По поводу одной статьи

В сентябре 2018 года была опубликована статья Максима Лебского «Российский капитализм и нерождённое левое движение», в которой автор объяснил причины реставрации капитализма в СССР, а также объяснил причины слабого революционного движения в современной России. После знакомства с анализом М. Лебского родились эти заметки на полях его статьи. Это не развёрнутая критика, это мысли по поводу далеко не всех, а лишь главных тезисов и выводов статьи М. Лебского.

 

1. Капитализм внутри социализма?

Первый же тезис автора о вызревании капиталистических отношений внутри СССР ещё до начала «перестройки» вызывает сомнения и возражения. «Серьёзный анклав неконтролируемого рынка», созданного «цеховиками» — это миф, придуманный западными идеологами империализма, чтобы опорочить социалистическую экономику. Изощрённые западные советологи превратили воровство, махинации, спекуляции и злоупотребления в целый «сектор экономики», естественно, «теневой». Не случайно, что у М. Лебского в этом вопросе в качестве экспертов выступают сплошь экономисты-апологеты империализма. И не случайно советская статистика в статье М. Лебского постоянно сопровождается уничижительным «официальная», дескать, не совсем объективная. Однако, как раз с объективностью буржуазных экономистов дело-то и обстоит весьма плачевно. Как возможно подсчитать долю «теневого рынка» в СССР, скажем, в 70-ые годы? Исходя из каких данных? Как мог «уважаемый» экономист Ханин (на которого систематически ссылается М. Лебский) подсчитать, что число занятых в «теневом секторе» составляют «десятки миллионов» советских граждан? Какова методика подсчёта, и какие архивные данные он использовал? Из какой отрасли народного хозяйства Ханин «изъял» «десятки миллионов» рабочих рук? В стране тотального официального трудоустройства, где тунеядство преследовалось законом, не было и не могло быть резервных армий безработных, которые капитал мог бы использовать в своих целях. Быть может «экономист» Ханин обнаружил предприятия, на которых числились работающими «десятки миллионов», но на самом деле не работали? Но даже если он их «обнаружит», то сделает это в присущей ему «оценочной» манере, не обремененной фактами, поскольку наличие такой массы трудоспособного населения, числящегося фиктивно на социалистических предприятиях, а работающих в другом месте, для советской экономики невозможно. Всё это говорит об одном: рынка рабочей силы для «теневой экономики» в СССР не существовало. Но не только не существовало наёмной рабочей силы, не существовало свободного рынка средств производства, свободного рынка сырья и доступной для капитала инфраструктуры массового сбыта товаров. Всё это говорит о том, что капитал в СССР не имел основ для своего существования и развития, что вплоть до начала «перестройки» серьёзно говорить об экономике, существовавшей параллельно официальной, не приходится.

При социализме, безусловно, существовали прохиндеи, не желавшие работать, а желавшие хорошо жить. Главная сфера приложения их «усилий» — это спекуляция дефицитными товарами. Другой тип советского «предпринимателя» — это «цеховик», то есть человек, занимавшийся нелегальной трудовой деятельностью. Такая деятельность представляла собой работу на самих себя, на примитивных средствах производства в условиях ограниченного сырья и трудностей сбыта. Каков объём такой производственной «теневой экономики»? Мизерный, но и это не главное. Главное в том, что в социалистической экономике расширенное воспроизводство такого подпольного капитала было невозможно, поэтому капитал не возрастал и не концентрировался. Производственная «теневая экономика» до начала «перестройки» — это нелегальная кустарщина. Таким образом, «теневые дельцы» в период СССР — это, прежде всего, спекулянты и «цеховики»-кустарщики, которые составляли ничтожную долю от трудоспособного населения, являясь, по сути, отщепенцами.

В советский период гораздо более содержательной и более обширной, чем «теневая экономика», была «деятельность» преступников по хищению социалистической собственности. И здесь у историков «теневой экономики» есть документальная основа для исследования в виде архивов МВД. Но авторам теорий о существовании «теневой экономики» в Советском Союзе эти достоверные, документальные данные не нужны, поскольку «проклятые расхитители социалистической собственности» просто наживались на «реальном» секторе экономики, снижая её показатели и накапливая для себя сокровища, но не капитал и, соответственно, не формировали капитала, капиталистических отношений и «теневого», то есть капиталистического сектора экономики. 

Помимо «теневиков», которые создали целую экономику, социализм подтачивало, по мнению М. Лебского, появившееся у советского народа буржуазное сознание. Это весьма распространённое мнение в «левой» публицистике. Откуда-то появившаяся «буржуазность» явилась препятствием для развития социализма и явилась одним из решающих факторов реставрации капитализма в СССР. Но каждому марксисту известно, что сознание является отражением сложившихся производственных отношений, поэтому мелкобуржуазное или буржуазное сознание не может ни сформироваться, ни устойчиво существовать без существования самих классов, а классы нуждаются в прочном материальном базисе. Прежде чем говорить о формировании классового сознания присущего буржуазии и мелкой буржуазии необходимо доказать существование этих классов в СССР, владевших определенной собственностью и втянутых в определенные же производственные отношения.

 

Сознание является отражением сложившихся производственных отношений, поэтому мелкобуржуазное или буржуазное сознание не может ни сформироваться, ни устойчиво существовать без существования самих классов, а классы нуждаются в прочном материальном базисе.

 

М. Лебский, вслед за многими «левыми» публицистами, перепутал буржуазные настроения и влияние с буржуазным сознанием. Усиление влияния буржуазной и мелкобуржуазной идеологии на массы советских людей — это действительный факт второй половины 80-х годов, однако, бесспорным фактом является и то, что усиление буржуазного образа мышления и буржуазных ценностей в советском обществе не возникло спонтанно — над распространением этого буржуазного влияния усиленно работали «прорабы» «перестройки», используя весь пропагандистский аппарат Советского государства.

Вопрос о возрастании буржуазного влияния в советском обществе в конце 80-х годов, таким образом, является вопросом умышленной предательской политики последнего высшего руководства СССР, а, отнюдь, не вопросом внутренних объективных причин, вызревших внутри базиса Советского Союза.

Буржуазные и мелкобуржуазные настроения в социалистическом обществе возможны и на определенном этапе развития социалистического общества неизбежны, но они происходят в силу объективных причин, к которым нельзя отнести, например, принятие «неправильной» третьей программы КПСС в 1961 году. Буржуазные настроения при социализме питают совсем другие источники.

Одним из главных источников буржуазных настроений является наличие при социализме товарно-денежных отношений и присущих им абстрактных денежных знаков, которые не дают окончательно умереть индивидуалистическим, эгоистичным, корыстным, частнособственническим качествам в человеке. Вторая причина заключается в «соседстве» с капитализмом, достигшим своей высшей стадии развития — империализма, который своим существованием и своим активным и агрессивным идеологическим давлением будет вызывать буржуазные иллюзии среди отдельных людей. Но даже если эти две причины преодолеет социалистическое общество останется ещё один фактор, который можно изжить только со временем — это частнособственнические инстинкты человечества, которые веками «въедались» в человеческую натуру благодаря существовавшей эксплуатации человека человеком. Этот социальный атавизм невозможно ликвидировать, как безграмотность, в течение нескольких лет — он изживается поколениями.

Пока будет существовать хотя бы одна из этих трёх причин в социалистическом обществе так или иначе, в большей или меньшей степени, в той или иной форме будут существовать частнособственнические настроения, как у отдельных личностей, так и у целых слоёв общества. Эти буржуазные рецидивы, кроме того, являются лакмусовой бумажкой развития социализма: усиление буржуазного влияния свидетельствует о проблемах социализма и наоборот. Из всего сказанного можно сделать вывод, что на протяжении всех лет существования Советской власти буржуазные и мелкобуржуазные настроения всегда существовали в СССР, и с ними приходилось считаться и бороться. Тем не менее, до второй половины 80-х годов с этим влиянием успешно справлялись, и буржуазные настроения были распространены у незначительной группы отщепенцев. Поэтому марксист не должен удивляться наличию буржуазных настроений в социалистическом обществе, а должен искать ответ на вопрос, почему в какой-то известный промежуток времени происходит их всплеск.  

«Теневой» сектор экономики, «буржуазность» советского народа — это ещё не все факторы «вызревания» капитализма в СССР. По выражению М. Лебского, к 80-ым годам в советской экономике «присутствовала кризисная тенденция». Для характеристики «кризисной тенденции» почему-то применяются такие показатели, как производительность труда, фондоотдача, урожайность зерновых. При этом М. Лебский постоянно вынужден оговариваться, что экономику СССР и её отдельных отраслей нельзя считать в «полной стагнации». Действительно, если обратиться к цифрам за 15 предшествующих «перестройке» лет, то получается следующая картина. Валовый общественный продукт (ВОП) развивался следующим образом: если 1970 год принять за 100%, то ВОП в 1980 году составил 167%, то есть вырос на 67%, а в 1984 году увеличился уже на 192%. Получается, что за 15 лет валовый общественный продукт почти удвоился. Произведённый национальный доход (ПНД) сравним по такой же методике: 1970 год принимаем за 100%, в 1980 году ПНД составил 163%, а в 1984 году уже 188% по отношению к 1970 году. То есть, за 15 лет ПНД вырос в 1,88 раза.

О каких «кризисных тенденциях» может идти речь, если валовый продукт практически удваивается за 15 лет?! М. Лебский для доказательства «кризисных тенденций» приводит данные о снижении фондоотдачи, при этом игнорируя то, что сам процесс фондовооруженности за 15 лет сделал гигантский скачок почти в три раза. Если в 1970 году стоимость производственных фондов (зданий, сооружений, машин, станков, агрегатов и средств производства) в СССР составляла 860 миллиардов рублей, то в 1984 году стоимость фондов уже была 2 триллиона 218 миллиардов рублей! Другими словами, Советское правительство в течение 15 лет непрерывно, говоря сегодняшним языком, инвестировало в собственное народное хозяйство, утроив, таким образом, его стоимость. Что здесь свидетельствует о «кризисных тенденциях»? Ничего. Это свидетельствует, что народное хозяйство СССР было развитым, развивалось и имело систематический высокий доход, который не вывозился за рубеж, а тратился на благо нашего народа.

