В разные эпохи в разных странах возникала ситуация, когда государственный деятель, находящийся на вершине власти, пользовался значительным и прочным доверием населения. Мы говорим не о «калифах на час», имена и лица которых тают в людской памяти через год после выборов, а о той незримой, но совершенно реальной психоэмоциональной связи между публичной персоной и сотнями тысяч, миллионами людей, которая сильную личность делает стократ сильнее, а слабую — в итоге ломает.
Такая связь в переломные моменты стоит золотого запаса и сотни дивизий. Если только она основана на взаимности: за доверие масс лидера обязан платить искренностью. Это видно по тому, как и о чём говорит он с людьми. Манипуляция массами — изобретение не XX века, и ничего нет нового в том, чтобы говорить людям то, что они хотят услышать, льстить их самолюбию, играя публичную роль. Но у модели «один лев — стадо баранов», имеющей массу преимуществ, есть крупный недостаток: в критический момент бараны львами не становятся.
Послушайте:
«Я остановлюсь теперь на последнем вопросе, который я наметил, на вопросе о поражении и победе революции. Каутский, которого я вам назвал, как главного представителя старого, гнилого социализма, не понял задач диктатуры пролетариата. Он упрекал нас в том, что решение по большинству было бы решением, которое могло бы обеспечить мирный исход. Решение диктатурой есть решение военным путем. Значит, если вы не выиграете военным путем, вы будете побеждены и уничтожены, потому что гражданская война не берет в плен, она уничтожает. Так “пугал” нас испуганный Каутский.
Совершенно верно. Это факт. Правильность этого наблюдения мы подтверждаем. Тут говорить нечего. Гражданская война — более серьезная и жестокая, чем всякая другая. Так всегда бывало в истории, начиная с гражданских войн древнего Рима, потому что войны международные всегда кончались сделками между имущими классами, и только в гражданской войне угнетенный класс направляет усилия к тому, чтобы уничтожить угнетающий класс до конца, уничтожить экономические условия существования этого класса.
Я спрашиваю вас: чего же стоят “революционеры”, которые пугают начавшуюся революцию тем, что она может потерпеть поражение? Не бывало, нет, не будет и не может быть таких революций, которые не рисковали бы поражением. Революцией называется отчаянная борьба классов, дошедшая до наибольшего ожесточения. Классовая борьба неизбежна. Либо нужно отказаться от революции вообще, либо нужно признать, что борьба с имущими классами будет самой ожесточенной из всех революций. На этот счет среди социалистов, сколько-нибудь сознательных, не было различия во взглядах. Когда мне приходилось разбирать всю ренегатскую подоплеку этих писаний Каутского, я год тому назад писал: даже если бы, — это было в сентябре прошлого года, — даже если бы завтра большевистскую власть свергли империалисты, мы бы ни на секунду не раскаялись, что мы ее взяли. И ни один из сознательных рабочих, представляющих интересы трудящихся масс, не раскается в этом, не усомнится, что наша революция тем не менее победила. Ибо революция побеждает, если она двигает вперед передовой класс, наносящий серьезные удары эксплуатации. Революции при этом условии побеждают даже тогда, когда они терпят поражение. Это может показаться игрой слов, но для того, чтобы показать, что это факт, возьмем конкретный пример из истории.
Возьмите великую французскую революцию. Она недаром называется великой. Для своего класса, для которого она работала, для буржуазии, она сделала так много, что весь XIX век, тот век, который дал цивилизацию и культуру всему человечеству, прошел под знаком французской революции. Он во всех концах мира только то и делал, что проводил, осуществлял по частям, доделывал то, что создали великие французские революционеры буржуазии, интересам которой они служили, хотя они этого и не сознавали, прикрываясь словами о свободе, равенстве и братстве.
Наша революция для нашего класса, для которого мы служим, для пролетариата, сделала за полтора года уже несравненно больше, чем то, что сделали великие французские революционеры.
Они продержались у себя два года и погибли под ударами объединенной европейской реакции, погибли под ударами объединенных полчищ всего мира, которые сломили французских революционеров, восстановили легитимного, законного монарха во Франции, тогдашнего Романова, восстановили помещиков и на долгие десятилетия задушили всякое революционное движение во Франции. И тем не менее великая французская революция победила.
Всякий, сознательно относящийся к истории, скажет, что французская революция, хотя её и разбили, все-таки победила, потому что она всему миру дала такие устои буржуазной демократии, буржуазной свободы, которые были уже неустранимы.
