Казалось бы, жизнь Андрея Андреевича Власова плоска как обе его анкеты – сначала по ведомству РККА, а потом по канцелярии вермахта. Чиста, как слеза и пряма, как стрела с единственным маленьким переломом посередине. Был, состоял, участвовал, имел, проявил, выдвинут – это до перелома. Изъявил, доказал, подтвердил, отмечен, назначен – это уже после. До чего же, в самом деле, несправедлива к человеку судьба! Если бы не то злополучное окружение, то глядишь и Берлин бы брал в 1945-м, а там, впоследствии, и до министра обороны СССР мог бы дослужиться. Ну, а уж коли так сложилось с окружением – не всем же, как Карбышев, в лёд вмерзать? Надо было как-то устраиваться. И вот на тебе: власовец, власовщина.
О том, как генерал Власов стал предателем, написано много. На Западе и у диссидентов много написано о нем как о борце с коммунизмом и «сталинским тоталитаризмом». Сегодня появилась еще одна версия, которая, несмотря на кажущуюся абсурдность, в условиях современного историографического беспредела получила право на существование.
Не был Власов советским военным карьеристом, павшим жертвой непреодолимых обстоятельств и собственной жажды выжить. Не был он и замаскировавшимся, или «вдруг прозревшим» врагом Советской власти. А был Андрей Андреевич вернейшим из верных сынов партии, выполнявшим секретное задание Ставки в самом глубоком тылу врага. А что? В 1930-е годы секретное задание командования в Китае выполнял? В разведотделе ЛенВо служил? Назначенный командовать 2-й ударной армией в момент, когда уже было ясно, что выполнить поставленную задачу ее войскам не удастся, оказавшись в котле, Власов получил блестящую «легенду» для внедрения к немцам. А кто сделал всё, чтобы РОА не стала реальной вооружённой силой? Вы гадали насчет прототипа Исаева – Штирлица. Неужели еще не ясно, кто именно доложил Сталину о переговорах Даллеса с Вольфом? Не убеждает, мало? Так вот же вам: он своё окружение не раз называл подонками и охвостьем, форму вермахта, хоть и с триколором, введённую для РОА, носить не стал, а вместо неё пошил себе френч-сталинку, и ходил в ней, заложив руку за борт френча. Это что? Просто от желания выделиться? Главный борец со сталинизмом неосознанно подражал своему врагу! Или, скорее, кумиру?
Прямо скажем, перечисленные доказательства ничего не доказывают, но ведь нет и доказательств, исключающих подобную версию. Казнь? А что казнь? Вы лично видели, как Власова повесили? Известно, что Власова (или человека, «похожего на него»), казнили последним из осужденных. Правда, ветераны контрразведки кое-кому из любителей исторических сенсаций рассказывали, что в 50-е гг. на стадионе «Динамо» регулярно появлялся один заядлый болельщик – в военном френче с накладными карманами, штанах с лампасами. И без погон. Ежу понятно, что Сталиным этот человек быть не мог. Кто там остается? Так что, может быть, когда в воздухе заболтал ногами предпоследний осуждённый, улыбающийся Власов скинул с себя петлю и отправился обмывать с коллегами успешное завершение спецоперации… Ну что, какова интрига?!
А вот вам другой сюжет: русский офицер и истинный патриот Андрей Власов, не понаслышке знающий о засилье в СССР партноменклатуры, «душащей народ», оказался в плену перед непростым выбором. И, простая душа, выбрал «не тот» путь. Да и был ли у него тот? Не против России пошёл Власов бок о бок с нордическими союзниками – он пытался использовать их для свержения ненавистного усатого тирана. А там, дай срок, ударил бы и по новым хозяевам, под знамёнами Российской Республики.
Тут есть один нюанс, добавляющий искренности авторам этой версии. На чём базировалось сотрудничество нацистов и «русских патриотов»? На сходстве взглядов о засилье евреев-комиссаров в СССР, партии и Красной Армии. А что? Вот и ОУН воевала на два фронта, за Украинскую народную республику. И прибалтийские зондеркоманды сражались не за третий рейх, а лишь за утраченную независимость своих республик. И с той же общностью взглядов вычищали каунасские и вильнюсские еврейские кварталы, охраняли Саласпилс.