М. Лебский даёт сравнительную статистику снижения фондоотдачи: фондоотдача в 1985 году составляла 69% от фондоотдачи 1970 года — это, по его мнению, один из показателей «кризисных тенденций». Но если сравнить фондоотдачу 1970 года, которая у М. Лебского является образцом, с фондоотдачей 1960 года, то окажется, что в 1970 году фондоотдача снизилась по отношению к 1960 году на те же 69%. Если так всё критично с фондоотдачей, то почему тогда «перестройка» не началась, скажем, в 1975 году? Сам по себе показатель фондоотдачи ещё не даёт возможности сделать какие-либо выводы об эффективности и жизнеспособности советского народного хозяйства. М. Лебский ошибается, считая, что снижение фондоотдачи свидетельствует о снижении производительности труда. Фондоотдача, то есть отдача от средств, потраченных на создание основных средств производства, зависит от таких факторов производства, как, к примеру, продолжительность работы самого оборудования. Например, 1 рубль, потраченный на создание средств производства (основных фондов), в 1960 году принёс 1 рубль 75 копеек валового общественного продукта, но в 1984 году 1 рубль, потраченный на основные фонды, принёс продукции только на 90 копеек, не потому что конкретный труд создал в определенный период времени меньше потребительных стоимостей, а потому что, возможно, долго осваивалась новая технология или, к примеру, модернизация затронула второстепенные производственные фонды, не влияющие непосредственно на выпуск продукции. Вполне вероятно, что такие гигантские  капиталовложения Советского правительства в народное хозяйство не могли касаться только сугубо технологических цепочек, а распространялись на производственную инфраструктуру, задача, которой подготовить «плацдарм» для дальнейшего менее затратного наращивания фондовооружения и получения более эффективной фондоотдачи. Но это всё предположения (хотя и наиболее вероятные), которые свидетельствуют о необходимости комплексной работы со статистическими показателями советского народного хозяйства и требуют рассматривать их в связке с политической экономией социализма.

Что является безусловным, так это то, что показатели советской экономики свидетельствуют о развитии СССР, а не о кризисе или деградации. О, всего лишь, снижении темпов развития, но даже не о стагнации и, тем более, не о падении экономики, а свидетельствуют об экономики роста и развития! Поколению, живущему третий десяток лет в условиях реставрированного капитализма и познавшему на собственном опыте самые разнообразные формы капиталистических кризисов, понятно, что к 1985 году Советский Союз не испытывал и сотой доли тех проблем, которые характерны для глубокого кризиса, чреватого катастрофой. «Беды» советской экономики были гораздо позже значительно преувеличены и раздуты экономистами империализма, чтобы сформировать некую идеологическую базу для «необратимости» «развала» СССР.

Из этой ложной посылки о глубоком кризисе советской экономики закономерно следует следующее, не менее ложное утверждение: нефтяная зависимость экономики СССР. Изворотливость империалистических идеологов надо оценить по достоинству: явная, вопиющая зависимость современной России от «нефтяной иглы», вдруг превращается в болезнь и порок советской экономики! У этой обманки много вольных или невольных «поклонников». Не смог преодолеть «зависимость» от «нефтяной иглы» и М. Лебский. Он плетётся вслед за прожжёнными мастерами инсинуаций, доказывая нам, что советская экономика «питалась» «нефтедолларами» и этим продлевала себе жизнь. Якобы, запасы нефти стали продавать за доллары странам с «рыночной» экономикой, а затем покупать продукты и «заводы «под ключ» у тех же «успешных» стран с «рыночной» экономикой, тем самым спасая Советский Союз от неизбежного краха. Советское руководство, которое совершило такой экономический манёвр, по мнению Лебского, «интеллектуально деградировало» и «выродилось». Здесь хочется возразить Лебскому. Почему вдруг продажа социалистической страной нефти (или каких-либо других ресурсов) капиталистическим странам, и использование денежных средств от этой продажи для развития народного хозяйства своей страны, стало признаком «интеллектуальной деградации» и «вырождения»? Напомним М. Лебскому, что сразу после окончания гражданской войны Ленин был сторонником заключения концессий с иностранными капиталистами, в том числе, на грабительских условиях для Советской России, считая при этом, что в тяжелейшие времена разрухи лучше иметь хоть какой-то доход и, тем самым, сохранить Советскую власть, как величайшее завоевание и достояние не только русского, но и мирового пролетариата. При этом Ленин имел в виду, что дальнейшее развитие экономики, с помощью даже грабительских концессий, укрепит советскую власть и даст ей возможность пересмотреть невыгодные концессионные условия в свою пользу, что и произошло к началу 30-х годов ХХ века. Торговлю сырьём вело руководство СССР в 30-х годах с нацистской Германией, получая в обмен различное оборудование и повышая, таким образом, обороноспособность страны в условиях надвигающейся войны. Социалистическая Куба и КНДР сегодня продают свои уникальные климатические условия и туристические услуги капиталистическим странам и получают столь необходимые валютные доходы, которые помогают решать насущные проблемы в условиях навязанной им блокады. В конце концов, Китай с 80-х годов занимается ни чем иным, как продажей своих трудовых ресурсов капиталистическим странам. Правда, в этом случае ещё не понятно чем всё это обернётся для китайского пролетариата и самого Китая.

Таким образом, сам по себе факт торговли социалистической страны с капиталистическими странами, в том числе, сырьём, ещё не свидетельствует о деградации и вырождении руководства. Важнее понимать какую внутреннюю политику проводит руководство социалистической страны, и для каких целей используется внешний источник доходов. Чтобы оценить действия руководства СССР надо подробнее рассмотреть сам экспорт сырой нефти и его роль в народном хозяйстве Советского Союза.

М. Лебский приводит данные, свидетельствующие о двукратном увеличении экспорта сырой нефти: в 1970 году СССР отправил за рубеж 66 млн.т сырой нефти, а к 1980 году уже 119 млн.т сырой нефти. Казалось бы налицо наращивание экспорта и усиление зависимости от экспорта сырой нефти. Но это обманчивое впечатление, не имеющее ничего общего с действительной советской экономикой и экспортной политикой Советского правительства. Дело в том, что в период с 1970 года по 1980 год сама добыча нефти в СССР увеличилась вдвое, и увеличенное количество экспортируемой нефти не изменило её доли — доля сырой нефти, уходящей на экспорт, осталась, практически, без изменения: 18,9% в 1970 году и 19,7% в 1980 году. То есть, не смотря на рост экспорта с 66 млн.т до 119 млн.т для экономики СССР вывоз сырой нефти, как составлял в 1970 году чуть менее 20% от общей добычи нефти, так и остался, спустя 10 лет, в 1980 году чуть менее 20% от общей добычи нефти. При двукратном росте добычи нефти доля вывезенной зарубеж нефти не поменялась, и это значит, что возросли внутренние источники потребления нефти, и увеличение добычи шло на удовлетворение внутренних потребностей экономики СССР, а не для целей получения «нефтедолларов».

Действительно, валовый общественный продукт СССР за этот же период увеличился с 643 миллиардов рублей до 1 триллиона 72 миллиардов рублей, то есть в 1,66 раза. При этом структура советского народного хозяйства за десять лет не претерпела существенных изменений:

 

 

Из таблицы видно, что за 10 лет никаких существенных сдвигов не произошло: в советской экономике по-прежнему доминирующие позиции занимала собственная промышленность. Внутри промышленности за десять лет произошли следующие изменения:

 

 

Из приведённых данных, следует, что доля топливной промышленности (а именно к этой отрасли относится добыча нефти) в общей структуре народного хозяйства упала (упала, а не возросла!) с 6,4% до 5,6%. То есть интенсивное развитие народного хозяйства СССР в период с 1970 года по 1980 год происходило не за счёт усиленного раздувания «нефтяной трубы», а за счёт других отраслей, и из таблицы видно, что в советской промышленности продолжал развиваться сектор машиностроения и металлообработки, который за 10 увеличил свою долю почти на 10%.

За 10 лет советское народное хозяйство возросло в 1,66 раза, развивая собственную промышленность, при этом стало добывать почти в два раза больше нефти, которая в основном шла на возросшие потребности своей экономики. Почему в этом случае нельзя экспортировать нефти в два раза больше, тем более, если за неё платят и это не в ущерб собственному народному хозяйству?! Только действительно интеллектуально деградировавшее руководство пренебрежёт такой возможностью.

Из этих кратких статистических данных о советском народном хозяйстве за период с 1970 по 1980 года видно, что советская экономика представляла собой всесторонне развитый и продолжавший развиваться комплекс, имевший базой собственное материальное производство, основой которого был машиностроительный и металлообрабатывающий сектор, а не «нефтяная труба».

М. Лебский отмечает, что доля в экспорте топлива и энергетики увеличилась с 15,6% в 1970 году до 52,7% в 1985 году, что привело к «огромному потоку нефтедолларов», который в 1980 году исчислялся 15 миллиардами долларов. Действительность же далека от этих громких заявлений.

Для начала мы оговоримся, что будем рассматривать не 1985 год, а 1984 год, как год, являющийся последним перед «перестройкой». Увеличение топлива и электроэнергии в экспорте СССР по годам выглядело следующим образом:

1970 год — 15,6% от всего экспорта;

1980 год — 46,9% от всего экспорта;

1984 год — 54,4% от всего экспорта.

