О русской идее и борьбе против национальной катастрофы

Уже то, что названная тема привлекла столь многих людей, показывает, что мы выходим на некую духоподъемную идею, которая призвана сплотить нас в процессе социально- и национально-освободительного движения. Конечно, русской идее иногда приписывают лишь узконациональный смысл. Но это не соответствует ее сути, ведь есть еще нечто такое, пока не уловленное нами, что на Западе давно рассматривается как загадка русской души и что один австро-венгерский поэт, большой друг России, Райнер-Мария Рильке, выразил следующим образом: «Россия граничит с Богом».

Не поймите это так, что выступающий перед вами своротил, как некоторые (не исключаю и коммунистов), в клерикализм, некую разновидность христианства, а может быть, и буддизма... Ибо для меня в образе Бога обобщен человек. Человек! Не кто иной, а именно он искусно соединил в этом образе свои лучшие черты. Свои лучшие способности. А потом стал поклоняться этим способностям в виде многочисленных, богато украшенных фантазией разного рода мистических вариаций.

Россия и в самом деле близка к Богу потому, что она вмещает в себя, вероятно, больше, чем все другие нации, коммунистическую всеобщность.

Мне довелось первый раз быть за границей, куда сейчас тянутся все Дуньки из России, в 1960 году, причем сразу попасть из нашего великого МГУ в великую Сорбонну.

60-й год. Франция, Париж.

От них на меня сразу повеяло ароматом провинции. По сравнению с тогдашней Москвой все показалось далеким европейским захолустьем. Как ни странно — можете строго судить меня как не вошедшего в мировую цивилизацию, — но таково было мое ощущение. Есть здесь некая тайна, и она состоит в том, что в прошлом Россия, как никакая другая страна, была подвержена социально-культурным ветрам с запада и востока, севера и юга — незащищенная равнина с огромным массивом населения, которая и защищалась, и общалась, была готова в силу своего исторического пути и дать отпор врагу, и понять всякую живую душу. Этого о западноевропейцах, как правило, не скажешь.

Нам, как никому, свойственно искусство Всеведения. Это выражалось русскими литераторами по-разному. Самое лучшее в этом смысле, помимо того, что мы обычно именуем пролетарским интернационализмом, находим у Достоевского. Но не у него конкретно, а угаданное им через Пушкина, через магический кристалл творчества нашего великого светоча, — всемирная отзывчивость...

Надо это все продумать. Основательно проработать в своей душе, психике, интеллекте. Ведь посмотрите — наша культура является амальгамой. Мы — прямые наследники античной Греции и Византии, привитых к славянской основе. Это особая цивилизация. Цивилизация такая, которая оказалась больше других готовой стать питательным материалом, почвой и для насаждения социального равенства, и для осуществления идей социальной справедливости. Не случайно же русские многоэтничны. Было бы странно нам с вами искать чисто русского по крови. Мы и смотрим на русского как на человека, который имеет родными русский язык и русскую культуру. Если в этом широком смысле говорить о русской идее, то сейчас нас непосредственно и жестоко преследует одно (на это должны обращать внимание все; боюсь, что наши патриоты в этом смысле явно недооценивают и не дают знать массам происходящее): мы — разделенный народ.

Как никогда и как никто! Жесточайшим образом, причем разделенный в самое последнее время, хотя предпосылки создавались много ранее. Честно говоря (пусть не обидятся отдельные товарищи), я не понимаю, когда говорят, что великоросс, малоросс и белорус относятся к разным нациям. Их связи нельзя не рассматривать прежде всего с точки зрения общерусского единства — только держась этой линии, мы спасемся. Сколько плакали в Европе по поводу разделенной Германии. Воссоединили ее. Мы помогали воссоединить Вьетнам всеми возможными средствами. Сочувствовали народу разделенной Кореи. Разделение же 150 миллионов на территории РФ, которая не есть еще Россия, полусотни миллионов на Украине, десятка миллионов в Белоруссии и скитания не менее трех десятков миллионов, которые считаются «русскоязычными», без кола и без двора за пределами РФ, — все это мало кого колышет. Свыше 200 миллионов человек не имеют, по сути дела, крепко сколоченной, по-настоящему целостной и независимой Родины! Часть этой массы обманута и не понимает всего трагизма ситуации, но объективно вся она обречена.

Как и почему? Помимо того, что наша страна уже колонизирована империализмом, мы не только «подходим» или «приближаемся» к национальной катастрофе (как любят говорить политологи), а и сумели выполнить все катастрофные параметры, и здесь не должно быть никаких иллюзий. Первый же вопрос, который в этой связи мы обязаны решить, предопределяет и состав первого компонента современной русской идеи. Это — общерусское воссоединение в едином государстве, юридическое оформление которого мы с вами сейчас предсказывать не будем, — в едином государстве, которое должно пойти прогрессивным социально-экономическим путем.

