательно и настойчиво проводимой государственной линии. Советский народ, ещё полвека назад бывший на три четверти неграмотным, признан самым читающим в мире, причём именно в нашей стране наибольшую долю популярных у населения книг составляет не дешёвое развлекательное «чтиво», а классическая литература. 

Конечно, нам отнюдь не безразлично, в каком направлении формируются духовные интересы и запросы советских людей. Исходя из принципов научной, социалистической идеологии, мы последовательно осуществляем коммунистическое воспитание трудящихся в духе действенного, революционного пролетарского гуманизма. Это воспитание требует немалых усилий партии и государства, общественных организаций, школы всех ступеней, семьи. И неразумно требовать от нас, чтобы мы, одной рукой направляя формирование коммунистического мировоззрения и морали, другой рукой открывали шлюзы аморализму и антисоветизму, суевериям и скептицизму. Попытки отдельных деятелей сидеть между двух стульев в идеологических, мировоззренческих вопросах никогда не имели успеха, а сами деятели не заслуживали ни признания, ни благодарности народов. Примеров тому было достаточно. 

Наша партия, её руководящие деятели не раз подчёркивали классовость и научность марксистско-ленинского понятия любой свободы в обществе, в том числе интеллектуальной. «Свобода, нечего говорить, для всякой революции, социалистической или демократической, это есть лозунг, который очень и очень существен, – отмечал В.И. Ленин, – а наша программа заявляет: свобода, если она противоречит освобождению труда от гнёта капитала, есть обман». Считать себя сторонником «высоких нравственных идеалов социализма и труда» и одновременно не придерживаться этой ленинской формулы не в состоянии по-настоящему цельный и честный человек.

Выявление в людях всего лучшего, – отнюдь не поощрение низменных мыслей и побуждений, – утверждение свободы как познанной необходимости всестороннего развития и облагораживания личности, а не произвола и идейно-нравственной всеядности – такова наша принципиальная точка зрения. В силу того, что мы не намерены от неё отказываться, и существуют те ограничения, включая цензуру, на которые Вы обрушиваете свой гнев. 

В числе «жертв» этих ограничений в «Размышлениях» чуть ли не первым фигурирует имя литератора А. Солженицына. Ряд его произведений широко известен читательской общественности и свидетельствует о писательском таланте. Однако, если говорить об их основной направленности, то она состоит в том, чтобы недвусмысленно внушать читателю прямо-таки патологическую неприязнь советской действительности, сковывая тем самым его волю и энергию.

А. Солженицын не скрывает враждебности нашему строю. По словам цейлонского еженедельника «Мавбима» (27 октября 1970 г.), «солженицынский путь оказался в противоречии с делом социализма. Во всех случаях он выступает против основных принципов социализма». Его публицистические выступления изобилуют всевозможными передержками, постоянно апеллируют к недружественным нам кругам на Западе. Назойливое стремление А. Солженицына заслонить так называемой «лагерной тематикой», утратившей после XX-XXII съездов КПСС свою актуальность, насущные проблемы современной жизни советского общества, попытки изображать эту жизнь «лагерными» красками естественно и справедливо воспринимается как клевета. А мы никогда и никому не обещали, наряду со свободой пропаганды истины, также и свободу её извращения. В этом одно из существенных отличий и признанных преимуществ социалистической демократии. 

Неудовлетворительность Ваших рассуждений об «интеллектуальной свободе» объясняется тем, что они абстрактны. Вы на словах убеждаете других в своих «социалистических» взглядах и тут же призываете к такому порядку вещей, который неминуемо означает свободу антисоциалистической пропаганды. Желание «порадеть» и правым и неправым, применяя к политическим, классовым отношениям мерки личных взаимоотношений отдельных людей и игнорируя интересы миллионов, – такое желание в лучшем случае создаёт Вам репутацию благомыслящего человека и остаётся неосуществлённым. Иначе оно может причинить обществу большой вред. 

Возьмём пример, который Вы приводите для доказательства «тезиса», что партия с её «методами убеждения и воспитания вряд ли может претендовать на роль духовного вождя человечества». 