Но если вычесть из топлива и электроэнергию прочие виды топлива и саму электроэнергию, и оставить нефть и нефтепродукты, то статистика изменится:

1970 год — доля экспорта 15,6% в рублях это составило 1,8 миллиардов;

1980 год — доля экспорта 36,4% в рублях это составило 18 миллиардов;

1984 год — доля экспорта 41,6% в рублях это составило 31 миллиард.

Приводя статистические данные об экспорте нефти Советским Союзом, М. Лебский, вслед за матёрыми фабрикантами экономических теорий, «забывает» о том, куда и в каких количествах экспортировала нефть советская страна. Наряду с развитыми капиталистическими странами существенную долю в экспорте Советского Союза занимали страны Совета экономической взаимопомощи (СЭВ), социалистические страны (Куба, КНДР, Югославия и другие) и развивающиеся страны (Индия, Афганистан, Эфиопия и другие). Продажа этим странам велась не за «свободно конвертируемую валюту» и, соответственно, не являлась источником «нефтедолларов». Для того чтобы правильно вычислить поток «нефтедолларов» необходимо вычесть из объема экспорта нефти станы СЭВ, социалистические и развивающиеся страны. В этом случае объём экспорта нефти (не смотря на то, что статистика объединяет нефть и нефтепродукты, мы сделаем предположение, что в кап. страны вывозилась только сырая нефть) в развитые капиталистические страны (ФРГ, Франция, Италия, Финляндия, Нидерланды и прочие) составит:

1970 год — доля экспорта 7,2% в рублях это составило 830 миллионов;

1980 год — доля экспорта 18,2% в рублях это составило 9 миллиардов;

1984 год — доля экспорта 18,1% в рублях это составило 13,5 миллиардов.

Обратим внимание, что это абсолютные цифры, то есть, выручка от продажи нефти, которая включает в себя затраты, связанные с добычей и транспортировкой нефти.

В 1984 году Советский Союз получил выручку от экспорта нефти в развитые капиталистические страны в объеме 13,5 миллиардов рублей, много это или мало? От валового общественного продукта, произведённого советским народным хозяйством в 1984 году экспорт нефти в кап. страны составил всего 1%. От валового продукта промышленности, произведённого советской промышленностью в 1984 году экспорт нефти в кап. страны составил всего 1,6%. Доходная часть Государственного бюджета СССР в 1984 году составила 376,7 миллиардов рублей, соответственно, выручка от продажи нефти кап. странам составила всего 3,6% от доходной части бюджета СССР. Эти цифры свидетельствуют об истинной нефтяной зависимости СССР, вернее сказать, об её отсутствии. В динамике за 15 лет «зависимость» выглядит следующим образом:

 

 

Доля в годовом валовом общественном продукте в 1%, и 3,6% в доходной части гос. бюджета — это ничтожные цифры, которые ни коим образом не влияли на устойчивость советского народного хозяйства и не решали никаких проблем и задач советской экономики. Советский Союз был самодостаточным и независимым государством, который жил за счёт собственного национального дохода, произведённого собственным развитым народным хозяйством, а не существовал за счёт доходов от «нефтедолларов». В основе мифа о «нефтяной зависимости» СССР лежит ложь, которую придумали и распространяют идеологи империализма.

Мы видим, что реальное положение советской экономики совершенно другое, чем то, какое подают нам профессиональные экономисты РФ, на которых постоянно ссылается М. Лебский. Всё исходные предпосылки, которыми М. Лебский, обосновывал возникновение капитализма внутри социализма, оказались несостоятельными. Советский Союз к середине 80-х годов (то есть, к началу «перестройки») не имел какой-то «теневой» экономики, составлявшей «неконтролируемый анклав»; не испытывал полномасштабного экономического кризиса, грозящего государственной катастрофой; советское общество не было заражено и пропитано буржуазным и мелкобуржуазным сознанием, а лишь испытывало давление буржуазной идеологии в силу объективных причин; Советский Союз не зависел от экспорта сырой нефти в развитые кап. страны. Что в таком случае вызвало к жизни такое явление, как «перестройка» и последующую реставрацию капитализма в СССР?

 

2. Кризис социализма

Кризис социализма в СССР, безусловно, имел место, но этот кризис не имел ничего общего с экономическими кризисами капитализма и проявлялся совершенно иначе, чем капиталистические кризисы.

Резкое сокращение валового продукта, сокращение производства, безработица, инфляция, различные дефолты и, как следствие, абсолютное ухудшение положения трудящихся масс — эти хорошо известные проявления кризисов капитализма не свойственны кризису социализма. Кризисные явления социализма не проявляются в таких показателях, как величина валового продукта, производительность труда, размеры капиталовложений, поскольку общенародная собственность и общественный характер присвоения результатов труда не позволяют обрушиться социалистической экономике даже несмотря на ошибочное и неумелое руководство ею. Практический опыт СССР доказал, что социалистический способ производства имеет колоссальный запас прочности.

Кризис социализма в СССР (а мы говорим только об этом кризисе) выражался в появлении дефицита товаров; выражался в снижающемся качестве товаров; выражался в скудости ассортимента товаров; выражался в неразвитости сферы услуг и их ограниченности. В материальном производстве кризис выражался в ограничении самодеятельности и инициативы массы рабочих и трудящихся, снижении материальной и моральной заинтересованности в труде; в увеличении брака; в нерациональном и не бережном использовании трудовых и материальных ресурсов; в несвоевременной модернизации и автоматизации производства. В государственном устройстве СССР, также как и в материальном базисе, кризис социализма проявился в ограничении возможностей широких рабочих масс в государственном и партийном управлении и строительстве, в ограничении социалистической и внутрипартийной демократии, что привело к отрыву партийно-государственного аппарата Советского Союза от, прежде всего, рабочего класса.

Иначе говоря, кризис социализма выразился в нарушении основного экономического закона социализма, заключающегося в «обеспечении максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства», причём под «культурными потребностями» понимаем не только и не столько совершенствование духовно-нравственных качеств человека, а, прежде всего, удовлетворение творческих потребностей и способностей рабочего в управлении производством и государством.

Нарушение основного экономического закона социализма — это проявление кризиса, причина же лежит в материальном базисе социализма. Причина нарушения основного экономического закона социализма состоит в несоответствии уровня развития производительных сил имеющимся производственным отношениям. 

При социализме закон соответствия производительных сил производственным отношениям не утрачивает своей актуальности и продолжает действовать. Марксизм одной из главных производительных сил считает рабочего, трудящегося. Именно стремительное, бурное, интенсивное, всестороннее развитие советского человека и не меняющиеся производственные отношения явились главной причиной кризиса социализма. Социализм создаёт невероятные условия для развития человека, собственно, это ярко продемонстрировала история СССР, но возросшие возможности рабочего и трудящегося человека, как основной производительной силы, должны получить возможность удовлетворения — удовлетворения в бóльших возможностях в материальном производстве (в базисе) и, как следствие, в бóльших возможностях в государственном управлении (в надстройке). Несоответствие производственных отношений развитым производительным силам выразилось, прежде всего, в отсутствии удовлетворения возросших возможностей трудящихся в управлении производством и государством, в сдерживании их инициативы и, как следствие, разрыве связей партийно-государственного руководства с рабочим классом и потере поступательного развития социализма. В этом и заключается несоответствие производительных сил уровню производственных отношений.

Но вернёмся к М. Лебскому. Он лишь однажды, с подачи Кагарлицкого, робко упомянул о противоречии производительных сил производственным отношениям, но сделал это не как марксист, а, как буржуазный социолог, рассуждая о «своеобразном общественном договоре об отсутствии расширения гражданских прав» в рамках принятия Программы КПСС в 1961 году. Не развив и никак не обосновав тезис «об отсутствии расширения гражданских прав», М. Лебский в дальнейшем о нём больше не упоминает.

 

Общенародная собственность и общественное присвоение результатов труда позволяли разрешать любые возникающие противоречия социализма и создавали благоприятный социальный климат в обществе.

 

Кризис, обусловленный несоответствием производственных отношений развившимся производительным силам, не сопровождался падением производства, инфляцией, безработицей, обвальным падением уровня жизни советского народа. Безусловным фактом является отсутствие этих явлений в Советском Союзе к 1985 году. Другая важная особенность кризиса социализма — это отсутствие антагонистических противоречий в советском обществе. Общенародная собственность и общественное присвоение результатов труда позволяли разрешать любые возникающие противоречия социализма и создавали благоприятный социальный климат в обществе. Ту самую непередаваемую атмосферу социализма, которую особенно вспоминают те люди, которые её застали. Когда М. Лебский говорит, что «в сознании многих людей существует миф о том, что капитализм в России возник на пустом месте» он не понимает сути этого мнения и его причинной связи. Суть этой фразы в том, что оснований для такой коренной ломки экономики, государства, общества не было — вот соль этого «мифа» о «падении с неба» капитализма. Своим чутьём, своим практическим опытом рабочие и трудящиеся (а не абстрактные «люди») сформировали общепринятое мнение о безосновательности реставрации капитализма. Марксист, в этом случае, должен помочь правильно и до конца осознать этот верный тезис, а не бороться с ним, поскольку укоренившееся в сознании рабочих и трудящихся, мнение о несоответствии «реформ» кризису социализма - одна из точек опоры, что имеет сейчас коммунистическое движение и, в то же время, это один из основных объектов нападок и идеологических диверсий буржуазных политиков и идеологов. Вместо того чтобы дать более развёрнутое обоснование этого «мифа» и доходчиво разъяснить массам этот «миф», М. Лебский заодно со злейшими врагами трудящихся нашей страны борется против стихийного осознания пролетарскими массами необязательности реставрации капитализма в СССР.