С удовольствием читаю новейшие сочинения по поводу русскости и общерусского единства. Но многое в них почерпнуто из прошлого и связано с попыткой реанимировать и комбинировать то, что давно устарело, и то, что давно изжито. Самим народом не воспринято в его жизненном процессе. Именно этот процесс и подводит нас теперь к неизбежному выводу: разрубленное русское тело должны воссоединять коммунисты. Это мое глубокое убеждение.

Второй компонент, о котором хотелось бы здесь сказать, состоит в том, что мы не просто разъединенный народ, народ, который подвергается сейчас, по сути дела, новому империалистическому переделу мира — западные хищники вместо Китая, вместо широких просторов Азии, Африки, Латинской Америки набросились сейчас на нас, на наше жизненное пространство. Помимо этого, мы, как никто, — ограбленный, пролетаризованный народ.

У нас сейчас говорят о первоначальном накоплении капитала. Думаю, в этой связи перед коммунистами, перед марксистами-ленинцами вновь встала очень серьезная задача воспроизведения, как и 100 лет назад, уже на новом жизненном материале работы Ленина «Развитие капитализма в России». Вследствие того, что это развитие в конце XX века носило не поступательный, а попятный, а значит, разрушительный характер, мы имеем его совершенно ненормальную, нелепую модель. Вот одна деталь — на первый план в России вышло формирование банковского и торгового капитала. А Ленин уже в конце XIX века говорил: более быстрое развитие преимущественно этих видов капитала означает, что будет слабое развитие капитала промышленного. А это значит, что наш нынешний капитализм не органичен обществу и будущего не имеет. Не имеет! Не потому даже, что мы этого не хотим, а мы действительно этого страстно не желаем. Но потому, что он родился, как рахитичный паразит-недоносок, и издохнет, как гомункул...

Соответственно господствующий класс, ныне захватывающий все большие и большие куски национального богатства, сам просто-напросто отторгаем от всего организма российского общества. У него будущее связано только с Западом. И вот это — самый интересный аспект происходящего. Его персональное накопление — это не результат экономии, усилий и стараний, которые имели место у большинства предпринимателей, живших в условиях феодализма и постепенно, поколение за поколением, создававших свое состояние. Наши нувориши просто ухватили накопленное (это не первоначальное капиталистическое накопление!) трудовым народом за 70 с лишком послеоктябрьских лет и поделили между собой. Это не первоначальное накопление, а первоначальный грабеж. Разве могут быть жизнеспособными то общество и та система, которые начали свое движение по такому пути?

Другая сторона дела — это то, что почти все мы, и в особенности люди, которые непосредственно заняты на производстве, - теперь пролетарии. Не буду приводить вам массу цифр, которые у нас имеются: кое-кто говорит, что где-то 70% россиян находятся на грани нищеты, кто-то называет цифры меньше, кто-то значительно больше, — но факт налицо: устойчивое капиталистическое бытие нам «светит» только в лице 5, от силы 7-10 % сограждан. Оборотная сторона дела такова: пролетарское самосознание у населения следует пестовать Коммунистической партии. Деться тут некуда. Любые попытки заигрывать с мелкобуржуазностью, так или иначе приводят к очень серьезным ошибкам. Я, конечно, полагаю, что мы живем уже в условиях создавшейся многоукладной экономики, и махать шашкой, пытаться наскакивать на уже установившиеся социально-экономические уклады, было бы смешно. Вся наша практика должна состоять в том, чтобы всесторонне учитывать это положение, изучать каждый уклад, конкретно видеть интересы связанных с ними слоев населения и целенаправленно подталкивать в прогрессивном направлении эволюцию всего общества, имея в виду ее социалистический вектор. Резонен и такой вопрос: а в каком укладе жить нам?

Западу мы нужны в двух качествах. Наши богатенькие, которые имеют счета в инобанках, полезны ему как предатели. А наша рабочая сила потребна ему как рабская. Сильная Россия не нужна современному «цивилизованному» миру. У нее были блестящие возможности войти, если хотите, в клуб развитых государственно-монополистических гигантов. Но ее туда не пустили и теперь разделывают по частям. Только через пролетарскую идею и становление социализма на новой основе (а соответствующие модели в основных чертах нам, вообще-то говоря, известны...) возможно наше Возрождение.

Вторая ипостась русской идеи, таким образом, — это наш Социалистический Ренессанс.