Список подельников Власова не исчерпывается бандеровцами или латышскими айсзаргами. Скажем, в далёкой Азии поддержки нацистов и самураев против британских, французских, голландских и иных колонизаторов искали деятели Индийского национального конгресса и будущие вожаки индонезийской революции. Мера тут для каждого своя. Ведь из Азии европейский кошмар был виден слабо, да к тому же ранее Европа веками равнодушно наблюдала азиатские зверства, а нередко сама же их и организовывала. Арабские, индийские, индонезийские, прибалтийские, националисты могли исходить из ложно понимаемых ими интересов собственных народов. И всё-таки именно со второй мировой впервые мир задумался (пока только задумался) о цене сделки с дьяволом, об истинности пословицы «Враг моего врага – мой друг».
Для России эта схема неприменима в любом случае. Никакую монархию или «республику Русь» вермахт не шёл устанавливать, и надо было быть, мягко говоря, беспредельно наивным, чтобы не понять: иного выбора, кроме как между своими и чужими, нет. Как бы там не «прозревал» Власов, вряд ли он мог стать в одночасье большим ненавистником Советов, чем были ими Деникин и многие другие эмигранты-белогвардейцы, отказавшиеся поддержать «восточный поход» Гитлера. В целом судьба Власова интересна ничуть не более чем судьба любого другого офицера или рядового РОА. А среди них были и ранее скрывавшиеся искренние противники Советской власти, и люди, надеявшиеся перейти с оружием в руках через линию фронта к своим, и те, кто просто надеялся выжить и выйти сухим из воды. Наверняка были и агенты НКВД – ведь схема-то внедрения просто идеальная! Допустим, даже, что главным из таких агентов действительно был сам Власов, резидент этакой бело-сине-красной «капеллы». Все это ничего не меняет. Это не интересно.
Гораздо интереснее современная, «историографическая» судьба Власова, который, вопреки своей реальной роли марионетки спецслужб третьего рейха, усилиями ряда публицистов и историков из третьестепенной фигуры сегодня чуть ли не превращен в одного из ведущих деятелей российской истории ХХ века. О том, что это не преувеличение, свидетельствует тот факт, что авторы современных учебников и пособий считают необходимым помещать рассказы о Власове (и даже его фотографии!) наряду с рассказами о Ленине, Сталине, Жукове и т.д. Например, материалы о Власове представлены среди биографий «людей, внесших заметный вклад в историю своей страны», в учебном пособии М.Н. Черновой «Люди и судьбы. Россия – ХХ век» (М.,2003). Собственно, история Великой Отечественной войны в этом пособии представлена всего двумя биографическими очерками – Г.К.Жукова и Власова (Сталин, Ворошилов и Буденный включены в него вне связи с войной). При этом характерно, что история Власова и его «армии» подается здесь в русле современных ревизионистских представлений: рассматривая «сталинизм как наистрашнейшее, что было за всю российскую историю», Власов в борьбе с этим игом «решил использовать немцев» (С.131-132). Изменил Власов присяге или нет, можно ли расценивать совершенное им как предательство – эти вопросы автор пособия обходит молчанием. Как оправдание сделанного Власовым «выбора», звучит заявление о том, что попасть в плен для советского офицера уже означало «зачисление в разряд предателей, которым уготован либо расстрел, либо лагерь» (имеется в виду, конечно, сталинский ГУЛАГ).
Невежественность и, отчасти, наивность этих и им подобных представлений, проникших сегодня на страницы учебной литературы, базируется на более широком наборе аргументов в защиту власовцев и власовщины, которые формулируются как в популярных, околонаучных статьях и книгах, так и в сочинениях историков-профессионалов.
Пример: «труды» школьного учителя из Петербурга Кирилла Александрова, посвященные «антисталинскому протесту» в СССР. (В 1993-1997 гг. этот молодой человек, получив приглашение, работал в архивах США и Германии – чем не пример для других российских учителей! – а в 2002 г. защитил кандидатскую диссертацию по соответствующей тематике).
Александров является одним из представителей той новой генерации историков, кто сегодня стремится предложить обществу «новое прочтение» истории Великой Отечественной войны, в частности, по-новому оценить место и роль власовцев (и, соответственно, самого Власова) в российской истории в целом. Это «новое прочтение» базируется на следующих концептуальных основаниях.