Итак, главная причина кризиса социализма заключалась в ограничении возможностей и сдерживании инициативы (несоответствие уровня развития производительных сил производственным отношениям), прежде всего, рабочего класса. Несоответствие производственных отношений производительным силам проявилось в дефиците товаров народного потребления, в сужении их ассортимента и снижении их качества (нарушении основного экономического закона социализма) и отрыву государственного аппарата от рядовой массы. При этом кризис не приобретал крайних форм и не потрясал основ существования советского государства. Сам по себе кризис брал свои истоки, вероятно, с середины 50-х годов, с приходом к власти группы Хрущёва, которая рядом мероприятий сделала партийно-государственный аппарат единственной движущей силой советской экономики и доминирующей силой советского государства. К началу 80-х годов эта форма существования социализма исчерпала себя. Но что интересно, именно в это время — время существования устаревших производственных отношений, — рождается первичная форма новых производственных отношений — бригадный подряд. Бригадная форма хозяйствования была настолько убедительна в своём преимуществе перед имевшимися способами управления производством, настолько ярко подчеркнула возросшие возможности рабочего класса, что, несмотря на колоссальное сопротивление со стороны администраций советских предприятий, бригадный подряд существовал и был постоянно на острие дискуссий советских хозяйственников и экономистов. Как возможная новая форма организации производства бригадный подряд всегда имелся в виду и находил своё применение в ходе экспериментов и деятельности передовых новаторов. Существование бригадного подряда в период развития кризиса социализма ясно показывало направление (именно направление, а не законченное и готовое решение) преодоления кризиса социализма. Вместо этого партийно-государственное руководство СССР в 1985 году взяло курс на реставрацию капитализма.

Закрепление за партийно-государственным аппаратом исключительной роли в управлении экономикой и государством не могло не породить тенденции к обособлению этого аппарата от рабочих и трудовых масс Советского Союза. К 1985 году, с уходом из жизни подавляющего большинства руководства «брежневского» политбюро, отрыв от интересов рабочих и трудящихся приобрёл окончательную форму, которая выразилась в составе руководящего органа СССР — политбюро. В состав высших партийно-государственных органов вошли руководители, не имевшие опыта государственной работы в сталинский период, а, наоборот, формировавшиеся, как государственные деятели в хрущевско-брежневский период — период отрыва партийно-государственного аппарата от рабочих и трудящихся масс и формирования методов управления без участия масс.

 

3. «Перестройка» = реставрация капитализма

М. Лебский на протяжении своей статьи постоянно меняет движущие силы реставрации капитализма. Сначала это «теневые» дельцы «теневой» экономики, затем появляются «сильные и организованные» «радикальные реформаторы» и уверенно толкают страну к реставрации капитализма, но «радикальные реформаторы» не надолго остаются главной силой и вскоре кооперативы и кооператоры становятся источником формирования российской олигархии. Эта перемена движущих сил, рождает вопросы: а куда исчезли «теневики» и «радикальные реформаторы»? На каком историческом «повороте» их обошли «кооператоры»? Но ответов на эти вопросы в статье нет. Но это ещё не всё, и далее, плечом к плечу с кооператорами, набирают «рыночный» опыт и капитал предприимчивые «комсомольцы», пользующиеся различными лазейками для личного обогащения. Затем неожиданно делается вывод, что стремление «высшего Советского руководства» восстановить капитализм является ключевым моментом для реставрации. Однако, вскоре внешнеэкономическая деятельность частных предприятий (кооперативов) привела к «формированию капитала российской буржуазии» — это уже шестой источник (или причина) формирования капитализма в «недрах» социализма. По ходу статьи М. Лебский вновь обращается к мысли о виновности «административно-командной системы» в реставрации капитализма. Но в заключение своей статьи он делает вывод о том, что «экономическая логика развития Советского Союза с 1960-х годов» явилась причиной «вызревания» «полноценной рыночной системы» (обратите внимание: полноценной!). «Определяющее значение» для реставрации капитализма имела «политическая воля части номенклатуры». Реставрация капитализма сопровождалась образованием «нового правящего класса» из «номенклатуры» и из «прорыночных элементов советской экономики». Такая череда различных источников реставрации капитализма, говорит не о многообразии в СССР движущих сил, стремящихся к «рынку», а об отсутствии анализа и ясного представления о природе «перестройки» и реставрации капитализма, прежде всего, у самого М. Лебского.

 

Не «теневики», не кооператоры, не хапуги, примазавшиеся к комсомолу, не загадочные «радикальные реформаторы», не «административно-командная система», а исключительно высшее партийно-государственное руководство явилось автором «перестройки»

 

Невозможно всерьёз говорить о дельцах «теневой» экономики, как об экономической и политической силе «перестройки» и в современной России. Они ничем не проявили себя и оставили след только на страницах буржуазных пасквилей. Кооператоры и барыги под маской комсомола так и остались всего лишь мимолетным и бесследным эпизодом в истории «перестройки» и реставрации. М. Лебский, ссылками на биографию некоторых миллиардеров, пытается подтвердить свои предположения о том, что кооператив стал прародителем финансовой олигархии. Но не широкое кооператорское экономическое и политическое движение выдвинуло их на самый верх капиталистической иерархии, они не явились вершиной пирамиды кооператорской экономики — таковой просто не было. Бывших кооператоров, нынешних миллиардеров вытолкнула наверх не их среда и не их мелкая спекулятивно-предпринимательская деятельность, а иная, более могущественная сила. Туманные «радикальные реформаторы», которые правдами и неправдами содействовали реставрации в различных съездах, газетах, журналах, телепередачах, конечно, обогатились, но, тем не менее, не составили главный правящий класс РФ (вспомним, например, Станкевича, Старовойтову или Собчака). Парадоксальна, на первый взгляд, судьба «архитекторов» «перестройки»: горбачёвцы, стоявшие у истоков реставрации, так и остались ни с чем — они не вошли в элиту российского капитализма. Но безусловная очевидность «заслуг» горбачёвцев в деле реставрации капитализма заставляет М. Лебского признать главенствующую роль партийно-государственного руководства СССР в начальной фазе («перестройка») реставрации капитализма. Поэтому, когда он начинает всерьёз говорить о движущих силах «перестройки» и реставрации, то он говорит о действительной силе — о высшем партийно-государственном руководстве СССР. Вот кто действительно начал «перестройку». Не «теневики», не кооператоры, не хапуги, примазавшиеся к комсомолу, не загадочные «радикальные реформаторы», не «административно-командная система», а исключительно высшее партийно-государственное руководство, сосредоточенное в Политбюро явилось автором «перестройки».

Но интуитивно нащупав главную силу «перестройки» М. Лебский путается и традиционно отдаётся во власть буржуазных учёных. Анализируя основные «фракции» и «лагеря» «перестройки», он находится в плену мифов империалистических идеологов о наличии трёх политических центров во времена «перестройки». Якобы, все три силы находились внутри высшего партийно-государственного руководства СССР: консерваторы (которые были за социализм), центр (колеблющийся Горбачёв) и либералы (которые были за «рынок»). Эту маску, прикрывающую действия империалистов сочинили сами империалисты и их подельники из последнего руководства СССР (Горбачёв, Рыжков, Лигачев, Крючков, Язов и прочие). К слову сказать, прослывший «консерватором» и борцом за социализм Лигачёв, с первого дня избрания Горбачёва генеральным секретарём дружно работал с ним рука об руку и с первого дня был соучастником закулисных шушуканий с представителями американской и английской финансовой олигархии. Никаких трёх центров внутри руководства СССР в «перестройку» не существовало и не могло существовать. Было руководство, вступившее в сговор с империализмом, и была масса партийных работников, членов партии, советский рабочий класс и советские трудящиеся. При этом партийная масса, рабочий класс и трудящиеся с развитием «перестроечных» процессов всё больше дезориентировались, лишённые предательской верхушкой, по сути, партийного аппарата и оставшись неорганизованной массой членов партии.

К 1985 году, в обстановке созревшего кризиса социализма и ухода из жизни основных членов политбюро (Брежнев, Суслов, Андропов, Устинов), новое руководство осознано взяло курс на реставрацию капитализма в СССР.

Первым шагом нового высшего партийно-государственного руководства в лице, прежде всего, Горбачёва было установление прямых и тесных контактов с политическим руководством ведущих империалистических государств, и на протяжении всей «перестройки» эти контакты не прерывались и не ослаблялись. Все внутриполитические шаги горбачёвцы согласовывали с западными «партнёрами» получая их одобрение и поддержку. 

С приходом к власти горбачёвцев, началась, под видом демократии и гласности, широкомасштабная идеологическая кампания по дискредитации марксизма, социализма, истории СССР и его лидеров. Подрывная кампания велась предателями от имени партии и Советского государства, сначала прикрываясь именем революции, партии, Ленина, коммунизма, а затем и это всё подвергая беспощадной обструкции. На словах новые руководители СССР демонстрировали преемственность к традициям и практике коммунистического строительства, на деле же начали беспрецедентную по своей чудовищной лживости вторую антисталинскую кампанию, которая вскоре «незаметно» переросла в антисоветскую и антисоциалистическую.

Экономические мероприятия «перестройки» преследовали не те цели, которые официально декларировали горбачёвцы. Например, бригадный подряд, как перспективную форму хозяйствования, окончательно похоронили именно в «перестройку», поручив дело внедрения бригадного подряда... администрациям предприятий. То есть, поручили тем, чьи возможности бригадный подряд должен был ограничить взамен на расширившиеся возможности самих рабочих. Остальные «экономические мероприятия» («ускорение», «научно-технический прогресс», «самофинансирование», «хозрасчёт») ждала та же участь: не поддержанные ничем кроме громких лозунгов мероприятия, направленные на совершенствование социалистического способа производства, были умышленно дискредитированы, с целью создать иллюзию безальтернативности «рыночным реформам».