Обратите внимание, что делается у нас в идейно-политической области. Слишком много патриотов нынче стало играть на антикоммунистической дуде. И получилась скверная музыка. Иные качнулись в сторону так называемой белой идеи, которая ничего, кроме воссоздания господства помещиков и капиталистов, не обещала. Увы, это так, о чем свидетельствуют не только наши публицисты, но и идеологи самого «белого движения» — достаточно внимательно посмотреть документы. При этом выявляется любопытная, тщательно скрываемая взаимосвязь. Те люди, которые исповедуют антисоциалистический подход, они, по сути, исповедуют и антирусский подход. А антикоммунизм сегодня есть не что иное, как важнейшее орудие русофобии!

Давайте вникнем в эту тяжелую для многих истину. Делается с нами подчас такое, что просто диву даешься. Неуместно в этом высоком собрании произносить малоприличное слово «дурак»: это не научная категория, да и в политике оно не очень смотрится. Но есть книжки, которые появились сейчас и которые запросто распространяются, будучи наполнены именно дурацким духом. Хочу здесь сослаться на изданную в 90-х годах работу калифорнийского профессора Дэниэла Ранкур-Лаферрьера, которая называется «Рабская душа России». Человек этот, занимавшийся филологическими изысканиями, подробно изучил русский фольклор, литературу. Он скрупулезненько вышелушил оттуда все, что «доказывает», будто бы русские от природы — мазохисты, что наша страна — это страна сплошного страдания и что страдание — это-де наше «призвание». Что Россия — это сплошь царство внутренней неполноценности, неспособности противостоять разрушительным влияниям и постоять за себя. Почитайте эту книжку — она очень любопытна. С точки зрения, во-первых, набора всевозможных цитаток, во-вторых, психологии самого автора. Но не шутите над этим. В книжке содержится, в сущности, манифест рабского самосознания россиян. Вот в чем дело... А комплекс неполноценности нам внушался давно. В том числе в этот комплекс вводится и такая внешне невинная штучка, которая звучит примерно следующим образом: «Октябрьская революция и последующий путь Советского государства — это уклонение от генерального хода истории. Не соответствует сие русской душе». Но никто при этом не ставит другой вопрос: «А может, мы и были больше всего русскими именно в этот период?»

С точки зрения всемирной отзывчивости русской души и мощи государства, великой русской, советской культуры и науки (не будем отрывать их от себя, ясно видя, что годы «перестройки» и «реформ» ничего духовного обществу не дали) именно в советское время мы отвечали тому требованию, какое предъявляла к нам всеобщая история. Владимир Соловьев, русский философ, которому с известными оговорками можно доверять, говорил, что идея народа — это идея того, с чем он пришел в мир, какую он сыграл роль как часть человечества. Я резко протестую против попыток, которые сейчас делаются с целью заузить наше участие в мировых делах: хватит-де нам жертвенности, надо перестать претендовать на мессианскую роль и пожить для себя. А почему не совместить одно и другое?

Мы государство самодостаточное. Самое рациональное было бы в настоящее время во внешней политике проводить линию на относительную изоляцию в мире и заниматься собственными делами, не прося ни у кого помощи и не транжиря «на дядю» свои ресурсы, самим строить свою державу. Концептуально мы с социально-экономической структурой общества сладим. Жить чужим умом — это не дело русских, россиян, интернационалистов нашего, пролетарского, толка. Почему бы России вновь не сосредоточиться в себе? Все возможности для этого имеются. С этой точки зрения перед компартиями России стоит задача разработки концепции, которую я назвал бы эколого-экономическим, социально-политическим и культурно-нравственным оптимумом. Закладываю сюда наши великолепные природные и социально-экономические предпосылки, человеческий материал с тем, чтобы выйти на параметры полнокровного социалистического развития. Что, конечно же, полностью поглотит и перекроет так называемую концепцию устойчивого развития, которая сейчас пропагандируется по линии ООН.

Любая партия, если она ответственна перед народом, должна в нынешний катастрофный период заниматься подготовкой и сугубо практичных вещей. Полагаю, что научный корпус, который еще имеется у левых, мог бы заняться подготовкой хотя бы в кратком варианте пятилетнего плана восстановления разрушенного «перестройкой» и «реформами» народного хозяйства и повышения благосостояния трудящихся. Иметь такой документ и по мере подвижек в конъюнктуре вносить в него необходимые оперативные изменения было бы, наверное, лучшим оснащением той партии, которая претендует на власть.

Мы сдали власть мирным путем. Теперь перед нами стоит задача вернуть ее желательно тоже мирным путем, но через инициирование снизу советского движения и соединение его с упорной работой по социалистическому и коммунистическому просвещению масс.

Мое время вышло, и я хочу сказать здесь еще только одно. Мы не должны отказываться от нашего идейно-теоретического, диалектико-материалистического вооружения, которое составляет марксизм-ленинизм. Есть нынче точка зрения, что марксизм-де отвергнут и нам надо формировать свою философскую позицию. Ответьте мне на вопрос: кто это сможет за всю философскую мысль, за всю экономическую мысль, начиная с Фалеса Милетского, отбросив два с половиной тысячелетия творческих исканий, проделать соответственный путь, аналогичную умственную работу?