Женщина, член КПСС, редакционный работник, подписывает письмо в защиту лиц, клевещущих на советский строй. Письмо опубликовывается на Западе и широко используется антикоммунистической и ревизионистской пропагандой. Подписавшую вызывают в райком и спрашивают, кто дал её это письмо подписать. «Разрешите мне на этот вопрос не отвечать», – заявляет женщина. И Вы возмущаетесь, что её исключают из партии, освобождают от работы в области культуры. Неужели Вам не ясно, что в райкоме интересуются отнюдь не интимными подробностями личной жизни, что дело переходит в плоскость политики, что, не отвечая на вопросы о контактах, которые выводят за рамки не только партии, но и государства, человек сам ставит себя вне партийной дисциплины и партийности? 

Напомню Вам известные ленинские слова, хотя и относящиеся к периоду, когда партия только что складывалась в подполье, но сохранившие свою злободневность по сей день.

«Мы соединились, по свободно принятому решению, - писал Владимир Ильич, - именно для того, чтобы бороться с врагами и не оступаться в соседнее болото, обитатели которого с самого начала порицали нас за то, что мы выделились в особую группу и выбрали путь борьбы, а не путь примирения. И вот некоторые из нас принимаются кричать: пойдёмте в это болото! – а когда их начинают стыдить, они возражают: какие вы отсталые люди! и как вам не совестно отрицать за нами свободу звать вас на лучшую дорогу! – О да, господа, вы свободны не только звать, но и идти куда вам угодно, хотя бы в болото; мы находим даже, что ваше настоящее место именно в болоте, и мы готовы оказать вам посильное содействие к вашему переселению туда. Но только оставьте тогда наши руки, не хватайтесь за нас и не пачкайте великого слова свобода, потому что мы ведь тоже «свободны» идти, куда мы хотим, свободны бороться не только с болотом, но и с теми, кто поворачивает к болоту!»

Вы пишете, что «на сегодня ключ к прогрессивной перестройке государственной системы в интересах человечества лежит в интеллектуальной свободе» и приводите пример Чехословакии. Не говоря уже о том, что почему-то без пояснения вопрос о «перестройке государственной системы» ставится применительно только к странам социализма, а не капитализма, Вы не замечаете явного противоречия в собственных словах. Ибо «интеллектуальная свобода» в том смысле, как она Вам представляется, предполагает распространение наряду с передовыми также реакционных, антисоциалистических идей, а это вряд ли ускоряет прогрессивные перемены. В этом смысле наредкость поучительными были чехословацкие события 1968-1969 гг., когда под флагом беспардонной критики опыта социалистического строительства в целом реализовались ревизионистские проекты реформ, приводившие к полной дезорганизации всей политической и экономической жизни. Свобода, которую обрели правые элементы, увы, не способствовала совершенствованию социалистического строя, а, напротив, вела к его подрыву, к восстановлению отвергнутых народом частнособственнических порядков. О каком прогрессе тут можно говорить?

Весьма примечательно, что Ваши попытки изобретать рецепты «демократизации» нашей общественной системы с иронической снисходительностью воспринимаются даже теми, кто охотно прибегает к ним в целях антисоветской пропаганды. «… Что за чудаки, эти ученые, какие наивные люди! – писала «Русская мысль» 11 июня 1970 года о Вашем, Р. А. Медведева и В. Ф. Турчина письме руководителям партии и правительства. – Быть может, - подумал читатель, - они хорошие ученые, но как политики никуда не годятся!». 

Конечно, у «Русской мысли» на этот счет свои соображения. Ее трудно заподозрить в заинтересованном отношении к проблемам совершенствования социалистической демократии. Но эта газета, которая до сих пор пробавляется прошлогодним снегом монархо-кадетских иллюзий, всегда готова поддержать любую попытку бросить тень на советский демократизм, вызвать сомнение в том, что именно этот демократизм наиболее полно отвечает интересам народа, обеспечивает реальные права личности.

«Уважение к праву, к закону должно стать личным убеждением каждого человека, - говорил на XXIV съезде КПСС товарищ Л. И. Брежнев. – Это тем более относится к деятельности должностных лиц. Любые попытки отступления от закона или обхода его, чем бы они ни мотивировались, терпимы быть не могут. Не могут быть терпимы и нарушения прав личности, ущемление достоинства граждан. Для нас, коммунистов, сторонников самых гуманных идеалов, это – дело принципа». Лишь люди, неосведомленные или сбитые с толку враждебными домыслами, могут пускаться на поиск средств обеспечения прав человека вне организационных рамок и законодательных норм Советской власти. Именно так выглядите Вы вместе с созданным Вами Комитетом Прав Человека, которому охотно аплодируют наши враги, но вряд ли можно подыскать применение в стране.