Наша революция за полтора года дала для пролетариата, для того класса, которому мы служим, для той цели, для которой мы работаем, для свержения господства капитала, дала неизмеримо больше, чем французская революция для своего класса. И потому мы говорим, что если бы даже, беря возможный гипотетически, худший из возможных случаев, если бы завтра какой-нибудь счастливый Колчак перебил поголовно всех и каждого большевика, революция осталась бы непобедимой. И доказательство наших слов мы находим в том, что новая государственная организация, которая выдвинута этой революцией, морально уже победила в рабочем классе всего мира, уже сейчас пользуется поддержкой его. Когда погибли в борьбе великие французские буржуазные революционеры, они погибли одинокими, у них не было поддержки в других странах. Против них ополчились все европейские государства и более всего передовая Англия. Наша революция теперь, всего через полтора года господства большевистской власти, добилась того, что новая государственная организация, которую она создала, советская организация, стала понятной, знакомой, популярной рабочим всего мира, стала своей для них…»
Это говорил Ленин в 1919 году. Говорил с очень неровной в плане образования и культуры аудиторией, добиваясь формирования у каждого слушателя ясного и конкретного представления о ситуации. И тем, кто никогда не читал записи его выступлений, очень рекомендуем исправить эту ошибку.
А вот совсем другая речь: «У нас нет никакой и не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма. И чиновники, и бизнес, да и вообще все граждане работают для того, чтобы страна была сильнее. Потому что, если так будет, каждый из нас, каждый гражданин будет жить лучше — и достаток будет больше, и комфортнее будет, и так далее. Это и есть национальная идея. Она не идеологизирована, это не связано с деятельностью какой-то партии или какой-то страты в обществе. Это связано с общим объединяющим началом. Если мы хотим жить лучше, нужно, чтобы страна была более привлекательной для всех граждан, более эффективной, и чиновничество, и госаппарат, и бизнес— все должны быть более эффективными. Мы работаем на страну, понимая под этим не нечто аморфное, как ещё в советское время было, такая "давлёнка" со стороны государства — сначала страна, а потом неизвестно кто. Страна — это люди, вот в этом смысле "на страну". И другой идеи мы не придумаем, и придумывать не надо, она есть. Нужно, чтобы это вошло в сознание, понимаете, в сознание. И постоянно надо говорить везде, на всех уровнях, постоянно».
Это говорит Путин. Всем всё понятно? Чиновничество, бизнес, все граждане должны быть более эффективными, все они работают для того, чтобы страна была сильнее. И страна — это они все и есть. А сильнее — значит комфортнее жить. И всё это должно входить в сознание постоянно. Что неясного? Нехитрая, будто бы, логика.
Взять чиновника. Хочет он комфортнее жить? Конечно. Надо для этого эффективнее работать, чтобы страна была сильнее? Наверное. Но можно поступать и по-другому. Можно украсть, причём для этого ничего не нужно выдумывать, ибо каждый день столько других чиновников крадут столько денег, что если зачем и нужно напрягаться, так затем чтобы не красть. А главное — очень часто большое, даже вскрывшееся воровство не влечёт за собой большого (а то и никакого) наказания. И это известно всем.
Возьмём бизнес. Что-то не очень понятное, выражаясь путинским языком, что-то аморфное. По-видимому, речь о капиталистах, больших, средних и маленьких, у которых, есть собственное экономическое обозначение — буржуазия. Но сегодня его употреблять не принято, видимо, в нём усматривается что-то обидное. Тогда как деятельность эта окружена ореолом уважения и особого внимания к её нуждам со стороны власти.
Короче, бизнес. Чего он хочет? Чтобы «страна была сильнее»? Да нет, ему всё равно это, если он тот, кем зовётся. Поскольку у капитала нет и не может быть иной цели, кроме возрастания стоимости и получения прибыли. Утверждать иное всё равно, что говорить: цель, например, волка — санитария леса. К волку можно относиться по-разному: можно уважать его интеллект, можно дивиться сложной социальной организацией стаи, можно подмечать в характере разные благородные черты, можно, наконец, сделать его символом и поместить на герб. Но волк останется волком, и целью его существования будет выживание, произведение потомства и отстаивание территории. И у капиталиста имеется прямая и естественная социально-экономическая функция. И успешность её выполнения подразумевает, прежде всего, максимизацию прибыли. Всякие байки про «ответственный бизнес», «социально-ориентированный бизнес», «выдающихся меценатов» и проч. — ничем не отличаются от прославления силы, разума и благородства волков. И кто из капиталистов думает и действует иначе, тот не капиталист.
Но, в конце концов, люди есть люди. Можно исключить то, что капиталист окажется порядочным человеком и патриотом? Конечно, нет. И в истории есть два очень ярких примера таких нетипичных, русских капиталистов. Это Савва Тимофеевич Морозов, который спонсировал ленинскую «Искру», писал царю записки о необходимости полноценного наделения рабочих гражданскими правами, а в 1906 году при не до конца ясных обстоятельствах ушёл из жизни с пулевым отверстием в груди. И это Николай Павлович Шмит, молодой фабрикант, который не покинул в декабре 1905 года здание фабрики на Красной Пресне, вместе со своими рабочими выдержал осаду и артиллерийскую бомбардировку, а затем был схвачен и быстро кончил свои дни в тюрьме...