Книга К.Александрова, где собраны написанные им в разные годы очерки о власовцах, названа «Против Сталина» (СПб.,2003). Против Сталина – не значит против России, утверждает автор.
Переход Власова, равно как и других граждан СССР на сторону Германии, рассматривается Александровым как закономерное явление, обусловленное политическими и социальными причинами – «беспрецедентными внутренними пороками сталинского общества» (С.7). «Власовское движение» выступает в этом контексте как форма борьбы против Сталина и советской системы («протест»), причем этому протесту приписывается «стихийный» и «закономерный» характер (С.8, 12).
Следующий шаг – отрицание юридической обоснованности квалификации действий «власовцев» как измены Родине, предательство. Это обосновывается таким рассуждением: Советский Союз представлял из себя «преступное государство», «крайне опасное» для своих граждан, и граждане СССР имели «полное право» включиться в «освободительную борьбу» и, соответственно, воевать на стороне Германии, поскольку находились в состоянии «крайней необходимости». Оценка действий Власова и других участников «антисталинского протеста» с точки зрения «наличия де-юре для его участников состояния крайней необходимости устраняет любые рассуждения об «измене Родине»», – пишет Александров. Здесь он считает нужным для убедительности сослаться на авторитет А.Б.Зубова (доктора исторических наук!), заявившего где-то, что СССР и государством-то считаться не может, это – «незаконные властные структуры, типологически сходные с разбойничьими бандами». Исходя из этого, Александров отказывается признавать переход на сторону врага в военное время изменой Родине, и предлагает считать казнь Власова и его подельников в 1946 г. «бессудной расправой» и «убийством по политическим мотивам» (С.227-230).
Помимо всего прочего, работы Александрова интересны тем, что позволяют получить представление о тех методах, посредством которых сторонники «нового взгляда» на историю Великой Отечественной пытаются представить «антисталинский протест» как массовое, имевшее беспрецедентные масштабы явление. В свою очередь, констатация якобы «массового» характера сотрудничества с врагом советских граждан служит затем одним из обоснований «закономерного» характера этого «протеста».
В сущности, при истолковании источников Александров использует один и тот же незамысловатый прием: любое отраженное в документах (письмах солдат, материалах советской цензуры, сводках Особых отделов НКВД и военной прокуратуры) проявление недовольства военнослужащих рассматривается как «свидетельство наличия протестных настроений» в обществе, причем «протест» этот, считает Александров, был направлен против советского строя – «сталинской системы несвободы» (С.12).
Вот, например, сказал солдат, увидев на Карельском перешейке финский хутор: «Финны живут лучше, …их в колхоз не заставить идти, ибо там много хуже». Это, конечно, с его стороны не просто констатация факта, это протест против «социалистического эксперимента» и лично товарища Сталина (С.8-9). Любые «критические высказывания», «выражения частичного недовольства», даже жалобы (ну, скажем, питание вовремя не подвезли, или валенки не того размера выдали) – рассматривается как плевок (на худой конец, кукиш в кармане) в сторону «проклятой системы». Или вот, например, согласились попавшие в плен красноармейцы окопы для врага копать – налицо «протестное поведение»! Ясно, если бы не коллективизация, отказались бы копать даже под угрозой расстрела… (С.25) Используя такую «методологию», можно, действительно, подверстать к «антисталинскому протесту» миллионы и миллионы людей. Сколько там было в армии Паулюса украинцев – ездовых и прочих обозников? Не иначе, как из-за ужасов голодомора…
Интересно, а как бы сам Александров поступил, оказавшись, скажем, в середине 1990-х гг. не в читальном зале Национального архива США, а на территории Чеченской республики – будучи мобилизованным подносить бандитам патроны или, хотя бы, читать подрастающим шахидам лекции по поводу ужасов «сталинских депортаций»? Отказался и был бы обезглавлен, как многие безвестные мальчики его возраста, или пополнил бы ряды участников «антирусского протеста»? Еще можно всех офицеров, согласившихся служить в армии незалежной Украины после развала СССР, записать в участники «стихийного и закономерного» антироссийского протестного движения, вызванного «объективными причинами» – притеснениями со стороны москалей… А что, логика абсолютно та же.