Программной в Ваших «Размышлениях» является та часть, которая названа «Основа надежды». В ней перспективы социализма связываются только с его нравственной привлекательностью, потому что де в области экономики социализм и капитализм «сыграли в ничью». Это утверждение не соответствует действительности хотя бы по тем основаниям, что оно не учитывает очевидную невыгодность для нового строя исходных позиций соревнования, - что в момент победы социалистической революции наша, тогда среднеразвитая страна находилась в состоянии хозяйственной разрухи, в то время как США уже были самой высокоразвитой империалистической державой, - что, наконец, недооценивается (хотя и упоминается) урон, причиненный Советскому Союзу войнами. Если принять Ваше сравнение США и СССР с двумя лыжниками в полосатой и краской майке, то в момент старта их разделяли не просто километры, а вернее было бы сказать, что «полосатый» мог уже мчаться под гору, в то время как «красному» еще предстояло на нее взойти.

Взять хотя бы положение в сельском хозяйстве. Вы пишите о «политике безудержной эксплуатации деревни», констатируете «глубочайшее и трудно поправимое разрушение экономики и всего уклада жизни в деревне» и т.д. и т.п. При этом не сказано ни слова о революционизирующем и глубоко прогрессивном влиянии колхозного строя на технику и организацию сельскохозяйственного производства, на культуру прежде темного и забитого крестьянина и его быт, о формировании нового человека советской деревни.

Хотите быть объективным – тогда извольте показать, насколько улучшилась – именно улучшилась! – жизнь сельского труженика в результате коллективизации в предвоенные годы.

Хотите сказать правду – тогда сделайте в Ваших сокрушительных обвинениях поправку на то, что во время войны на значительных территориях традиционного земледелия врагом были полностью уничтожены вся материально-производственная база сельского хозяйства, мало-мальски сносные жизненные условия. Людям, как это Вы могли увидеть в фильме «Председатель», приходилось впрягаться в плуг вместо рабочего скота, вскапывать землю лопатами. Правда, учет этих фактов лишает Вас легкого объяснения недостатков в развитии сельского хозяйства, но именно легкое объяснение и не может быть Вашей целью – ученого должно интересовать верное объяснение.

И потом – откуда Вы взяли, что игра уже сыграна?!

Сравнивая СССР и Соединенные Штаты по собственному «большому счету», Вы заявляете, «что сейчас мы догоняем США лишь по некоторым старым «традиционным отраслям, в значительной мере потерявшим для США определяющие значение.., а в более новых отраслях… мы имеем не только отставание, но и меньшие темпы роста, и это исключает возможность полной победы нашей экономики в ближайшие десятилетия» (стр. 27). Даже допустив, что это Ваше суждение соответствует действительности, нельзя, однако, рассуждать о некой «ничьей». О преимуществах социализма по самому большому историческому счету свидетельствует уже одно то, что мог быть поставлен вопрос о соревновании нашей страны с крупнейшей капиталистической страной мира. Тот факт, что «красный» лыжник нагоняет «полосатого», сам по себе говорит о многом. Если же сопоставить совокупные данные по мировой социалистической экономике и мировому капиталистическому хозяйству, то они будут определенно и недвусмысленно говорить в пользу социализма, хотя большая часть стран, где утвердился к настоящему времени новый строй, в дореволюционный период находилась в положении отсталых колоний или полуколоний империализма. Прибавим к этому, что социалистическая организация производства, в сущности, еще только начинает развертывать свои возможности, - и станет понятным, кому выгодна подхваченная Вами версия «ничьей».

На чем эта версия базируется?

Во-первых, на «открытии», что при капитализме продолжается развитие производительных сил. Однако о том, что в эпоху империализма «в целом капитализм неизмеримо быстрее, чем прежде, растет», Ленин писал еще в 1916 году.

Во-вторых, на том, что наблюдается известный рост обеспеченности трудящихся. Однако доказано, что этот рост есть вынужденная уступка со стороны капитала под давлением по крайней мере трех объективных обстоятельств: а) активизации классовой, экономической и политической борьбы масс; б) морально-политического влияния на массы примера стран социализма; в) роста потребностей самого капитала в условиях современного научно-технического прогресса в более квалифицированной рабочей силе.