Кто в это время составлял «консервативную» часть руководства? Где была «либеральная» часть? В этот начальный период «перестройки» уже шла интенсивная работа по сознательной дискредитации социалистического способа производства, разворачивалась в полную силу идеологическая диверсия, были установлены тесные контакты с политическим руководством империализма. Планы реставрации капитализма в СССР уже были выношены и начали реализовываться именно в этот период «перестройки». Где было «консервативное» крыло партийного и государственного руководства? Нигде. Его и потом не существовало — это миф, легенда Лигачёва, Рыжкова, Язова и других предателей. А где было «либерально-радикальное» крыло партийно-государственного руководства? Ответ тот же: нигде. Его не было, но оно появится позже. И в который раз заметим, что не существует такой политической силы, как дельцы «теневой» экономики. Намеренная политика горбачевцев сформировать прослойку предпринимателей, приняв ряд законодательных актов о кооперативах и предпринимательстве, не привела к выходу из «подполья» многочисленных «теневых» дельцов с многомиллионной армией работников и капиталом в 20% (а это составило бы в 1984 году более 200 миллиардов рублей!) внутреннего общественного продукта СССР. Такой силы (а если бы она существовала, то была бы, безусловно, весьма ощутимая сила) в «перестройку» не было — и это факт.

Когда появились «партийные» радикалы? Тогда, когда начался процесс разрушения Советского государства и советской экономики. Когда свои намерения о реставрации капитализма горбачевское руководство стало реализовывать на практике: закон о предпринимательстве, подрывная XIX партконференция, сворачивание СЭВ, государственный переворот под названием «съезд народных депутатов», взращивание прибалтийских националистов. Когда оно увязло в процессе разрушения Советского Союза, как социалистической страны, тогда империализм захотел большего — он потребовал своего прямого участия в уничтожении СССР. Империализм, в лице США, получил возможность вмешиваться во внутренние дела СССР не только путём политического давления на горбачёвцев, но и получив возможность беспрепятственной работы своих разнообразных агентов на территории Советского Союза. Деятельность различных разведок США, ФРГ и других центров империализма была разрешена и проходила с ведома советского партийно-государственного руководства, руководства КГБ и министерства обороны. И именно тогда финансовый капитал США пошёл в атаку уже не просто на социализм, но и на только-только «проектируемый», самостоятельный капитализм в СССР, наличие которого совершенно не устраивало империализм. Американская финансовая олигархия не могла допустить формирования на территории Советского Союза полноценной, то есть, независимой от американского империализма капиталистической страны — это бы значительно осложнило существование самих американских монополий.

Работая в комфортных условиях «доброжелательного нейтралитета», в атмосфере антисталинской, антисоветской и антисоциалистической истерии, спецслужбы империализма без труда сформировали марионеточную партию «рыночных радикалов». Если горбачёвцы были самостоятельной силой, руководствовавшиеся своими целями, то на смену им приходила полностью марионеточная партия «радикалов». Основой этой партии стал Верховный Совет РСФСР, правительство РСФСР, а лидером этих лакеев был назначен Ельцин. За спинами руководства РСФСР стояла истинная сила — мировой финансовый капитал и его главный оплот — американский империализм. Эта «перестроечная» сила в статье М. Лебского совершенно отсутствует. Обезглавленная партийная масса, рабочие и трудящиеся СССР — это одна сила, и она оставалась всегда пассивной. Предательское руководство партии и государства — это вторая сила, которая сознательно разрушала социализм, вступив в сговор с империалистами и лелея планы вхождения в мировую «элиту». Третья сила — это империалистические страны и их финансовый капитал. Вот три реальные политические силы, которые обеспечили развитие «перестройки» в том виде, котором мы её знаем. Чтобы понять причины уничтожения Советского Союза, реставрации капитализма, его полной подчиненности в дальнейшем, а также, чтобы понять причины глубокого кризиса коммунистического и рабочего движения, надо изучать эти три силы в их развитии и взаимодействии. Предложенные империалистическими идеологами, три силы (консерваторы, центр, радикалы) внутри руководства СССР — это обман и тупиковый путь, который не позволит выявить истинные причины «перестройки» и понять процесс реставрации капитализма в Советском Союзе, а также выстроить единственно правильную тактику реанимации коммунистической партии.

Если говорить кратко, то в целом, вся «перестроечная» практика горбачевской группы сводилась к трём направлениям: идеологическая кампания (так называемая, «гласность»), разрушение экономического базиса социализма (сначала «ускорение» и «хозрасчёт», а затем «рыночная» экономика и приватизация), разрушение Советского государства и партии (сначала «правовая реформа» на XIX партконференции, а затем госпереворот под названием «съезд народных депутатов»). Без сомнения, что в своих преступных действиях горбачёвцы шли рука об руку с империалистами. Лояльность и расположение империалистов было обусловлено предварительным сговором и точным исполнением всех названых мер, направленных на уничтожение социализма в СССР. При этом империализм получил доступ на территорию Советского Союза и возможность беспрепятственно и самостоятельно вести подрывную деятельность. Провоцирование и разжигание национализма в республиках СССР, формирование ультралиберальных политических партий, курирование и взращивание «рок-клубов» и различных дискуссионных политических и экономических «столов», развязывание оголтелого национализма в прибалтийских республиках и кампании по их отделению от СССР, межнациональная резня в Средней Азии и на Кавказе — это весьма краткий перечень прямого (именно прямого) действия империалистов и их агентуры на территории СССР. Эта деятельность проходила при одобрении и содействии, как самого политического руководства СССР, так и органов, обеспечивающих безопасность государства (КГБ и армия).

 

Двигали «перестройку» две силы: предательская верхушка СССР и империализм при пассивности третьей силы — основной массы трудящихся

 

Так и только так выглядела «перестройка» изнутри. Считать действия горбачёвской группы «непродуманными», «ошибочными» — это значит обманываться и обманывать остальных участников коммунистического движения. Двигали «перестройку» две силы: предательская верхушка СССР и империализм при пассивности третьей силы — основной массы трудящихся. Получив доступ на территорию Советского Союза, империалисты развили деятельность по формированию радикальной политической партии, так называемых, «демократов». Не считаясь с интересами и мнением Горбачева и его группы, империалисты стали готовить иную перспективу для СССР, реализовать, которую поручили своим лакеям в лице Ельцина и руководства РСФСР. Завершением «перестройки» можно считать августовский «путч» ГКЧП, кардинально перевернувший ситуацию в стране за каких-то три дня. Теперь уже совершенно очевидно, что «путч» ГКЧП явился ни чем иным, как инсценированной провокацией империализма, их марионеток — правительства РСФСР и горбачёвцев, — с целью одним ударом покончить с Советским Союзом и социализмом. При этом горбачевская группа, судя по всему, добровольно сошла с политической сцены.

Вероятно, что М. Лебский сознательно исключил из анализа реставрации капитализма такой, на первый взгляд, субъективный фактор, как измена высшего руководства СССР.

Но за субъективными действиями предателей стоял весьма объективный фактор — финансовая олигархия империалистических стран. Получается, что исключив из анализа реставрации капитализма субъективный фактор предательства руководства, М. Лебский совершает более опасную ошибку — он исключает из процесса «перестройки» империализм и его деятельность по разрушению СССР и социалистического лагеря.

«Изъятие» империализма из истории «перестройки» делает невозможным понимание процессов, происходивших после «путча» ГКЧП, что, собственно, демонстрирует М. Лебский, когда подвергает анализу процесс формирования капитализма в РФ.

 

4. Российский капитализм

С «развалом» СССР, новым правительством РФ был «обнулён» советский народнохозяйственный опыт, а при проведении политики «шоковой терапии» не стали применять «позитивные элементы советской экономики». Сама «шоковая терапия» была призвана разрушить социалистическую экономику и создать рыночную экономику. К сокращению производства привели «разрыв производственных цепочек», непонимание «олигархами» особенностей советского народного хозяйства и «требования» МВФ. Сами олигархи образовались, сначала, в ходе продажи сырья заграницу, а затем усилились в ходе «мошеннической» приватизации. К концу девяностых годов олигархи образовали «семибанкирщину» и подчинили себе правительство Ельцина. Так представляет себе М. Лебский процесс реставрации капитализма от «путча» ГКЧП до назначения Путина президентом.

На деле взращённое, подготовленное, организованное империализмом, правительство РСФСР-РФ во главе с Ельциным после уничтожения Советского Союза, приступило к реализации интересов ведущих мировых финансово-монополистических групп, которые заключались в формировании подчиненного и зависимого государства с экономикой, обслуживающей интересы финансовой олигархии империалистических стран. Для России, являвшейся крупнейшей экономикой Советского Союза, была определена унизительная роль капиталистического сырьевого придатка империалистических стран. Для этого были уничтожены машиностроение, сельское хозяйство, фармакология, авиастроение, судостроение, прикладная наука и прочие отрасли советского народнохозяйственного комплекса. В обмен российское сырьё получило доступ на мировые рынки на условиях, которые определила финансовая олигархия империализма.

Одним из способов добиться такого разгрома советской экономики была, так называемая, «шоковая терапия», которую сказочники империализма называют многоэтапной «системой мер», направленной на формирование «рыночной экономики». В действительности эти наукообразные рассуждения прикрывают истинную суть «шоковой терапии», заключающуюся в проведении финансовых мероприятий, имеющих своей целью разрушение и подавление экономических систем и государственных образований. «Шоковая терапия» — это кредитно-денежные мероприятия, направленные одновременно на практически мгновенное обескровливание экономики и обнищание населения. Правительство РФ, осознанно запустив процесс безудержной инфляции и одновременного изъятия денежной массы из оборота, намеренно обрекло миллионы трудящихся на выживание и вымирание, а промышленность остановила, лишив кредитных и оборотных средств. Бывшие советские рабочие вымирали, деградировали и были заняты борьбой за существование, а не борьбой против империализма и их ставленников в правительстве РФ. Бывшая советская промышленность, лишённая капитала и возможности расширенного воспроизводства, не имела возможности сформировать независимые от империализма финансово-промышленные группы.