Понятна заинтересованность, с которой нынешние антисоветчики, раздувая масштабы и степень неприятия людьми советского строя, радостно подтверждают справедливость выдвигавшихся тогда органами НКВД обвинений по статье 58-10 («Антисоветская агитация и пропаганда»). Но если в условиях военного времени (особенно в наиболее критические для нашей страны периоды войны) сотрудники Особых отделов или Военной прокуратуры видели угрозу и преследовали людей за «контрреволюцию» и «антисоветчину» нередко по смехотворным, с точки зрения сегодняшнего дня, поводам, как и почему сегодня можно делать то же самое (С.10)?
Несостоятельными следует считать претензии Александрова на то, чтобы подвести некую «юридическую базу» под рассуждения о невиновности Власова и других участников «движения». Соответственно, выражаемое им «прискорбие» по поводу того, что отношение в России к «власовцам» основано не на юридических представлениях, совершенно неуместно (С.227).
Вернемся к гипотетической ситуации поведения Александрова в чеченском плену. Возможно, под угрозой расстрела, он согласился бы не только подносить патроны, но и стрелять в сторону «федеральных войск». Возможно, – на войне как на войне – ему пришлось бы кого-то убить. Помогла бы ему потом ссылка на «состояние крайней необходимости» уйти от наказания? Очевидно, нет – иначе пришлось бы признать, что ценность жизни Александрова выше, чем убитого им солдата, что противоречит не просто букве какого-то закона (пусть и «фиктивного», разумеется, с точки зрения Александрова, кодекса 1926 г.), а фундаментальным принципам права.
Отношение общества – не только нашего – к данной проблеме всегда было одинаково: ни в одной стране и ни в одну эпоху понятие «крайней необходимости» не распространялось на ситуации, связанные с участием в войне на стороне противника своего государства. Можно, конечно, сказать, что Советский Союз не был «своим» для населявших его людей, и что у них на тот момент не было «своего государства». Это, однако, не более чем лицемерие. Справедливость этого утверждения можно в какой-то мере признать только в отношении тех убежденных противников советского государства, кто никогда не признавал его легитимность – не жил по его законам, не участвовал в его мероприятиях, не пользовался его валютой. Жил в лесу, партизанил в горах, шел в лагеря за отказ служить в армии. Остальные граждане СССР, признав над собой власть советских законов, приняли на себя и долю ответственности за происходящее в стране. И уж тем более это верно для тех, кто, как Власов, давал присягу на верность советскому государству. Правила игры меняться по ходу не могут. Они принимаются или не принимаются, а не так – когда мне выгодно, признаю, когда не выгодно – не признаю.
Поэтому вся РОА была предательством, вся в целом. Или ошибкой. В той мере, в которой предательство можно признавать ошибкой.
Еще одна заслуживающая внимания в связи с рассматриваемой нами проблемой книга принадлежит перу другого петербургского «писателя и исследователя» Николая Коняева (сколько их сейчас развелось, всевозможных исследователей, уму непостижимо! а уж писателей…). Называется она - «Власов: два лица генерала», и выпущена издательством «Вече» (М.,2003). Книга любопытная, но отнюдь не с точки зрения содержащихся в ней исторических фактов или каких-то идей. Собственно, ничего нового по сравнению с публикациями других историков – того же Александрова, например, – в этой книге мы не найдем. Историческая публицистика, причем так, ниже среднего. Современный агитпроп, не перестающий обрабатывать общественное мнение в духе антикоммунизма, выпекает такие псевдонаучные книги пачками.
Стержневая идея книги сводится все к тому же – не надо защищать Сталина. За защитой Сталина – «конкретная угроза духовному здоровью нации», «рецидив патриотической шизофрении»… Если мы хотим возродить Россию, - с пафосом заклинает Коняев, – нельзя защищать Сталина! Он, Сталин, ради своей власти легко приносил в жертву интересы нашей страны… Примеры? Да вот, пожалуйста: «во время коллективизации… Или когда вычерчивал на карте границы республик, приписывая к Казахстану и Украине населенные русскими людьми области» (с.182). Так и представляешь себе, как Сталин, склонившись в Кремле над картой России, мусолит толстый огрызок синего карандаша, обдумывая, где бы у нее, родимой, отрезать кусок территории, да еще так, чтобы населен он был всенепременно русскими. «Вот здесь границу поправим, – пыхтит Сталин, – и вот здесь немного подреставрируем…» И все это ради своей личной власти – на казахах она держалась, что ли, эта власть? Сам Коняев не раз намекал, да что там, – прямо писал, что держалась эта власть на евреях. Так может, надо было вождю о них и подумать? Что касается коллективизации, то неужели она тоже была предпринята ради укрепления личной власти Сталина? Кажется, Коняев всерьез полагает, что в интересах России и русских было остаться крестьянской страной. А Гитлер? Или он напал на СССР только потому, что русской индустриализации и коллективизации испугался?