Наконец, «каждый из нас, каждый гражданин». Хотим ли мы, не чиновники, и не капиталисты, чтобы страна наша была сильнее, а сами мы жили лучше и достаток наш был больше? Готовы ли мы для этого «быть эффективнее»? Вопрос риторический. Кто же не хочет? Но как быть, если с одной стороны президент напрямую адресует нам этот патриотический призыв, а с другой целый легион чиновников нагло, не особо стесняясь «повышает личную эффективность» и собственный достаток, минуя благородную цель усиления страны? Как быть, если президент ни дня не забывает похвалить наше всё — наш бизнес, чьи интересы нужно учитывать в самую первую очередь, а бизнес видит в людях только наёмную рабочую силу, отношение к которой мало сообразуется с тем, сильна ли страна, и насколько сознание её граждан «на всех уровнях» принизано патриотизмом?
И что это вообще такое: «не идеологизированная» идея? Как это понять? Президент пренебрежительно отзывается о «партиях», но сам такую партию создал и ввёл во власть. То есть, в отличие от других, его партия какая-то другая, «не партийная»? Путин хвалит и уважает бизнес, ставя его впереди всех граждан вообще (но, заметим, позади чиновничества и госаппарата!). Надо ли понимать, что «наш» капитализм, в отличие от капитализма вообще, научился обходиться без эксплуатации наёмного труда, а только и занят радением о социальных благах граждан и упрочением Родины?..
Это, видимо, и есть искренность и взаимное доверие лидера и народа?
Если идея не идеологизирована, партия не партийна, а капитализм не капиталистичен, может быть, и искренность здесь какая-то особая? Не слишком искренняя...
Люди слышат изо дня в день про возрождение традиционных ценностей и патриотизма, но нескрываемые аппетиты жадной своры олигархов и министров, лоснящихся от трудов праведных, от этого не уменьшаются.
Нам рассказывают про достижения в импортозамещении и внедрении отечественных технологий, но денег на еду приходится тратить всё больше, а доля рыбы и мяса в рационе неуклонно уменьшается.
Мы слышим про дальновидную и грамотную финансовую политику и стойкость нашей страны перед лицом кризиса. А в это самое время коллекторы (словечко-то какое для обозначения беспощадных выбивальщиков денег!) поджигают кроватку с ребёнком, и где-то мать-одиночка кончает собой из-за долга в несколько тысяч рублей...
Новости сообщают об очередных образовательных и медицинских достижениях. А запись к врачу занята на недели вперёд, и число бюджетных мест в вузах неуклонно уменьшается.
Понимает сановный оратор, что даже при 90%-й реальной поддержке населения, такая «неискренняя искренность» рано или поздно нивелирует всякий кредит доверия? Умный человек понимает. Может он быть честен с людьми, которые поверили в него и готовы к тому, что он будет руководить страной и в мирное время, и, не дай бог, в грозовое? Наверное, должен. Ленин, без сомнения, понимал, и потому прямо говорил то, что есть. Какие же слова услышали бы мы от нашего президента, скажи он то, что интуитивно, да и не только интуитивно чувствует каждый из нас? Наверное, какие-нибудь такие:
«Уважаемые сограждане! Возврата к советской модели ни в какой её части не будет, никогда и ни за что. Не будет потому, что вся реальная экономическая и политическая власть в России находится в руках тех, кто с этой моделью боролся, кто с помощью внешних сил её уничтожил и в результате смог, разделив между собой общенародную собственность, стать богатейшими людьми. Это не обсуждается, это аксиома и совершенно не важно, кто и что об этом думает. А важно то, что сильнейшие мировые державы и стоящие за ними богатейшие корпорации не хотят мириться с тем, что богатства, прежде всего — недра бывшего Советского Союза оказались в руках новоявленных капиталистов, унаследовавших, кроме того, ядерное оружие. И эти державы всеми силами попытаются теперешнюю буржуазную Россию ослабить, изолировать и в итоге разрушить. Разрушить так, как теперешние её хозяева разрушили в своё время СССР. Гибель Советского Союза больно ударила по всему многомиллионному народу. Гибель России ударит ещё больнее. Поэтому я призываю вас: не взирая на то, что хозяева заводов, шахт, газовых месторождений, супермаркетов и т.д. и их многочисленная обслуга в министерских кабинетах, на телеканалах, газетах продолжает получать огромные ничем не заработанные ими лично доходы, продолжает приобретать квартиры, автомобили, дачи, и новые заводы, шахты и газеты, продолжает отправлять на учёбу и жительство за границу своих жён и детей — не взирая на всё на это, хоть вам уже сейчас очень тяжело, надо терпеть. Терпеть и готовиться к тому, что будет ещё тяжелее. Прямо сейчас с помощью искусственных скачков на валютном рынке при полном попустительстве правительства в России проворачиваются колоссальные спекуляции, идёт огромное перераспределение капиталов, загодя делится последний бюджетный пирог. И только вы, не чиновники, и не капиталисты, а самые обычные граждане страны можете одновременно и обеспечивать доходы, к которым привыкли и от которых не собираются отказываться новые хозяева страны, и защитить её от врага, если враг нападёт. Вы, в отличие от её теперешних хозяев, её не покинете. И другого выхода нет, если вы любите свою родину».
Вот это было бы честно.