Такова вкратце суть «шоковой терапии», и говорить о ней, как о политике, имеющей своей целью сформировать «полноценную»(!) «рыночную» экономику или же предполагать, что «новые власти» (это Ельцин-то с Чубайсом!) допускали ошибку, не пытаясь «заимствовать позитивное» из советского опыта, — это либо не понимать её действительной сути, либо сознательно дезинформировать коммунистов и рабочих.

Вместо лживых сказок идеологов империализма о «полноценной рыночной экономике» марксист обязан раскрывать истинную сущность политики финансовой олигархии империализма. Долг марксиста срывать завесу, за которой ведётся действительная политика и действительный «бизнес» финансового-монополистических групп. Вместо обтекаемых формулировок о том, что правительство РФ, выполняя «требования МВФ», сократило ВВП российской экономики, М. Лебский обязан был говорить, о том, что МВФ — это инструмент империализма с помощью которого монополистический финансовый капитал диктовал на правах хозяина бывшим социалистическим странам свою волю, разрушая их экономический потенциал и превращая ещё вчера экономически развитые страны в сырьевые, трудовые, туристические и прочие придатки «мировой экономики», лишая их тем самым самостоятельности и независимости. В этом плане Россия — типичный, рядовой случай подчинения и зависимости чьё руководство в лице президента и правительства РФ прекрасно осознавало цели такой политики и намерено содействовало им, допуская в аппарат правительства РФ кадровых разведчиков США и согласовывая в госдепе США кандидатуры министров финансов РФ. Эта сознательная деятельность правительства РФ при непосредственном руководстве империализма превратила нашу страну не в «сырьевую супердержаву», как думает М. Лебский, а в полуколонию, стратегически зависимую от империализма, не способную существовать самостоятельно. Не «разрыв производственных цепочек» и непонимание «олигархами» особенностей советского народного хозяйства привели к уничтожению советской промышленности, а умышленная денежно-кредитная политика, в сжатые сроки остановившая массовое промышленное и сельскохозяйственное производство в России, и политика содействия товарной экспансии из стран империализма — всё это осмысленная, целенаправленная деятельность ельцинского правительства и империализма в период формирования капитализма в России в 90-х годах.

 

МВФ — это инструмент империализма, с помощью которого монополистический финансовый капитал диктовал бывшим социалистическим странам свою волю, разрушая их экономический потенциал и превращая ещё вчера экономически развитые страны в сырьевые, трудовые, туристические и прочие придатки «мировой экономики».

 

Появление «олигархов» в ходе какой-то «внешнеэкономической деятельности», опирающейся на исключительные способности «бизнесмена» — это сказочки из автобиографий финансовых воротил. В действительности государственный аппарат РФ, контролируемый империализмом, явился основой формирования нового класса собственников, и высшие органы аппарата сформировали, соответственно, самый крупный, самый могущественный капитал — монопольный. Новое правительство РФ определяло целиком и полностью экономическую политику, последовательность и правила приватизации, число и персоналии участников тех же залоговых аукционов, утверждало их результаты. И противопоставлять в этих условиях «режим» Ельцина «олигархическим» группам — это сочинять сказочку о независимости государства. Именно правительство РФ, управляемое империализмом, явилось основой для формирования класса финансовой олигархии Российской Федерации. Вполне естественно, что главной финансово-монополистической группой России явилась группа, которая сформировалась вокруг высшего должностного лица — президента России Ельцина. «Семья» (или клан) Ельцина — основная экономическая и политическая сила России, которая до сих пор господствует в политике и экономике, поскольку Путин — это креатура «семьи», не просто её ставленник, а её неотъемлемая часть. Его вынужденный приход к власти и вынужденное включение в «семью» лишь расширили и, вероятно, усложнили отношения внутри «семьи», но ни коем образом не отодвинули её от власти, не лишили её богатства и влияния, а лишь упрочили её положение. И очень странно, когда М. Лебский, перечисляя состав «семибанкирщины», не упоминает клан Ельцина, будто бы его нет и никогда не существовало.

Приватизация, по утверждению М. Лебского, носила «мошеннический» характер — это есть самое махровое мелкобуржуазное заблуждение, в основе, которой лежит миф о том, что, дескать, можно было разделить общенародное добро «по справедливости». Для коммуниста и сознательного рабочего любая форма приватизации общенародной советской собственности — мошенничество и грабёж. Любые сказки о «нормальной», «честной», «как у людей» (имеются, прежде всего, в виду западные «люди») приватизации должны встречать у коммунистов резкий и категоричный отпор, как опасные мелкобуржуазные иллюзии. Такая же отвратительная иллюзия о том, что приватизация прошла по заниженным ценам, что, якобы, реальная цена принесла бы доход «государству». Но в том то и дело, что государство находилось и находится в распоряжении империализма и их ставленников — правительства РФ. Как можно допустить мысль о том, что высшие чиновники, которые использовали государственный аппарат для своего обогащения и обогащения своих хозяев, должны при этом параллельно обогащать казну?! Сама логика грабежа исключает взаимовыгодность: один грабит и обогащается, другого грабят и он нищает. Миф о заниженных ценах при приватизации — это припудривание грабежа, это иллюзия возможности «честной» приватизации.

В российском капитализме «нулевых» годов, в понимании М. Лебского, происходит компромисс между олигархами и чиновниками. Кремль не устраивает правление «семибанкирщины», а олигархи нуждаются в едином экономическом пространстве, поэтому они заключают между собой союз. Этот процесс связан с приходом к власти самого Путина и усиления роли «силовиков» в государственном аппарате РФ. Такое объединение родило один новый класс — «бюрократ-буржуазию», который занимается извлечением «инсайдерской ренты», т.е., затевает многомиллионные проекты, в ходе реализации которых «воруют» миллионы и миллиарды рублей. Опасаясь правительства Путина, «бюрократ-буржуазия» выводит капиталы из России, используя офшоры. В целом, в России образовался не государственно-монополистический капитализм, а «полупереферийный капитализм», зависимый от экспорта сырья на мировые рынки и являющийся донором крупнейших капиталистических стран. Такова итоговая характеристика современного капитализма в России, которую М. Лебский заимствовал у буржуазных экономистов и политологов.

Рассуждая о «стабилизации» российского капитализма М. Лебский впервые характеризует его, как «полуперефирийный», подразумевая его второстепенное, зависимое положение. Но почему, вызревая в СССР в качестве полноценного, капитализм, сформировался в итоге как «полупереферийный», то есть, как неполноценный? Ответа у М. Лебского нет, но он очевиден: в анализе, который М. Лебский заимствовал у империалистических экономистов, отсутствует главная сила, оказавшая решающие влияние на исход «перестройки» и образование зависимого сырьевого капитализма — империализм. Исключение империализма — этой решающей и могущественнейшей силы, определившей форму и содержание капитализма в России (и не только в России), подчинившей всех нас своим интересам, исключение такой силы из анализа, создаёт разрывы в логике, когда после «вызревания полноценного капитализма» в действительности созревает «полупереферийный» капитализм. То, что господа экономисты-империалисты (а именно они задают тон в современной теории экономики) стыдливо называют «полупереферийностью», на самом деле называется полуколониальностью, когда страна, формально являясь суверенным государством, на деле зависима тысячами зависимостей, а находящаяся у власти «российская» финансовая олигархия создана, обучена, укреплена и направляема финансовой олигархией империалистических стран, а, следовательно, подконтрольна, несамостоятельна, полностью подчинена и, между прочим, не имеет ровным счётом никаких возможностей изменить внутриэкономическую ситуацию в своей же стране.

«Объединение» «олигархов» и чиновников в 2000-х годах — это дымовая завеса, скрывающая от трудящихся истинные взаимоотношения между монополистическим «бизнесом» и государственной властью, в которых государственный аппарат РФ являлся основой для формирования класса монополистической буржуазии. Поэтому в 2000-е годы с назначением Путина президентом не могло произойти компромисса олигархов с «государственной бюрократией и силовиками», поскольку они являлись и являются одним целым. Говорить о какой-то связи «бизнеса» с государством посредством «неформальной сети контактов с бюрократией» — значит прикрывать действительную сущность государственно-монополистического капитализма России.