И в отношении Маркса: сами вы свидетели, сколько неправедных наветов в его адрес, в том числе и в нашей среде!

Не хочу быть задиристым и не собираюсь вступать с кем-либо в полемику, тем более что предшествующие ораторы не явились, но отмечу одну вещь в связи с воззрениями находящегося здесь уважаемого мною Юрия Павловича Белова. Вот цитата из его книжки «Русская судьба»:

 «По прогнозу Маркса и Энгельса, французский рабочий должен был начать великую социальную революцию, а немецкий — ее доделать. Классики не успели изучить историю России столь глубоко, как они изучили историю Запада. Начал-таки русский рабочий, вчерашний крестьянин-общинник».

Считаю своим долгом отметить, что прогноз, который здесь упоминается — а творчество любого мыслителя надо рассматривать исторически, в его изменении и развитии, — относится к периоду до поражения Парижской коммуны 1871 года. После этого происходит существенная перемена, мировой дух не терпит покоя и постоянно перемещается. Не остается вне его внимания и наше Отечество, вследствие чего к концу своей жизни Маркс дает уже совсем иные оценки.

Вот предисловие 1882 года к «Манифесту Коммунистической партии». Раньше русского царя считали «главой европейской реакции», указывают Маркс и Энгельс. И это было верно применительно к эпохе буржуазно-демократических революций конца 1840-х годов. А что теперь? Теперь царь — «содержащийся в Гатчине военнопленный революции, и Россия представляет собой передовой отряд революционного движения в Европе». Касаясь далее общинной специфики русского землевладения, не отрицая, что эти народные корни могут в дальнейшем произрасти социалистическими плодами, Маркс и Энгельс заканчивают так:

«Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития».

Таков подлинный прогноз основателей марксизма, в который почему-то не вник товарищ Белов.

В глазах Маркса перед завершением его деятельности Россия выступала как главная надежда. Давайте не опускать себя, игнорируя этот взгляд, давайте видеть, как оно было на самом деле, тем более что марксизм, как вы, наверное, догадываетесь, будучи плодом всей мировой культуры, выходил далеко за рамки немецкой действительности. Он был, вообще говоря, вненемецким, надъевропейским явлением, а если вспомнить диссертационную работу Маркса, посвященную древнегреческой философии, то и выходил, причем уже при своем зарождении, к тому природному человеческому материалу научного социализма, который явила наша Родина. В силу этого русская идея вбирает в себя все лучшее в духовном наследии веков, и мы имеем, сами того не подозревая, самую подробную (только это надо знать!) ее разработку в наследии Ленина.

Повторим на новом витке исторической спирали опыт наших предков! Потрудимся на то, чтобы наша страна дала образцы коммунистического общежития, подлинной социальной справедливости и социального равенства!

Вопрос: Никак не могу согласиться с призывом возвращать власть с помощью просвещения масс. Смешно уповать на эту методу, когда над нами дамоклов меч геноцида.

Ответ: Думаю, для того, чтобы понять, что этот меч висит над нами на волоске, и надо просвещаться.

Мы почему-то демонстрируем удивительную покорность происходящему. Советская власть воспитала людей в духе доверия и послушания, и люди проявляют их до сих пор совсем не к тем, кто этого заслужил. Вы что же, не видите, что основная политика режима состоит в зачумлении, погружении соотечественников в духовный мрак, проповеди обскурантизма, в узаконении ведьмачества, колдунов, мистики. Все это делается для того, чтобы русские, все россияне стали на голову ниже. Вот почему я считаю кардинальной задачей, совершенно неукоснительной задачей коммунистическое просвещение населения. Если кто-то не согласен со словом «коммунистическое», назовем это мягче: «социалистическое» или же «гуманистическое», – возможно, кому-то больше нравятся такие слова. Но к людям надо идти безусловно, идти со словом науки, со словом культуры, со словом нравственности. Иначе мы погибнем.

Коммунистическое просвещение должно быть поставлено сейчас на уровень материального фактора воздействия на массы. Так получилось, между прочим, со средствами массовой информации, которые сделали жесткой, агрессивной реальностью проповедь буржуазного сознания. Нам надо отбиваться и пробиваться вперед. И противопоставлять этому свое. Или-или.