Дает ли это основание для утверждения, что «и капиталистический, и социалистический строй имеют возможности длительно развиваться, черпая друг у друга положительные черты (и фактически сближаясь до существенных отношений)» (стр. 28)?

Мы считаем, что не дает. И не дает потому, что является доказательством вынужденной приспособляемости, а не изменения эксплуататорской и агрессивной сущности империализма.

«Капиталистический мир не мог не породить социалистический, - пишете Вы, - но социалистический мир не должен разрушать методом вооруженного насилия породившую его почву – это было бы самоубийством человечества в сложившихся конкретных условиях» (стр. 32). Это заявление звучит как заклинание, но оно лишь подтверждает нашу традиционную позицию о намерении добиваться победы над капитализмом в мирном соревновании, придерживаясь принципов мирного сосуществования государств двух систем.

Капитализму больше всего угрожает отнюдь не социалистический мир, а объективные законы общественно-исторического, социально-экономического развития. И не дело социализма «облагородить» почву капитализма «своим примером и другими косвенными формами давления и слиться с ней», как Вы предлагаете. Такое намерение, если бы оно было реализовано, имело бы явно реакционную направленность и выступало бы предательством по отношению к народам, уже совершившим социалистические революции. Ныне точка зрения на этот счет иная. Она состоит в том, что капитализм заслуживает не какого-то мифического «облагораживания» - о нем пусть пекутся его ярые сторонники, - а замены социалистическим обобществлением производства. 

Почему на Западе стало чрезвычайно модно говорить о «конвергенции» капитализма и социализма? Причина не в том, что эксплуататорский строй якобы способен исправить собственные пороки, начать свою историю с чистой страницы. Дымовая завеса «конвергенции» перед лицом неоспоримых успехов и достоинств социализма нужна буржуазии для того, чтобы доказать будто бы неутраченную жизнеспособность капитализма, возможность «улучшить» его даже путем контролируемого заимствования элементов другой системы, отдалить момент социалистического преобразования общества. И Вы охотно подхватываете этот крючок, очевидно, забывая, что к такому преобразованию настоятельно подталкивает капиталистическую систему весь современный научно-технический прогресс, - для социализма же предложения сближаться с капитализмом означают призыв повернуть вспять. 

«Сближение с капиталистическим миром, - развиваете Вы свою мысль, - не должно быть беспринципным, антинародным «заговором» правящих группировок.., и оно должно происходить не только на социалистической, но и общенародной демократической основе, под контролем общественного мнения через все демократические институты гласности, выборов и т.п.» (стр. 32).

Это высказывание свидетельствует лишь о Вашем благомыслии, не более того. Самым демократическим, революционным путем наш народ выбрал полвека назад не капиталистический, а социалистический путь развития. И если Вы всерьез думаете, что созданные им демократические институты позволят под флагом «сближения» поставить под вопрос хоть какие-то из социалистических завоеваний, то ошибаетесь глубоко и наредкость основательно.

Правда, в ходе Ваших рассуждений все-таки выясняется, что речь идет о «конвергенции» в пользу социализма, о «социалистической конвергенции», т.е. о переходе стран Запада в конечном счете к новому строю, но без коллизий социальной революции. Боюсь, Вы не очень ясно представляете себе, что революцией марксисты-ленинцы считают качественный переворот в системе общественных отношений производства, в социальной, политической и духовной сферах общества, независимо от того, совершался этот переворот с применением силы или же произошел сравнительно мирно, без существенных жертв. В этом смысле и добровольная замена частной собственности на средства производства общественной, если бы она оказалась возможной, скажем, в США, тоже носила бы революционных характер и имела бы революционные последствия.

Выдвигая свою «программу» «слияния», Вы выражаете надежду не только на «широкие социальные реформы в капиталистических странах, но и существенное изменение структуры собственности с усилением государственной и кооперативной собственности и одновременно сохранение основных черт структуры собственности на орудия средства производства в социалистических странах» (стр. 32). Но не о «слиянии» социализма с капитализмом здесь идет речь. Вы скорее предлагаете утопический проект утверждении повсюду социалистической системы хозяйства, беря в качестве посылок заведомо невозможные вещи.