К сожалению, в оценке роли государства М. Лебский не руководствуется марксизмом, а вновь повторяет буржуазные химеры об обособленности государства и его независимой роли. В противовес ельцинскому периоду, когда, как мы помним, Ельцин и его правительство «попало в плен» к олигархам, приход к власти Путина, по М. Лебскому, ознаменовался «равноудалением олигархов от власти» и «компромиссом» олигархов и силовиков, а смена президентов поменяла политический расклад сил в РФ. В действительности никто из «олигархов» никуда не «равноудалялся» просто завершился процесс формирования финансово-монополистических групп, их полное организационное и персональное оформление. Завершение грабежа, оформление на базе украденной собственности финансово-монополистических групп и финансовой олигархии, раздел России на сферы влияний — всё это неизбежно должно было привести к переходу от процесса формирования к процессу устойчивого существования финансово-монополистических групп и финансовой олигархии. К началу 2000-х годов происходит только лишь изменение политики, сложившейся и принявшей окончательное очертание финансовой олигархии России, нуждающейся в других формах управления, но изменение, не касающиеся принципиальных основ её существования. Об этом собственно говорит сам М. Лебский, признавая, что при Путине только усилилась сырьевая зависимость России, и продолжился вывоз капитала из нашей страны. Таким образом, главные действующие силы и их отношение друг к другу (расклад) остались при Путине без изменения. Классовый состав РФ конца девяностых годов, по сравнению с классовым составом начала девяностых, безусловно, изменился. К пролетариату и трудящимся добавилась мелкая буржуазия, а также средняя и крупная буржуазия, ориентированная на внутренний рынок и относящаяся к национальному капиталу. Но при этом новые буржуазные классы не представляют сколько-нибудь значимой силы, а зависимы и подчинены всё той же финансовой олигархии РФ и финансово-монополистическим группам империализма. Эти последние с назначением Путина сохранили своё доминирующее положение и продолжили эксплуатировать и грабить, как пролетариат с трудящимися, так и национально ориентированную мелкую, среднюю и крупную буржуазию. То обстоятельство, что состав финансово-монополистических групп пришёл «в движение» и отдельные группы и личности потерпели поражения в ходе внутриклассовой борьбы (Березовский, Гусинский, Ходорковский), никак не изменило главного: власть осталась в руках финансово-монополистических групп, верховная власть в руках крупнейшего и сильнейшего клана — клана Ельцина, контроль за Россией остался за империализмом. То, что несогласных или вовремя не сориентировавшихся отдельных «олигархов» пришлось побороть и разгромить их «империи», то, что для усиления власти в интересах монополистического бизнеса пришлось допустить в «бизнес» ряд высокопоставленных «силовиков» и чиновников, говорит лишь о гибкости финансовой олигархии и её приспосабливаемости к меняющейся ситуации. 

С назначением Путина изменилась политика монополистического капитала. Теперь все его действия и действия правительства РФ направлены на усиления их власти и влияния. Пресловутая «вертикаль власти» — это безусловное подчинение центральному высшему органу власти РФ, которое являлось (и продолжает являться) неотъемлемой частью российского финансово капитала и его хозяина — мировых финансово-монополистических групп. Чтобы сохранить власть, монополии были вынуждены укрепить государственную власть и представить трудящимся этот процесс, как общее благо, как возврат к сильному государству, а Путина представить, как президента-«государственника», не зависящего от «олигархов». Этот идеологический манёвр монополистической буржуазии, когда либеральные идеи «рынка» и «свободного предпринимательства» были вышвырнуты на свалку, а взамен выдвинута идеология «независимого» от «олигархов» и «сильного» государства — этот манёвр сопровождал «приход к власти» Путина и его, как минимум, первый президентский срок. Когда М. Лебский говорит про «равноудаление олигархов от власти» или же цитирует «политтехнолога» Кремля о политике Путина как о политике реванша трудящихся (!), то он не аналитик и не марксист, а просто жертва буржуазной пропаганды, не сумевшая разобраться в сути происходящих явлений.

М. Лебский думает, что «офшоризация» «полупереферийной» российской экономики — это её «основной смысл существования», а также ответная реакция «бизнеса» на усиление государственного аппарата при Путине. Обтекаемые формулировки не в силах изменить сути действительных явлений: Россия является полуколониальным государством, а не каким-то «полупереферийным». При этом основным смыслом такой формы существования является извлечение максимальной прибыли из полуколонии в интересах финансового капитала империалистических стран. Вывоз капитала или, так называемая, «офшоризация» — это всего лишь инструмент для извлечения максимальной прибыли полуколонии. Офшоры — это всего лишь инструмент, характерный для этого исторического отрезка времени, который может отмереть и быть сменённым другим инструментом грабежа полуколониальных стран. Офшоры — это всего лишь одна из организационных форм контроля и подчинения России финансовой олигархии империализма. Насквозь лжива буржуазная сказка, которую распространяют адвокаты финансовой олигархии о «несчастных» богатеях, вынужденных в офшорах скрывать свои доходы от «справедливого» и «строгого» Путина. Одним из главных действующих субъектов «офшоризации» является представитель «семьи» Ельциных — сам Путин. Доказательство тому —скандальная информация о существовании многомиллиардных долларовых офшоров, оформленных на подставное, доверенное и полностью контролируемое Путиным лицо — музыканта Ролдугина (скандал вокруг крупнейшего офшорного регистратора «Моссак Фонсека»).

Ещё одно заблуждение М. Лебского, которое имеет отношение к «офшоризации» экономики относится к, якобы, объективности этого процесса. Утверждается, что российские «бизнесмены» в погоней за более привлекательными условиями для функционирования капитала предпочитают вывозить его в западные страны. Якобы, действия «бизнеса», в этом случае, прагматичны, не зависят от «злой воли» и носят обоснованный характер. К такому выводу можно прийти, если полностью игнорировать условия возникновения «бизнеса» в России в 90-х годах, если считать реставрацию капитализма процессом независимым, имеющим сугубо внутренние причины. Но, как только мы рассмотрим реставрацию в её действительном проявлении, то становится очевидной и понятной сама «злая воля», которая выталкивает капитал из России. Только воля эта зависит не от российских, а от западных, более могущественных, «бизнесменов». Для понимания этого процесса марксисту важнее изучить материалы офшорного регистратора «Моссак Фонсека», которые дадут много больше понимания о современном российском капитализме, чем сотни книг заинтересованных идеологов гегемонии империализма, называющих себя экономистами.

Юридический контроль за правом собственности и каналы вывоза капитала — вот суть офшоров, и они ни коим образом не связаны с «инсайдерской рентой». То, что М. Лебский, вслед за Дзарасовым, называет «инсайдерской рентой», является всего лишь средством обеспечения максимальной прибыли ведущими финансово-монополистическими группами РФ, когда монополистические группы, сосредоточившие громадные капиталы и имеющие в своём распоряжении государственный аппарат, извлекают с его помощью «лишние» финансы из бюджета. «Инсайдерский рента» — это деликатное название грабежа финансовой олигархией трудящихся, мелкой буржуазии, средней и крупной национальной буржуазии — словом всех классов и прослоек РФ. Это, по существу, ещё одна форма эксплуатации, когда помимо прямой эксплуатации, финансовая олигархия России, и их заграничные покровители, грабят трудящихся, изымая кругленькие суммы из различных государственных учреждений. В связи с этим возникает вопрос к М. Лебскому: это использование монополиями государственного аппарата в достижении максимальной прибыли ни о чём ему не говорит? Для марксиста это один из признаков государственно-монополистического капитализма, той формы господства финансово-монополистических групп, которую М. Лебский решительно отмёл, заменив буржуазной формулировкой — «инсайдерская рента».

Как работает государственно-монополистический капитализм, видно на примере Газпрома. В мае 2018 года аналитик Сбербанка А. Фэк в своём отчете об инвестпрограмме Газпрома отметил, что инвестпрограмма Газпрома раздута и не окупаема, в силу чего приносит прибыль только подрядчикам, которые её реализуют. Иначе говоря, Газпром, затевая свои неэффективные стройки (средняя стоимость 1 км в Газпроме выше в 2-3 раза чем на сопоставимых объектах других стран), по сути, выводит свою чистую прибыль через своих строительных подрядчиков. Подрядчиков же всего два: «Стройгазмонтаж» Ротенберга и «Стройтранснефтегаз» Тимченко, оба в сфере влияния президента Путина и являются неотъемлемой частью «семьи» Ельцина. Из отчёта Фэка следует совсем не то, что Газпром ведёт неэффективные стройки, а то, что, используя госаппарат, крупнейшая финансово-монополистическая группа России извлекает в свой карман максимальную прибыль из крупнейшей корпорации России (с государственным участием, кстати) и извлекает в таком объёме, в котором никогда не смогла бы извлечь, используя официальные каналы распределения прибыли. За это открытие действительных тайн и действительного «бизнеса» финансовой олигархии, ведущий аналитик А. Фэк был немедленно уволен из Сбербанка.

Поскольку российский капитализм непосредственно формировался самим государственным аппаратом, а главенствующие в РФ финансово-монополистические группы неразрывно связаны с государством, то единственная возможная форма существования капитализма в России — это государственно-монополистический капитализм. Замечание М. Лебского о том, что классическое определение государственно-монополистического капитализма не подходит для капитализма России, говорит, прежде всего, о том, что сам М. Лебский не смог разобраться в сущности такого явления, как ГМК.

 

5. Рабочее и коммунистическое движение

Пытаясь дать оценку рабочему классу девяностых годов, М. Лебский нагромождает одну небылицу на другую. Оказывается, рабочие ещё со времён Советского Союза были «солидаризированы» с директором своего завода больше чем с рабочими других предприятий. Из-за этого заводы в 90-ые годы представляли собой «индустриальные общины» с «патерналистскими элементами советской распределительной системы», где распределялись материальные блага (квартиры! путёвки! места в детские сады! товары! — и это в девяностые-то годы!). К тому же для рабочих 90-х годов было характерно «оппортунистическое поведение» (кражи, «шабашки»). Всё это вместе удерживало рабочих от «коллективных действий». После этих несуразиц М. Лебский, наконец, подходит к самой важной характеристике пролетариата 90-х: отсутствие классового самосознания и классовой самоорганизации, но подходит к этому не с марксистских позиций, а по-буржуазному. Оказывается, пролетариат был «психологически не подготовлен» к безработице, и её угроза нанесла ему «психологическую травму» и «морально надломила» рабочих. Словом, «социальный протест» рабочих не мог «приобрести эффективную политическую форму». Это подход буржуазной социологии и психологии, который М. Лебский слепо заимствует у социологов и политологов современного империализма, в результате из правильно «нащупанных» предпосылок М. Лебский не может сделать научные (марксистские) выводы.