В этой аудитории, товарищи, мы все всё понимаем. Вы зайдите в какую-нибудь конкретную квартиру или поезжайте на село... Там все еще вздыхают по поводу случившегося, но не понимают его причин и следствий. Мы теряем минимум полмиллиона человек в год, Россия вымирает, а народ это еще не осознал. Вот в чем дело. А чтобы осознать, что надо делать? Просвещать! Маркс говорил когда-то, что самые неприступные крепости — это человеческие черепа. В них надо стучаться! Вот в чем вопрос. Наша партия, к сожалению, недостаточно срабатывает в этом смысле.

Вопрос: Без завоевания СМИ — для передачи на всю страну — сегодня невозможно объединение людей на борьбу с режимом. Невозможна и победа.

Ответ: Вот это правильно! Это идет в русле того же вопроса. Что конкретно делается в данном направлении? Здесь Юрий Павлович уже отвечал на этот вопрос. И о парламентском часе, и о подвижках в ЦК в сторону приобретения канала на телевидении, и о том, что это стоит огромных средств и что сейчас с появлением «красных» губернаторов появляется возможность шире вещать на местном уровне. Расширяется диапазон возможностей. Но пока еще мы находимся в крайне бедственном положении.

Полагаю, что большой ошибкой всего коммунистического движения, КПРФ конкретно, является отсутствие единого, идейно последовательного, очень авторитетного, ведущегося на мировом уровне органа печати. Остается пока в неопределенном положении наша бедная, милая «Правда», ее сперва отдали в чужие руки, а сейчас на ней сидят целых четыре структуры...

Само имя «Правда» мобилизует и сплачивает людей. Противник знает это и пользуется этим, не давая нам возможности концентрироваться идейно-нравственно и организационно. Говорю с вами как газетчик, как бывший правдист. Я раньше думал, что коммунистическое движение, чуть-чуть поднимаясь и пока что издавая свои мелкие стенгазетки, в конце концов, сможет, договорившись, объединить все средства и бросить их на один орган. Если есть разногласия, если есть несовпадение точек зрения, можно их разрешать в одном органе печати. Для этого партии-участницы должны иметь гарантированное договором место на газетной площади. Это вопрос вопросов, и его надо решать наряду с обязательным проникновением на телевидение. Глубоко уверен, что, будь в 1992—1993 годах у нас полчаса в неделю на ТВ, воронья ельцинская стая ничего бы не добилась.

Вопрос: Как случилось и почему сдали власть мирным путем?

Ответ: Вот и сдали.

Начнем с «класса» номенклатуры». Это был, конечно, не класс, это был чиновничий слой, который внутри себя начал обюрокрачиваться и обуржуазиваться, мечтая с некоторых пор больше не о служении народу, а о сладкой жизни. Он сомкнулся с теневым капиталом, который формировался в стране на протяжении нескольких десятков лет, вырастив уже второе поколение образованных, со знанием иностранных языков, обтершихся кадров, а потом сумел, не обладая властью, но обладая богатством, соблазнить тех, кто был склонен к коррупции в партгосаппарате. Те, кто разбогател в годы «застоя» в обоих этих слоях, упали в объятия друг друга. Горбачев оказался в этом отношении, я бы сказал, самой удачной фигурой, ибо отсутствие в голове этого человека какой-либо идеологии (если правду сказать, то и смысла) дало возможность наполнять ее чем угодно. Так вышло. Так вышло. Он оказался типичным буржуазным перерожденцем. Эта ситуация на первый взгляд объясняется вроде бы идеальными мотивами, а на самом деле она предопределена вполне объективными классообразующими процессами.

Мне до сих пор не удается пробить в общественное мнение основную мысль о том, что произошло в нашей стране в 60—70-х годах. Одновременно со стиранием классовых различий (я вопросом этим занимался профессионально), которое действительно протекало в нашей стране (и на что мы рассчитывали в будущем), шло и возвратное, регрессивное классообразование, но шло оно подпольно. И на него не обращали внимание. Этот опасный процесс, который не контролировали и даже не отслеживали в должной мере, а тем более не пресекали, и дал контрреволюционный всплеск. Причем я здесь говорю не обо всех причинах, а только об одной из них, что здесь и ставится в виде вопроса: «Как случилось и почему сдали власть мирным путем?» Вопрос такой что на него надо отвечать в течение целого дня, а может быть, и нескольких суток.

Почему? Следует анализировать внутреннюю структуру накоплений теневиков. Следует выявить соотношение двух секторов экономики, которые показывала наша статистика, и третьего сектора, который (случайно ли?) ни в одном статистическом сборнике никак не фигурировал.

У нас скрывалось даже известное каждому наличие мелкого частника, скажем, ремесленника или же крестьянина-единоличника. Поднимите статистические сборники 1982 — 1985 годов, и вы увидите, что нам врали. Причем ученые, специалисты, с которыми мне пришлось общаться, они это знали, но не вытаскивали на свет. А в реальной политике, в рекомендациях экономистов частный сектор, существовавший фактически, и вовсе никак не учитывался.