Мы уже привыкли, что наши «патриоты»-антикоммунисты Победу в Великой Отечественной войне любят. Это у них «русская» победа, победа «матушки-России». Типа, коммунисты тута не причем, они только мешали. А вот коллективизацию – то, без чего эта победа была бы невозможна, – нет. Она у них «не в интересах России». Видимо, они думают, что Гитлера можно было победить так же, как Наполеона – заманив его поглубже в Россию, а потом со всех сторон – вилами да кольями? Так ведь и Наполеона не одни партизаны победили, а в первую очередь армия. С пушками и ружьями, кстати.
К.Александров в своей книге сочувственно цитирует эмигрантский журнал «Часовой» от 1939 г., подчеркивая «безусловное различие» между «традиционной Россией» и агрессором-СССР, не имевшим к ней «ни правового, ни морально-этического отношения» (С.20). СССР – не Россия. Что же тогда Россия? Дух бесплотный? Как можно, выступая против Сталина – но за Россию! – убивать живых русских людей? Во имя какого «морально-этического отношения»?
Коняев заявляет, что не хочет уподобляться «нынешним антисталинистам» (это Александрову, что ли?) (с.61), но идет гораздо дальше многих из них. «По отношению к России и русским, – формулирует он, наконец, свою наиболее «смелую» мысль, – фашизм ничем не отличался от большевизма» (с.191). Так что, «патриотические публицисты», хватит агитировать за советскую власть. Признайте, наконец, что прав был Геббельс – «еврей Ленин» и всякие эренбурги, мехлисы, кагановичи и даже левитаны (!- с.53) были настолько враждебны России и русским, что бедному русскому мужику в солдатской шинели было, в общем-то, все равно, в кого стрелять – в немецкого солдата или в своего командира. Например, служившие в вермахте казаки по Александрову были «обречены… вынужденно сражаться на стороне тех, кто казался им злом меньшим» (С.240).
На этом фоне, конечно, Власов – страдалец, заслуживающий всяческого сочувствия со стороны современного просвещенного патриота. Н.Коняев: «Он [Власов – А.К.] был человеком, попавшим в очень непростую ситуацию… Он сделал неверный выбор… Но он был живым русским человеком и, ошибившись, продолжал искать выход… Он не находил его – найти было невозможно! – но он мучился, метался. Он тосковал по выходу и порою, сам того не сознавая, прозревал истину, которую неплохо было бы прозреть и нам...» (с.183).
Вот так все, оказывается, просто: «попал», «искал выход», но невозможно было найти, поэтому мучился, тосковал… А сталинские палачи – у-у! сатрапы! – его взяли да повесили. И «прозретая» Власовым истина, которую бы «неплохо прозреть и нам», чуть было не погибла в подвалах Лубянки. Но я, патриот Коняев, ее, слава Богу, подобрал. Так что, ребяты, за мной! Как там, значит: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича»?! Или я что-то запамятовал?
Сотни тысяч русских людей, оказавшись в похожей ситуации, выход нашли: кто, сохранив последнюю гранату, взорвал себя вместе с окружавшими фашистами, кто ушел к партизанам, а кто, как наша Зоя или Лиза Чайкина, мог только плюнуть в лицо своим палачам, но не сдался, и, тем более, не согласился хоть в чём-то помочь гитлеровцам в их «священной» борьбе с «гидрой иудо-большевизма». Сотни тысяч, попавшие в лагеря, даже умирая от голода, не согласились, однако, встать под власовский флаг. А «живой русский человек» Власов, значит, этого очевидного для других выхода не заметил? Может быть, все наши герои были недостаточно русские?