 

В девяностые годы произошла не просто смена общественно-политических формаций, а регресс: более высшая по своему положению социалистическая формация сменялась менее развитой капиталистической формацией

 

Чтобы точно и полно охарактеризовать состояние и положение рабочих и трудящихся в девяностые годы необходимо дать точную и полную характеристику этой эпохи. Девяностые годы — это не экономический кризис. Главная особенность девяностых — это переход от общественной собственности и общественного характера производственных отношений к частной собственности и к частнособственническим отношениям, то есть, к смене общественно-политической формации. Не просто смене формаций, а к регрессу формаций: более высшая по своему положению социалистическая формация сменялась менее развитой капиталистической формацией. В девяностые годы произошёл регресс общественно-политических формаций. Но дело не ограничилось только регрессом формаций, оно усугубилось умышленным уничтожением народного хозяйства Советского Союза.

Переход на капиталистические производственные отношения застал трудящихся и рабочих СССР врасплох, не только абсолютно неподготовленными, но и совершенно не имевшими элементарного понимания сути новых производственных отношений, новых общественных порядков. Социалистическая классовая организация и социалистическое классовое сознание совершенно не соответствовали классовому сознанию и классовой самоорганизации, необходимым при частной форме собственности. В то же время, формированию необходимого сознания и организации пролетариата России препятствовал интенсивный слом советской промышленности. Интенсификация и ужесточение условий труда, как факторы капиталистической эксплуатации, формирующие боевые качества пролетариата, в девяностые годы не имели присущей капитализму остроты. Вместо этого капитализм девяностых породил сокращения персонала, закрытие цехов и целых предприятий с армией безработных, часть которых безвозвратно деградировала. На действующих предприятиях условия труда характеризовались систематическими внутрисменными и целосменными простоями, сокращениями рабочего дня и недели, снижением интенсивности и качества труда, как следствие, сопровождалось пьянством, профессиональной и личностной деградацией пролетариата.

Иначе говоря, регресс формаций застиг советский рабочий класс не готовым (не имевшим классового сознания и классовой организации, необходимой для борьбы с капиталом), а умышленное уничтожение советского народного хозяйства не создало условий для быстрого формирования сознания и организации рабочих.

Другая важнейшая причина того, что пролетариат не смог остановить процесс реставрации капитализма — отсутствие у рабочих политической партии большевистского типа. Можно с уверенностью говорить, что если бы имелась коммунистическая партия, то в девяностых годах капитализм завершил своё существование в России.

Ещё во времена Советского Союза КПСС идеологически и теоретически была разоружена и бессильна. На протяжении трёх десятков лет партия не знала, что такое внутрипартийная дискуссия, теория социалистического строительства не развивалась, идеологическая боеспособность коммунистов была на низком уровне. В таких условиях партия была лёгкой мишенью для предателей и ренегатов из высшего партийно-государственного аппарата СССР. Используя пропагандистский аппарат партии и государства и от имени партии различные яковлевы, оболгали и дискредитировали социализм и коммунистов. Антикоммунистическая, антисоветская и антисоциалистический пропаганда, которую вела верхушка партии от имени самой партии, создала тяжелейшие условия для существования самой партии и для её авторитета в рабочих и трудящихся массах. Почти 20-ти миллионная партия не нашла в себе силы выдвинуть альтернативную предателям научную политическую программу и организовать вокруг неё все живые силы коммунистов и рабочих. «Перестройка» — это не только открытая измена партийно-государственного руководства СССР, но и идеологическое и теоретическое поражение советских коммунистов.

За идейным разгромом в конце 1991 года последовал организационный разгром. Организационная структура партии, принципы работы партии, формы связи коммунистической партии с рабочими и трудящимися при социализме и при капитализме, естественно, различны. При социализме связь партии с рабочими и трудящимися осуществлялась в рамках партийно-государственного аппарата, капитализм уничтожил этот аппарат, а к неформальным связям партия была не готова. К тому же для неформальных связей коммунисты уже не обладали необходимым авторитетом в массах рабочих и трудящихся.

Теоретически и идеологически разгромленные, дезорганизованные и не имеющие авторитета и связей с рабочими массами — так начинали девяностые годы наследники КПСС.

Коммунистическое движение, переживая тяжелейшие времена организационного разгрома и идеологической травли, тем не менее, сумело уцелеть, сохраниться, пополниться новым поколением и упорно стремится выбраться из глубочайшего кризиса в истории коммунизма. Коммунистическое движение за период девяностых и нулевых годов, продемонстрировало живучесть и непотопляемость, в то время, как другие в подобной бы ситуации давно бы исчезли. Но М. Лебский не может оценить масштаб ущерба, понесённого коммунистами и, соответственно, усилий по его сохранению, он считает, что коммунистическое движение сегодня — это некое политическое «гетто», которое не представляет никакие классы, а «живет своими собственными очень узкими интересами». Вероятно, М. Лебский считает, что горькая правда отрезвляет человека и способствует стремлению к преодолению трудностей. Это верно. Но верно и то, что правда, во всем её многообразии и противоречивости, помогает человеку, но только правда, а не наветы и оскорбления. М. Лебский не заметил, что публикуется на ресурсах этого «гетто», его статьи читают «жители» «гетто», вероятно и М. Лебский какие-то мысли черпает из «гетто» (а не только у империалистических учёных). Но главного не понял автор, он не понял, что то, что он называет «гетто» — это и есть, то движение, те люди, которые сегодня, сейчас составляют настоящее русского коммунизма и закладывают своей работой будущее коммунизма в нашей стране. Иного «материала», иной среды нет и не будет, и будущая коммунистическая партия (партия в большевистском понимании слова) вырастет из этого «гетто», а значит надо не плевать в современное коммунистическое движение, не презирать его, а работать в нём, отдавая всё, что способен отдать.

 

6. Что делать?

М. Лебский, подводя итоги своей статьи, говорит, что не ставил задачу «анализа перспектив развития социалистического движения», поскольку сначала необходима «выработка чёткого понимания того общества, в котором мы живём», и М. Лебский действительно никак не отвечает на вечный вопрос: «Что делать?». Но, как раз анализа в статье хоть отбавляй, причём самого разнообразного, причина, по которой он не даёт перспектив «левого движения», совсем в другом. М. Лебскому банально не хватает собственной мысли, ведь всё, что он усиленно популяризировал на протяжении своей статьи — это всего лишь аналитика буржуазных и империалистических учёных, призванных искажать историческую и текущую действительность, но не занимающихся политическим строительством коммунистического движения. Неуклюжая уловка о характере статьи, не предполагающей анализа социалистического движения, прикрывает неудобную правду М. Лебского: ему просто было не у кого списывать задачи «социалистического движения». 

То, что «анализ» является пустышкой, который самому автору ни в чём не помог видно из второй части заголовка статьи: «...нерождённое «левое» движение». Между тем, в действительности «левое», то есть, не чётко марксистски оформленное, колеблющееся в тех или иных вопросах теории и практики, существует и «рождено» давно, ещё в девяностых годах. «Движение», то есть коммунистические и околокоммунистические кружки и объединения, которые организационно не объединены в партию большевистского типа, тоже в наличии и тоже существуют достаточно давно. Нет главного — партии большевистского типа, и ставить вопрос надо только так: что надо сделать, чтобы появилась коммунистическая партия? И если бы М. Лебский писал марксистскую статью, то её название звучало бы следующим образом: «Российский капитализм и не рождённая коммунистическая партия». Создание коммунистической партии большевистского типа — вот важнейший и общепризнанный всеми коммунистами самый важный и самый злободневный вопрос.

Совершенно очевидны и всеми коммунистами признаны два условия для создания условий (не создания партии, а именно создания условий) формирования партии: теоретическая работа и связь с рабочими массами.

Изучение политэкономии социализма, истории социализма, «перестройки» и реставрации капитализма должно сопровождаться агрессивной атакой на идеологические концепции империалистов и буржуазии. Собственные теоретические изыскания и достижения должны сопровождаться острой полемикой с буржуазными и империалистическими идеологами и «учёными». Наша теоретическая работа не должна останавливаться на формировании собственной, обособленной от «мира» позиции (пускай тысячу раз правильной), она должна идти дальше: брать за самое больное и уязвимое идеологов империализма и обличать их. Кроме того, теоретическую работу должна сопровождать внутрикоммунистическая дискуссия, необходимо сформировать культуру дискуссии и «поле» для дискуссии.

К концу «нулевых» годов в России завершилось классовое размежевание. В обществе образовалась невидимая, но явная граница между трудящимися и финансовой олигархией, крупной и средней буржуазией и их приказчиками. Невидимая сила разъединила некогда единое общество советских людей по разным кварталам городов, по разным магазинам, больницам, школам, местам досуга и отдыха. Осознание того, что мы теперь в разных классах и, что одному классу определена вечная нужда, борьба за существование и клеймо «неполноценных неудачников», а другому классу наслаждение жизнью и звание «элиты» — это осознание явилось объективным основанием резкого роста просоветских, просоциалистических настроений в трудящихся массах. Понимание на собственном жизненном опыте, что красивые разговоры о «рынке», «свободе», «демократии», «реформе» привели к тому, что небольшая кучка людей просто ограбила всех остальных и использует награбленное, чтобы продолжать и дальше грабить и обирать основную массу — вот итог классового расслоения. Сформированная этим процессом ностальгия по СССР, создаёт возможность переработать её в классовое сознание и политическую сознательность, прежде всего, промышленных рабочих. Именно промышленный пролетариат должен явиться главным объектом работы коммунистов. Причём сегодня такая работа возможна с очень узким кругом передовых и развитых рабочих и, вероятнее, всего на основе борьбы за экономические права.

P.S.

Статья М. Лебского «Российский капитализм и нерожденное «левое» движение» была опубликована сайтом «Рабочий университет им. Хлебникова». Имеющиеся принципиальные недостатки статьи, которые выше были указаны, не позволяют без редакционных комментариев печатать такую немарксистскую, пробуржуазную статью на коммунистическом сайте.