Приведу только один пример. Где-то в 1987-1988 годах (память может подводить) стоимость основных фондов советской промышленности составляла один триллион 500—600 млрд. рублей. Хорошеньких, тяжеленьких советских рублей, которые были повесомее нынешних долларов. Накопления же, которые носили частный характер, уже составляли около одной трети этой суммы. Что это означало? При крайней дифференциации сбережений, когда такие накопления имело ничтожное меньшинство населения, это означало, что уже имеющиеся капиталистики могут вытребовать на полки магазинов фабрики и заводы. Надо было проводить денежную реформу. Кстати сказать, я был тогда в группе экономистов, которые предлагали эту и другие меры. Но политика второй половины 80-х годов, наоборот, потворствовала росту теневого капитала и, самое главное, спасению того, что он успел хапнуть. Нас всерьез так никто и не выслушал. В 1985 году пришел Горбачев, и «пошел процесс»...

Вопрос: Не закиснем ли мы в случае полной изоляции от мира, несмотря на всю самодостаточность? Правильнее говорить о контролируемом, регулируемом взаимодействии с внешним миром, на это мы обречены. В силу более суровых климатических условий, больших расстояний мы не можем допустить свободной торговли с ним. Только превосходство технологическое (на порядок) может позволить свободно конкурировать с Западом на рынке.

Ответ: Это совершенно правильная мысль. В результате полной изоляции мы закиснем, полная изоляция и не нужна. Я говорил не о полной изоляции, а о политике «относительного изоляционизма».

Мы — самодостаточная страна в сырьевом отношении, в кадровом тоже. Какого рожна нам нужно? Нужна рациональная организация планово-хозрасчетной экономики, которая ориентирована на удовлетворение разумных общественных потребностей (не капризов моды, которым уготован свой черед), но для этого требуется очень серьезная предварительная научная работа. Ну и что из того, что у нас дороже ресурсы? Мы за бесценок гоним сейчас нашу нефть и газ, обеспечивая Западу высокое благосостояние. Помню, меня буквально резануло в 1978 году, когда я летом побывал в Нижневартовске и Надыме, летал на газоконденсатную станцию в тундре, а потом приехал в Западную Германию, где нашим газом, добытым в экстремальных условиях, пользуются в уютных квартирах, где губкой моют даже тротуары... Надо было видеть наших рабочих, газовиков и нефтяников, там, в Приполярье. Понятно, никто не размышлял тогда над этим, хотя за всеми подобными картинками стояла дикая нравственная реальность!

Может наша страна выжить? Может. Но она должна в определенной степени нормировать комплекс потребления, или, если это вас пугает («демократы» в этой связи начинают нести бред о «военном коммунизме»), обсчитывать реальные, здоровые в физиологическом и нравственном отношениях потребности, не идя на поводу у зряшного, порочного, «престижного», буржуазного по своей природе спроса. Нельзя при этом не сказать, что все Отделение экономики АН СССР оказалось полностью несостоятельным в этом вопросе. А ведь могло быть совершенно иначе.

Думаю, относительный изоляционизм в связи с некоторыми ленинскими установками был бы нам очень полезен. Ленин еще в 1922 году в письме Сталину «О монополии внешней торговли» резко критически высказывался о предложениях (в том числе Бухарина) насчет ослабления внешнеторгового режима. «Несколько раз Бухарин ссылается на таможенную охрану, не видя того, что... полностью сломить эту охрану может любая из богатых промышленных стран, — писал Ленин. — Для этого ей достаточно ввести вывозную премию за ввоз в Россию тех товаров, которые обложены у нас таможенной премией. Денег для этого у любой промышленной страны более чем достаточно, а в результате такой меры любая промышленная страна сломит нашу туземную промышленность наверняка».

Так нормальный человек говорил с нормальными людьми. Но какой же идиот (нет, не идиот, а преступник!) придумал уничтожить монополию внешней торговли и сделать нас полностью беззащитными перед Западом? Какие механизмы сдерживали его экспансию? Первый — постановка обороны. Второй — монополия внешней торговли. Третий (которым серьезно занимался когда-то Сталин) — великолепный, накопленный за многие годы золотой запас. Сейчас всех этих защитных механизмов, всех этих противовесов мы лишены. С нами делают, что хотят. Считаю, что без сильной монополии внешней торговли (по-моему, Компартии ее надо поддерживать во что бы то ни стало) мы ничего не добьемся. Этот пункт следует включить в программные документы.

Вопрос: Русская идея — это пока слова. Где конкретные методы и действия?