Действительно, по Коняеву выходит, что коммунистом может быть только еврей или, на худой конец, ярый русофоб. При этом Коняеву мало Сталина с Лениным заклеймить. У него есть еще разрушители, рангом помельче. Это цари всякие (Петр I), и вообще все правители России (черт их нам всегда посылал!). Вот веками и страдал наш народ православный… (с.183).
Перед нами – очередной пример конструирования мифологии, причем ее «губительность для общественного сознания» уже и доказывать не надо. Убили советскую власть – и жить стали русские, вместе с другими народами Советского Союза, гораздо хуже. Или, может быть, Коняев думает, что снижение средней продолжительности жизни, увеличение числа убийств и самоубийств, жертв террора и катастроф произошло само собой, вне всякой связи с ликвидацией советской общественно-экономической системы? Может быть, Александров, сидя в Петербурге (или исследуя «антисталинский протест» в заграничных архивах), верит, что, сбросив гнет «проклятых коммуняк», русский крестьянин в 1990-е гг. радостно приступил к «свободному труду» и увеличил его производительность во много раз?
Конечно, для апологетов «нового мышления», начиная с периода «перестройки», возня вокруг имени Власова, попытки его реабилитации проходят не без пользы – они оттачивают аргументацию, которая может пригодиться при оправдании собственного предательства по отношению к Советскому государству, выхода из рядов компартии и перехода в стан бывших противников СССР в холодной войне. Идеологическое обоснование современного коллаборационизма органично включает те наработки геббельсовского агитпропа, которые использовались для вовлечения русских людей в ряды всевозможных «добровольческих формирований», а также для ослабления сопротивления нацистскому режиму жителей оккупированных областей. «Более четверти века народы России вели борьбу против ненавистной диктатуры большевизма… Лишь война позволила ведущим силам народов России освободиться от гнета сталинской тирании и обрести условия, при которых они были защищены от большевистского террора и получили возможность развернуть грандиозную работу по собиранию антибольшевистских сил». Эти прочувственные слова вполне могли бы принадлежать Александрову и Коняеву, но они – отрывок из выступления самого Андрея Андреевича Власова на учредительном съезде Комитета освобождения народов России, состоявшемся 14 ноября 1944 года. Кто писал (или, по крайней мере, редактировал и утверждал) этот текст, хорошо известно.
Сегодня оправдание Власова, скрытое за всхлипываниями по поводу «трагической судьбы» его самого и его сторонников, гораздо опаснее для национального самосознания, чем любое благостное мифотворчество по поводу выдающейся роли в нашей истории Сталина, Брежнева или даже Троцкого. Оправдание власовцев провоцирует оправдание коллаборационизма как такового. Достаточно заявить: наше правительство (ельцинское, путинское и т.п.) – злодеи, мерзавцы, инородцы, просто «преступная банда», и поэтому измена присяге такому правительству – вовсе и не измена. Это просто «поиски выхода из непростой ситуации»… Руководствуясь этой логикой, современные «правоведы» реабилитировали многих из тех, кто совершил преступления против советской власти. Раз власть была тоталитарной, «плохой», значит те, кто с ней боролся, - не преступники, а «истинные патриоты». Ну, а те, кто сжигал партийные билеты перед камерой, или выдавал американцам советские оборонные секреты, могут тоже вполне обоснованно представлять свои действия как вполне «героические».
В заключение справедливости ради отметим, что сейчас уже не поймешь, всерьез ли некоторые наши «патриоты», пускающие слюни по поводу бедного русского народа, попавшего меж гитлеровским молотом и сталинской большевистско-еврейской наковальней, уверовали в истинность своего прочтения русской истории, или же они просто пытаются сделать маленький гешефт на удачно пока складывающейся для них конъюнктуре книжного и телевизионного рынка.
P.S. А теперь для любителей закрученных сюжетов и хэппи-эндов (только никому не говорите). Власов действительно был личным агентом Сталина. Он действительно был казнён, до самого конца сохраняя верность легенде. Его повешение стало частью многоходовой комбинации, которая продолжалась до сего дня.
И еще: мы - совершенно случайно - точно знаем, что именно в последнюю секунду шёпотом сказал надевающий на генеральскую шею казнимому генералу подошедший к нему исполнитель: «Центр – Андрею. Разрешаю расслабиться!»