Так, в качестве «наших союзников» на этом пути Вы называете «реформистскую часть буржуазии» и среди ее представителей президентов Ф. Рузвельта, Д. Кеннеди, капиталиста С. Итона. Разумеется, мы с большим уважениям относимся к взглядам этих умеренных выразителей интересов своего класса, высказывавшихся за политику мирного сосуществования и сотрудничества с Советским Союзом и другими социалистическими странами. Но представить их как сторонников социализма в Америке даже в очень отдаленной перспективе значило бы погрешить против правды, пойти на поводу у самых оголтелых реакционеров, для которых коммунистом является любой выступающий против третьей мировой войны. Это можно со всей определенностью сказать как о двух покойных президентах, так и о ныне здравствующем промышленнике.

В письме, опубликованном в «Нью-Йорк Таймс» 20-го марта с. г., Итон осуждает внешнюю политику президента Р. Никсона «как капиталист, которого волнует сохранение нашей системы…» Как видите, Вы явно просчитались при определении потенциальных союзников, как и во всех тех случаях, когда дело касается реальных классово-политических интересов и проблем. 

Например, говоря о «трагизме нищеты, бесправия и унижения 22 миллионов американских негров», Вы требуете «ясно понимать, что эта проблема в первую очередь не классовая, а связанная с расизмом, в том числе с расизмом и эгоизмом белых рабочих, и что правящая группировка США заинтересована в решении этой проблемы…» (стр. 29).

Не следует, однако, забывать, что еще в прошлом веке одной из основных причин гражданской войны между Севером и Югом было рабское положение негров, вывозившихся из Африки, как рабочий скот. Стало быть, по происхождению проблема гражданского равноправия негров носит очевидно классовый характер и не может быть как-то иначе истолкована.

Другое соображение состоит в том, что расизм всегда служил прикрытием экономических и политических интересов и никогда в «чистом» виде не встречался. Его служебная роль, в частности, состоит в том, чтобы раскалывать единый фронт эксплуатируемых, предоставлять определенной их части экономические, правовые, морально-престижные привилегии за счет другой части, сознательно переводить реальную противоположность интересов пролетариев и капиталистов в русло искусственно раздуваемых расовых конфликтов. Отводить от себя справедливый гнев белых трудящихся и направлять его на «черномазых» - в этом правящий класс Америки добился совершенства. Потому-то Ваша вера в то, что об этом говорит официальная американская пресса, трогательна, но не практична.

Рассуждая абстрактно, мы могли бы только приветствовать добровольный отказ западного мира от принципа частной собственности и его добрую волю к «социалистической конвергенции». Мы готовы были бы начать с ответственными представителями любой капиталистической державы мирные переговоры по этому вопросу при одном-единственном условии, чтобы наши партнеры не предназначали их для обмана общественного мнения. Оставляя в стороне интересы господствующих классов, такой подход соответствовал бы логике истории, облегчал бы неизбежный переход человечества к социализму, имел бы своим следствием гигантский социальный прогресс с минимальными издержками.

Но могут ли эксплуататорские классы на деле отказаться от своих специфических интересов и от защиты их всеми средствами? – вот в чем вопрос. Практика до сих пор давала доказательства того, что не могут. И нет фактов, которые бы говорили в пользу Ваших, Андрей Дмитриевич, надежд и ожиданий. «Прошли те времена наивного, утопического, фантастического, механического интеллигентского социализма, когда дело представляли так, что убедят большинство людей, нарисуют красивую картинку социалистического общества, и станет большинство на точку зрения социализма, - говорил Ленин в 1919 г. – Миновали те времена, когда этими детскими побасенками забавляли себя и других». Как бы ни хотелось иногда верить в осуществимость этих мечтаний, суровой реальностью все равно остается необходимость постоянной непрекращающейся борьбы за социализм. И дело личной совести каждого, на что тратить годы своей жизни – на построение воздушных замков или же на дело.

Не скрою, Ваши «Размышления» несут на себе печать политической инфантильности. Что так вышло, по-видимому, во многом виноваты партийные органы, призванные шире информировать и глубже ориентировать научные кадры. Отчасти это можно отнести на счет специфики Вашей работы, нетипичности ее лабораторных условий, узости и непредставительности круга Ваших знакомств. Вместе с тем многое зависит и от Вас лично. Бросая свое мнение и имя на весы идеологического противоборства, Вы должны были подумать, на чью чашу они упадут, какой стороне прибавят веса, в какой компании Вы окажетесь, не принесет ли все это эффект, обратный ожидаемому.

А что такой эффект на лицо, Вы, вероятно, догадываетесь сами.


С уважением Ваш Имярек.