Ответ: Насчет конкретных мер и действий у нас имеются разработки модели общества, которую могут предложить коммунисты, и соответственно рекомендации, но все это, увы, остается не востребованным нашим партийным руководством. Есть умы, которые мы могли бы подключить к решению соответствующих задач, тот интеллектуальный батальон, который мог бы обеспечить переход к нормальному, самостоятельному социально-экономическому развитию.

Вопрос: В настоящее время широко распространяется идея русского монархизма как панацея от катастрофы. Развелось множество князей, баронов и наследников престола. Не грозит ли России царизм?

Ответ: Интересный вопрос. Я сам знаком с тремя императорами...

Во-первых, идея эта совершенно не жизнеспособна для России. Во-вторых, если бы даже она была претворена на какой-то короткий период в жизнь, что она даст? Гарантировать, что императором будет не горбоид или не ельциноид, мы с вами не можем...

Я разговаривал со многими монархистами, в том числе серьезными, убежденными людьми. Мне очень любопытно было даже с чисто человеческой точки зрения посмотреть, что же это за тип личности. Они сами почти все говорят, что сейчас легитимных наследников династии не осталось. Они никого не признают из претендентов. Ну, а как быть с монархической идеей? Может быть, реализовать ее методом всенародного избрания, полагают они. Но вы уверены, что такое всенародное избрание будет удачным? Нет, не уверены. Не исключено, что придется специально растить ребенка. Это и вовсе уводит нас в непредсказуемую неопределенность — их позиция так или иначе не состоятельна. Давайте все же будем республиканцами республики Советов! Ничего лучшего история нам не подарит.

Вопрос: Полгода назад я разговаривал с Вами по телефону о Марксовой теории прибавочной стоимости. На мой взгляд, механизм действия цены производства недостаточно используется для обоснования экономической модели общества, которую должны предложить народу коммунисты, так как закон стоимости и нормы прибыли обосновывает критерии эффективности производства при социализме. Мне кажется, что требования закона стоимости недостаточно учитывались в ценообразовании в социалистическом хозяйстве, что явилось причиной развала экономики социализма.

Ответ: Далее в записке говорится о моем материале в № 1 «Диалога»: пока-де коммунисты не поймут сути учения Маркса и Энгельса, они успеха в борьбе с «демократами» иметь не будут.

Нельзя не согласиться с этой мыслью. Не подумайте, что я какой-то замшелый догматик. Не подумайте! Методология, действенная и поныне, если говорить о марксизме-ленинизме, особенно об экономическом учении Маркса, не уступает по точности таким наукам, как математика, физика. С удивлением читаю пассажи некоторых публицистов, которые утверждают, что в общественной науке не бывает науки. Что все социальные явления не подвержены обобщению с точки зрения наличия в них собственно общественных закономерностей. Да нет же! И в области обществознания существуют истины, работающие так же, как таблица умножения или теорема Пифагора. Не надо противопоставлять одно другому.

Маркса и Энгельса клюют за то, что они подчас не были точны в событийных оценках. Подчас. И в отношении событий, которые совершались уже после них. Или же клюют их за то, что они-де не додумали, что будет с нами спустя 100—150 лет. Но когда звучит этот упрек, в каком свете выглядим мы с вами? Мы выглядим, как недотепы, моральные иждивенцы-захребетники. Как не стыдно предъявлять такие претензии гениям! Бурсов утверждал в своей знаменитой биографии Достоевского: «Самый неприятный вид высокомерия — высокомерие по отношению к гению». И это правильно.

Позволю себе полемический выпад в адрес положения — «История сложнее любой теории». Но кто спорит? Всегда будет так! Всегда человеческое сознание, отражение в нем (даже на уровне теории в строго научной форме) социальной действительности будут беднее, чем сама действительность. Из этого ничего не вытекает. Так говорить и говорить настойчиво — значит очень тонко бросать тень на марксистскую теорию исторического пpoцесса. В конце концов самое универсальное, что дал марксизм-ленинизм, — он создал материалистическую диалектику. Кто-то правильно говорил, что ей надо учиться всю жизнь. Этот метод универсален, гибок, неподкупен и, если его умело использовать, никогда не подведет. Чего вы хотите от одного-двух-трех людей, которые жили задолго до нас? Они подарили нам бесценное, совершенное творение, а мы сейчас ведем себя, как какие-то баричи: «Они нам не дали все. Они оставили нас без готовых решений...» Что в подобном контексте скажут о нас потомки?

В заключение еще пара замечаний.

Когда я слышу: «Есть русский народ, есть австрийский народ, французский народ или, к примеру, народ Нидерландов», — то живо ощущаю за этим откровенную недооценку нашей специфики. Самосознание названных народов, понятно, как правило, носит патриотический характер. Но у них существенно другой патриотизм, нежели у нас. Первая особенность этого патриотизма заключается в том, что это патриотизм ограниченных пространств. А России суждено было распространяться вширь длительный период времени без какого-либо ограничения. Только Запад возвел этому распространению стену, и Юг еще держал блокаду. Создалась совершенно иная психологическая ситуация. Применительно к русской истории надо сугубо учитывать географический фактор: мы слишком часто загоняли его куда-то в угол, не думая, между прочим, что он имеет прямое отношение к формированию той весьма самобытной общности, к которой мы принадлежим в социально-этническом плане. Думаю, вывод этот бесспорный. В силу его очевидна узость европейского патриотизма. Русский же патриотизм одновременно является патриотизмом и национальным, и интернациональным. Интернационализм есть наша национальная черта. Никуда от этого не денешься. Поэтому русский национализм как таковой и не получает развития. Он являет собой, как "говорили раньше латинскими словами, «контрадикциоинин адъекто», то есть противоречие в самом себе.

Согласитесь, все мы буквально плаваем и летаем в необъятной стихии русского языка и русской культуры, независимо от племени — и русские по происхождению, и нерусские тоже. Не вижу разницы между людьми, (когда толкуют о «нерусскости» кого бы то ни было по крови), если в этой стихии и армяне, и евреи, и татары, многие другие по своему «менталитету» (как теперь модно выражаться) ничем, совершенно ничем не отличаются от нас, коренных русичей, а то и превосходят «чистых» русаков и чувствуют себя не менее свободно. По другому критерию, нежели кровная связь, надо определять национальную принадлежность. Вот я, например, донской казак. Русский или нет? А ведь есть люди, которые объявляют казачество особой нацией.

Взять хотя бы украинцев. Припомним: когда было воссоединение Украины с Россией, сколько губерний вошло в Московию? Перечисляю: Киевская, Полтавская, часть Черниговской плюс часть Подольской — Браславское воеводство. Четыре административных единицы, четыре сравнительно небольших кусочка, в то время как Богдан Хмельницкий на Днепре называл себя «единовладным самодержцем русским». А вся остальная Украина? Дикое поле — Харьковщина, Донетчина, Причерноморье, Крым — это последующие общие приобретения русского народа и его государства.

Давайте перестанем упираться в национально-административные границы, которые носят искусственный характер. У меня, к примеру, отец похоронен в Никополе — выходит, не в русской земле? Мы поддаемся иногда надуманным и узкокорыстным философствованиям и все время ограничиваем, урезаем жизненное пространство собственного народа. Зачем это делать? Вы что, считаете, русский народ живет в одной Российской Федерации? Странно было бы так думать.

Вглядимся как следует в пока что не познанный исторический феномен. Захватив с собой многочисленные национальные образования и не лишая их своеобразия, наша всероссийская общность создала предпосылки для формирования великого советского народа, который был объединен на русскоязычной основе и цементировался прежде всего русской культурой. Эта особенность отечественного населения, его культурно-языковая русскость, обосновывает очень интересную вещь. Очевидно, по всему миру (если брать большие социальные массивы) идет формационный процесс. Так, если сейчас на планете возобладал капитализм, то он все равно проходит определенные стадии на всех этих огромных территориях, осваивая в качестве своеобразного поля колониального передела территорию Советского Союза. Когда в начале XX века этот формационный процесс вышел за пределы империалистической стадии капитализма, он получил себе в качестве лучшей питательной почвы человеческий массив прежде всего славянского происхождения как на нашей территории, так и на территории сопредельных с нами государств. Мы исторически оказались, если хотите, и субъектами, и жертвами перехода от капитализма к социализму. Нам ли отказываться от этого обретенного качества, тем более что для капитализма мы в массе своей не пригодны. Ну, не годимся для него, и все тут! И поэтому будем вымирать, если не поймем свое естество и не вернемся в свою природную социалистическую ипостась. В этом суть.

Давайте проникнемся собственной идентичностью, как выражаются некоторые современные ученые. Не будучи в ней уверен, я не связывал бы русскую идею с социализмом. Она состоит, на мой взгляд, из трех вещей. Первое: мы разделенный народ, и поэтому перед нами стоит проблема воссоединения и национально-освободительной борьбы. За доказательствами того, что мы уже колония, далеко ходить не надо. Посмотрите на улицу Тверскую, бывшую Горького. Это улица иностранного государства. Колониальной страны. Второе: сейчас слово «русский» почти тождественно слову «пролетарий». Почти тождественно. А пролетарское начало, безусловно, выражается в социалистических требованиях — иначе, чем через коллективистский образ жизни, спасения нет. И третье. У нас есть реальная возможность благодаря уникальной культуре, технике и людям вновь показать миру пример подлинно общинного и гуманного человеческого общежития. Ну, пора и остановиться. Спасибо Вам.

(Современная редакция выступления 8 февраля 1997 года)